 |
| Страна.Ru | Митрополит Иларион (Алфеев) | 22.04.2005 |
Накануне первой встречи с новым главой Евросоюза Жозе Мануэлом Дурау Баррозо представитель Русской Православной Церкви при европейских международных организациях находился в кубинской столице на форуме «Диалог цивилизаций». Доктор богословия и философии, епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев) рассказал обозревателю Страны.Ru о теме своей предстоящей встречи с г-ном Баррозо, а также о зарубежных епархиях, новой конституции Евросоюза и развитии взаимоотношений с исламскими организациями.
— Ваше Преосвященство, у меня создалось впечатление, возможно неверное, что епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата за границей больше похожи на большой приход, чем на епархию в ее российском понимании, со сложной иерархической структурой, с определенными взаимоотношениями. Правильно ли это?
— Во-первых, наши зарубежные епархии разного размера. Например, Германская епархия включает, если я не ошибаюсь, около 50 приходов, поэтому она по своим размерам вполне соответствует небольшой российской епархии. Корсунская епархия тоже достаточно большая. Бельгийская меньше, а Австрийская — еще меньше. Когда я приехал в Австрию, епархия была фактически равна одному приходу — венскому Свято-Николаевскому собору. Кроме того, один раз в месяц священник ездил в Грац, чтобы совершать богослужение для маленькой общины, которая находится в этом городе. За прошедшие неполных два года появились новые общины. В Граце сейчас имеется полноценный приход со своим священником и еженедельным богослужением. В прошлом году мы открыли приход в Линце, посвященный святым Новомученикам и Исповедникам Российским, там тоже теперь есть свой молодой священник. Сейчас идет работа по созданию прихода в Клагенфурте, где уже начались регулярные богослужения. Имеются очаги русского присутствия в Зальцбурге (где есть приход Зарубежной Церкви) и Инсбруке.
Думаю, что в конечном итоге мы будем иметь шесть или семь православных приходов на территории Австрии.
— Это ваша личная заслуга?
— Нет. Просто в Австрии, в городах, которые я перечислил, такое количество русских православных людей, что это требует создания небольших приходских общин для них. При этом основной нашей приходской общиной и главным духовным центром епархии всегда будет оставаться венский Свято-Николаевский собор — самый величественный храм Московского Патриархата за пределами его канонической территории. В соборе каждое воскресенье бывает за богослужением примерно 200−300 человек, и он является основным духовным центром епархии. В сентябре 2003 года, практически сразу после моего приезда, в соборе начались реставрационные работы, которые продлятся, по-видимому, до 2007 года. Это первый капитальный ремонт с момента постройки собора в 1899 году.
Кроме того, в Вене имеется еще Лазаревский храм, построенный в 1895 году. Он находится в аварийном состоянии, но мы начали его ремонтировать: если Богу будет угодно, к осени закончим ремонт. Храм расположен на Центральном кладбище Вены, где имеется большое захоронение советских солдат, погибших при освобождении Австрии от фашизма в 1945 году.
— Я так понимаю, что для вас равное значение с епископским служением в Австрии и Венгрии играет ваша общественная деятельность. Я имею в виду те функции, которые вы выполняете в Европейском Союзе. Можно узнать подробнее о вашей работе?
— В июле 2002 года я был назначен главой Представительства Русской Православной Церкви при европейских международных организациях. Представительская деятельность в Брюсселе имеет многообразный характер. Прежде всего, наше Представительство является крупным информационным центром. Два-три раза в месяц мы выпускаем информационный бюллетень «Europaica» на трех языках, — английском, французском и немецком, — который содержит материалы как новостного, так и аналитического характера. Они посвящены роли религии в современной Европе, роли христианства, и в частности Православия, на европейском континенте, взаимоотношений между религиозными ценностями и секулярным гуманизмом и другие подобного рода вопросы. С ноября 2002 года, когда появился первый бюллетень, выпущено 62 номера бюллетеня, каждый из которых в распечатке занимает 15−20, а подчас и 30 страниц. Бюллетень является, наверное, самым многотиражным православным изданием в мире: количество электронных адресов, по которым он рассылается, превышает 5 тысяч, при том что некоторые адреса — коллективные.
Представительство выпускает также русскоязычный бюллетень «Православие в Европе». Кроме того, мы поддерживаем Интернет-сайт, являющийся самым крупным англоязычным сайтом Московского Патриархата и единственным нашим сайтом, содержащим материалы на французском и немецком языках.
Мы ведем широкую представительскую деятельность. Мне как главе Представительства приходится регулярно встречаться с европейскими политическими деятелями, в особенности с теми, кто заинтересован в обсуждении церковной и религиозной проблематики. На 22 апреля намечена встреча нескольких представителей Церквей и основных традиционных религий с новым председателем Еврокомиссии Жозе Мануэлом Дурау Баррозо. На этой встрече должен быть подписан совместный документ, который, по-видимому, положит начало более систематическому диалогу между Церквами и религиозными объединениями с одной стороны и органами Европейского Союза с другой.
Такой диалог предполагается новой европейской конституцией, которая уже принята на уровне Евросоюза и которую сейчас одна за другой ратифицируют европейские страны. Эта конституция в своей 52 статье говорит о необходимости открытого, транспарентного и систематического диалога Евросоюза с Церквами и религиозными общинами.
— Конституция говорит о необходимости диалога. Он на самом деле существует или представителя РПЦ пригласили, потому что считаются с такой значимой религиозной структурой?
— Диалог уже существует, но до сих пор он, по сути дела, был инициативой самых Церквей. То есть мы искали возможности встреч с парламентариями, с европейскими политиками и пытались высказать им свою точку зрения, а они были вольны ее слышать или не слышать. Теперь тот факт, что в европейскую конституцию занесен параграф о необходимости диалога, предполагает, что этот диалог будет строиться на принципе взаимной заинтересованности, и мы сможем рассчитывать не только на то, что нас примут и послушают, но так же и на то, что нас услышат и что наше мнение будет учитываться при построении общеевропейского дома.
Проблема заключается в том, что современное европейское сверхгосударство строится на секулярном, либеральном мировоззрении, которое вообще не предполагает существования религии в качестве какого-либо общественно значимого фактора. Иными словами, секулярное сверхгосударство обеспечивает свободу вероисповедания, коль скоро вы исповедуете свою религию в своем приходе или у себя дома. Но, если говорить о когда религиозной мотивации общественно значимых деяний, о возможном влиянии религии и религиозного мировоззрения на законодательство, на общественные процессы и политическую жизнь, то очевидно, что абсолютное большинство современных западных либеральных политиков отказывают религии в праве на общественное самовыражение.
И здесь мы — религиозные люди — видим очень серьезное противоречие с нашим собственным видением миссии религии в мире. Потому что у каждой религии, и в частности у христианства, есть некий миссионерский императив. Христос создавал свою Церковь не только для «келейного употребления» и не только для того, чтобы она существовала на уровне частного благочестия отдельных людей. У Церкви есть миссия по отношению к обществу, к миру, в том числе и к безрелигиозному обществу и секулярному миру, и Церковь должна иметь возможность эту свою миссию осуществлять.
— Мне доводилось встречаться с Романо Проди, и, кажется, он очень благоволил деятельности Церкви. Возможно, он хотел, чтобы в европейской конституции большее место было отведено традиционным религиям, чего не произошло. Что вы можете сказать о новом главе ЕС? Какова его позиция по отношению к христианству и остальным религиям?
— Думаю, что я смогу вам больше сказать после встречи 22 апреля. Впрочем, уже сам факт приглашения свидетельствует о том, что господин Баррозо придает большое значение этой встрече. Вот что он написал мне в своем пригласительном письме: «Я глубоко убежден, что пришло время придать новое видение Европе — видение, которое укоренено в тех общих ценностях, которые разделяют все европейцы. И к кому же еще обратиться за помощью, как не к лидерам великих религиозных традиций Европы?»
Вы правы, Романо Проди был внимателен к голосу Церквей. При нем существовала группа политических советников, один из которых специально занимался религиозными вопросами. Скорее всего, какая-то структура подобного рода будет сохранена, а может быть, при новом главе Евросоюза будет создана новая, более эффективная структура.
Что же касается европейской конституции, то дебаты, которые шли вокруг нее, показали значительное расхождение между традиционными Церквами, прежде всего такими, как Католическая и Православная, и современным секулярным миром. Первый проект конституции, предложенный для обсуждения около полутора лет назад, в качестве корней Европы упоминал только греко-римский мир и наследие эпохи Просвещения. Как будто бы двухтысячелетней христианской культуры вообще не существовало! Как будто бы в европейских городах христианские храмы не стоят чуть ли не на каждом перекрестке. Как будто бы вся европейская культура не была пронизана христианством.
Этот проект вызвал резко негативную реакцию со стороны церковных лидеров, которые настаивали на том, чтобы в конституции было упомянуто христианство. После долгих дебатов упоминание о христианстве так и не внесли, но зато убрали «греко-римский мир» и наследие эпохи Просвещения, оставив лишь общее расплывчатое упоминание о гуманистических и религиозных корнях Европы. Но самое важное, как я уже сказал, что в конституцию была включена глава о необходимости диалога с Церквами, что открывает новую страницу во взаимоотношениях между ними и ЕС.
— Чего можно ждать от вашей встречи с Баррозо? Или это просто протокольное мероприятие?
— Я надеюсь, что это будет не протокольная встреча, тем более что мне было сообщено из аппарата Баррозо, что будет подписан (или предложен к подписанию) некий совместный документ, хотя никто из нас пока этого документа не видел. Надеюсь, что эта встреча положит начало тому самому транспарентному и систематическому диалогу, который предусматривается новой конституцией.
Необходимость диалога обусловлена далеко не только тем, что мы как религиозные представители хотим обеспечить себе какое-то значимое место на европейском общественном поле. По большому счету речь идет о диалоге между христианством и всей современной западной цивилизацией. И этот диалог — не столько о Боге, сколько о человеке: это не теологический, а антропологический спор. Мы сейчас видим, как в Европе и в других частях западного мира постепенно, но очень настойчиво внедряются так называемые «общечеловеческие ценности», на наш взгляд не являющиеся общечеловеческими, потому что христианское нравственное богословие предполагает наличие иной шкалы ценностей, которая, к сожалению, не учитывается многими западными либеральными политиками.
— В чем конкретно Церковь расходится с ними?
— Есть целый ряд позиций, по которым мы фундаментально расходимся с секулярным гуманизмом. Это касается, например, представлений о свободе человека. Для гуманистов свобода означает право человека делать все, что он хочет, коль скоро это не нарушает свободу других людей. Для нас же существует абсолютный нравственный критерий и существует понятие греха, которое полностью отсутствует в либеральном гуманизме, и наша шкала ценностей строится на основе именно этого понимания.
Отсюда вытекают, в частности, фундаментальные различия в понимании сексуальной и семейной этики. Традиционные Церкви защищают институт брака, говорят о благе чадородия, о недопустимости контроля над рождаемостью, недопустимости аборта, а либеральный гуманизм очень настойчиво и последовательно проводит в жизнь принцип свободы на всех уровнях — свободы от всего, во всем и для всего, в том числе свободы для греха. Мы наблюдаем то же фундаментальное расхождение в спорах, касающихся эвтаназии, когда христианство настаивает на праве человека на жизнь, а либеральный гуманизм отстаивает «право на смерть».
Так что речь идет об очень серьезных понятиях антропологического характера, и, я думаю, что именно поэтому сейчас как никогда раньше необходим серьезный и внимательный диалог между западной либеральной цивилизацией с одной стороны и традиционными религиозными конфессиями, прежде всего христианством, с другой.
— Что касается взаимоотношений ЕС с традиционными христианскими конфессиями, тут с одной стороны сложнее, с другой легче. Но сейчас в Европе, все большее значение и все большие силы набирает ислам, и не считаться с ним невозможно. Постоянно находясь при ЕС, вы можете сказать, каким образом собираются христианские и традиционные религии сотрудничать с исламом?
— По многим нравственным установкам ислам гораздо ближе к христианству, чем секулярная западная идеология. Ислам тоже стоит на защите семейных ценностей, в мусульманских семьях не падает, а растет рождаемость, и во многих отношениях христиане и мусульмане могли бы вместе защищать традиционные ценности.
Проблема, конечно, в том, что диалог между христианством и исламом в Европе затруднен целым рядом факторов. Современный ислам очень разнообразен и многолик, и не всегда христианам удается найти правильного партнера для диалога, того партнера, который мог бы выступать от имени всего ислама, а не от имени какой-то одной группы мусульман.
Кроме того, невозможно не обращать внимания на те устрашающие явления, которые мы наблюдаем в современном мире, а именно — на так называемый исламский фундаментализм. Я понимаю, что существует много трактовок этого явления, но отрицать его связь с исламом невозможно. А наличие фундаментализма очень затрудняет диалог. Мне кажется, впрочем, что значительный рост исламского фундаментализма в последние годы связан отчасти именно с тем, что западная либеральная модель навязывается тем обществам, в частности, тем исламским странам, которые не только не готовы к ее принятию, но и живут по совершенно другим принципам. Феномен 11 сентября невозможно понять, не учитывая того вызова, который современная западная цивилизация с ее культом индивидуализма, культом потребительства, с ее воинствующим антропоцентризмом, бросает исламской цивилизации, основанной на традиционных религиозных ценностях. Может быть, рост фундаментализма и является одним из ответов на вызов секуляризма.
— То есть могут быть и какие-то другие ответы?
— Вообще в современном религиозном мире наблюдается три варианта ответа на этот вызов. Первый — тот, который дает исламский фундаментализм, то есть открытое и агрессивное противление Западу как источнику всех бед и источнику зла. Другой ответ мы видим в некоторых протестантских общинах, где происходит ревизия догматики и нравственности в угоду современным либеральным стандартам. И третий ответ — тот, который предлагает сегодня Католическая Церковь, и тот, который предлагаем мы от лица Православной Церкви: это внимательный, вдумчивый диалог между традиционным и либеральным миропониманием. Диалог, целью которого является достижение того, что принято называть многополярным миром — миром, в котором найдется место не только для безрелигиозного, но и для религиозного мировоззрения, причем не только на уровне частной жизни, но и на уровне общественной жизни и политических процессов.
Мария Свешникова
06.04.2005
