Народное Христианское Объединение. Богомольческое движение в Югославии

Фрагмент книги «Крест Николая Сербского. Мёртвые сильнее живых»

Размышляя о состоянии православных семинарий в Сербии начала ХХ века, епископ Николай (Велимирович) писал в 1903 году: «крайняя неустроенность наших семинарий, упадок, случайный подбор преподавательского состава, низкий и узкий объём знаний — одна из главных причин отпадания народа от веры и от морали» [1].

Следствием этого было то, что народ был «религиозно весьма непросвещён, даже менее образован, нежели в других вопросах. Стоит поговорить с каким-нибудь простым человеком из уездного городка Н., как можно тут же убедиться в том, что он не понимает, почему зовётся христианином. Знание катехизиса? Никакого. Молитва — эгоистична и нехристианская. Домашняя вера — суеверие, какое именно, и не спрашиваем» [2].

«Анализируйте душу народа, полистайте духовные журналы, просмотрите журналистику, заверните в церковь, почитайте криминальную хронику, пересчитайте плоды гуманизма и христианства, а затем суммируйте это. Результат будет ясен: поражение церкви» [3].

* * *

Перефразируя Константина Леонтьева [4] вот, что можно сказать о сербских «западниках»: «духовная зависимость от Запада, в которую впадают современные сербские западники, остывая к православию, не католицизм (для искреннего стремления в Рим нужно быть все-таки религиозным; надо предпочитать одну мистическую веру другой вере, такой же мистической и церковной). Западники впадают в самую обыкновенную общеевропейскую рационалистическую пошлость…»

А вот свидетельство князя Владимира Петровича Мещерского, путешествовавшего в сентябре 1876 г. по Сербии:

«…Воспитание этой культурной сербской молодёжи получается в их белградском лицее — учебном заведении, не доросшем, за неимением учебных и денежных средств, до университета.
Там учат профессора, все получившие образование или в Германии, или во Франции.
Учение выходит поверхностное — с одной стороны, реальное[5] - с другой. Литература, история, философия, религия, искусства — всё это почти не входит в образовательный курс; о русском мире нет и помина.
И вот, из всего этого выходят какие-то умственные недоноски, для которых культурное развитие делается не облагораживающим, не возвышающим дух началом, а каким-то уродливым подстрекателем смотреть на всё в жизни грубо, цинично, эпикурейцами и смеяться над словами: долг, дисциплина, патриотизм, вера, нравственность, и ещё более над словами: Россия, русские, русское влияние и т. д.
Вообще, образование местное, выходящее из пределов низшего, имеет растлевающее и обезличивающее влияние на сербскую молодёжь, потому именно, что правительство Сербии, поддавшись влиянию поверхностно передовых фанатиков и утопистов, позаботились не о том, чтобы высшее образование было серьёзно, добросовестно и основано на началах христианского образования, а о том, чтобы оно как можно скорее приравняло массу культурного слоя к вольнодумцам парижских бульваров…» [6].

* * *

«Сербскую культуру и духовность конца ХIХ — начала ХХ века характеризует идейная и духовная дезориентация. На территории сербской державы действуют почти все современные европейские идеи из философии, науки и искусства. <…>
Это было время взлёта естественных наук, но и общественные науки не отставали. Литература отделяется от публицистики и философии. Формируются собственно литературные направления: реализм, экспрессионизм, символизм. Критика перестаёт быть филологической, но становится эстетической. На политическую мысль большое влияние имеют социалисты.
Основу их философии составлял диамат. Религия для них была следствием незнания. Как таковая, наряду с метафизическим идеализмом, поэтическим романтизмом и суевериями является причиной наибольшего зла в народе. Лишь естественная наука, ставящая перед собой утилитарные цели, может — по их мнению — освободить как человека, так и народ от заблуждений и свершить моральное и социальное перерождение.
<…> Сербская политическая мысль формировалась под сильным влиянием французской политической философии, следствием чего стало то, что Сербия стала одной из наидемократичнейших стран той поры, в которой особо была гарантирована свобода слова и печати. Французское влияние было доминантным и в других областях жизни Сербии. Формирование партий в сербском народе и утверждение парламентской демократии, этого универсального и обожествляемого принципа современного мира, стало началом разрушения соборного самосознания сербского народа, начало разных стычек и склок, которые во время Второй мировой войны привели к братоубийственной гражданской войне.
Включение сербской культуры в европейскую было началом самозабвения собственного культурного и духовного наследия. Немалое число сербов, получивших образование в западных университетах,… с презрением смотрели на собственное наследие, полагая его „примитивным“.» [7]
«Париж поставлял Сербии пустобрехов и псевдолибералов, Вена — политических шулеров, Берлин — некую разновидность ограниченных людей, и лишь Петроград — сообразительных людей дела с серьёзным образованием» [8], писал Пера Тодорович, один из ближайших соратников сербского социалиста Светозара Марковича.

Со второй половины ХIХ века начинается трагический раскол и расщепление сербской культуры, а так же и самосознания сербского народа. Впрочем, начало расщепления нужно искать в проекте развития образования в Сербии, составленном в 20-х — 30-х годах ХIХ века Вуком Караджичем. Который, кстати, уже тогда собирался выбросить из школы Псалтирь и Часослов, под предлогом того, что они непонятны ни взрослым, ни детям [9].

Церковное богословие также переживало глубокий кризис. Формализм и морализаторство скорее вредили развитию религиозной мысли, нежели способствовали возрождению православной духовности.

Этот факт также не стоит сбрасывать со счетов. Кроме того, наряду с интеллектуальными проблемами, не менее важными были и проблемы морального плана.
Образ мысли придумывал новые оправдания безобразным действий. Впрочем, скепсис по отношению к церковнослужителям проистекал, в том числе, из-за недостаточно высокого морального уровня пастырей Сербской Церкви.

* * *

Первая мировая война, принеся сербскому народу невыносимые страдания, оказала большое влияние и на религиозность: часть людей стала циниками, иные же, напротив, преисполнились мистического чувства Божьего Присутствия.

Ни первые, ни последние не могли довольствоваться лишь церковными требами да общими словами схоластики. Реакцией на то, что церковь превращалась в род «сервиса», а общество утверждалось в безверии, стало народное богомольческое движение.

Однако, в отличие от христианских движений, возникших в других землях: греческого движения «Жизнь», возглавляемого монахами, а также английского «Оксфордского движения», собравшего вокруг себя интеллигенцию, сербское богомольческое движение родилось в народной толще и вбирало в себя в основном простецов.

Поначалу среди участников богомольческого движения было немало сектантов и людей, пребывавших в прелести духовной. Из-за этого и священство держалось в стороне, а кое-где даже и враждебно по отношению к ревнителям из народа. Богомольцев обвинили в том, что они объединяют вокруг себя адвентистов и, вообще, являются агентами влияния неких внешних сил. Само слово «богомольцы», которым окрестили членов спонтанного движения, поначалу несло на себе отпечаток пренебрежительного отношения к простецам-ревнителям.

Владыка Николай не оставался в стороне: «богомольцы вовсе не какие-то иностранцы или чужаки среди нас, но кость от кости, кровь от крови нашей, вчерашние воины, многие из них офицеры резерва, верные чада нашей церкви. Люди, с углублённым осознанием веры, крепкой ревностью о духовном делании и большим попечением о спасении души. Они не называли себя богомольцами. Другие так их назвали. И они от этого имени не отрекутся» [10].

В марте 1920 года Николай созвал несколько известных в стране людей с целью обсудить «мутную религиозную ситуацию». В Белграде тогда действовали «Христанское объединение студентов» и «Всемирное христианское объединение молодёжи». Было решено печатным словом «пробуждать моральное сознание в народе. Из чего позже развилось бы, по-идее, большое богомольческо-православное движение».

После выхода в свет двух номеров журнала «Богомолье» попытка создания издательско-информационного центра была на грани краха. С одной стороны, члены редколлегии не смогли найти общий язык друг с другом, а с другой — белградская интеллигенция откровенно считала, что «вера оглупляет народ», и поддерживать богомольцев не собиралась.

Тем более что церковь в Королевстве СХС была официально отделена от государства. Вера была вытеснена из общественной жизни и втиснута в частную сферу. Бытие Бога допускалось, но Его связь с миром не принималась во внимание.

«Многие христиане стыдятся и своей веры, и Христа, а в высшем обществе считается признаком просвещённости не просто безверие, но открытая проповедь атеизма», писал в «Гласнике», служебном органе Синода СПЦ Добросав Коавачевич.

Переломным моментом в отношении к Народному Христианскому Объединению стала полемика вокруг статьи владыки Николая, опубликованной в следующем номере «Гласника»: «Не отталкивайте их: одно напоминание священникам».

Владыка Николай, имевший богатый опыт общения с ищущей интеллигенцией Европы, России и Америки, был разочарован тем, что югославские «образованцы» безразличны к вопросам духа.

…В Америке — экуменизм, в Европе — теософия, в России — евразийство, а тут — никому ничего не надобно, нет и следа каких-то там поисков… [11] «Но <то, чего нет среди интеллигентов,> в народе есть. Простой народ никогда не был удовлетворён лишь земным царством, каким бы оно не было. По своему неугасимому божественному инстинкту он всегда тянется к Небесному Царствию».

А вот что посоветовал владыка Николай братьям-священникам: «Постарайтесь понять богомольцев. Воздержитесь от побивания их камнями, можете ненароком угодить камнем в Христа. Не отталкивайте их, и они вас не оттолкнут» [12].
Церковь относилась к происходящему всё ещё настороженно.
Относительно попытки клира взять движение в свои руки и влиять на характер его деятельности высказался председатель движения, студент Богословского института Драголюб Миливоевич [13]:

- Мы не примем священников в движение и не дадим им взять это движение в свои руки. По психологии этого движения, по его духу ни один богомолец не пойдёт за священником, который не соблюдает постов, напивается, играет в карты, агитирует как политик, не учит осмысленной исповеди, сокращает богослужение и служит небрежно, впадая при этом в блуд и другие грехи. Всякий богомолец почитает чин священнический и такого священника, но идти за ним он не станет. Ибо Господь заповедовал: «Слушайте то, что они говорят, но де делайте того, что они творят». [14]

Не мудрено, что подобные декларации настраивали священноначалие против движения, опасаясь, что оно превратится в мощный протестантский «беспоповский» раскол. «Весник Српске Цркве» в мае 1926 года опубликовал статью Владимира Дмитриевича, исполненную опасений того, что «богомольческое движение скоро станет обоюдоострым мечем, который нанесёт св. православной церкви смертельную рану».

Эта статья вызвала полемику. Уже в июньском номере Драголюб Миливоевич ответил статьёй «Богомольческая литература»:

«В наших брошюрах, книгах и газете мы боремся почитание св. икон, покаяние, причащение и остальные православные догмы, что всякий может видеть. Но если ранее у нас были ошибки в трактовке догматов, то причина была в незнании и в желании оттолкнуться от спиритизма. Богомольческое движение тянет руки к Матери-Церкви, но кроме преосвященного епископа Николая редко кто из священников и монахов хотел иметь дело со „спиритистами и презренными богомольцами“. Редко кто из званых указывал на ошибки и заблуждения и помогал их преодолеть.
<…> Нашей св. Православной церкви наносит раны не Богомольческое движение, но грязная жизнь многих монахов. Смертельную рану Св. Православной церкви наносят её же слуги. И вместо того, чтобы г. архимандрит направил острие своей критики на монахов, которые живут хуже мирян, он бросается на богомольцев, которые каются, исповедуются, постятся., молятся Богу, ходят в церковь и причащаются. Вместо того, чтобы выпороть как следует монахов, которые держат в обителях поварих и распевают в монастырях светские песни, он нападает на богомольцев, которые поют песни духовного содержания. Вместо того, чтобы взять метлу и вымести из монастырей многих монахов, имеющих жен и транжиривших монастырские имения, он, даже не познакомившись с движением, обрушивает свою критику на нас, богомольцев.» [15]

К 1930 году Промыслом Господним богомольческое движение обретает безусловно церковную окраску. Стал вопрос о встраивании Народного Христианского Объединения в структуру СПЦ. Необходимо было определить статус как богомольческих миссионеров, так и братств.
Не обошлось без искушений.

3 сентября 1931 г. СПЦ приняла новый Устав, согласно которому с одной стороны церковь окончательно отделялась от государства, однако государство при этом могло контролировать церковь. В частности, король оставил за собой право подтверждать выбор патриарха.

Произошло обострение отношений между епископатом СПЦ и Содружеством Священников. Содружество было основано ещё в ХIХ веке как реакция на фонариотов. В своём журнале «Весник Српске цркве» члены Содружества подвергли справедливой критике как сам Устав (Конституция), так и его разработчика, Гавриила Дожича (будущего патриарха). (Впоследствии коммунисты умело воспользуются этим внутрицерковным конфликтом и Содружество использовали в качестве одного из инструментов борьбы с Сербством).

В августе 1932 состоялась Конференция, на которой было объявлено, что по новым законам богомольцы не могут более титуловаться «миссионерами». Миссионерами могут быть лишь специально подготовленные лица, поставленные Архиерейским Собором, Патриархом, Синодом и соответствующим архиереем. Богомольческие миссионеры теперь нарекаются «ревнителями православия».

Это вызвало сильное волнение в движении. Тем более, что основные правила Народного Христианского Объединения были одобрены ещё в 1921 году патриархом Димитрием. Богомольческие миссионеры, согласно патриаршему благословению, получали соответствующую легитимацию (удостоверение).

Другой тревожной новостью стало то, что на Конференции не было владыки Николая, поскольку он снял с себя полномочия председателя Народного Христианского Объединения. Исполняющим обязанности председателя был избран иеромонах Дионисий (Миливоевич). Прибытие на Конференцию патриарха Варнавы означало признание движения со стороны высшего епископата.

Уже на следующий год на богомольческом соборе присутствовал и патриарх Варнава, и епископ Николай. Иеромонах Дионисий «из-за большой занятости в семинарии» более не мог заниматься управлением деятельности движения.

* * *

В 1940 году иеромонах Елисей (Попович) опубликовал в «Миссионере» статью, в которой говорилось о том, что для Сербской церкви счастье, что монашество преобразилось «и обновляется членами Богомольческого движения. Богомольцам присущ религиозный максимализм и сила духа, позволяющая строго соблюсти весь Закон Божий, неразбавленный поблажками. Этот максимализм принимает своё самое полное выражение в исполнении монашеских обетов. Это Богомольческое движение представляет собой тот резервуар, из которого Церковь черпает свои силы и добывает своих лучших представителей». [16]

Духовное семя, брошенное на ниву народной души епископом Николаем стало заметно во всей своей духовной полноте лишь после Второй мировой войны, когда православная вера и Церковь, как, впрочем, и весь сербский народ подверглись крупным испытаниям. В эти труднейшие годы проявилась духовная сила и выносливость православного народа, в первую очередь богомольцев.

Об этом в беседе о владыке Николае сказал епископ Рашско-Призренский Артемий: «Духовная брань епископа Николая и влияние всенародного богомольческого движения продолжается и по сей день. В первые послевоенные годы все кандидаты в сербские духовные семинарии по происхождению были из семей этого движения. Тоже самое можно сказать и о послушниках в монастырях…

Я дерзаю сказать, что Сербская Православная Церковь всё послевоенное время жила и ныне духовно живёт плодами и трудами святого владыки Николая, по словам Евангелия: „Один сеет, другой жнёт“. Владыка Николай был неустанным сеятелем, а мы пожинаем плоды его трудов, вознося хвалу Богу. И всё ещё сеет владыка Николай — своими книгами, своими святыми мощами, своими тёплыми богоугодными молитвами пред Престолом Всевышнего. Потому он был, есть и будет величайшим духовником, просиявшим в земле Сербской со времён Святителя Саввы» [17].

Примечания:

1 — «Хришhанскаи вескник», 1903, Сабрана дела, кнь 2. Химелстир, 1986, С.45−47
2 — Епископ Николаj: Прва наша реч, «Весник», 1909, броj 1, С.211
3 — Наша писма, 4, Сабрана дела, кнь 2. С. 49
4 — Леонтьев К.Н. Национальная политика как орудие всемирной революции. Цит. По. Записки отшельника. М., Русская книга, 1992
5 — здесь — неакадемическое
6 — Мещерский В.П. Правда о Сербии. Письма. СПб., 1877, цит. по Русские о Сербии и сербах, СПб, 2006, С. 157.
7 — Радован Биговиh, Од свечовека до богочовека: хришhанска философиjа Владике Николajа Велимировиhа, Београд, 1998. С.15−19
8 — Андриjа Стоковиh, Развитак филозофиjе у Срба, Београд, 1972, С.146
9 — там же. С. 51.
10 — Епископ Николаj: Ко су богомольци, Сабрана дела, кнь 8, С. 561
11 — Епископ Николаj и православни Богомольачки покрет. Драган Суботиh. Београд, Нова Искра, С.36
12 — «Гласник» № 17,1921, С.275
13 — впоследствии он стал тем самым печально известным епископом американско-канадским Дионисием
14 — «Одлуке свештеничке скупштине о покрету Богомольаца», № 1, 1926. Упореди о. Атанасиjе Вукиhевиh
15 — «Хришhанска Заjедница», № 2−3, 1926, С.20
16 — Епископ Николаj и православни Богомольачки покрет. Драган Суботиh. Београд, Нова Искра, С.258−259
17 — перевод Ксении Кончаревич