 |
| Русская линия | Алексей Поповкин | 26.09.2008 |
Между тем, как мне представляется, настало время восстановить в нашей исторической памяти целостный и неискажённый образ Общества и образы его главнейших деятелей — в особенности таких, о которых за прошедшие десятилетия почти забыли, несмотря на то, что они стояли у корней его.
Имя первого председателя Московского Славянского Благотворительного Общества Алексея Николаевича Бахметева известно лишь узкому кругу историков и литературоведов. Однако, его вклад в создание Общества, в развитие славянских культур и политических движений значительно превосходит масштабы этой известности, а точнее сказать, неизвестности.
Предлагаемый вниманию читателей биографический очерк — попытка расширить горизонт известности Алексея Николаевича, попытка дать самое общее представление о той выдающейся роли, которую он сыграл в развитии русско-славянских связей, в интеллектуальном и политическом возрождении славянских народов.
Алексей Николаевич Бахметев родился в 1801 году [1] в семье отставного поручика, помещика Городищенского уезда Пензенской губернии Николая Алексеевича Бахметева и Варвары Феодоровны, урождённой княжны Несвицкой.
Род Бахметевых восходил к татарскому мурзе Арслану Магмету, который в 1429 году перешёл на службу к Великому Князю Василию Тёмному. Один из предков нашего героя, генерал-поручик Иван Иванович Бахметев, в 1748 году вершил дела в Сенате вместе с первыми лицами Империи — князем Трубецким, графами Бутурлиным и Румянцевым.
Николай Алексеевич Бахметев был богатым помещиком, владельцем стекольного завода в селе Никольском (Николо-Пестровка, ныне — город Никольск Пензенской области) и многочисленных вотчин в нескольких губерниях центральной России.
Род матери Алексея, Варвары Феодоровны, был ещё более древним и знатным. Князья Несвицкие — родственники Гедиминовичей, Великих Князей Литовских. В XVIII веке Несвицкие поселились в обеих столицах Империи, приобрели имения в Подмосковье.
Родственные и дружеские связи объединяли семейство с будущим славянофильским кружком. Николай Бахметев переписывался с отцом Алексея Хомякова — Степаном Александровичем, представительница рода Несвицких была подругой Ивана Васильевича и Натальи Петровны Киреевских. Юрий Самарин состоял в родстве с Алексеем Бахметевым (племянник Бахметева был его двоюродным братом).
Отец нашего героя отличался благочестием. Благодаря его усилиям в имении были построены храмы — Воскресения Христова с приделами в честь Святителя Николая Чудотворца и Алексия человека Божия (1813 год) — в благословение рода Бахметевых, и кладбищенский Великомученицы Варвары (1816 год) — в благословение княжны Варвары.
В 1815—1818 годах Алексей Бахметев учился в Московском Университете, который окончил со степенью кандидата, что давалась за особые успехи в учении.
13 февраля 1818 года он поступил в Лейб-Гвардии Конный полк, 5 сентября того же года был произведён в эстандарт-юнкеры, 9 июня 1819 года — в корнеты. 27 августа 1820 года назначен адъютантом к графу Петру Толстому.
Это событие оказало решающее влияние на дальнейшую жизнь Алексея.
Семья генерала, героя Отечественной войны 1812 года, была многочисленной и отличалась патриархальными нравами. Из детей графа наиболее известен Александр Петрович Толстой, обер-прокурор Святейшего Синода. Его сестра Анна понравилась Алексею Бахметеву и впоследствии стала его женой…
Служба, между тем, продолжалась…26 ноября 1822 года Алексей был произведён в поручики, 1 января 1826 года — в штаб-ротмистры. Но… 12 марта 1827 года уволен от службы «за болезнью». «За время службы в военных походах и кампаниях не участвовал, взысканиям не подвергался» — безстрастно характеризует его военную карьеру «Формулярный список о службе советника Московской Дворцовой конторы» 1838 года…
В 1827—1829 годах Бахметев жил у отца в Николо-Пестровке, не забывая московских знакомств. В 1829 году он предпринял путешествие за границу — для самообразования и по делам завода. Блеск хрусталя значил для него не меньше, чем для его отца и деда.
28 июля 1829 года Алексей Бахметев обвенчался с Анной Толстой. По странному стечению обстоятельств, в это же лето произошло объяснение Ивана Киреевского и Натальи Арбеневой, закончившееся её отказом. Житейское море играло волнами…
В 1830 году на горизонте появились знамения бури. На Россию обрушивались два бедствия: война в Польше и более страшное — холера.
С 27 сентября по 25 декабря 1830 года Алексей Николаевич Бахметев состоял попечителем по Городищенскому участку Пензенской губернии во время борьбы с холерой. Благодаря его распорядительности и мужеству жестокая азиатская гостья убралась из уезда, не дождавшись положенных ей жертв… Молодая жена проводила ночи в слёзной молитве.
…Опасность миновала, и в 1831 -1832 годах жизнь вернулась в привычное русло. Уютный усадебный дом в Николо-Пестровке, званые обеды, заботы о заводе, каждодневные радости и печали…
Новый крутой поворот последовал в 1833 году. Наш герой поступил на службу чиновником особых поручений при Московском генерал-губернаторе князе Д.В. Голицыне, получив гражданский чин надворного советника.
Князь Голицын был человеком патриотических убеждений, «чисто русским» по характеристике Михаила Петровича Погодина. Именно Голицын, преодолевая жёсткое противодействие «верхов» добился разрешения на издание журнала «Москвитянин», ставшего одним из центров славянофильства. «Голицынская школа» определила характер убеждений Алексея Бахметева, связав его с будущим славянофильским кружком.
В 1834 году Бахметев получает придворное звание камергера.
Служба у князя Голицына была хлопотной. В 1835 году Бахметев участвовал в разборе жалобы английских купцов на своего компаньона в России, тоже англичанина. Занимался он и «освидетельствованием товаров купца Медосытова» — такой любопытный документ остался в фонде Бахметевых-Толстых в Центральном историческом архиве Москвы…
20 марта 1836 года Алексей Бахметев был награждён «подарком» за устройство Мануфактурной выставки в Москве. 1 мая 1836 года Высочайше утверждён членом Мануфактурного совета — организации, контролировавшей работу промышленных предприятий.
В этом же 1836 году произошло печальное событие — скончался отец, Николай Алексеевич. Алексей вступил в управление Николо-Пестровским заводом и другими предприятиями, расположенными в родовых поместьях.
22 февраля 1838 года согласно Именному Высочайшему указу Алексей Николаевич был определён к службе в Московскую Дворцовую Контору.
1840−1850-е годы — время вхождения Бахметева в славянофильский кружок. Можно предполагать, что этому содействовала его жена — Анна Петровна, которая так же, как и её брат, имела некоторую молитвенно-аскетическую настроенность. Анна Бахметева переписывалась с настоятелем Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне архимандритом Герасимом и духовником русской братии о. Иеронимом, а Александр Толстой «дружил «с монахами Греческого подворья, бегло читал и говорил по-гречески; акафисты и каноны приводили его в восторг…» [2].
Знакомыми графа А.П.Толстого были Алексей Хомяков, Василий Жуковский. В 1855 году состоялось знакомство А. П. Толстого с И. В. Киреевским. Иван Васильевич сказал тогда: «Легче становится жить после встречи с таким человеком, как граф Александр Петрович» [3].
Не позднее 1854 года (а по некоторым данным — значительно раньше) состоялось знакомство Алексея Бахметева с Иваном Аксаковым. В ноябре 1848 года Бахметев и его жена читали и обсуждали поэму Ивана Аксакова «Зимняя дорога». Эта поэма считается рубежом в творчестве Аксакова, ознаменовавшим окончательный поворот его в сторону славянофильства. В ней два героя: западник Ящерин и «народолюбец» Архипов, и в конце стихотворения Аксаков становится на сторону Архипова [4].
Юрий Самарин был родственником Бахметева, Хомяковы и Бахметевы находились в приятельских отношениях.
Таким образом, к 1858 году Бахметев был лично знаком со всеми главными славянофилами.
Одновременно наш герой обзавёлся полезными знакомствами при Дворе. Его приятелями стали граф Дмитрий Блудов, Егор Ковалевский, князь Сергей Урусов (все — звёзды первой величины на административном небосклоне, будущие министры и члены Государственного Совета), Сергей Сухотин — прототип Каренина из известного романа Льва Толстого. Он получал приглашения от Императора и Императрицы для участия в придворных балах, беседовал с Царём в приватной обстановке [5]. Наследник Цесаревич Александр (быть может, с подачи друга Бахметевых и Толстых Жуковского) заметил Алексея Николаевича и составил о нём благоприятное мнение.
Фаворит Николая I синодальный обер-прокурор граф Протасов бывал у Бахметевых, например, 22 мая 1847 года, и тоже мог при случае замолвить слово перед Государем.
В 1842 году Бахметев — церемониймейстер. В 1844 году -избран членом Комитета сахароваров.
В начале 1850-х годов наш герой приобретает усадьбу в Малом Знаменском переулке, чувствуя себя настоящим москвичом…
Не всё, однако же, было в его жизни гладко и спокойно. В 1848 году Бахметев снова борется с холерой. И снова — успешно. Но беда другого рода нависает над славянофильским кружком.
Тот год принёс серьёзные перемены в жизнь Москвы. На смену благородным вельможам старых времён пришёл новый генерал-губернатор — деспотичный и капризный чиновник Закревский.
Преследование славянофилов в 1847—1849 годах дошло до арестов. Побывали в заключении Фёдор Чижов и Юрий Самарин. Был вызван в полицию Аксаков. Бахметев мог не бояться за себя — его защищал министр Двора князь П. М. Волконский, тягаться с которым у Закревского были коротки руки. Но тревога за судьбу единомышленников, переживания в холерный год усугубили его и без того болезненное состояние (вызванное влиянием испарений свинца и стеклянной пыли). В марте 1851 года он попросился в отставку по состоянию здоровья. Николай I не принял её. Это было признаком доверия Царя. Славянофилы вздохнули с облегчением.
В 1853 году началась Крымская война. Бахметевы с восторгом читают и переписывают стихотворение «Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон…» В.П.Алферьева, опубликованное в 1854 году.
27 мая 1854 года профессор Михаил Погодин, будущий преемник Бахметева на посту председателя Славянского Комитета, составляет проект создания конфедерации монархий с Венгрией, Грецией, Молдавией, Валахией, Трансильванией — Дунайский союз. Столица его — Константинополь, глава — Россия…[6]
Увы, этим планам не суждено было осуществиться…
В 1855 году Император Николай скончался. Вступивший на престол Александр II был вынужден заключить крайне невыгодный для России Парижский мир.
В том же 1855 году Алексей Бахметев был избран почётным профессором Московского Университета.
Через некоторое время он стал вице-председателем Общества истории и древностей Российских, а также был назначен главой Московского цензурного комитета.
Настоящий взлёт карьеры Бахметева приходится на начало царствования Александра Второго. Новый Царь пожаловал ему звание гофмейстера.
В 1856—1857 годах славянофильский кружок оказался в двойственном положении. С одной стороны, некоторые его члены, бывшие под подозрением в прошлые годы, получили реабилитацию. С другой стороны, те идеи, которые вдохновляли членов кружка, после 1856 года пришли в противоречие с международным положением России.
Император Александр должен был учитывать как слабость России, так и настроения, господствовавшие в обществе. Недовольство Парижским трактатом высказывали даже члены Императорской Семьи.
Александр Второй и сам не был доволен сложившимся положением. Он не возражал, когда в 1857—1860 годах новый министр иностранных дел А.М.Горчаков рекомендовал на посты консулов и посланников в Центральной и Юго-Восточной Европе людей, способствовавших сохранению и распространению славянофильских идей. Среди этих деятелей выделялся Виктор Петрович Балабин, в 1858—1860 — посланник, а с 1860 по 1864 годы — посол в Вене. По мнению В.М.Хевролиной, «В.П. Балабин разделял глубокую неприязнь министра к Австрии. При нем активную деятельность по укреплению русско-славянских связей развил протоиерей венской посольской церкви М.Ф. Раевский.» [7]. Балабин «венский» [8] и о. Раевский станут надёжными помощниками сначала Бахметева, а потом Погодина в работе Славянского Комитета. Уже 8 августа 1860 года Балабин направит Бахметеву записку о необходимости денежной помощи австрийским славянам…[9]
Среди других деятелей ведомства Горчакова — помощников Славянского Комитета следует назвать директора Азиатского департамента МИД Е.П. Ковалевского (без которого деятельность Бахметева вряд ли была бы возможна), вице-консулов А.В. Рачинского и Найдена Герова, великого болгарского просветителя. С Геровым Бахметева познакомил Иван Аксаков, и назначение его на пост русского вице-консула в Пловдиве состоялось, вероятно, не без протекции Алексея Николаевича…
Надо сказать, что славянские деятели ещё ранее указывали на то, что консульская служба России может быть действенным инструментом помощи славянам. В 1844 году чешский просветитель Вацлав Ганка просил у С.М. Соловьёва, чтобы тот через министра Уварова посодействовал назначению Ганки консулом России в Карловых Варах и Теплице.
Западник Соловьёв не понял смысла этого предложения Ганки. [10]. Характерно, что Вацлав Ганка просил протекции именно через Уварова, не упоминая Нессельроде — очевидно, потому, что считал такие обращения к нему заранее обречёнными на неуспех…
При Горчакове всё изменилось…
Среди государственных учреждений, помогавших Славянскому Комитету, следует упомянуть и Новороссийское генерал-губернаторство, через канцелярию которого проходила информация о движении финансовой и иной материальной помощи южным славянам.
Русская Православная Церковь также достаточно быстро подключилась к делу Славянского Комитета. Прежде всего следует сказать здесь о великом труде протоиерея Михаила Феодоровича Раевского, «на которого в 1856 году, после окончания русско-турецкой войны, русским правительством была возложена забота по устройству (в славянских странах — А.П.) церквей и школ… (забегая вперед, скажу, что с 1860 года он станет в славянских странах представителем…Московского славянского благотворительного комитета)» [11].
…В конце 1857 года министерство народного просвещения (возглавлявшееся А.С.Норовым) обязало попечителей Московского и Киевского учебных округов оказывать содействие сербам и другим славянам в получении образования в учебных заведениях России и принимать беднейших из них на казенный счет. Сербы и черногорцы учились в Московском университете (филологический, юридический факультеты), в Духовной академии, Вифанской семинарии, иконописной школе при Троице-Сергиевой лавре, 1-й и 2-й московских гимназиях [12].
До Александра Второго к этому времени уже доходили сведения о том, что московские славянофилы готовятся организовать общественную структуру для сохранения связей России и зарубежных славян. Царь одобрил это намерение, в конце 1857 года высказанное М.П. Погодиным.
Оставалось только найти подходящего человека для руководства всем делом.
Выбор пал на Алексея Николаевича Бахметева. 25 января 1858 года Александр Второй утвердил Устав Славянского Благотворительного Общества в Москве, а Бахметев возглавил его.
В апреле 1858 года Бахметев был назначен попечителем Московского университета и Московского учебного округа, тем самым ему пришлось выполнять вышеупомянутое распоряжение Норова по должности. Так что помощь славянским студентам в России стала задачей № 1 для Славянского Общества не только по своему объективному значению, но и хронологически.
В течение 1858−1859 годов обозначились как основные задачи Общества, так и географические направления его деятельности. Кроме помощи студентам, среди задач выделялись: финансирование восстановления церквей и монастырей (Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория, Болгария), а также передача им Богослужебных предметов, финансовая и научно-методическая помощь славянским учебным заведениям (Болгария, Австрийская Воеводина, Герцеговина, затем Галиция, Чехия и Словакия), помощь беженцам, содействие славянским учёным, литераторам и политикам. Была и задача противодействия антирусской и униатской пропаганде, прежде всего, в Болгарии.
Нельзя сказать, чтобы эти задачи не осознавались раньше — как обществом, так и политической элитой они осознавались и воспринимались давно.
Помощь Православным Церквам в славянских землях осуществлялась Государством и Церковью ещё с 1550—1560 годов.
В XVI — первой половине XIX веков деньги для сербских церквей собирали и частные лица. В 1844 году И.С.Аксаков в виде пробы собрал для православных церквей Герцеговины «от Бюлера 5 рублей, от князя [вероятно, Черкасского? — А.П.] - 10 рублей и от Оболенского — 10 рублей с полтиной». [13]. Он уже мог бы предполагать, что через 14 лет это занятие, начатое «шутки ради», превратится в нешуточное дело, которое доставит славу Аксакову и его соратникам по Славянскому Комитету…
Контакты славянских учёных с русской политической элитой прослеживаются в XVII — XVIII веках. Кроме известной деятельности Ю. Крижанича следует назвать письма лужицкого патриота Михала Бранцеля Петру I. Хорват Лаврентий Курелич (Хурелевич) стал основателем русской систематической геральдики.
В XVIII веке в России жил и работал выдающийся сербский педагог Ф. И. Янкович-Мириевский.
Россия оказывала финансовую помощь заграничным славянским учёным. В 1825 году Христофор Мронговиус, вождь кашубского национального возрождения, получил от графа Румянцева 200 рублей. П. И Кеппен, сотрудник Румянцева, разъяснил, что эти деньги должны пойти на создание словаря кашубов и их эпоса [14].
Что же касается помощи славянским воспитанникам русских учебных заведений, то её оказывал сам Царь Николай I.
Когда ранней весной 1837 г. состояние здоровья кадета Саввы Караджича резко ухудшилось, было решено уволить его из института корпуса горных инженеров и отправить для лечения к родителям в Вену. 6 апреля 1837 г. Николай I разрешил выдать Савве Караджичу из казенных средств 250 червонных на проезд в Вену и лечение. 19 апреля 1837 г. Савва умер. Тогда с разрешения царя из суммы в 250 червонных 20 червонных было израсходовано на его похороны, а 230 червонных (2438 руб. ассигнациями) были пересланы в Вену и в июне 1837 года вручены Вуку Стефановичу Караджичу [15].
Итак, задачи, упомянутые мною ранее, русским обществом и Правительством понимались. И в 1858 году и Правительство, и общество поняли необходимость создания системы для решения этих задач.
Необходимость такой системы осознавалась и самими зарубежными славянами. В 1857 году славянофил А.И. Кошелев, посетивший Австрийскую империю, писал: «Австрийцы всячески преследуют это влечение наших соплеменников к России, и тем только усиливают его. Надобно видеть, с каким чувством австрийские славяне принимают всякого русского, берут в руки русскую книгу и интересуются всем русским. Это расположение славян к нам не есть исключительное свойство людей просвещённых; нет — оно также сильно и в простолюдинах.» [16].
У зарубежных славян к северу от Дуная были свои общества просвещения и взаимопомощи — Матицы, однако они не имели единого руководящего центра, хотя и старались координировать свои усилия. Что касается славян, живших южнее Дуная, то их положение было несравненно тяжелее в смысле создания образовательных учреждений. Училища, созданные болгарскими патриотами в 1830—1840е годы, испытывали крайние денежные затруднения. Люди, причастные к их работе, такие, как Савва Радулов, просили от России систематической помощи.
Положение усугубилось после Парижского мира. Воспользовавшись новоприобретённым правом «покровительства» над христианскими народами Османской империи, западные державы развернули идеологическое наступление на болгарском направлении.
Приверженцы различных, иногда противоположных идеологий (например, клерикалы-иезуиты и революционеры) работали в Болгарии де-факто единым фронтом. Целью Запада было отторжение болгар от Православия и уничтожение пророссийских симпатий. Без устали напоминали они о том, что Болгария, бывшая театром военных действий в 1829 и 1854 годах, ничего не получила от России.
Положение осложнялось ещё и тем, что болгарский народ был интегрирован в состав османского общества гораздо сильнее, чем сербский в Шумадии (не говоря уже о сербах Черногории). При этом его политические и религиозные интересы по законодательству Порты должна была представлять греческая иерархия во главе с Патриархом Константинопольским.
Однако в греческой среде с начала XIX века господствовало национально-освободительное движение, и греческая иерархия заботилась прежде всего об интересах своего народа. Подобно тому, как возникновение патриотических движений у чехов, кашубов, лужицких сербов, а также и у словенцев было ответом на пробуждение германского национального чувства и на всегерманское стремление к объединению, подобно тому, как воеводинские сербы, хорваты и словаки, а также закарпатские русины стали развивать своё национальное самосознание в надежде избежать мадьяризации — точно так же и болгары начали своё национальное движение в ответ на панэллинизм.
Западные агенты (кое-кого из них корреспондентам Славянского Комитета Радулову и Рачинскому пришлось видеть воочию) содействовали крайним течениям в этом движении, особенно униатскому. В их распоряжении были правительственные финансовые средства Франции, Великобритании, Германии, сеть протестантских и католических миссий. Что могли противопоставить им болгарские русофилы?
Болгария, несчастная Болгария стала первой страной, почувствовавшей пользу от деятельности Славянского Комитета.
30 апреля 1858 года Рачинский со слов Радулова сообщал: «[Пловдивское]Училище в прежнем положении. Распри митрополита Хрисанфа помешали его успеху. Теперь все препятствия отстранены, и оно может быть улучшено и быстро подвинуто вперёд, если бы нашлись средства. С средствами, которыми старосты его теперь располагают, оно если и будет преуспевать, то очень медленно. К сожалению, других источников нет, кроме благотворительности добрых людей (курсив мой — А. П .), и на них сосредоточиваются все надежды. Ожидается, чтобы данные обещания были исполнены, чтобы приступить к делу улучшения заведения. Помогите Бога ради, как для того, чтобы помочь доброму делу, так и для того, чтобы я, послужив проводником данных другими обещаний, не был принят за обманщика. Если есть благотворители, которые бы желали помочь деньгами, то я думаю, что они могут послать своё вспомоществование чрез Одесское Болгарское Настоятельство, Можно и чрез Константинопольскую миссию, но в таком случае я боюсь, что греки узнают и из ничего наделают шуму, чтобы повредить старостам и заведению. Если можно поверить мне доставление вспомоществования по назначению, то лучше всего послать оное по русской почте в Адрианополь нашему консулу Николаю Дмитриевичу Ступину, для пересылки вице-консулу Герову в Филиппополь, а я не премину послать кому следует удостоверение, что деньги доставлены по принадлежности. Я вас прошу похлопотать, чтобы послать хоть что-нибудь, лишь для удостоверения, что есть люди, принимающие участие в этом заведении (Пометка Бахметева на полях: 150 рублей -Герову)» [17].
Следует пояснить — в 1857—1858 годах разгорелся спор между Филиппопольским (Пловдивским) митрополитом Хрисанфом (греком) и болгарской общиной. Болгары обвиняли Владыку в игнорировании их интересов. Спор был решён таким образом, что старейшины Пловдива получили разрешение обращаться со своими просьбами непосредственно к Султану, минуя Константинопольского Патриарха и Филиппопольского архиерея. Однако за это был заплачен солидный бакшиш судебным чиновникам, в результате чего Пловдивское училище, ставшее в 1851 году фактически главным болгарским учебным заведением, осталось без средств к существованию. Надо было принимать срочные меры, и Бахметев выслал значительную по тем временам сумму.
30 июня 1858 года Бахметеву докладывает Лев Ивановский. Письмо — на бланке управления Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора. Адресат: «Господину попечителю Московского Учебного округа тайному советнику Бахметеву». Ивановский фиксирует поступление помощи от Славянского Комитета: 6 июня было получено 200 рублей, 16 июня ещё 300 рублей для болгар. 17 июня при помощи транспортов Московской канторы Санкт-Петербургской компании «Надежда» прибыли 30 ящиков под литерами «К.Н.» с литературой и вещами для болгарских церквей и училищ. Интересно отметить, что Ивановский считает переправку помощи выполнением поручения Азиатского департамента МИД и Бахметева, т. е. Бахметев стремился заручиться поддержкой директора департамента Егора Петровича Ковалевского. [18]
4 июля сам Ковалевский сообщает о посылке 300 рублей в Пловдив. Вещи он рекомендует переправлять либо Ивановскому, либо в Одесское Болгарское Настоятельство [19].
Отвлечёмся пока от судьбы ящиков под литерами «К.Н.» (а она будет непростой, один ящик станет предметом оживлённой переписки), и обратимся к новой обширной корреспонденции о болгарских делах, которую Рачинский отправил Бахметеву в августе 1858 года.
«Положение дел в Болгарии всё с более и более грустной очевидностью обрисовывается», писал Александр Викторович. Главная угроза — католическая пропаганда. Об унии писал Рачинский и А.П. Толстому, печатал в «Русском Вестнике"…
«С 30-х годов болгаре стремятся безсознательно в Россию… Вена и Париж, предполагая у нас умысел, привлекают их к себе, маня привлекательностью общечеловеческих знаний и лаская прирождённую вражду к грекам, а в России учителя, волонтёры, переселенцы терпят систематическое равнодушие и даже угнетение».
Рачинский предлагает некоторые меры противодействия западной пропаганде. «Пользуйтесь моею молодостью и любовью к делу. Я всею душою ваш работник».
В 1857 году Рачинский приобрёл книгу священника Ивана Ефимовича Флерова (1827−1879) «О православных церковных братствах, противоборствовавших унии в юго-западной России в XVI, XVII и XVIII столетиях».Рачинский в августе 1857 года отправил 10 экземпляров книги в Систовскую народную библиотеку. Вместе с тем Миладинов по его поручению перевёл на болгарский язык введение к этому труду. Рачинский предложил издать это введение в 1858 году в 10 000 экземплярах церковным шрифтом и переправить в Болгарию.
Таким образом Рачинский хотел «пустить в ход мысль о возможности учредить православные церковные братства» с целью противодействия католической пропаганде.
Сейчас мы можем сказать, что задумка Рачинского имела определённый смысл, но тех обстоятельств, которые препятствовали её осуществлению, было больше, чем тех которые благоприятствовали. Действительно и в юго-западной Руси и в Болгарии религиозная и культурная жизнь была сосредоточена в городах и городские корпорации основывали школы. Но существовал ряд принципиальных отличий. В юго-западной Руси покровителем братств был Константинопольский Патриарх, в то время как в Болгарии об этом не могло быть и речи, чорбаджии не были в большинстве готовы к серьёзной просветительской работе. Поэтому идея не привилась. Правда, в 1879 году в Софии было учреждено братство Св. Иоанна Рильского, но оно состояло из священников, а не купцов и учителей.
Рачинский излагает свои задачи, которые он должен решить в ходе предстоящей осенью 1858 года поездки в Болгарию:
1. Поколебать пущенную Палаузовым мысль о безвредности унии.
2. Осмотреть Ферапонтьевский монастырь. Речь идёт об эпизоде из истории Церкви в Придунайском крае в 1854—1859 гг. г.: в этот период на приграничные с Болгарией области распространялась власть русской военной администрации и поэтому существовали военные соборы, подчинявшиеся ведомству православного исповедания. Упомянутый монастырь находился в распоряжении русских. Однако, по условиям Парижского мира Россия обязывалась упразднить военную администрацию, а вместе с ней и систему военных соборов. При этом планировалось учреждать вместо упраздняемых приходских единиц военного ведомства подворья Киево-Печерской Лавры. Рачинский хотел посмотреть, что из этого получилось — на примере монастыря.
3. Обозреть училища в Систове, Болграде, Шумле, Габрове, Пловдиве (Филиппополе).
4. Посетить Рильский монастырь.
5. Разузнать о намерении печатать книги на церковно-славянском языке в Константинополе. Посетить Зографский монастырь на Афоне.
6. Разузнать, так ли сильны в Болгарии проуниатские настроения.
Рачинский касается вопроса о центральном училище в Пловдиве. Это училище связано с именем великого болгарского просветителя Найдена Герова, который добился присвоения ему имени Свв. Кирилла и Мефодия (торжества 1851 года).
Александр Викторович предложил направить на нужды училища капитал в 50 тысяч рублей. Этот капитал был собран по указанию Императора Николая Первого в 1853—1854 годах и состоял из пожертвований, собранных московскими монастырями. Он предназначался для создания церквей в Болгарии, но из-за поражения России был оставлен без употребления. Рачинский писал: «Учреждение центрального училища, с целию образования для всей страны священников и учителей в одном определённом православно-нравственном направлении, обещает создание не одного рукотворённого храма, а целую ниву, которая может принести неисчислимые плоды на благо родного нам племени и на торжество православия в крае, где много опасностей ему грозит». Рачинский предлагает Бахметеву взять эти деньги у митрополита Филарета. Внизу — карандашная пометка Бахметева: «Митрополит Филарет отказал» (поскольку не был уверен, что деньги не пойдут снова на пополнение карманов турецких чиновников).
Сам Рачинский тоже не был до конца уверен в успехе своей идеи и поэтому предлагал пока подумать над программой училища и его преподавательским составом. Он перечисляет имена болгар из Санкт-Петербургской духовной Академии, Московского университета, Пловдива, Константинополя, Бухареста. В их числе упомянут Савва Радулов, сельский учитель и доверенное лицо Славянского Комитета. Записка датирована 21 июля 1858 года.
В ещё одном документе Рачинский подробно останавливается на женском образовании, предлагая взять в качестве образца школы в немецких колониях Южной Бессарабии, где «…прекрасное применение образования к нуждам народным» [20].
Намеченная Рачинским поездка в Болгарию состоялась зимой 1858−1859 годов.
Результатом её стал доклад о болгарском училище в Кукуше (Кайкаче), составленный Бахметевым на основании сведений Рачинского и прочитанный 28 марта 1859 года на годичном собрании Славянского Благотворительного общества.
Училище было учреждено в 1841 году и стало центром распространения обучения на славянских языках. Карадаг, Полянин, Воден, Струмица «убедились в сладости млека матернего -родной письменности». «Если укрепится славянство в Кукуше, то и Охрид и Битоль (обитель) возьмут с него пример». Рачинский записал пожелания старейшин Кукуша. «Мы хотим, чтобы училище дало добрых священников и учителей, которые рассеяли бы по стране добрые семена православного славянства». Необходимо преподавание языков: турецкого, старославянского и русского.
Вопрос об училище в Кукуше рассматривался на собрании Славянского Благотворительного общества 28 марта 1859 года с участием Хомякова, Кошелева, Д.Н.Бенардаки, братьев Шиповых, Ивана Аксакова, Юрия Самарина и Алексея Бахметева. Бахметев ознакомил собравшихся с документами, присланными Рачинским и было единогласно решено направить к Кукуш на нужды церквей и школы 2750 рублей, которые и были доставлены в том же году через посредство Азиатского департамента МИД. [21]
В связи с этим решением был подготовлен чрезвычайно интересный документ. Это «Проект предложения старейшинам города Кукуша, при отсылке денег».
«…Мы, любители родного слова в России, весьма возрадовались о ревности вашей, тем паче, что православно-славянское воспитание, данное детям вашим, приготовит внутри Отечества вашего полезных деятелей на поприще семейных и гражданских доблестей…
Мы уверены, что, имея средства к образованию, вы не увлечётесь пагубным подражанием презрению (так в тексте, нужно читать «пагубным подражанием и презрением») собственных, простых, животворных начал, а напротив, свои родные начала разовьёте и возведёте на ту степень (с помощью Божией), на которую не удалось поставить народ болгарский вашим предшественникам, любившим чужое — Византийское и Римское более своего родного, славянского и громкую славу более прочного внутреннего устройства…
Западных берегитесь как огня — их учение убьёт душу…
Берегитесь тех иноверцев, которые, изучив язык болгарский, работают, под видом развития болгарской независимости, болгарской письменности, над разорением связи вашей с православными церковно-славянскими преданиями…
Господь мира, любви и премудрости да будет с вами!» [22]
В послании содержится также критика пловдивцев, растративших училищный капитал на борьбу с митрополитом Хрисанфом, а также обещание переслать учебную литературу.
Среди опасностей, угрожающих болгарам, авторы послания упоминают индифферентизм — «разврат», который понимается не только как равнодушие к религии, но и как «развитие общественной жизни в ущерб быту семейному». Славянофилы уделяли большое внимание феномену индифферентизма, в частности Иван Васильевич Киреевский писал о нём в полемике с Кошелевым, Юрий Самарин оценивал его в письме иезуиту Мартынову. Но они имели в виду исключительно религиозный индифферентизм, а здесь упомянуто социальное измерение этого явления. Определение его оригинально и принадлежит скорее всего Алексею Хомякову.
Послание это своеобразно по жанру, более всего оно напоминает апостольские послания из Нового Завета. Ближайшая аналогия — знаменитое «Послание к сербам», написанное в 1858 году и опубликованное в 1860 году в Лейпциге.
В этом послании, подписанном А. Хомяковым, М. Погодиным, А. Кошелевым, И. Беляевым, Н. Елагиным, Ю. Самариным, П. Безсоновым, К. Аксаковым, П. Бартеневым, Ф. Чижовым и И. Аксаковым, высказываются очень схожие мысли: «Сохраняйте же и развивайте у себя все добрые начала. Будьте верны Православию и едины в просвещении духовном. Не изменяйте никогда братскому равенству и будьте едины в цельности народной. Стремитесь к образованности и будьте едины в достижении всякого общественного блага и разумного совершенства» [23].
Славянское Общество обращалось к жанру посланий славянам и в дальнейшем. Например, в газете «Славянские Известия» от 29 января 1889 года была напечатано обращение почётного члена Общества, известного философа и апологета Архиепископа Херсонского и Одесского Никанора (Бровковича) «Братьям- славянам», в котором затрагиваются различные стороны жизни славян и развиваются те же мысли, которые были высказаны ещё в посланиях Комитета 1858−1859 годах.
Что же касается кукушан, то, к сожалению, они не оправдали надежд славянофилов. В 1873 году Кукушский епископ Нил принял унию и до 1895 года город был центром католической пропаганды [24].Следует прокомментировать слова послания об иноверцах, выучивших болгарский язык. На листе 5 коллекции Рачинского содержится выписка из письма Саввы Радулова от 16 марта 1859 года, в котором Радулов упоминает о некоем поляке, который специально приехал в Болгарию и выучил болгарский язык для проведения католической и антирусской пропаганды. Но и помимо поляков было предостаточно агентов Запада: тот же Радулов в письме от 24 июня пишет о происках иезуитов; кроме того, в Болгарии во второй половине XIX века действовали миссии баптистов и методистов, влияние которых ощущается до сих пор…
…На собрании 28 марта 1859 года была приведена Бахметевым финансовая статистика Комитета за 1858 год. По подписке собрано 3460 рублей. Сверх сего: деньги от митрополита Филарета — 100 рублей, от камер-юнкера В.И. Чарыкова -25 рублей, от Кошелева -120 рублей, от А.П. Шипова — 250 рублей, от покойного князя С.М. Голицына — 8 рублей [25].
С таких сумм началась его деятельность, впоследствии он будет располагать миллионами рублей…
…Тем временем литерные ящики продолжали путешествие на Балканы…
…Перед нами — письмо Алексею Бахметеву от Найдена Герова, из Пловдива, от 13 марта 1859 года, полученное в Москве 7 мая. Геров сообщает о присылке ему из Константинополя груза, принадлежащего Славянскому Благотворительному обществу: четырёх ящиков с литерами «А. Б», серебряного и позолоченного креста, а также ящика с литерами «К. Н.» для Панагюртского училища. [26] Однако уже в Болгарии произошла неожиданная заминка.
10 ноября 1859 года эпитропы (учителя) Панагюртской школы уведомили Ивана Аксакова о том, что Алексей Бахметев ещё до октября 1858 года распорядился выслать один ящик с литерами «К.Н.» и несколько церковных вещей в Панагюриште, соответственно для училища и церкви св. Георгия. По информации эпитропов, эти вещи и в ноябре 1859 года находились в Пловдиве у Герова. Они просят Аксакова напомнить Герову о необходимости присылки груза по назначению…[27]
К осени 1859 года состояние здоровья Алексея Николаевича Бахметева серьёзно ухудшилось. Он ушёл с поста попечителя Московского учебного округа, однако продолжал работать в Славянском Обществе (Комитете).
Благодаря его протекции А.В. Рачинский был назначен вице-консулом в Варне. Тем самым консульская сеть России в Болгарии оказалась в распоряжении Комитета.
В 1857—1858 годах в сербских землях также происходили события, привлекавшие пристальное внимание славянофилов. В 1857 году турецкие власти попытались организовать сбор недоимок в Герцеговине, что привело к восстанию. Произошли сражения у Ораховаца, Полицы, Плани-Дола. 28 апреля — 1 мая 1858 года произошла битва у Грахова Поля, закончившаяся победой сербов. Был занят Клобук, началась осада Требиня. Среди воевод отличались Ристо Еич, Симо Чосич [28]. 21 июля сербские отряды потерпели поражение. Ристо Еич оказался в тяжёлом положении. В ноябре 1863 года «воевода босанско-христианский» Еич вместе с черногорским воеводой Петаром Николичем направит в Славянский комитет слёзное письмо с просьбой о помощи от «милой Русии"…[29]
Первая же помощь герцеговинским и черногорским сербам была отправлена Комитетом ещё в 1859 году.
Например, В.И.Чарыков пожертвовал одно священническое и два диаконских облачения в монастырь Джурджеви Ступови, «расположенный в Герцеговине» — именно так было записано в отчёте Бахметева за 1859−1860 финансовый год [30]. Сейчас эта древняя обитель с уникальными фресками находится на территории Черногории.
…2 мая 1860 года в своём кабинете в Малом Знаменском наш герой диктовал секретарю:
«Алексей Николаевич Бахметев, свидетельствуя своё совершенное почтение милостивому государю… покорнейше просит пожаловать к нему в среду 4 числа в час по полудню для обсуждения отчёта о потреблении сумм, пожертвованных в прошлом году для южных-славянских церквей и училищ».
Список членов Славянского Комитета, приглашённых для прослушивания отчёта.
1. Иноземцев Фёдор Иванович.
2. Катков Михаил Никифорович.
3. Бодянский Осип Михайлович.
4. Хомяков Алексей Степанович.
5. Аксаков Константин Сергеевич.
6.Драшусов Александр Николаевич.
7.Соколов Иван Матвеевич.
8.Максимович Михаил Александрович.
9.Самарин Николай Федорович
10 Чижов Фёдор Васильевич.
11 Шипов Александр Павлович
12 Мамонтов Иван Федорович
13 Кошелев Алексей Иванович.
14 Шипов Дмитрий Павлович.
Приглашение Ивану Аксакову отсутствовало потому, что он в это время был за границей — в 1860 году он посетил Словению, Хорватию, Сербию и Черногорию.
4 мая для прослушивания отчёта явились только Чижов, Бодянский и Константин Аксаков.
За 1859 год от Юрия Самарина поступило 600 рублей, от семьи Чарыковых 25 рублей, от П.И. Бартенева 20 рублей, от Алексея Хомякова 1010 рублей, от Александра Шипова 550 рублей, от трёх других братьев Шиповых 1000 рублей, от Дмитрия Бенардаки 1000 рублей, от Ивана Аксакова 50 рублей, от Кошелева 500 рублей.
Эти деньги были израсходованы на следующие цели: на нужды болгар — студентов Московского Университета, в том числе на отправку их на родину (2513 рублей 95 копеек). Были выплачены пособия болгарским общественным деятелям: Христо Доскалову (325 рублей), Николе Станишеву (233 р.), Константину Жензифову (233 р.), Александру Стоянову (233 р.), а так же другим — Диаскандиеву, Христовичу, Динкову. Самое крупное пособие выплачено Константину Миладинову (700 р.) [31].
Хомяков, скорее всего, предчувствовал скорую кончину, потому и внёс самую большую сумму. Но никто не ожидал, что самому Алексею Николаевичу Бахметеву остаётся жить меньше 11 месяцев…
За это время были собраны новые пожертвования — от Кошелева, С.М.Сухотина, Бенардаки, князя Ю.А.Оболенского, братьев Шиповых, Бодянского, и сам Алексей Николаевич, несмотря на сложности с работой Никольского завода, также вносил значительные суммы…
В июне 1860 года Бахметев пишет в канцелярию новороссийского генерал-губернаторства: «Алексей Николаевич Бахметев, свидетельствуя совершенное почтение, Его Превосходительству господину Ивановскому, покорнейше просит его приказать по прилагаемой при сем квитанции от 7 июня конторы «Надежды», получить ящик с церковною утварью: потиром, дискосом, двумя тарелочками, звездицей, лжицей, ковшичек и копие, отправить в Филиппополь на имя консула нашего Найдена Герова, для доставления в одну из церквей Тернова…» [32]
…Ранней весной 1861 года Бахметев тяжело заболел. По легенде, он отдал своё пальто дрожавшей от холода нищей, которую увидел на улице. Началась простуда, переросшая в воспаление лёгких.
2 апреля 1861 года Алексей Николаевич Бахметев скончался. Он был похоронен в Донском монастыре.
Его поистине безвременная кончина потрясла членов Комитета. Другого человека с такими связями при Дворе и в славянофильской среде просто не было. После отказа Д. Н. Блудова и Е.П.Ковалевского возглавить Общество (Комитет) огромная тяжесть этого дела легла на старые плечи Михаила Петровича Погодина.
Великая и славная история Славянского Благотворительного общества только начиналась…
Иллюстрация: портрет А.Н.Бахметева из Пензенской картинной галереи.
Примечания:
1. Здесь и далее даты жизни Алексея Николаевича Бахметева приведены по источнику: «Формулярный список о службе советника Московской Дворцовой Конторы Коллежского Советника в звании камергера Бахметева (ноябрь 1838 года)», ЦИАМ ф. 1845, оп. 1, д. 15, лл. 1−5.
2. См. Письмо Бахметевой Анне Петровне от настоятеля Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне архимандрита Герасима и духовника русской братии Иеронима (Ук. Архив и фонд, оп. 1, д.1010), а также
Воропаев В. Друг Гоголя.// Десятина, -2001, — № 2, с 5.
3. Воропаев В., Ук. соч.
4. Миллер О.Ф. Внутренняя жизнь Ивана Сергеевича Аксакова по его письмам.// Славянские известия, 1889, № 10, 5 марта. С с. 146−150.
5. ЦИАМ, ф. 1845, оп. 1, д. 37.
6. См. Джонг Хи-Сок. М.П.Погодин и Кирилло- Мефодиевское общество 30−50 годов XIX века о славянском единстве (сравнительно-исторический анализ).// Вопросы истории, — 1996, — № 7, с с.137−149.
7. http://vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/NEWHIST/MID.HTM
8. Это прозвище было дано Виктору Петровичу Юрием Самариным.
9. ЦИАМ, ф. 1845, оп. 1., д. 800.
10.Соловьёв С.М. Собрание сочинений. В 3 томах. Том 1. Записки. Работы разных лет. Ростов н/Д, :Изд-во «Феникс», 1997, с 100.
11. http://www.hrono.ru/text/2004/chvan0404.html
12. http://www.rusk.ru/st.php?idar=800 140
13. Миллер О.Ф., Ук. соч., с 150.
14. Погодин А.Л. Славянский мир. Политическое и экономическое положение славянских народов перед войной 1914 года. М.- 1915. Тип. Сытина. — с. 203.
15.http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Serbien/XIX/1840−1860/Vuk_Karadjic/perepiska_1842_1862.htm
16. Лещиловская И.И. Сербская матица. /Славянские матицы. XIX век. Ч.1. М. Институт славяноведения РАН, ЦЕСЛАВ, 1996. — с.46.
17. ЦИАМ, Ф. 1845 оп. 1, д. 32, лл. 7−8.
18. ГАРФ, ф. 1750, оп. 1, д. 72, лл. 114−115.
19. Там же, лл. 1−2.
20. ГАРФ, ф. 1750, оп. 1, д. 72, лл. 56−61.
21. ЦИАМ, ф. 1845, оп. 1, д. 35, лл. 1−5.
22. ЦИАМ, ф. 1845, оп 1, д. 32, л.л. 3−4.
23. Цит. по: Из послания к сербам (1860).// Журнал Московской Патриархии, — 1993, — № 8, с. 62.
24. Лопухин А.П. кн., История Православной Церкви в XIX веке. Том 2. Славянские церкви.- Москва, Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1998, с. 361, 371−372.
25. ЦИАМ, ф. 1845, оп. 1, д. 32, лл. 1−5.
26. ГАРФ, ф. 1750, оп. 1, д. 72, л. 2.
27. То же, лл. 12−13.
28. История Югославии. /Под ред. И. С.Достян. Т.1., М. 1963, с. 605.
29. ГАРФ, ф. 1750, оп. 1, ед. хр. 49, л.20.
30. ЦИАМ, ф. 1845, оп. 1, д. 35, лл. 1−5.
31. Там же.
32. Там же.
http://rusk.ru/st.php?idar=113317
Страницы: | 1 | |
