Вифлеемский глас | Владимир Цветков | 21.02.2009 |
В советское время любой сеанс художественного фильма в кинотеатре предварялся показом короткого журнала. Он приобщал зрителей к новостям научной и культурной жизни страны, знакомил с трудовыми буднями предприятий и организаций её огромного народного хозяйства.
Созданием хроникально-документальных и научно-популярных фильмов с первых лет советской власти занималось Культобъединение, образованное при Госкино (будущий Государственный Комитет по кинематографии СССР. — В.Ц.) в марте 1923 года.
В октябре 1924-го его переделали в Культкино с прежней задачей производства и проката просветительских лент. Первой постановкой объединения явилась картина «Аборт, или Суд над акушеркой Зайцевой». Её сюжет строился на популярном по сей день приёме слушания уголовного дела в суде.
Фильм был комбинированным, игровые куски в нем органично дополнялись мультипликационными рисунками и схемами, призванными наиболее полно раскрыть перед зрителем главную тему — недопустимость аборта вообще и опасность его для здоровья и жизни женщины.
Создатели картины — режиссёр Н. Баклин, сценаристы Н. Галкин и И. Леонов и старейший русский художник-мультипликатор А. Бушкин — по сути, откликнулись на крайне острую тему, не на шутку взволновавшую русское общество, затронув практически все слои населения России.
Фильм «Аборт» стал как бы отражением множества горячих суждений, сводившихся в итоге к категорическому неприятию абортов, официально узаконенных в стране Лениным и Троцким в 1920 году. Однозначная цель неслыханного нововведения — сокращение русского населения — была очевидна для всех.
Пресса отреагировала на фильм негативно, на все лады охаивая его как примитивный по качеству и слабый в художественном решении. Рьяные борзописцы упрекали картину за смакование ненужных подробностей операции по искусственному прерыванию беременности, сводили на нет её научно-познавательное значение. Правда, в нынешних условиях настоящего разгула жёлтой прессы, весьма сходных с периодом становления советского государства, это вряд ли кого удивит. К тому же называть «смакованием» особенности проведения страшной и противоестественной операции, наносящей одновременно тяжелейшую духовную травму, — это ли не верх безобразного цинизма?!
Фильм обходил своим вниманием «социальные истоки возникновения подпольных абортариев», в чём его попутно обвиняли. Он открыто и прямо, по-русски, выступал в защиту человеческой жизни, ставя, как говорится, вопрос ребром. Конечно, в условиях послереволюционного лихолетья злободневная по содержанию картина не могла прозвучать со всей силой. Тем не менее это был пусть слабый, но самый первый кинематографический голос, защищавший богодарованную жизнь, покушаться на которую недопустимо.
Несомненно, что фильм внёс свою скромную лепту в решение И.В.Сталина 1936 года о строжайшем запрете абортов в СССР под страхом уголовного наказания. В отличие от Ленина с Троцким ему нужны были люди. И, не погубленные преступной операцией, они позднее стали учителями и инженерами, учёными и писателями, деятелями искусства и тружениками сельского хозяйства и промышленных предприятий. То есть теми, кто внёс свой посильный вклад в укрепление великой державы.
Вифлеемский глас, № 2(4) за 2009 г., с. 5.