 |
| Вести.Ru | Дмитрий Киселев | 02.09.2008 |
Сначала собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом. Как раз по этой схеме действует Кондолиза Райс, которая из западных политиков наиболее последовательно выступает против России. Именно она в отношении России постоянно навязывает Западу «изоляцию».
«Поведение России в последнем кризисе — вторжение к меньшим соседям, бомбежка гражданской инфраструктуры, разорение и беспричинные разрушения инфраструктуры — изолирует Россию от принципов сотрудничества между народами и сообществами государств», — заметила Кондолиза Райс, госсекретарь США.
И далее в тот же день в интервью BBC: «Было бы жаль, если бы Россия сделала стратегический выбор, который подтолкнул бы её назад в не очень плодотворное прошлое, когда она была изолирована от международных структур, на которых действительно базируется прогресс современного мира».
Если разобраться, то чистая белиберда, но всё же крепкий ассоциативный замес из слов «Россия», «вторжение», «бомбежки», «изоляция» и «стратегический выбор». При этом ни слова про факт агрессии Грузии, ни звука о том, с чего всё началось.
Кондолиза Райс говорит так, потому что уверена, что ее слова и оценки куда важнее реальности ракетной атаки Саакашвили. Откровенно антироссийская позиция США в этой истории самодостаточна и никак не связана с хронологией конфликта. То же самое у Саакашвили, но в отличие от внешне хладнокровной Райс, он выглядит для разнообразия истерично. С его слов, «Грузия — это граница между добром и злом в мире», а «русские подобно диким монголам разоряют более высокую цивилизацию». При всей эмоциональной разнице — по сути ничего нового. И то и другое — настоящая русофобия, иррациональная ненависть к России.
Русофобии — не одно столетие. У русофобии богатые традиции, но довольно стандартные логические ходы. По всему видно, что страдающие общим заболеванием Саакашвили и Райс просто не договаривают. Иначе все звучало бы куда прямолинейнее. Например так: «Во всем виновата Россия! Виновата в нашей гражданской войне. Уничтожение России — требование Истории и будущего Европы», — настаивал Рамон Серано Суньер, министр иностранных дел франкистской Испании, 1941 год.
Или так: «Русские — это не народ в общепринятом смысле слова, а сброд, обнаруживающий ярко выраженные животные черты. Это можно с полным основанием отнести как к гражданскому населению, так и к армии», — говорил Йозеф Геббельс в 1942 году.
Не правда ли, словно только что слетело с уст Саакашвили? Впрочем, ничего нового. Таких россыпей в прошлом сколько угодно:
«Русские генетически предрасположены к некомпетентной и авторитарной власти», — считал Английский журналист Род Лиддл в «Санди Таймс».
«Неправда, что все люди суть люди. Русские — не люди. Это чуждые существа», — писал американский историк Роберт Конквист.
Теперь быстро отматываемся назад еще дальше в историю. Самый конец XVIII века. Император Павел желает наладить отношения с Францией. И тут же Англия отвечает так называемой «войной перьев» — в карикатурах Павел не иначе как медведь, которому подобает цепь и намордник. Образ становится устойчивым. Когда же Наполеон движется на Россию, то, конечно же, он тот, кто посадит-таки русского медведя на цепь. Две головы для российского орла — явно роскошь. Как минимум одну надо отсечь: когда же Наполеона из России изгнали, русские казаки верхом вошли в покоренный Париж, а Европа поняла, что на Востоке континента вдруг появилась могущественная держава, то русофобия стала зашкаливать.
И это при том, что личные отношения монархов могут оставаться вполне теплыми и даже больше. Взять хотя бы визит в Англию Николая I с сыном, будущим императором Александром Вторым. 19-летняя королева Виктория с ним говорила по-французски, мазурки до утра, конные прогулки вдвоем с наследником русского престола, уединение за плюшевой занавеской в театральной ложе, поцелуи, слезы и любовь, описанные в девичьем дневнике: «Я совершенно влюбилась в великого князя. Он прелестный, очаровательный молодой человек»: И вот — прощание. 29 мая 1838 года: «Мы остались одни. Великий князь взял мою руку и крепко сжал в своей руке. Был бледен, и голос дрожал, когда он говорил по-французски:» У меня нет слов, чтобы выразить все мои чувства". Добавил, как глубоко признателен за прием, и надеется еще побывать в Англии. Он верит, что наша встреча будет залогом дружеских отношений между Англией и Россией".
Впрочем, у Англии нет друзей, а есть интересы. И война оказалась не за горами. Континентальная Европа и в частности Германия возмутились жестким подавлением в России польского восстания и недостатком у нас либерализма. Обострилась борьба за господство на Черном море и его проливы. Русофобия превратилась в устойчивое явление европейской жизни, а её огненным выражением стала Крымская война. Вообще-то, изнуряющая битва в Крыму — лишь часть того, что можно было бы считать Первой Мировой. Военные действия велись от Балтики до Средиземного и Черного морей. Против нас были Франция, Австрия, Пруссия, Османская империя, Сардиния и Великобритания.
Русофобия цветет пышным цветом. Вот уже и Карл Маркс разделяет позицию, что само название Русь узурпировано московитами, мол, русские не только не являются славянами, но даже не принадлежат к индоевропейской расе.
«Они пришельцы, которых надо выгнать обратно за Днепр. Я хотел бы, чтобы этот взгляд стал преобладающим среди славян», — заключает Карл Маркс.
Тем временем в Средней Азии продолжается англо-русское соперничество, известное в истории как Большая игра. Британская артиллерия бомбардировала Кабул и уже грозила югу России, а английская пресса паниковала: «Русские идут на Индию!». Ответ прозвучал от генерала Михаила Скобелева: «Мы не ищем чужих земель в английских колониальных пределах, простершихся в Азии от Тегерана до Пекина, но и не позволим английскому штыку блестеть в долинах Фекрганы и Коканда». В результате Средняя Азия была покорена, и удалось установить границу между Россией и Афганистаном. Понятно, что английских русофобов это привело в ярость. Точно так же, как нынешних русофобов на Западе привел твёрдый ответ России на агрессию Грузии.
Неприязнь та же. Зато добавилась технология глобальной пропаганды. Вот как на примере Саакашвили положение дел описывает британская «Гардиан»: «Безусловно, это персона добродетельная во всех отношениях. Кроме того, он является клиентом пиар-агентства Aspect Consulting с офисами в Брюсселе, Лондоне и Париже, которое также работает на Exxon Mobil, Kellogg’s и Procter and Gamble».
В течение пятидневной войны почти ежечасно в отделы международных новостей поступали пресс-релизы. «Россия продолжает наносить удары по гражданскому населению». Тбилиси, столица Грузии, подвергся «массированной» бомбардировке. Сбитый российский самолет оказался «ядерным». «Поставки энергоносителей» в Европу оказались под угрозой, поскольку Россия сбрасывает бомбы близ нефтепроводов. В страну не пропускают «гуманитарный груз — партию пшеницы». Позднее «захватнические российские силы» приступили к «оккупации Грузии». Правительство Саакашвили отправилось в Гаагу с иском, где содержались обвинения в этнических чистках. Обратите внимание на употребление терминов, которые привлекают интерес западных СМИ: жертвы среди мирного населения, ядерный, гуманитарный, оккупация, этнические чистки".
Русофобия уже превращается в работу, и как каждая работа, она может делаться просто по заказу.
Другая история, когда заказа нет. И русофобия живет внутри самой России. Это явление было у нас при всех режимах: сейчас, при коммунистах, да и в царское время тоже. Кстати, впервые этот термин использовал поэт, дипломат и общественный деятель Фёдор Тютчев. Уже после отмены крепостного права он обнаружил в среде русской же интеллигенции двойные стандарты в отношении к своей стране и Европе: «Это русофобия некоторых русских людей — кстати, весьма почитаемых. Раньше они говорили нам, и они, действительно, так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д., и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастия к ней. Словом, в явлении, которое я имею ввиду, о принципах как таковых не может быть и речи, здесь действуют только инстинкты, и именно в природе этих инстинктов и следовало бы разобраться».
Вслед за Тютчевым о внутрироссийской русофобии как о настоящем предательстве писал и известный публицист XIX века Михаил Никифорович Катков: «Наша интеллигенция выбивается из сил, желая показать себя как можно менее русскою, полагая, что в этом-то и состоит европеизм. Но европейская интеллигенция так не мыслит. Наше варварство в нашей иностранной интеллигенции. Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках».
Не теряя мысль, быстро переносимся в XXI век. 63% россиян с доходами выше среднего по стране хотели бы, чтобы их дети учились и работали за границей. 35% хотят, чтобы их дети жили за границей постоянно. Это означает, что в кругах, которые хотя бы по техническим параметрам могут считаться национальной элитой, велика часть людей, которые не связывают своё будущее и будущее своей семьи с Россией, настраивая своих детей на жизнь там. Естественно возникает вопрос: о каком стабильном будущем страны можно говорить в условиях, когда сама Россия для наших элит не безусловная ценность?
Да, уже веками внешняя русофобия становится для нас вынужденной средой обитания. Причем, градус неприязни не зависит от нашего политического строя и повышается лишь в периоды усиления России. Так было в XIX веке, так было в начале XX, так было в период индустриализации, после победы во Второй Мировой и восстановления экономики. Новый приступ русофобии сейчас. Всё бы ничего, и ненависть в отношении России можно было бы счесть частным делом ненавидящих, если бы она не трансформировалась в танковые атаки и смертоносные ракетные пуски. Всё было бы ничего, если бы наши элиты были бы готовы противопоставить русофобии собственное единство и преданность такой ценности как Россия.
Это не так просто, ведь во многом такой поворот был бы переменой традиции, которая, можно сказать, веками культивировалась русской интеллигенцией. При всех режимах правилом хорошего тона в интеллигентской среде считалось быть как минимум в полу-оппозиции, когда сомнение — основа мировоззрения. Это — то самое либерально-радикальное «поле», о котором писал Александр Солженицын, анализируя созревание Февральской революции. Поле, в котором национальное сознание оказалось отброшенным, поле, которое привело к катастрофе.
Позднее такую же отстраненность элит уже при советской власти Александр Исаевич описывал так: «Нет сочувственного интереса к отечественной истории, чувства кровной связи с ней. Недостаток чувства исторической действительности. Поэтому интеллигенция живет в ожидании социального чуда. Всё зло — от внешнего неустройства, и поэтому требуются только внешние реформы. За все происходящее отвечает самодержавие, с каждого же интеллигента снята всякая личная ответственность и личная вина. Преувеличенное чувство своих прав. Претензия, поза, ханжество постоянной „принципиальности“ — прямолинейных отвлеченных суждений. Надменное противопоставление себя — „обывателям“. Духовное высокомерие. Религия самообожествления, интеллигенция видит в себе Провидение для своей страны. Добавим каплю из Достоевского: малодушие. Поспешность пессимистичных заключений».
Ну и в завершение вернемся в точку, которую наверняка не многие западные лидеры найдут на глобусе даже булавкой, но события в которой спровоцировали глобальный кризис. Вот оно, доминирующее настроение в Южной Осетии: «Они ненавидят осетин, они ненавидят русских!» — говорит житель Южной Осетии
Что противопоставить этому обобщению? Только любовь. Друг к другу и ещё любовь к той любви, с которой наши предки строили Россию.
