Радонеж | Сергей Абачиев | 11.09.2008 |
Ядерная энергия ответственная за энергетику Солнца и других стабильных звёзд. После экспериментальной разгадки в последние годы проблемы дефицита солнечных нейтрино это можно считать достоверно установленной физической истиной, которую можно прописывать в школьных учебниках на равных правах с периодическим законом Д. И. Менделеева. Субъядерная энергия — это, вероятнее всего, энергия грандиозных галактических катастроф типа взрыва Сверхновой звезды, которая в течение нескольких недель выделяет энергию за десятки миллиардов звёзд. По поводу энергетики субъядерных процессов в современной физике нет достоверных теорий. Здесь конкурируют несколько гипотез. Поэтому субъядерная энергия в экспериментах на сверхускорителях может быть высвобождена непроизвольно. В результате не только планета Земля, но и вся Солнечная система будет разложена на элементарные частицы в горниле чудовищной космической катастрофы галактического масштаба с температурой в триллионы градусов. (Подробнее см. в моей статье «Наука и жизнь», которая размещена на сайте общества «Радонеж»: www.radonezh.ru. С. К. Абачиев .)
Среди современных физиков сравнительно немногие встревожены таким возможным финалом экспериментов с элементарными частицами, которые начались с 50-х гг. ХХ в. Набрав в Интернете ключевые слова «кварк-глюонная плазма» или «Большой адронный коллайдер», можно ознакомиться с их версиями. Заодно можно увидеть, что в профессиональном сообществе физиков-субъядерщиков, в основном, царит эйфория: вот-вот, мол, эксперименты дадут последние недостающие звенья для Единой теории элементарных частиц и происхождения Вселенной.
Гипотез теоретиков по поводу безопасности планируемых экспериментов хватает, как и по поводу их запредельной опасности. И при этом экспериментаторы уже в состоянии вполне материально «пощупать» кладовые энергии загадочных первородных процессов Вселенной. Для любого здравомыслящего человека очевидно, что если речь идёт о риске для всего живого на Земле, что ситуация сложилась явно патологическая. А речь действительно идёт обо всём живом на Земле — от вирусов до правящих элит мировых держав.
Одним из аргументов энтузиастов разворачиваемых экспериментов является тезис о принципиальной невозможности извлечения энергии из первоматерии физического вакуума. Здесь, весьма и весьма вероятно, повторяется история с овладением ядерной энергией. Но история, как известно, никогда не повторяется полностью. Сопоставление двух ситуаций в физике последнего столетия также наводит на подозрение о том, что эти энтузиасты явочным порядком втягивают всех нас в методологически запредельно авантюрную азартную игру, в которую вырождается фундаментальное научное познание.
Обратимся к предыстории ядерной и термоядерной энергетики. В 1919 г. Э. Резерфорд осуществил первую искусственную реакцию превращения ядер азота в ядра кислорода. Зная об экспериментальном открытии Ф. Астоном дефекта массы в ядрах, некоторые физики заговорили тогда о заре ядерной энергетики. Резерфорд энергично пресекал такие разговоры буквально так: всякий говорящий об использовании ядерной энергии несёт чушь. И тогда он был прав. 13 лет оставалось до открытия нейтронов, способных выступить в роли расщепителей тяжёлых ядер урана. Не было никаких теоретических идей относительно того, как превратить единичные акты ядерных превращений в мощные процессы выделения ядерной энергии, в которых должны согласованно работать колоссальные количества атомных ядер. Число Авогадро 6.1023 даёт конкретное представление о таком коллективе атомных ядер.
Ключ к овладению ядерной энергией дала теоретическая химия. В ней в 30-х гг. ХХ в. была построена теория цепных реакций горения и взрыва. Надо отметить, что её создание стимулировалось, ко всему прочему, многочисленными внезапными пожарами и взрывами в химической индустрии, а также в лабораторных экспериментах химиков. И там, и там эти катастрофы проистекали из-за принципиальной ограниченности химических теорий, которые не давали детального и систематического понимания того, как эти химические реакции протекают на уровне отдельных атомов и молекул. И там, и там эти непредсказуемые катастрофы уносили человеческие жизни.
В химии эта теория была капитально обоснована многообразными опытными фактами. Физики-ядерщики творчески её заимствовали применительно к реакциям ядерных превращений, в которых ключевую роль играет размножение нейтронов. В ядерной физике она была тщательно откорректирована множеством своих экспериментов. В результате в конце 30-х гг. О. Ганн и Л. Майтнер осуществили первую цепную реакцию деления ядер урана, а Г. Бёте построил теорию циклов ядерного синтеза вещества в недрах звёзд. С идейной подачи теоретической химии теоретическая физика открыла путь к ядерной и термоядерной энергетике.
Вспоминая эту историю, адепты опасных экспериментов в субъядерной физике преподносят её как исторический прецедент: и тогда, мол, были опасения, что ядерные взрывы сдетонируют глобальными цепными реакциями в водах Мирового океана, в природных урановых рудах и даже в атмосфере, однако ничего не произошло. Но эти опасения тогда исходили либо от учёных, знавших о теории цепных реакций понаслышке, либо вовсе от падких на сенсации журналистов. Эти опасения подогревались также сугубой засекреченностью военных ядерных программ. В наше время государственными тайнами остаются лишь конкретные инженерно-технические решения ядерных и термоядерных зарядов, а принципиальная сторона дела давно широко известна.
Создатели первых ядерных бомб прекрасно понимали сугубую невозможность глобализации ядерного взрыва в природных урановых рудах и, тем более, в земной атмосфере. А иначе для чего нужна гигантская предварительная работа по обогащению урана изотопом 235U и наработка плутония? Для чего нужно набрать критическую массу делящегося вещества? Для чего весь главный секрет такого её подрыва, чтобы она использовалась хотя бы наполовину, а не была бы разбросана первыми актами цепной реакции?
Безо всяких опасений знатоки проблемы шли на первые ядерные взрывы под водой. Они точно просчитали, что для осуществления термоядерного взрыва мало только температуры в сотни тысяч градусов, которую создаёт ядерный взрыв. Последний в термоядерном заряде должен ещё создать и гигантские давления. В этом — главная государственная тайна конструкции водородной бомбы, которая в эпицентре ядерного взрыва должна сработать за миллионные доли секунды, прежде чем испарится и стать плазмой. Ядерный взрыв может сдетонировать термоядерным отнюдь не в воде, а в искусственном сверхтяжёлом изотопе водорода 3Н (тритии) или в дейтериде лития-6. (Последний был предложен В. Л. Гинзбургом, который окрестил его «лидочкой» — по химической формуле 6LiD.)
Что касается водородной бомбы, то её главными изобретателями вообще стали физики-теоретики, показавшие «высший пилотаж» владения классической теорией цепных реакций. В нашей стране из истории создания водородной бомбы академики А. Д. Сахаров, Я. Б. Зельдович и Ю. Б. Харитон вышли трижды Героями Социалистического труда.
Нынешняя ситуация с экспериментами в глубокой субъядерной области в корне отличается от той ситуации в худшую сторону. Создатели ядерного и термоядерного оружия в своих экспертных оценках невозможности глобальной катастрофы могли представить точные количественные расчёты на основе классической теории цепных реакций. Это были оценки на основе достоверного научно-теоретического понимания природы физических процессов по существу. Теперь же по существу энергетики процессов в глубокой субъядерной области — конкуренция гипотез. «Положа руку на сердце», никто из физиков не может дать достоверной гарантии того, что суперускоритель не станет эпицентром галактической катастрофы.
В таких условиях физики обращаются к подсчётам вероятностей риска, беря за образцы, в частности, подсчёты рисков в предпринимательской деятельности, страховых рисков и т. п. Хороши аналогии, когда речь идёт обо всём живом на Земле! Наука здесь явно порывает с элементарным здравым смыслом, который говорит о недопустимости такого риска в сколь угодно малой доле процента.
Специфику этих «научных экспертиз» безопасности представляет их критический анализ Э. Кентом, переведённый на русский язык А. В. Турчиным. (См. на сайте www.lifejournal.com/users/turchin) Учёные, лоббирующие эксперименты на сверхускорителях, умудрились «точно количественно оценить и учесть» даже потерю будущих поколений рода человеческого в случае их катастрофического исхода! Как-то сама собой всплывает в памяти Лагадская Академия наук из свифтовских «Путешествий Гулливера». Заодно с платьем голого короля… Вывод большинства экспертов таков: риск есть, но он весьма мал и вполне приемлем. Между тем, речь идёт обо всём живом на Земле — от вирусов до правящих элит мировых держав…
Однако чисто математические оценки степени риска без достоверного понимания физической сути процессов — типичная «лукавая цифирь». Это легко понять и на примерах других ситуаций.
Так, можно вычислить вероятность для человека гибели от удара молнии. Она окажется весьма и весьма малой. На этом основании часть людей не боится грозы под открытым небом, а некоторые даже находят особое удовольствие в купании во время грозы. Мне однажды довелось видеть двух молодых любительниц такого купания, которые под ручку шли к реке через чистое поле под жуткой чёрной тучей, хлеставшей землю молниями. Это зрелище заставило меня забыть, что я и сам нахожусь лишь в относительной безопасности на опушке леса среди осин, которые считаются естественными молниеотводами. Тогда для всех всё обошлось. Но мне памятен и другой случай. Гроза прошла, опять сияло солнышко, опять пели птички, на уходящей туче разгорелась яркая радуга, человек вышел на балкон полюбоваться этим зрелищем — и был убит наповал косым ударом молнии из уходящей тучи. Для него и вовсе ничтожная доля процента мгновенно превратилась в достоверную единицу. Вероятность она и есть вероятность!
Адепты запредельно опасных экспериментов сильно напоминают любителей купания в грозу. Мало того, они и всех нас норовят приобщить к этому сомнительному удовольствию.
И ещё об упомянутых «научных экспертизах» безопасности. Деятели наук, особенно физико-математических, по большей части традиционно не любят философов. И отчасти справедливо: качественной, по-настоящему мудрой философии было и есть весьма и весьма мало, и такая философия, в основном, религиозная, посвящённая вечным нравственным и историософским проблемам. В массивах творческой продукции философов было и есть несравненно больше «философщины», наукообразного суемудрия. Вот такую псевдофилософию учёные справедливо и не жалуют. Но это до тех пор, пока речь идёт об их собственных областях научной компетентности, а они в науке весьма узкие. За этими пределами деятели науки склонны поддаваться на те же соблазны наукообразного суемудрия. Их «экспертизы» безопасности прямых экспериментов в глубокой субъядерной области — свежее тому свидетельство.
Этими «научными экспертизами» неплохо было бы заняться уважаемой Комиссии РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. Деятельность этой Комиссии в высшей степени актуальна и общественно полезна, пока её местами не заносит в примитивный «научный атеизм» a? la академик Дронов из советского кинофильма-агитки начала 60-х годов «Всё остаётся людям».
У многих учёных и философов может возникнуть вопрос: что же, прикажете затормозить научный прогресс на его самом передовом направлении?
А почему бы и нет? Более того, его здесь надо не то что притормозить, но и временно приостановить. Из прогресса науки и техники сделали са? мого настоящего неоязыческого идола, и теперь этот идол, похоже, требует не просто человеческих жертв, а принесения в жертву всего живого на Земле. Наука перед крутым методологическим поворотом над пропастью. Почему бы не остановиться и не подумать? Традиционная методология науки новоевропейского исторического типа оказалась в роковом методологическом кризисе. Почему бы не предположить, что науке объективно требуется новая капитальная методологическая встряска по типу той, которую в XVII веке ей дал великий англичанин Фрэнсис Бэкон?
Физики-мыслители с 20-х гг. ХХ в. интуитивно чувствуют, что их наука приступила к изучению структурных первооснов мироздания с качественно иной энергетикой, способной превратить физическую лабораторию в эпицентр космической катастрофы. Эти тревожные предчувствия восходят к Нобелевской лекции Ф. Астона 1922 г. С каждым новым шагом в глубины ядерного и субъядерного микромира эти предчувствия возрождались. Так было и в истории ускорительных экспериментов с элементарными частицами, начавшейся с 50-х гг. И вот теперь ускорительная техника способна разорвать крайне специфические связи между кварками в протонах. Очень вероятно, что это и есть объективный роковой рубеж. Тогда убедиться в этом на практике на Земле уже будет некому, да и сама Земля распылится в какой-то новой Крабовидной туманности.
Адепты планируемых экспериментов в качестве «неотразимого» аргумента приводят и эту историю ускорительных экспериментов: были, мол, паникёры, но ничего не случалось. Но здесь уместно вспомнить старую и мудрую притчу о мальчике-подпаске, который опасался появления волков и несколько раз поднимал ложную тревогу. В конце концов взрослые пастухи перестали обращать на него внимание. Вот тогда-то волчья стая и заявилась.
В заключение — о духовной и об эсхатологической стороне сложившейся ситуации на передовом рубеже фундаментальной физики.
Вернёмся к любителям купания в грозу. Вспомним также «адреналиновых наркоманов», которые азартно рискуют своими жизнями ради удовольствия. И те, и другие осознанно или по глупости сильно грешат. Сам Спаситель заповедовал не искушать Бога и не идти на смертельный риск помимо крайней общественной необходимости (Мф, 4: 6−7). А уж если узкая каста специалистов, не представляющая и сотой доли даже деятелей современной мировой науки, вовлекает в такую игру со смертью всё человечество, то эти люди берут на себя такой грех, что трудно и придумать что-то аналогичное!
Сейчас — не героическая эпоха зарождения науки современного типа, и большинство таких специалистов не верит ни в Бога, ни в бессмертие своей души. Между тем, чего-чего, а уж смертного-то опыта и им не миновать. Бессмертие своей души станет для них сюрпризом. Но будет ли он радостным?
Верующим христианам эти люди также радикально усложняют проблему спасения своих душ. В наших молитвенных прошениях к Господу мы, помимо прочего, просим кончины нашей земной жизни безболезненной и непостыдной. В случае катастрофического исхода экспериментов в глубокой субъядерной области всем живущим обеспечивается кончина мгновенная и столь безболезненная, что она будет неотличима от прижизненной встречи со Спасителем в Его славном Втором Пришествии. Какая-то доля секунды — и всё бренно-телесное разлетится на элементарные частицы в эпицентре рукотворной галактической катастрофы с температурой в триллионы градусов! Беда в том, что такая кончина будет внезапной, без должного предуготовления, которое подобает верующим. Так что, с безболезненностью кончины физики для верующих могут всё обставить по наивысшему разряду, а вот с её непостыдностью возникает масса новых проблем.
А как же мировая драконовская деспотия антихриста, до которой в наше время явно ещё достаточно далеко? Пока и Россию не удаётся «прогнуть» под такую перспективу мировой истории, а ведь есть ещё Индия, Китай, мусульманский мир.
Но ведь в большой эсхатологии человечества всё аналогично малой эсхатологии бессмертной человеческой личности. Человек должен умереть, если пройдёт свою земную жизнь по полной программе и достигнет глубокой старости. Вместе с тем, он не способен поручиться даже за следующий час своей земной жизни и может быть изъят из неё в любой момент. Помимо Откровения св. Иоанна Богослова, есть и слова Самого Спасителя: «О дне том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один.» «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придёт.» (Мф., 24: 36, 42).
Сами того не понимая, адепты физических экспериментов с возможным плохим концом сильнейшим образом стимулируют душеспасительную жизнь христиан. Может быть, это им зачтётся на Страшном Суде? Как знать… Вразуми их, Господи, ещё в земной жизни.
С. К. Абачиев, канд. филос. наук, профессор
http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=2818