Избавление от Смуты

Изгнание польских интервентов из Кремля — это лишь частный эпизод той кровавой, бескомпромиссной войны на истощение и полное уничтожение всех воюющих сторон, которую Россия почти 400 лет назад вела против… России. Недаром эти годы (1606−1612) названы тревожным словом — СМУТА. Мы победили — недругов нашего спасительного единства, что всегда таится в нас самих и ждёт только удобного момента, чтобы восторжествовать. Та смута не единична. Из крупных можно насчитать по меньшей мере четыре. Одна уже названа, предшествовавшая ей, по названию замятня, случилась в первой трети XV века; третья из этих больших смут — Гражданская война, порождённая большевистским переворотом в октябре 1917 года; последней мы с вами, ныне живущие, свидетели. Она породила соотечественников и все их проблемы. И важнейшим для народа во всех случаях было не только победить, но и преодолеть смуту…

Туман веков, предания глухие
к нам выползают из кровавой тьмы.
И снова на Руси аркан Батыя,
но ведь Батый сегодня — это мы.

Великая Смута начала XVII века ушла из России осенью 1612 года. Она не было первой (вспомним долгую кровавую замятню времён Василия Тёмного) и вернётся к нам ещё дважды. Но это другие темы. А пока откроем летопись на 21 февраля 1613 года.

В тот день юноша Михаил Романов, боярин, дальний родственник Грозного, был избран Земским Собором на Царство. Не только он один. Избиралась династия на все времена, которые ей отпускал Бог. С какой стороны не посмотри, власть первый из Романовых получал легитимную, с легитимным же правом передавать её по роду. Ведь заседавший с января Собор был по своему составу самым представительным за всю историю старой России. Правда, преобладали на нём посланники дворянства и посадских людей, бояре и высшее духовенство, но также были делегаты от казаков и черносошных (вольных) крестьян. Не будем критиковать механизм народного волеизъявления 395-летней давности с позиций «демократических принципов» в их западном понятии. Мы знаем цену этой «демократии», свидетели её изъянов, лжи, двойных стандартов. Тогда разорённой стране, с обедневшим за долгую разруху от внутренних войн и агрессии соседей народом, стране развалин и пожарищ, разбойничьих шаек (своих и иноземных), казачьей «гульбы», необходима была сильная центральная власть, которую боялись бы и уважали разгулявшиеся за годы Смуты московиты, склонные к вольным потехам при ослаблении узды. Притом, непременным условием безоговорочного приятия сильной власти должна была быть её законность, которую, в свою очередь, обеспечивала бы природность. Вот такие сложности!

Не имело большого значения, правил бы страной или только царствовал в ней избранник Бога и православного люда. В государе главное — не ум, не доброта, не умение удовлетворительно хозяйствовать и победоносно воевать, чем в той или иной мере был наделён Борис Годунов, к своему несчастью, царь подставной, из «худых». Право на Шапку Мономаха было только у природного её искателя, Рюриковича (да не всякого, «всяких» развелось — не счесть). Пусть эта «природная» ниточка едва видна, более умозрительна, чем реальна между царями из рода Калиты и 16-летним Мишей Романовым, да всё-таки он племянник бездетного Фёдора Иоанновича, сына Грозного. Следовательно, природный, раз нет другого.

Эта мысль глубоко сидела в народном сознании. Она была присуща мировоззрению русского люда, естественно укоренялась в нём веками. Поэтому, оспаривая легитимность Романовых, как носителей высшей власти в России до отречения Николая II, с позиций каких-то законов, прав, нельзя отрываться от родной почвы, которая сама — высший для нас закон.

Легитимность Временного правительства 1917 года уже под сомнением, основание которому — сама процедура отречения последнего из Романовых в нарушение законодательства о престолонаследии Российской империи и традиций. Правда, и князь Львов, и Керенский прикрыли свои правительства «временностью». Захват власти большевиками и левыми эсерами теоретически мог бы быть узаконен Учредительным собранием 18 января 1918 года в Таврическом дворце, да, как мы знаем, «караул устал"… Уставший караул штыками утвердил на несколько десятилетий «династию», представленную почти исключительно мужчинами, катастрофически старевшими и неохотно подбиравшими «наследников» из ближнего окружения, разумеется, «верного». Появилось у династии нечто вроде имени: Политбюро-Президиум. Сталин мог бы стать законным государём, ибо во мнении народа, прочувствовавшего «отцовскую палку», был природным правителем, способным навести порядок. За Сталина народ бы проголосовал большинством поднятых рук, а после войны — единогласно. Только государя, пусть даже под титулом «Отца народов», тогда всенародно не избирали; так называемые «народные избранники» искусно назначались и «выбирались» на «выборах». Не было нужды в выборах (без кавычек) от смуты до смуты в ХХ веке.

Таковые (то есть отвечающие смыслу — избрание одного из нескольких кандидатов) возродились совсем недавно. Не будем здесь рассматривать сильные и слабые стороны навязанной нам без поправок на характер народный, историю, традиции нынешней демократии, узаконенной в России. Пусть потомки посмотрят со стороны, с расстояния, может быть подправят нашу списанную с заморских скрижалей демократию, а то и вовсе изобретут свою форму народовластия. Пока что приходится довольствоваться тем, что есть, что апологеты называют высшей формой народного правления, а критики, вслед за Платоном, — худшей политической системой. О вкусах не спорят, тем более — о вкусах предков, собравшихся в Москве для избрания верховного проводника России в её будущее в лютую стужу той зимы, удалённой от нас почти на четыре столетия.

Мог ли быть их выбор более удачным для трёхвековых (до 1917 года) судеб страны? Не исключено, мог быть. Возможно, наоборот. Не проверить. Но примем с благодарностью от них и от Бога то, что они нам вручили в те дни сомнений, во дни тягостных раздумий.

Выбор был не прост. Среди претендентов были названы польский королевич Владислав, швед из царствующего дома Карл-Филипп (куда как природны!); из старинных княжеских родов — Мстиславские и Голицыны, Рюриковичи не более отдалённые, чем потомки Калиты; казаки выкрикнули отпрыска Марины Мнишек, «ворёнка», рожденного от одного из «дмитриев». В сенях теремного дворца, между заседаниями, некоторые из думы думающих ворчали: «Почему не князя Пожарского?». Иностранцев отмели сразу. После продолжительных споров остановились на Романове.

Победил не Михаил, а его отец, патриарх Филарет. В народе подзабылось, что Фёдор-Филарет был возведён в высший церковный сан «тушинским вором», Лжедмитрием II, при весьма щекотливых обстоятельствах. Однако его «жалели» чисто по-русски за польский плен, где он задержался надолго; народу импонировало его поведение в неволе. Кроме того, страдающий в чужеземном заточении патриарх был умён, ловок, научен политическим играм, издавна вращаясь между Годуновым, ложными дмитриями, Шуйским, «семью боярами», между русскими и поляками, шведами и безродными казаками. Без сомнения, из-за стен темницы, довольно, пишут современники, «прозрачными», он мог влиять на настроения избирателей, и добился успеха. Нам ли удивляться предвыборным технологиям!

Как бы мы не относились к Романовым (русско-немецкому роду по крови и исключительно русским по приёмам жизни, по деятельности, по судьбе), именно с ними, как носителями верховной власти, Царство и Империя прошли свой неповторимый путь, скорбный и счастливый, в славе и унижениях, с надеждой и в отчаянии, но не в бесчестии. Жалеть об их уходе бессмысленно. Мечтать о возвращении? Точки на той странице истории давно поставлены, и Книга Судеб России листается дальше. Но ведь, как и всякий момент истории, 21 февраля 1613 года может нас научить чему-то, что-то подсказать, осветить хотя бы ближнюю перспективу. Ведь прошлое и будущее, свидетельствуют толкователи Нострадамуса, связаны кругом времён.

Общее для российских смут, будь то XV век, XVII или XX, — ослабление центральной власти в канун смуты. Когда слышны первые раскаты грома, власти уже не боятся, не уважают, игнорируют её. Война, «горячая» или «холодная» всех против всех, сословие идёт на сословие, неимущие — на имущих, тёмные массы — на просвещённое меньшинство, верующие на иноверцев. Сепаратизм территорий ломает государство на части. Начинается интервенция внешних сил, не всегда военная, чуждая идеология наносит иногда больший вред, чем пушки. Идёт переоценка ценностей внутри ослабленного смутой общества в пользу индивидуализма, прав отдельных личностей с отрицанием преимущественных прав общества и государственного патриотизма в пользу якобы общечеловеческих ценностей. Торжествует цинизм и предательство. Расцветает разбой: наша родная татьба и прямое казнокрадство старого времени; в новом — рэкет, коррупция, изощрённое, на научной основе, изъятие денег, ценностей у жертв, захват власти лидерами преступных кланов, ликвидация конкурентов и политической оппозиции при помощи профессиональных киллеров, боевые действия между преступными кланами. Нувориши («новые русские») торгуют собственной страной, интернациональная буржуазия оттесняет национальную, патриотическую, к краю стола. Падение нравов повсеместно. Разложению подвергается армия и силы внутреннего порядка. Всё это в короткое время, лавиной — в пропасть!

Механизм преодоления той Смуты с определёнными поправками и доработками с учётом разницы времён и событий может применяться и в наше время. Посмотрим, как наши предки справились с вызовом гибельных для страны сил. Одних военных усилий, предпринятых Мининым и Пожарским, оказалось недостаточно. Пассионарная часть общества (активное меньшинство, скажем проще) спасает страну простым принуждением исполнять законы, которые при этом ужесточаются: за преднамеренное убийство, надругательство над детьми, распространение табачного (то есть бесовского) зелья, этого наркотика средневековья, — смерть. Нижегородский староста дал яркий пример, как «уговаривать», приводить в патриотическое чувство зарвавшуюся торговую братву, олигархов, на современном языке. Из пополненной государственной казны финансировали восстановление ремесленного и мануфактурного производства, значительная часть денег пошла на расширение сельского хозяйства. Даже сказочно богатые солепромышленники Строгановы не смели приобретать недвижимость западнее Соловецких островов, о Канарах, понятно, не мечтали. Беспризорная детвора возвратилась в семьи, бродяг-бомжей пристроили к делу на тульских заводах и стройках. При этом нарушались права только тех «человеков», которые под человеческую категорию не подходили, — «татей» и грабителей, извращенцев, любителей пожить за чужой счёт. Вспомнили слова, которые удовлетворяли всех, в переводе со старорусского это — «стабильность» и «порядок». И гарантом их стал новоизбранный государь. Он не опасался, что через 4, максимум 8 лет ему придётся уйти в частную жизнь и наверняка попасть под расправу тех, для кого Смута оказалась живительной атмосферой, личным благом. На очистительные реформы Собор выделил ему весь личный жизненный срок, а не успеет, продолжат наследники, не обязательно кровные. На том соборе победила партия Филарета. А в ней оказалась сконцентрированной та сила, которая при умелом расходовании на святое дело возрождения России могла бы стать если не вечной, то долговечной.