 |
| Время новостей | Юлия Кантор | 21.04.2005 |
В латвийских изданиях по истории концлагерь Саласпилс назван «расширенной полицейской тюрьмой и воспитательно-трудовым лагерем». Но в годы гитлеровской оккупации Прибалтики не один Саласпилс был лагерем смерти. Более 600 тыс. мирных граждан и советских военнопленных были зверски замучены на территории Остланда. Лагеря смерти — «людобойни» — фашисты устроили по всей Прибалтике.
Местечко Понары — это литовский Бабий Яр, братская могила десятков тысяч невинно убиенных стариков, женщин, детей. Одних убивали лишь за то, что они были евреями, других за то, что посмели оказать минимальное сопротивление или просто были больны. Отступая, фашисты заметали, вернее, сжигали следы своих преступлений. И местечко Понары из братского кладбища стало гигантским крематорием.
В архиве Лубянки хранится уникальный документ — воспоминания узника понарского крематория Юлия Фарбера. Документ, и 60 лет спустя после войны заставляющий нормального человека содрогнуться, комментирует научный сотрудник Центрального архива ФСБ, кандидат философских наук Владимир Макаров. «Автор этого документа — Юлий Фарбер, инженер-электрик из Москвы, в далеком 41-м добровольцем пошел на фронт, попал в фашистский плен, а потом пережил весь кошмар понарского крематория. Ему удалось сделать невозможное — не только выжить в нечеловеческих условиях, но и бежать из этого страшного места. После побега из Понар Фарбер попал к партизанам, а оттуда был доставлен в опергруппу майора госбезопасности Волокитина из партизанского отряда Вилейского обкома КП (б) Белоруссии. По прибытии в чекистскую опергруппу Фарбер сделал письменное заявление о зверствах, совершенных немцами в 1941—1944 годах в Понарах. Документ доставили в Москву. Нарком госбезопасности СССР Меркулов 13 сентября 1944 года принял решение передать „Заявление Юлия Фарбера о зверствах, совершенных немцами в 1941—1944 годах в мест. Понары, близ Вильно, и о мерах, принятых оккупантами по сокрытию следов своих преступлений“ председателю Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников Швернику».
9 сентября 1944 года в Понарах закончила свою работу Чрезвычайная государственная комиссия. Результаты ее расследования были предъявлены советской стороной Международному трибуналу в Нюрнберге: «Пункт массовых расстрелов в местечке Понары был организован в июле 1941 года и действовал до июля 1944 года… Сжигание трупов продолжалось с конца 1943 года до июня 1944 года. За это время из девяти ям с общим объемом 21 179 кубических метров было извлечено и сожжено на кострах не менее 100 тыс. трупов».
«Воспоминания Юлия Фарбера — приговор сегодняшним политикам, кощунственно искажающим историческое прошлое», — утверждает Владимир Макаров.
«Фигуры горят трое суток — пока не останется груда пепла»
…Слева от шоссе, у колючей проволоки, часовые. На воротах надписи: «Не подходить. Опасно для жизни. Мины». В центре, за двойной колючей проволокой, круглая яма диаметром 24, глубиной 4 метра. Крупные камни образуют совершенно отвесные стены. На дне ямы — деревянная хижина-бункер, в котором мы будем жить. Нас заковывают в цепи, которые плотно обжимают ноги чуть пониже колен и не дают возможности сделать шаг более полуметра. После этого шеф — штурмфюрер держит речь: «Вы будете работать на специальной работе государственного значения, поэтому во избежание побега вы закованы в цепи. Бежать не пытайтесь, так как никто никогда не убежал из Понар и не убежит. За попытку снять цепи — расстрел. Работайте хорошо. Иначе за саботаж — расстрел. Всякие распоряжения выполнять безоговорочно, иначе расстрел…» И далее длинное перечисление всех возможных нарушений порядка, за которые — смерть. Невольно возникает мысль: «А возможно ли вообще выбраться отсюда живым?» Ответ ясен. Если и возможно, то во всяком случае не следуя указаниям штурмфюрера, а, наоборот, нарушив основные из них.Идем на работу. Котлован диаметром до 100 метров засыпан песком. Если снимешь пару лопат песка, то обнаруживаются… разложившиеся трупы людей; по немецкой терминологии «фигуры». Рядом с котлованом сооружен очаг. Этот деревянный помост 7 на 7 метров с трубой посредине. Нужно очистить фигуры от песка. Из плотно слежавшейся массы фигур железными крюками вырывают одну. На носилках перенести фигуру на очаг, где они укладываются елями, плотно, одна к другой. Когда слой готов, его обкладывают сверху еловыми ветвями, сухими поленьями и поливают горючим маслом. Сверху кладут следующие слои. Когда костер содержит 3500 фигур, его обкладывают по бокам сухими термитными шашками и поджигают. Фигуры горят более трех суток — до тех пор, пока не останется груда пепла с пережженными костями. Кости эти толкут трамбовками до состояния порошка. Порошок лопатами перебрасывают через мелкие железные сетки для того, чтобы пепел не содержал ни одной крупной частицы. Просеянный пепел смешивается с большим количеством песка так, чтобы песок даже не изменил цвета, и засыпается в котлован, из которого уже извлечены все фигуры.
Смысл «особой работы государственного значения» ясен. Убийцы пытаются скрыть следы своих преступлений. Штурмфюрер не скрывает этого. Он говорит: «Вражеская пропаганда распространяет слухи о том, что в Понарах лежит 80 тыс. расстрелянных. Чепуха. Пусть через пару месяцев ищет, кто хочет и как хочет, ни одной фигуры здесь не найдут». Возразить ему нечего. Какова емкость понарских ям, точно сказать невозможно. Немцы называли цифру 80 тыс. Из них 55 тыс. евреев. Несколько тысяч (до 10 тыс.) русских, литовцев и людей различных национальностей. Остальные поляки.
«Палки по рукоятки были в крови, волосах, кусках кожи»
Одна из ям содержала 250 трупов совершенно голых женщин. На станции Понары все мужчины были из вагонов удалены. Оставшимся женщинам предложили раздеться, вплоть до нижнего белья. Женщины отказались. Тогда палачи вошли в вагон и избивали несчастных до тех пор, пока они не вынуждены были подчиниться чудовищному требованию извергов. Вагон открыли, и обнаженных женщин под улюлюканье стоявших в две шеренги гестаповцев гнали от железнодорожного полотна до ямы (расстояние не менее 400 метров). Перед ямой был ров, в котором с женщин посрывали бюстгальтеры и последние вещи туалета… Все плавало в крови. Там же валялось около полусотни толстых палок. Палки по рукоятки были в крови, волосах, кусках кожи и даже человеческого мяса.В одной из ям несколько сотен духовных (деятелей. — Ред.) в рясах, в облачениях, с крестами с изображениями Божьей Матери в руках. Было несколько сотен советских военнопленных, в большинстве командный состав. Встречались среди трупов матери с грудными детьми на руках. Попадались костыли, протезы… У малых детей часто совершенно размозжен череп. Убийцы для экономии пуль, взяв детей за ноги, разбивали им головы о деревья.
Начав работу в 1941 году, немедленно по приходе немцев, понарская бойня функционировала и в 1944 году. «Экзекуции», выражаясь языком штурмфюрера, продолжались и при нас. Группа безоружных людей, часто со связанными за спиной руками, подгоняется к краю ямы и расстреливается из автоматов. Оставшиеся в живых «одиночки» добиваются из пистолетов. Таким способом за последнюю неделю марта 1944 года было ликвидировано: 450 евреев (мужчин и женщин), 50 цыган (5 мужчин, остальные — женщины и дети) и 15 поляков (мужчин и женщин).
«Он вытащил из ямы тела матери, жены и сестер»
За декабрь 1942-го и январь 1944 года было сожжено всего 18 тыс. фигур. За время по 15 апреля 1944 года, при участии автора этих строчек, сожжено 38 тыс. фигур, сколько их еще осталось — неизвестно, но точно известно, что все это невинные жертвы озверевших бандитов. Всего в понарском крематории работало в последнее время 80 человек… Смрад разлагающихся нескольких тысяч фигур был непереносимым. Фигуры 1941 года разложились до состояния кашеобразной массы. Берешь за голову — череп разваливается и руки покрываются человеческими мозгами. Берешь руку, она ползет как студень и отрывается от туловища. Ноги чуть ли не до колен проваливаются в массу гниющих останков.Многие фигуры приходилось собирать чуть ли не по косточкам, часто навалишь на носилки какую-то груду и не можешь определить, сколько же в ней фигур. Свежие фигуры 1943 года не так разложились Кто-либо из рабочих-виленцев по платью, по волосам распознает в фигурах своих знакомых или родных. Один из активных участников побега, виленский рабочий Догим, ныне находящийся в партизанском отряде Невского, бригада Ворошилова, собственными руками вытащил из земли и отправил на костер тела жены, матери и двух сестер. Многие находили жен, детей, родителей.
Особого напряжения достигала работа, когда приходил штурмфюрер. Этот аристократ был всегда щеголевато, с иголочки одет. Белые перчатки чуть ли не до локтя, сапожки блестят. Опрыскан духами так сильно, что духи заглушают даже зловонные ямы. Он становился наверху и наблюдал за каждым из нас, выбирая кандидатов в «лазарет». Когда человек заболевал и не был в состоянии работать, то его отправляли в «лазарет». Обыкновенно в воскресенье снимут с человека цепи, выведут наверх из жилой ямы, отведут недалеко, мы слышим выстрел и… больной «излечен».
Но штурмфюрер не удовлетворялся. Дабы держать рабочих в надлежащем страхе и повиновении, он сам стал назначать «больных» и «на другую работу». Одному «больному» еще в субботу объявили: «Завтра ты поедешь в лазарет». Обреченный пробыл с нами весь вечер. Был спокоен. Желал нам дожить до свободы, дождаться Советов. В воскресенье утром нас выстроили. Долго ходили вдоль шеренги и отобрали еще одного больного и двух — «на иную работу». Со всех сняли цепи и вывели наверх. Четыре выстрела прекратили их страдания.
«Мы вам дадим работу по специальности»
Особенно ненавидят немцы интеллигенцию. В группе военнопленных был молодой, способный советский инженер Юрий Гудкин. К несчастью, в лагере военнопленных, отправляя Гудкина в Понары, упомянули об этом. Штурмфюрер был доволен чрезвычайно. «Ага! Здесь есть инженер?! Кто инженер? Выйдите вперед! Здесь, знаете, работа не для вас! У нас работа грязная, для культурного человека не подходит. Мы вам дадим работу по специальности!» С Гудкина сняли цепи, вывели наверх. Выстрел. Все. Такая же участь постигла и двух студентов из числа военнопленных. К Москве штурмфюрер также питал особые симпатии. Во всяком случае, при приходе всякого рода обозревателей он неизменно подводил их к автору этих строк и рекомендовал: «А вот этот прибыл к нам из люксус-города Москвы».Он, обойдя ряды, приветливо спрашивал: «Хорошо ли вам живется? Всем ли довольны? Все ли здоровы? Не надоела ли кому работа?» И все должны рассыпаться в благодарностях… Конвоиры были проще и, несмотря на запрещение вступать с нами в какие бы то ни было переговоры, время от времени проговаривались и открыто называли нас фигурами. Проходишь с фигурой мимо конвоира, а он ободряет: «Неси, неси, скоро тебя так понесем».
Как-то еще в феврале штурмфюрер поставил задачу вынести 800 фигур за день. Шефы напрягли все усилия, чтобы ускорить рабочий процесс и увеличить производительность. Выбивающихся из сил рабочих подгоняли беспрерывно. Удлинили рабочий день на полчаса, затем на час, до темноты… Но в один из дней «счастье» улыбнулось штурмфюреру. Песка на фигурах было еще меньше обычного. Фигуры — чуть ли не все подряд — малые дети, такие, что их можно было класть на носилки по две. Шефы подгоняли немилосердно. И уже вскоре после обеда выяснилось, что желанная цифра будет достигнута. Штурмфюрер ходил как триумфатор.
Вообще гестаповцы и эсэсовские чины любили наше производство. Картина тысяч разлагающихся в земле и горящих на костре человеческих трупов была, очевидно, отрадна их взорам. Ужасающее зловоние ям приятно их сердцам. Во всяком случае, достаточно нас посещали всякие обозреватели, наблюдатели, экскурсанты… Нас выстроили в две шеренги. Штурмфюрер произнес речь. Главное, оказывается, было в том, что благодаря блестящей организации работ была достигнута цифра 800 фигур в день, что является наилучшим достижением для всех многочисленных рабочих площадок всей Литвы. Значит, наивысшее областное начальство лично занимается вопросом сожжения трупов, сокрытием следов немецких зверств. Значит, не только в Понарах, по всей Литве (да и только ли в Литве?!) одновременно действуют аналогичные рабочие площадки. Многочисленные!!!
«Переход от жизни к смерти казался незначительной мелочью»
Походив два месяца, изо дня в день по колено в человеческих трупах — перестанешь бояться смерти. Когда мы жгли еще теплые, истекающие кровью трупы людей, крики которых мы слышали еще вчера, переход от жизни к смерти казался незначительной мелочью. Но поглядишь на вылощенную фигуру штурмфюрера, и в сердце закипает ненависть. Умирать — пусть. Но не как баран, не у ямы со связанными руками. «Никто никогда не уйдет». Уйти. Рассказать первому встречному, кричать на весь мир о том, что мы видели в Понарах. Разоблачить перед всем человечеством гнусность всех этих штурмфюреров… Пусть не все, пусть хоть один из нас, но должен уйти, чтобы разоблачить понарский крематорий. Как уйти? Вверх четыре метра отвесных камней. Наверху проволока, мины, постовые. Вверх пути нет. Значит нужно идти вниз. На дне нашей ямы была дощатая кладовая 1,5 на 1,5 метра, в которой хранились продукты. Кладовая эта была перегорожена пополам. Спереди лежали продукты, а между двумя задними стенками образовался ящик, со всех сторон укрытый от глаз немцев. Две доски, оттягиваемые с одной стороны, представляли собой потайную дверь. Под этим ящиком был вырыт колодезь глубиной 2,3 метра с тем, чтобы дно его было ниже основания каменной стенки, окружающей наш бункер. А затем был прорыт канал в бок, с уклоном вверх, длиной 30 метров.Грунт песчаный. Брать его легко просто руками, но на место выбранного песка сверху осыпается все новый и новый. Потребовались укрепления. На потолок клали доску длинной 70 см и подпирали ее сосновыми стойками высотой 65 см. Нужно было заготовить доски, стойки и вынести песок. И все это незаметно для немцев, которые постоянно торчат наверху у края ямы, заглядывают вниз и каждые пару часов спускаются проверить нас. И это при условии, что никаких инструментов нам иметь не разрешалось, и при наличии среди нас «пресмыкающихся», которые в животном страхе перед немцами неодобрительно относились к подкопу.
«Для звукомаскировки все поют, а один пилит доски и стойки»
Инструментальной кладовой для нас были… фигуры. Под бдительным надзором шефов мы ухитрялись извлечь из карманов нераздетых фигур ножики, ножницы, напильники, свечи, кусачки. Под видом дров заготовляли стойки, якобы для ремонта нар носили дрова. Вечером для звукомаскировки все хором поют, а один, забравшись под нары, ручной пилой пилит доски и стойки.…Работать в канале было невероятно тяжело. Воздуха почти не было. Ни спички, ни зажигалки в канале не горели. Поработав в канале час-полтора, люди едва не теряли сознание, и все же вернувшись с изнурительной работы на фигурах, смена спускались в шахту. Изо дня в день, с 5 до 9 и с 3 до 6 часов утра продолжалась работа.
Не раз песок, обвалившись сверху, засыпал работника так, что приходилось откапывать и вытаскивать за ноги. Не раз заваливались стойки, оседали доски и, казалось, что вся работа пропала. Несколько раз удавалось выскочить из колодца лишь за пару секунд перед появлением все подозревающих, ко всему придирающихся конвоиров… Сантиметр за сантиметром мы продвигались вперед. Проходя на работу, мы наметили место выхода на поверхность. Единственное, малозаметное для охраняющих нас конвоиров место, в склоне горы, за пнем. Снаружи расстояние определяли на глаз. Измеряя шагами, ограниченными цепью. Направление брали по компасу, украденному у гестаповцев… 9 апреля мы обнаружили корень желаемого пня. Стало ясно, что мы пришли точно в намеченное место. 12 апреля из канала проткнули медную трубочку вперед и вверх. После полуметра песка оказался воздух.
Все 80 человек были разбиты на десятки. Во главе каждого десятка был поставлен командир. Все получили подробный инструктаж по технике выползания и очередь. Естественно, что люди, изъявившие желание идти в лес к партизанам, были помещены в первые четыре десятки. Из 80 человек лишь два-три отстаивали свои, лично эгоистические интересы. Общее стремление сводилось не к спасению собственной жизни. Пусть не я, пусть другой, но уйдет и расскажет о виденном и пережитом.
«Хоть кто-нибудь, но все же доберется до своих»
15 апреля убрали еще 40 см песка, до поверхности осталось 10 см. Первая двадцатка, сняв цепи, вошла в канал. На случай столкновения с патрулями первые были вооружены ножами и двумя флаконами с уксусной эссенцией, которой предполагалось плеснуть в глаза. Кроме того, имелись две пары кусачек, чтобы разрезать проволоку, ограждающую территорию. Все это вооружение было добыто у фигур.Дождавшись темноты, из рук в руки, горстями, передали остающийся песок. Когда отверстие было достаточно велико, поползли. Ночь была совершенно темная. На фоне неба справа и слева виднелись фигуры часовых. Лавируя между ними, удалось проползти более 100 метров в абсолютной тишине и… внезапно выстрел, второй. И сразу поднялась стрельба со всех сторон. Несмотря на сильный огонь, организованно доползли до проволоки и перекусили ее, как было намечено в двух местах. При свете выстрелов можно было установить, что вся трасса от выхода из канала до проволоки заполнена ползущими людьми. Значит, вышло не менее 30 человек. (Эта цифра была затем подтверждена немцами). У проволоки настроение было триумфальное. Было ясно, что хоть кто-нибудь, но все же доберется до своих. И действительно, 22 апреля наша группа, усталая, измученная, голодная, но сильная духом встретила в деревне Жигорины партизан отряда Невского бригады Ворошилова. Нетрудно понять наши чувства при виде пятиконечных красных звезд, сиявших на пилотках партизан.
«Там шевелилась земля»
Мария РОЛЬНИКАЙТЕ, писатель, узница Вильнюсского гетто и концлагеря Штутгоф:— В сосновом леске Понар еще до войны были выкопаны ямы — для хранения бензина и нефти. Часть успели даже выложить камнем, но большинство осталось просто как глубокие огромные котлованы. Они и стали братскими могилами. Отбирали людей, говорили, что везут на работы в поселок Понары, где будет трудовой лагерь, а на самом деле везли на расстрел. Расстреливали на краю ям, убитые и раненые падали вместе. Жители близлежащих хуторов уже после войны рассказывали, что в Понарах шевелилась земля. Земля вспухала, и на поверхности появлялась то рука, то нога. Верующие говорили, что земля не принимает невинных жертв. В Понарах после войны создали мемориал. Он существует и сейчас. А те страшные ямы поросли травой…
