Пастырь и миссионер в затворе

Свт. Феофан Затворник о современных ему церкви и обществе

10/23 января — 115 лет блаженной кончины святителя Феофана, Затворника Вышенского

Часть I
Часть II

О состоянии российского общества.

Ослабление исконной православной традиции в русской церковной среде не замедлило сказаться и на всём российском обществе. Недостаток живого духовного слова о вере, довольство, нередко, одною обрядностью, означало заметное замирание внутренней жизни среди православных, часто уже не способных ясно разобраться во многих её проявлениях.

В русском обществе, как в высших и интеллигентских кругах, так и в массе простого народа ширилась внутренняя пустота, которую по-своему старались заполнить. И если одни теперь всё чаще обращались к сектантству, то других это могло ещё больше оттолкнуть от религии и склонить к совершенному неверию и материализму. «К горю нашему, — вслед за святителем Игнатием (Брянчаниновым) отмечал преосвященный Феофан, — зло сие всё более и более растет и распространяется — заходят богопротивные мнения и подсекают веру; подсекая же веру, портят благочестие. — У нас эта язва явилась в двух видах — в виде неверия, — от ложного направления умственного образования, и виде раскола, — от грубого неведения, в чем главное дело спасения» [5, с.73].

Вместе с тем, святитель Феофан ожидал определенных мер и от церковных властей, но не встречал их содействия. Его удивлению от такого бездействия не было границ. Он опасался роста влияния сектантства, ибо это могло в религиозном отношении пополам рассечь всю Россию [6, вып.2 с.110]. Цензура в то время не препятствовала, например секте Пашкова издавать свою литературу, несмотря на её неправославное содержание. Пашков даже заявлял, что имеет на это письменное разрешение от государя и митрополита [6, вып.7 с.124]. «Как нелепо действовала против него наша духовная власть, из рук вон. 5 лет трубить, — а ему ничего. Мне стало сдаваться, не изъявил ли как-либо митрополит согласие на его проповедь, будучи обманут льстивыми пашковскими речами о значении воплощенного домостроительства» [6, вып.7 с.135]. Как выяснилось позже, предположения святителя оказались во многом верны [10, с.64]. В конце концов, власти вмешались и в 1884 г. главные деятели этих новых религиозных общин были вынуждены покинуть Россию [7, с.402]. Однако общее религиозное положение дел в стране оставалось без изменений. Впрочем, не власть, был убежден святитель Феофан, возродит православие. По справедливому утверждению Г. Флоровского, он мечтал об апостольском хождении в народ [7, с.398; 9, с.123] «…вы справедливо скорбите о сокращении приходов и закрытии церквей. Что делать?…слабеет вера. В иных местах, не шутя берутся поджигать её… Что-то с этой целью состоялось в Саратове… Заводится общество и во Владимире. Но лишь действующих нет, как нет. Соберут деньжонок, накупят книжек и станут раздавать даром, или продавать по дешевой цене. Вот и всё. Мёртво. Живых действователей нет. И общества не принесут ожидаемой пользы. Поджигатели должны сами гореть. Горя, ходить всюду, — и в устной беседе зажигать сердца… Вот что потребно! А где это возьмем? Опять только молиться остается к Подателю всяких даров» [6, вып.2 с.19−20].

По выражению Г. Флоровского, религиозно-моралистическое возбуждение 70-х гг. проходило в стиле «библейских обществ» александровской эпохи, не случайно, в это время переиздавались многие мистические книги тех лет [7, с.401−402]. Вернулась прежняя тяга к внутреннему, духовному миру человека, о чем святитель Феофан писал: «В движении том точно была истинная сторона: ибо искать внутреннего, живого богообщения должно быть последнею целию всякого христианина. Но оно оказалось малоуспешным и скоро прекратилось, или было прекращено, потому что двигатели пошли не тою дорогою и не те избрали руководства. Они пошли по стопам западных мистиков… в пустоту и мечты фантазии. Манила их хорошая вещь; но она затмевались мечтами, и они оставлены были блуждать во тьме, ощупью. В Церкви Божией всегда была в силе внутренняя христианская жизнь, и руководство к ней всегда предлагалось и предлагается самое полное и безошибочное. Совсем другое было бы дело, если б движение то направлялось по этому руководству» [3, с.25−26]. Новое религиозное движение было для него очевидным духовным обольщением, внутреннем ослеплением и заблуждением, которые в православии называются прелестью. В этом состоянии невозможно различить истинных духовных явлений от ложных: «Ирвингианство, судя по его образованию… есть проделка духов спиритских. Они что-то там показали дивное. И желавшие дива уверились через то, что среди их восстановляется церковь в апостольском духе — и с апостольскими дарами. На этом уверении образовалась община и действует… Редсток с С.- Петербургскою общиною апостольскою — того же покроя. Пашков, от них научившийся ересям, тоже от духов берет начало… Пашков говорит, что ему являлся Христос, что в нем Христос говорит. И у спиритов духи — то говорят в воздухе, то шепчут в уши, то берут руку и плюнут, то в разнообразном виде являются… Пашков медиум. И учение его — спиритская бесовщина» [6, вып.7 с.136−137].

Тем временем, в простом народе росло влияние штундизма и раскольнических сект. По наблюдению святителя Феофана, иноверие укоренялось в нем частью по вине равнодушного молчания священнослужителей, частью из-за неясности богослужебных книг, требовавших нового церковно-славянского перевода и исправления. Многих отталкивало от церкви общее падение нравственности среди православных [5, с.92−95]. Его очень беспокоило почти полное отсутствие работ в опровержение штунды и молоканства. Судя по переписке, преосвященный не раз собирался взяться за их подробное изучение, но ежедневная переписка, перевод «Добротолюбия» и толкование апостольских посланий, по-видимому, помешали ему серьёзно посветить себя этому делу. Не случайно святитель с большим одобрением встретил книгу А. Д Ушинского о штундизме при всех её недостатках. На безрыбье и рак рыба, заметил он автору [6, вып.7 с.167].

Между тем, в научных кругах конца XIХ века и в обществе в целом, всё резче чувствовалось презрительное снисхождение и пренебрежение к вере, не только непонимание, но и огульное отрицание духовного начала в человеке. Святитель Феофан ясно ощущал атмосферу этой враждебной настроенности и чутко уловил возможность в недалеком будущем безудержного атеистического разгула: «Пишите горькие вести о направлении наших ученых… Что дивного, что наши умники стали буесловить. То ли ещё будет?! Это ещё начатки, мы всё извратим. Будем злее протестантов. Когда протестантство зарождалось, тогда ещё сильно было чувство церковное, и преобразователи остепенялись им. Теперь сами протестанты уже далеко не то, что были в начале, то есть злее во сто крат. Эту-то злейшую злость мы от них теперь от них и забираем… И по нашей размашистой натуре: „на — де — знай наших“, всякую дрянь будем выставлять как свет из светов» [6, вып.2 с.8].

В связи с этим его особенно печалила судьба молодого поколения. Светское образование, по мнению Феофана Затворника, с ранних лет подрывало духовное развитие детей, не давая им подлинных знаний о вере и христианской жизни, и, сужая их кругозор до узко материалистического восприятия мира. Этим особенно страдала высшая школа: университеты и высшие женские курсы [6, вып.6 с.100; вып.2 с.104]. Святитель всё чаще с горечью замечал людей, только числившихся православными, но которые по духу и убеждениям были вольтериане, атеисты, лютеране и вообще всякого рода вольнодумцы: «Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей ещё держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше православие» [8, с.138−139]. Материалистический образ мыслей распространялся через учебные заведения, где особый вес в то время имела гипотеза Лапласа об образовании мира и постулаты дарвинизма [6, вып.7 с.143]. Они повсюду сеяли неверие, ибо если нет Бога и души, спрашивал преосвященный Феофан, то на чем удержится вера — вот она и падает [6, вып.5 с.46]. «Злые начала вошли в науки и в жизнь; у нас нет книг, читая которые, можно бы образумиться тем, кои ещё способны к образумлению… Нужно жаркие книги защитительные против всех злостей. Следует нарядить писак и обязать их писать» [8, с.139]. Вину за такое положение Епископ Феофан во многом возлагал на правительство, обязанность которого — пресекать зло с внешней стороны [6, вып.7 с.143].

Лишенные всякого представления о внутренней жизни, дети уже не осознавали своих духовных потребностей и не верили в Бога. Помочь им можно было только в близком, откровенном общении. Очень важно расположить детей открывать свои недоумения и сердечные тревоги, и ненавязчиво указывать им ответы [6, вып.2 с.7]. Но зло разливается, горько убеждался святитель, и зальет бедную Русь [6, вып.8 с.49].

Отступая от веры и церкви, общество окончательно отметало духовные ценности. Феофан Затворник поражался масштабам внутреннего обнищания. Замирание духа изумляло его: он не понимал, как можно убивать в себе часть своего естества. Словно моровое поветрие нашло на духовную жизнь, сравнивал он [6, вып.3 с.71]. Человек все больше низводил себя до животного уровня, заботясь всецело о земных интересах.

Молодежь жить на земле и по-земному хочет — таков неутешительный вывод Феофана Затворника. Ведь и нельзя без этого, соглашался он, потому что человек имеет и земную природу, только нельзя забывать, что на земле люди лишь на короткое время, то есть, хотя и «земны» но не для земли получили бытие [6, вып.8 с.101].

Напомним здесь, что именно молодому поколению предстояло вступить в ХХ век и решать судьбу России в новейшее время. Забывая о своих высоких духовных потребностях, замыкаясь только на земных интересах, человек, в глазах святителя Феофана представлял собой печальное зрелище. При таком образе жизни «не всё естество человеческое питается и не все потребности его удовлетворяются» [2, с.11−12]. Земные, материальные потребности теряют в человеке всякую меру, превращаясь в ненасытную жажду земного: «Когда человек в своем чине держится, то он живет духом, то есть страхом Божиим водится и совесть слушает и горнего ищет. А когда он поддается влечениям души дольней, то выходит из своего чина, и то, чего хочет дух, думает достать среди тварей. Этого ему не удается, и он томится и крушится… Отчего животные потребности у животных все в своей норме, а у человека, когда он предается чувственности, чувственные потребности предела и меры не имеют? Эту безмерность сообщает им дух, попавший в плен к ним; а дух сею безмерностию чает затушить свою жажду бесконечного, по образу коего создан, и в коем едином благо его» [6, вып.1 с.163].

Представив основные замечания преосвященного Феофана о духовном состоянии современности, мы опускаем здесь его нелестные суждения о светской жизни российского общества, о философствовании Л.Н. Толстого, о прогрессистских течениях, сторонники которого стремились осчастливить всё человечество, нередко отнимая счастье у тех, кто жил с ними рядом; не упоминаем и о распространении сожительства в замен церковного брака. Всё это только лишний раз подтверждает главную мысль святителя — расцерковление общества и отречение от православия, попрание веры и забвение заповедей становились в России повальным явлением. Сравнивая течение событий перед Великой французской революцией с настроениями в отечестве, он приходил к выводу, что оно было готово повторить её опыт: «У вас там, — и всюду — охают и ахают. Беда! Беда! И беда видна. Но никому в голову не приходит загородить и завалить источник беды. Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек — ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря однако на то что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требование — инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло всё вверх дном. Что у нас?! У нас материалистические воззрения всё более и более приобретают вес и обобщаются. Силы ещё не взяли, а берут. Неверие безнравственность тоже расширяются. Требования свободы и самоуправства — выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции» [6, вып.7 с.142−143]. Источник этого зла святитель видел в широкой проповеди материалистических учений о самообразовании мира, отвергавших Бога и душу. Если ей не поставить преграду, неверие будет неизбежно расти, а с ним — своеволие граждан и «разрушение правительства настоящего» [6, вып.7 с.144−145].

В трудах епископа Феофана отчетливо звучит мысль о глубокой связи монархического правления с положением православной веры в России. Участь царственных лиц, престолов и всего государства зависит не от них одних, но в значительной степени от духа, правил и стремлений самого народа [5, с.42]. Когда Божьи установления повсюду отставлены на задний план, тогда в обществе, по словам святителя, «начинает водворяться эмансипация от Божеских требований», — в умственном, нравственном, эстетическом отношениях; тогда происходит отмежевание от веры и церкви воспитания, обычаев, всех увеселений, а тем более политики [9, с.179]. «В настоящее время, — продолжает Феофан Затворник, — о том, что Божие не думают, не говорят, не пишут и даже в мысли не имеют, ни при каких начинаниях. Дивно ли, что при таком настроении, учения противные вере находят доступ в общество и что общество склоняется к повальному безверию?» [9, с.180] Православная государственность в России была на пути к катастрофе, которая, по его убеждению, должна обернуться трагедией для всего русского народа [5, с.42−43]. Только дух смиренной покорности Богу, дух совершенной преданности Его водительству и крепкого упования на Него единого могли сообщить православному царству благонадежную крепость и благоденствие самому обществу, таким духом исполненного [5, с.44].

Подобный исход событий, впрочем не был роковой неизбежностью. В историческом процессе святитель Феофан отводил значительное место праву выбора того или иного пути развития, которым обладает каждый отдельный человек и целые общества, определяя тем самым свою судьбу [9, с.187]. «…все события человеческие, и общие и частные, плод свободных начинаний человека. Общее течет именно так потому, что все или большинство того хотят; и частное входит в соглашение с общим, потому что тот и другой в частности того хотят. Доказательства тому налицо: среди доброго общего бывают частности худые; и среди худого общего бывают частности добрые. И ещё: среди крепко сложившегося общего зарождаются частности, которые, разрастаясь и укрепляясь более и более, пересиливают прежнее общее и занимают его место. Но эти частности всегда дело свободы. Что общего у христианства с характером времени, в которое оно зачалось? Оно засеменено несколькими лицами, которые не были порождением необходимого течения историй; оно привлекло желающих, крепко расширялось и стало общим делом тогдашнего человечества, все-таки оно было делом свободы. То же и в худом направлении: как развратился запад? Сам себя развратил: стали вместо Евангелия учиться у язычников и перенимать у них обычаи — и развратились. То же будет и у нас: начали мы учиться у отпадшего от Христа Господа запада, и перенесли в себя дух его, кончится тем, что, подобно ему, отшатнемся от истинного христианства. Но во всем этом ничего нет необходимо определяющего на дело свободы: захотим и прогоним западную тьму; не захотим — и погрузимся, конечно в неё» [9, с.187−188]. Преосвященного Феофана трудно заподозрить в слепой ксенофобии и предвзятой неприязни к Западу. В западной культуре он не признавал лишь то, с чем не могло мириться его глубоко христианское, православное сознание. Свои надежды на лучшее он связывал с духовным просветлением соотечественников, которое позволило бы различить слабые и сильные стороны в достижениях западных соседей и перенять только наиболее ценное.

Заключение.

Церковная и общественная жизнь России прошлого века во многих своих проявлениях нашла тонкое понимание в наследии святителя Феофана Затворника. Его проницательные прогнозы, за полстолетия опередившие трагические события нашей истории, были плодом не просто чуткой интуиции мысли. Они явились итогом многолетнего духовного опыта и архипастырского служения — живого познания внутренней жизни в Боге и глубокого, практического изучения человеческой психологии.

Святитель Феофан Затворник оставил нам духовное осмысление современных ему событий российской действительности. За многообразием внешней жизни он умел ясно различить начало всех её проявлений, которое скрывается в сердцах людей. Содержание сердца, его ценности и идеалы, стремления и надежды по-своему направляют деятельность каждого отдельного человека и общества в целом. Внешняя деятельность людей, таким образом, протекает в соответствии с их внутренним (духовным) состоянием. И если человек отвергает Евангелие, отступает от православной апостольской церкви, он не может оставаться духовно здоровым, а его внешняя жизнь — светлой, гармоничной и полноценной.

Обращая свой взгляд на события современности, преосвященный Феофан обеспокоено замечал всё большее непонимание и нарушение православных начал, а с ними и всей внутренней жизни людей. «Через поколение, много через два, — предостерегал он, как мы упоминали, — иссякнет наше православие,» — и, что наиболее показательно, подобные явления распространялись даже в церковной среде. Верхи и низы отступали от церкви, изменяя вере отцов, или вообще отрекаясь от веры. Изменялся внутренний склад русских людей, менялись их устремления и ожидания, идеалы их сердца (то есть то, что теперь принято называть менталитетом), а значит, целиком должно было смениться общественное и государственное устройство России. Недаром, на склоне лет Вышенский затворник писал: «Гибнет Русь православная!» [6, вып.1 с.252]. Гибнет Русь святая, усеянная «святынями восхитительными» [6, вып.3 с.48], гибнет вслед за гибелью самого православия, гибнет, потому, что теряет опору во всё менее православных сердцах своего народа. Не случайно, молясь о ней, святитель просит прежде всего укрепить её веру: «Сохрани её Господи и дух в ней веры святой возвыси и закрепи за нею навсегда» [6, вып.3 с.33].
Геннадий Гончаров, кандидат исторических наук, преподаватель Академии внутренних войск МВД Украины, г. Харьков

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:
1. Феофан Затворник, святитель. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. — Репринт. изд. — М.: Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1995.
2. Феофан, епископ. Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться. — 6-е изд. — Л.: Соборный разум, Знание, 1991. 3. Феофан Затворник, святитель. Письма о духовной жизни. Уроки из деяний и словес Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. — М.: Правило веры, 1996.
4. Феофан Затворник, святитель. Путь ко спасению: Краткий очерк аскетики. — М.: Благо, 1996. 5. Феофан, епископ. Слова: О православии с предостережениями от погрешений против него. — М.: Издательский отдел Московского Патриархата, 1991. 6. Феофан Затворник. Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника: Собрание писем: [В 4 т.] В 8 вып. — Репринт. изд. — М.: Изд. Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, Паломник, 1994. 7. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. — К.: Путь к истине, 1991.
8. Феофан Затворник, святитель. Письма о христианской жизни. Поучения. — М.: Правило веры, 1997. 9. Феофан, епископ. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. — М.: Реклама, 1991.
10. Пашковцы // Энциклопедический словарь / Брокгауз и Ефрон. — СПб., 1898. — Т.23, [кн.] 45. — С.64.