Ромашковое поле

Кладбище Георгиевских кавалеров

Святость подвига, прямая связь русского национального героя с Богом, богопризвание — вот, что отличает от прочих — воинов Православной Руси — державы третьего Рима, которой дано быть держательницей Престолов Вселенской Церкви. Отечеству нашему по пророчеству святых отцов долженствует подняться из бездны богоотступления, поскольку четвертому Риму не быть, по предсказанию святых вещих старцев Ефросина и Филофея.

Вот почему для разорителей и растлителей России испокон века ненавистны были ее герои — живые и мертвые, поскольку воин Христов не покидает поле битвы после смерти, а лишь переходит из земного воинства в Небесное под начало чтимого особо на Руси архистратига Божьего Михаила.

Особым объектом такой ненависти стали в 20-м веке русские Георгиевские кавалеры. Борьба шла не только с живыми, которых запросто уничтожали в расстрельные времена за однажды надетый Георгиевский Крест, но и с мертвыми, поскольку у Бога все живы. Лишить народ памяти и связи со своим Воинством на Небесах — в эту программу входило не только уничтожение церквей, икон, святых источников, мощей, колоколов, богослужебных книг и молитв, но и могильных памятников и кладбищенских крестов тех, кто на Небесах противостоял власти тьмы, надвинувшейся на Россию.

История одного из таких кладбищ показывает, что подвиг, совершенный за Веру, Царя и Отечество свят в глазах Божиих, и, если будут сделаны усилия, чтобы стереть все следы на земле тех, кто душу положил за русскую Правду и русскую Веру, они не увенчаются успехом, ибо эти герои прославлены Самим Господом.

Надо еще сказать, что по Уложению Российской Империи имя Георгиевского кавалера вписывалось в книгу вечного поминовения в той церкви, где находилась запись о крещении героя. А по слову Господа — «что связано на земле, то связано на Небесах и что развязано на земле, то развязано на Небесах». А это значит, что благословение на вечное поминовение не может быть разрушено вместе с разрушением на земле здания церкви. Престолы церковные — на Небесах. И ангелы храма держат в вечной молитве всех Георгиевских кавалеров, даже если книги с записью их имен сожжены, а храмы, где они хранились, превращены в руины.

Льются потоки благодати на святые могилы, а беспамятные потомки начинают прозревать Божью Правду в событиях, коснувшихся их личной жизни. Поняла я это на кладбище, где творятся чудеса исцелений, несмотря на уничтоженную церковь и снесенные кресты могил.

Попала я на это кладбище с трехдневным Крестным ходом из Кронштадта в Царское Село, организованным Александро-Невской Лаврой в память Царственных Мучеников. Три дня мы шли по святым царским местам. И вот 16 июля днем мы стоим на Всенощной в Софийском соборе Царского Села. Теперь можно перекусить и отдохнуть перед ночным богослужением в Феодоровском соборе, а можно, собравшись с последними силами, с матушкой Нонной — монахиней, потомком национального героя России Романа Исидоровича Кондратенко, с батюшкой, о. Михаилом, подручным казаком и православным царскосельским офицером отправиться на панихиду на разоренное Братское кладбище, что сразу за оградой городского кладбища на пустыре.

Усталость и ломота в ногах такие, что, подхватив, меня ведут под руки. Кладбище это сейчас по виду — огромное запустевшее поле, заросшее мелкой пригородной ромашкой. Две тоненькие молоденькие березки. Между ними крест, закрепленный грудой камней наподобие церковной Голгофы. Вот и все. Отец Михаил начинает служить. Что было и как, не рассказать. Только шла панихида, а поле это раздвигалось на всю Россию. И крест словно поднимался в небо все выше меж плакучих березовых тонких ветвей. И эти ромашки, ромашки… И такое щемящее русское, неизбывное что-то было во всем этом, что только сглатывай слезы, где и скорбь, и благодать, и грусть, и умиление, и, не понять откуда такая особая русская сила, что словно бы поле это — Куликово ли, под Курскою ли дугой, только сила эта стоит против другой темной силы, и не может ее черный мрак одолеть.

Обратно иду, как на крыльях. А с чего бы? Вдруг опомнилась. Я ведь только что не могла идти. Как рукой сняло. Исцеление! Чудесное! За несколько минут панихиды! Да неужели это только со мною? Царскосельцы, идущие рядом с панихиды, добродушно улыбаются. «Да что тут такого! У нас и почище исцеления на этих панихидах бывают. И спазмы проходят и патологии рассасываются. У нас, кто знает, на панихиду специально для исцеленья идет. Да не только это! Место святое. Что доброе попроси — помогает».

Да здесь же нет никаких известных православных святынь — ни мощей, ни церквей, ни чудотворных икон. Здесь просто порушенные воинские могилы. А люди сюда приходят помощь в беде да в болезнях просить. Вот что такое, оказывается, национальный русский герой! Вот какая святость у могилы Георгиевского кавалера! И рассказали мне казаки историю этого кладбища.

Шла Первая Мировая война. Государыня Императрица Александра Федоровна организовала в Царском Селе под Петербургом лазареты и Сама служила в них операционной сестрой раненым героям вместе со старшими дочерьми. Попадали в царскосельский царский лазарет люди самые обычные, те, кого было сподручно подвезти сюда с фронта на санитарных поездах. Уход и забота были здесь чрезвычайные. Кто-то, выздоровев, возвращался на фронт, а кто-то умирал от ран. Вот за оградой городского царскосельского кладбища и устроили новое — воинское. Назвали его Братским. Поставили маленькую деревянную церковь, освященную в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». И стали здесь хоронить. А кладбище разрасталось. К 1917 году там покоилось более тысячи только Георгиевских кавалеров. Церквушка становилась тесной. Государыня собиралась заменить ее на каменную, да не успела. Грянул в России кровавый государственный переворот, втоптавший в грязь многие духовные и нравственные ценности России.

А Государыня в эти военные дни до своего ареста, до революционных событий приезжала на кладбище ночами, чтобы творить тайный молитвенный подвиг, вымаливая властью, данной ей как Помазаннице Божией, души, вверенных Ей подданных, прошедших Ее царскосельский лазарет.

Там Ее застал за молитвой и узнал один из офицеров, пришедший на панихиду по умершему в лазарете от ран другу. Служба еще не началась, но публики в церкви собралось так много, что в маленькой церкви стало душно и тесно. Офицер вышел на воздух. Темнело. В сумраке уходящего весеннего дня кое-где белели кресты могил. Вдруг у ограды кладбища остановилось элегантное авто и из него вышла дама вся в черном, по облику принадлежащая к высшему свету. Войдя в ограду кладбища, она остановилась у ближайшей могилы и стала молиться, осеняя себя крестным знамением. Из деликатности офицер отошел подальше, полагая, что, помолившись, дама вернется в авто или пройдет в церковь. Каково же было его удивление, когда она, отойдя от могилы, подошла к следующей, а за ней к другой, и еще, и еще, останавливаясь с молитвой у каждой могилы, осеняя себя крестным знамением перед каждым крестом. Так она обошла все кладбище. Силуэт ее был почти не виден в сумраке кладбищенских могил, но вот, продолжая молиться, она снова стала приближаться к кладбищенской церкви. Это все настолько заинтриговало офицера, что он решил никуда не уходить и дождаться, когда неизвестная молитвенница снова приблизится к нему из глубины кладбища. И вот он снова увидел вблизи даму, которая, молясь и осеняя себя крестным знамением, все так же медленно продвигалась к выходу из кладбища, переходя от могилы к могиле. Теперь офицер желал разглядеть эту даму получше. И когда она достаточно приблизилась, он с изумлением узнал хорошо ему знакомую Государыню Императрицу, которая одна здесь в ночной тишине совершала свой личный молитвенный подвиг у могил своих подданных. Эту историю мы узнали от дочери лейб-медика Царской Семьи Евгения Боткина, которая была хорошо знакома с этим офицером.

Государыня Императрица заботилась о своем госпитальном кладбище и, как мы уже говорили, строила планы, как со временем заменить маленькую деревянную кладбищенскую церковь на более просторную каменную. Но не успела. Начались революционные беспорядки, и судьба Царской Семьи, как и судьбы многих лучших людей России, вступивших в противоборство с темными силами, захватившими страну, подошла к трагическому концу. Трагически сложилась и судьба кладбища Георгиевских кавалеров.

Надо помнить, что сражение, начатое на земле, помогают вести наши святые воины, оказавшиеся на Небесах. Небесное противостояние силам тьмы имеет свои последствия в нашей земной жизни. Святые — безвестные ли, чтимые ли народом, и после смерти продолжают свое сражение за Святую Русь, поэтому силам тьмы они, и все связанное с ними, было особенно ненавистно и для одержимых духом злобы непереносимо. Уничтожались Георгиевские кавалеры. Оставшиеся в живых складывали Георгиевские Кресты на дно бабушкиных сундуков. И только внуки и правнуки получили возможность сказать через столетие, что их деды были героями своего народа в его дореволюционном прошлом. Шла борьба и с памятью о погибших. Глубоко в архивы убирались истории, рассказывающие об их подвигах, из экспонатов музеев уходили мундиры, украшенные Георгиевскими Крестами, могилы Георгиевских кавалеров стирались с лица земли. Такова была судьба и Братского кладбища Георгиевских кавалеров в Царском Селе. Сначала снесли церковь. Арестовывали и постепенно уничтожили всех священников, которые приходили туда на могилы служить литии. Потом бульдозером снесли могильные кресты и холмики могил сравняли с землею. А затем отдали пустующую бывшую кладбищенскую землю жителям города Пушкина (так стало теперь называться Царское Село) под приусадебные участки и огороды. И нашлись люди, которые по незнанию ли истории этого места, или помрачившись от советского мракобесного безбожия, стали выращивать на кладбищенской могильной земле картошечку с лучком да огородную зелень.

Век прошел. И все подевалось неизвестно куда. Нет ни огородов, ни сарайчиков, ни хозяйственно вскопанных грядок. Справедливость в отношении памяти похороненных здесь подданных Российской Империи торжествует опять, но не без помощи Божией. На заросшем ромашками пустыре за оградой городского кладбища г. Пушкина на месте бывшей деревянной кладбищенской церкви возведен деревянный крест с Голгофой — грудой положенных в его основание булыжных камней, рядышком посажены две березки — и все. К этому кресту священник Софийского собора отец Михаил ходит служить литию с подручным казаком, а православные люди собирают документы и средства, чтобы возродить там разоренную в годы безвременья кладбищенскую церковь, а пока — хотя бы часовенку соорудить.

А тем временем Господь прославляет своих упокоенных здесь героев… И текут потоки благодати, исцеляющие приходящих на литии людей. Мы забыли — Бог не забыл. Ни святых источников, ни мощей известных святых, ни чудотворных икон нет в этом месте. Только святость подвига положивших душу свою за Веру, Царя и Отечество, за нас, беспамятных своих потомков. И цветет ромашковое поле, наполняясь токами благодатных Небесных Сил, точится исцеление от святых безвестных могил, сходит благодать с отверстого над могилами неба на всех пришедших молитвенно почтить святых незабвенных героев России.

В этом году снова пойдет Крестный ход и снова будет панихида на святых и безвестных могилах Братского кладбища в Царском Селе. Мы снова пойдем из Кронштадта в Царское Село с соборной молитвой о возрождении России и снова помолимся у святых, исцеляющих душу и тело, могил.

Вот оно — ромашковое поле,
Где снесли могильные кресты,
Под которыми лежат герои,
Что пред Богом и страной чисты.
Тысячи… А холмиков могильных
Не видать. Но лития идет —
Ветер раздувает дым кадильный.
Бороду и рясу ветром рвет.
Все течет, но не уходит правда.
Служб святых нельзя остановить.
Убивают? Что же, встанет рядом
Кто-то новый Господу служить.
Старенький поношенный подрясник
И простой церковный обиход.
Словно время не имеет власти —
Век назад, а, может, век вперед.
Батюшка торжественно обходит
Двух березок одиноких ряд.
Только Богородица, Георгий,
Да Архангел — тайно предстоят.
Меж березок русская Голгофа
Из булыжных сложена камней.
Крест, как на погостах у кого-то
Мы из русских видели людей,
С крышей деревянной, крепкий, прочный,
Нас с тобой еще переживет!
Если нет, то на могилку ночью
Кто-то ставить вновь его придет.
Разоряли, мы же собираем.
Разрушали, мы же создаем.
И часовню, даст Господь, поставим,
И канон, поможет Бог, споем.
А над русским полем небо сине,
Две березки, батюшка и Крест.
Все, чем утверждается Россия,
Что врагу ничем не стронуть с мест.
За оградой, за чертой кладбища
Полоса ничейная могил.
Служит Богу и России нищей
Батюшка, священник Михаил.
Служит он — и небеса отверсты,
И незримый служит Богу храм,
И Царица тайно и безвестно
Молит Бога о прощенье нам.
А за нею тысячи героев —
Русские полки опять в строю.
Поле скорби — нынче поле боя.
Бьемся мы за Родину свою.
Мир, что был без Бога обездолен,
Пустырем да стройками — окрест.
И хранит ромашковое поле
И Россию — одинокий Крест.
25 июля 2007 года,
г.Санкт — Петербург.