Царственные мученики

Снова наступили царские дни, и снова наши размышления посвящены оценке значения православной монархии для судеб человечества. Снова мы ищем богословское осмысление мученического подвига императора Николая II. Вспоминаются слова Л. Тихомирова: «В монархии нация ищет освящения всех проявлений своей сложной жизни подчинением правде. Для этого нужна единоличная власть, потому что только личность имеет совесть, только личность несет ответ перед Богом. Нужна власть неограниченная, ибо всякое ограничение власти Царя людьми освобождало бы его от ответа перед совестью и перед Богом. Окружаемый ограничениями, он уже подчинялся бы не правде, а тем или иным интересам, той или иной земной силе».

Существуют ли реально перспективы восстановления православной монархии в России или это еще утопическое маргинальное движение наших дней? Слишком очевидно, что разговор о перспективах восстановления православной монархии в нынешней ситуации несостоятелен. Среди всеобщего сегодняшнего аморализма и беззакония о восстановлении монархии даже и речи быть не может.

Выйти из сложившегося положения люди сами не в состоянии. С каждым усилием они как будто только глубже погрязают в этой трясине. Никакие умствования на самом деле не помогут. Только по милости Божией это может произойти, если люди покаются, если всей душой захотят изменить жизнь, захотят Царя, захотят подчиниться закону высшей Правды, отказавшись от безумной, гибельной свободы.

Русский народ даже в своем безумии интуитивно чувствует нерасторжимую связь понятий Царя и Бога: «Бога нет, Царя не надо, мы на кочке проживем». Вот так и живем «на кочке», замечает современный писатель, подслушавший эту песню в глухой Российской провинции в конце шестидесятых годов. Или, как точно выразил после отречения Царя это состояние безумия поэт: «Хорошо, что Бога нет, хорошо, что нет Царя, хорошо, что никого, хорошо, что ничего». А как сказал недавно перед лицом нарастающего распада другой поэт: «Если России не нужен Бог, мне не нужна такая Россия».

Все общество должно прежде в корне измениться. Нет ничего невозможного Богу. Но требуется соработничество с Ним. Реально это труд и осознание всего, что произошло и происходит сейчас.

* * *
С наступлением третьего тысячелетия обозначенную нами тему уместно поставить в прямой связи с ересью тысячелетнего царства. Государь Николай Александрович пал жертвой противостояния самой главной ереси человечества — ереси хилиазма в последнем проявлении ее, марксистско-ленинской революции. Все силы зла были напряжены здесь, и потому Промыслом Божиим был избран для этого противостояния человек такого редкого достоинства.

Напомним, что идея тысячелетнего царства, идея земного царства, где все будет совершенно, родилась из древней ереси хилиазма, согласно которой первое воскресение, о котором говорится в 20-й главе Откровения Иоанна Богослова, будет для избранных на тысячу лет. В это время избранные будут жить со Христом на земле, наслаждаясь благоденствием и счастьем. Эти мечты исходят из древнего иудейского предания и обретают все большее влияние в учении иудаизма с его идеей земного царства, крайним выражением которой является коммунизм. Это ложная, воображательная теория, о которой Православная Церковь говорит как об искажении подлинной эсхатологической надежды. Церковь поражала эту ересь всякий раз, как она в течение истории снова появлялась на свет, поскольку речь идет о постоянном искушении. Мы видим ее сегодня вновь, все более жизнеспособной по мере того, как авторитет Церкви ослабевает в мире, а желание абсолютной справедливости продолжает быть естественной мучительной потребностью человечества.

Действительно, невозможно поддерживать существование без надежды на лучшее будущее. Жизнь невозможна, если жизнь не может быть изменена. Но нельзя не видеть глубину подмен, проистекающих из этих чаяний. Здесь проявляется надежда того самого хилиазма, который как будто с неизбежностью присутствует в сознании человеческого общества и который проникает даже в Церковь.

С неизбежностью во всякой культуре, где еще сохраняются идеи правды и справедливости, но уже потеряна всякая связь с верой в Бога, развивается хилиазм явный или скрытый. Трагическая противоречивая идея хилиазма — в истоке великих исторических мифов XIX века, тех, которые пытались осуществить в двадцатом. Это упорство хилиазма, религии «века сего», религии, не сознающей себя религией, ставит очень серьезные проблемы.

Миллионы православных христиан в России, отрекшихся от своей веры, участвовали в этом заблуждении. Великие революции, которые являются попытками временного «спасения» человечества, — не должны ли они, приходя к логическому завершению, стать войной не только против Помазанника Божия, но и против всей Церкви, стремлением освободиться от всех форм священного и даже, в конце концов, от правды и справедливости?

После революции 1917 года в России Церковь предстала для многих уже как устаревший институт, осужденный на исчезновение. Сегодня пустоты жизни становятся все более глубокими, и поэтому тревога все более возрастает. Поскольку все разрушается или обречено на разрушение, эта тревога — «уныние народов», о котором говорит Христос, — неизбывна, и никто не в состоянии избежать ее.

Теперь, разумеется, многие ставят под сомнение оптимизм, которого было исполнено человечество сто лет назад, но идея всеобщего прогресса человечества утвердилась так прочно, что поглощает собой все без остатка и ничего другого человечество знать не желает. В стремлении установить господство над материальным миром человек все более утверждает себя как «человекобог». Мы наблюдаем всеобщую устремленность к заманчивому, чисто человеческому будущему, и достижение его кажется возможным, а религия с ее понятиями, кажется, должна с неизбежностью отступить и исчезнуть.

Весь смысл революции 1917 года в этом. Здесь происходит экзамен человеческой цивилизации, и потому все силы зла напряжены в противостоянии православной монархии. Разве случайно, что именно коммунистическая, марксистско-ленинская идеология в конечном счете со всей ненавистью обрушилась на Помазанника Божия? Это было предельное выражение хилиастического лжеучения. А второй эшелон его наступает сейчас с отменой всех нравственных препятствий для достижения земного счастья.

* * *
Государь Николай Александрович воспринимается нами сегодня как ангел, посланный Богом на землю накануне апокалиптических бурь в России и во всем мире. Он был дан, чтобы явить образец православного Государя на все времена, чтобы показать, чего мы лишаемся, теряя православную монархию. Вместо Помазанника Божия Россия получила помазанников сатанинских. Все перевернулось, все тут же смело. Всякие попытки удержать распад были напрасны. Даже либерал В. Набоков вынужден был констатировать, что как только восторжествовала полная законность и справедливость, о которой мечтали либералы, тут-то началось самое страшное кровавое беззаконие.

Он был Помазанник Божий — по-гречески «христос», — тот, кто подлинно был причастен Царскому служению Христа, кто получил особые благодатные дары для своего ответственнейшего христианского служения. И это проявилось в его смирении перед волей Божией. Святитель Иоанн Максим ович говорит: «Восприяв благодатную печать Духа Святого в таинстве миропомазания, Император Николай II был до конца жизни верен своему высокому званию и сознавал свою ответственность перед Богом. В каждом поступке он отдавал отчет перед своей совестью, благочестивейший во дни своего земного благополучия не по имени только, но и самим делом, он во дни своих испытаний проявил терпение, подобное терпению праведного Иова».

Он был духовно Император, мученик, во всех смыслах осуществивший свое мистическое призвание, наиболее кроткий, наиболее угодивший Христу из всех православных Государей — именно такой, каким должен быть Царь в последние времена. Государь Николай II разделил Голгофу своего народа. Вот почему его прославление нашей Церковью не может быть отделено от прославления новых мучеников и исповедников Российских. Мы должны снова подчеркнуть значение, которое Церковь придает пролитию крови. Первые святые были мученики.

Вот тайна отречения от престола последнего святого Царя, которое постоянно ставят ему в вину: для него не было разницы между долгом христианина, исполняющего заповеди Божии, и долгом Государя. Когда в силу страшных обстоятельств («кругом измена, трусость и обман») стало ясно, что он не может исполнять свой долг Царского служения по всем требованиям христианской совести, он безропотно, как Христос в Гефсимании, принял волю Божию о себе и о России. Нам иногда кажется, что в активности проявляются воля, характер человека. Но требуется несравненно большее мужество, чтобы тот, кто «не напрасно носит меч», принял повеление Божие «не противиться злому», когда Бог открывает, что иного пути нет. А политик, которым движет только инстинкт власти и жажда ее сохранить во что бы то ни стало, по природе очень слабый человек. Заслуга Государя Николая II в том, что он осуществил смысл истории как тайны воли Божией.

* * *
Нет нужды рассуждать по поводу безумных обвинений, что по вине Государя Николая Александровича пролились реки крови и отпали от Бога души миллионов людей. Достаточно сказать, что Церковь никогда не имеет права надеяться на абстрактную силу и опираться на нее с тем, чтобы проповедовать миру благовестие Креста.

Мы не можем сказать, что Государь был непрактичный человек. Не случайно в его правление Россия достигла наивысшего расцвета и наивысшей свободы. Однако, как глубоко и точно отметил архимандрит Константин Зайцев, «это были последние всплески громадной, но упадающей духовной волны, которая в свое время подняла из ничего русскую землю и дала ей постепенно неслыханное величие и славу». Трагедия заключалась в том, что со все большей силой являлся соблазн следовать по пути Европы с ее освобождением от всех «пут», препятствующих достижению еще большего расцвета и еще б ольшей свободы. «В этой устремленности к гражданской свободе, — говорит далее отец Константин, — русский человек все более терял способность и готовность свободного подчинения данной Богом власти, и разумная свобода превращалась в сознании русских людей в освобождение от духовной дисциплины, в охлаждение к Церкви, в неуважение к Царю. Царь становился, с гражданским расцветом России, духовно, психологически лишним. Свободной России он становился ненужным. Чем ближе к престолу, чем выше по лестнице культуры, благосостояния, умственного развития — тем разительнее становилась духовная пропасть, раскрывавшаяся между Царем и его подданными. Только этим можно вообще объяснить факт той устрашающей пустоты, которая образовалась вокруг Царя с момента революции».

Требование отречения — пишет отец Константин — было «острым проявлением того психологического ощущения ненужности Царя, которое охватывало Россию. Каждый действовал по своей логике и имел свое понимание того, что нужно для спасения и благоденствия России. Тут могло быть много и ума, и даже государственной мудрости. Но того мистического трепета перед Царской властью и той религиозной уверенности, что Царь-Помазанник несет с собой благодать Божию, от которой нельзя отпихиваться, заменяя ее своими домыслами, уже не было, это исчезло». Как, добавим, еще раньше исчезло во всем остальном мире.

Это не в один день произошло, и не в период правления Государя Николая Александровича это началось. Уже в программе декабристов обязательным пунктом было уничтожение Царского рода, а английская и французская революции решили эту проблему еще раньше. Хилиастическая секуляризация общественного сознания, строительство земного царства с отвержением Небесного, постепенно развивается в глубине веков и в перспективе неминуемо должна отождествляться с последними апокалиптическими событиями истории.

* * *
Мы вступили в третье тысячелетие, и, может быть, «близок всему конец».

В судьбе последнего русского Императора мы можем видеть события апокалиптического значения вследствие не только того особого места, которое занимает Россия в мире, но и вследствие раскрытия на последней глубине процессов, происходящих в мире на протяжении последних веков.

Одна из существенных черт последнего времени заключается в том, что человеческое общество прежде всего сосредоточено на будущем. До последних веков оно обращало свой взор скорее к прошлому. Люди искали в нем примеры, позволяющие им устоять посреди зла земного существования. Они не думали о том, как изменить мир, скорее о том, как достойно выжить в существующем мире.

Идея устремленности к лучшему будущему, соответствующему гражданскому цивилизованному обществу, совершенно отличная от истории спасения, начинает появляться после XVI века и обретает все более полные очертания в XVIII. Эта идея очень медленно проникает в общественное сознание, но это были действительно великие перемены. То, что произошло с Царем в России, было последним рубежом.

В этом направлении развивается философская мысль современного мира с его великолепием прогресса и ужасами распада. Это можно проследить на примере трех великих течений мысли, которые в точности соответствуют истории трех последних веков. XVIII век — человек, унаследовав влияние Декарта, все более и более верит в разум и науку, почти обожествляя их. XIX век открывает двери «диалектике истории» и эволюции (Гегель, Дарвин, Маркс). XX век, осуществляя на практике учения XIX, одновременно утверждает «примат жизни» — предпочтение практического опыта любой теории (Бергсон с его экзистенциализмом и др.).

Но разум, безусловно необходимый для познания жизни, когда он становится единственным мерилом истины, изгоняет тайну. А эволюция и «диалектика истории», сосредоточенные всецело на земном плане жизни, затуманивают вечное. «Экзистенция», временное существование, вытесняет сущность, опыт противопоставляется Откровению. «Если я не знаю Бога в моем личном опыте, значит Бога нет». Отсюда в перспективе появляется новое понимание свободы с отменой всех древних табу: человек только тогда по-настоящему реализует себя, когда не связывает себя никакими нравственными ограничениями.

Эти три течения мысли проистекают одно из другого и накладываются друг на друга, так что препятствия к вере «древних дней» и ее ценностям спрессовываются и современному человеку все труднее пробиться через эту толщу.

Таким образом можно видеть, что человеческая нравственность и культура проходят через три соответствующих этапа. Во-первых, могут сохраняться листья, цветы и даже плоды традиционной христианской нравственности и культуры, но связь с корнями — с верой в Живого Бога — все более ослабевает и совсем утрачивается. Постепенно Бог становится просто ненужным, превращаясь в абстрактную «надстройку», которую можно упразднить: достаточно для достойной жизни следовать требованиям естественного разума и совести.

На втором этапе человек, будучи не в состоянии обеспечить порядок жизни, восстает против естественных норм нравственности и их Творца: революция 1917 г. в России и продолжение ее сегодня в новой революции — перевороте Божественного и нравственного порядка, утверждающего грех как норму.

На последнем, третьем этапе требуется как бы освящение греха — то смешение святыни с грязью, о котором как о «тайне беззакония» внутри Церкви пишет апостол Павел во втором послании к Солунянам. В этом же контексте, отметим, можно рассматривать одну из перспектив восстановления монархии: украшение главной христианской святыней — крестом — высшего беззакония, власти мамоны, перспективу «внешней видимости» с полной внутренней пустотой, по выражению святителя Феофана Затворника, — восстановление монархии как власти антихриста.

* * *
Мы можем видеть, что происходит, когда утрачивается понимание того, что власть от Бога и строительство государственности происходит не на христианских принципах. Господствующий современный взгляд на политику и экономику, согласно которому хорошо то, что дает выгоду и что способствует процветанию и могуществу государства, неважно каким попранием нравственных принципов это достигается, с неизбежностью ставит человеческое общество перед выбором между одним бессердечным политическим монстром и другим, еще более бессердечным, в их противостоянии друг другу. Когда утрачивается измерение вечности, не остается никакой возможности избегнуть тоталитаризма, несмотря ни на какие разговоры о свободе. И демократия — эта великая ложь нашего времени, по выражению К. Победоносцева, — неизбежно заканчивается им.

Сейчас часто говорят об «ускорении истории». Однако ускорение технического прогресса означает не просто замедление нравственного развития человека, а — ускорение его распада. Всеобщий мир, который обещает хилиазм, может раскрыться и уже раскрывается тотальной войной, как сказал древний философ, «всех против всех». Ибо мир, основанный на отвержении главных нравственных принципов, неминуемо приводит к тотальной анархии и к тотальной тирании.

Нет никакой иной истории, кроме истории спасения, которая завершается в вечности. Царь — Помазанник Божий — призван обеспечить это в максимальной степени. Как сказал философ, назначение власти не в том, чтобы на земле создать рай, а чтобы не допустить на земле ада. Сегодня в обществе создается такая нравственная атмосфера, в которой среднему человеку просто не выжить. Надо быть сильной личностью, укорененной в Боге, чтобы противостоять общему распаду. Великое бесспорное преимущество православной монархии заключается в ее сверхприродном благодатном измерении. В стремлении открыть путь к Царству Христову для всех людей. Назначением Царя как «внешнего епископа» было через поддержание истинных отношений между Церковью и государством давать возможность Церкви хранить эту атмосферу.

Основополагающий догмат христианского откровения — первородный грех — не есть социальная несправедливость, главное зло для хилиастического марксизма. И человечество, даже если бы оно освободилось от всех социальных бед, по-прежнему пребывало бы в том же всеохватывающем несчастье греха. Яркой иллюстрацией подобных устремлений является не только не имеющий аналогов опыт коммунистической и пост-коммунистической России, но и таких стран, как Голландия, Швеция, опережающих всех по уровню материального благополучия и демократических свобод, и не желающих никому уступать первенство по степени разврата и числу самоубийств. Все успехи хилиазма поверхностны, они не проникают в подлинные глубины человеческого отчаяния.

Разумеется, мы должны бороться и с социальным злом. Но оно есть лишь проявление другого, более глубокого и сокрытого зла — греха, смерти, диавола. Смысл истории, как говорят хилиасты и марксисты, — и мы согласны с ними в этом — освободить человека и дать ему счастье. Но мы говорим, что только Иисус Христос может это сделать, и те, кто являются последователями Его.

После убийства Царя вся сокрушительная мощь разрушения была направлена именно на Церковь, поскольку просто фактом своего существования, одним своим присутствием, Церковь воздействует на мир — может быть, более, чем своим словом, если она сохраняет подлинность, открывая собою миру невидимое. Мир также со своей стороны воздействует на Церковь, и это воздействие в значительной степени усиливается с устранением удерживающего, которым, по объяснению святых отцов, является православный Царь. Мир поддерживает Церковь или оскорбляет ее, игнорирует ее или, что хуже всего, пытается стать на ее место, подменить ее собой.

Человеческое общество с его простым существованием постоянно находится в поисках какого-то единства. Единство, которое явилось вследствие крушения православной монархии, вначале как единство коммунистического коллективизма, а затем — единство в грехе как норме, завершится в конце концов единством под началом антихриста. А единство в Боге, которое в значительной степени обеспечивал Царь как хранитель Церкви и веры от внешних угроз, будет все более ослабевать в мире.

* * *
Что должны мы делать в этом мире, чтобы отчаяние и ночь не поглотили его совсем? Мы понимаем, что необходимы долгие усилия прежде, чем мир придет к отказу от скептического прагматизма и снова будет найдено понимание роли православного монарха, обеспечивающего удовлетворительные отношения между Церковью, Царством воплощенного Слова, и миром, царством множественности, чающим достигнуть единства, никогда не достижимого без Бога. Это отношение не просто нравственное или юридическое, но онтологическое. Только через понимание этого онтологического отношения все последствия, моральные, политические и юридические могут постепенно являться в их подлинном свете.

Это задача непростая. Мы даже не можем быть уверенными, что она завершится видимым образом, ибо победа добра — сокровенная победа, в то время как «тайна беззакония» торжествует повсюду на поверхности, и мы можем видеть это сегодня с особенной ясностью. Однако здесь наша существенная задача. Она предполагает точное осознание двух тайн — тайны Церкви и тайны мира, которые все более противостоят друг другу.

Трагедия заключается не только в утрате важного центра жизни, но также и в утрате способности вернуться к нему через это осознание. Как возможно с легкостью перешагнуть весь светлый и темный опыт прошлого и идти дальше «по пути прогресса»? Или ограничиться повторением внешних форм, унаследованных от прошлого? Современный кризис в значительной степени есть кризис разумения в церковном и общественном сознании. Где обрести свет, как разогнать тьму, чтобы хотя бы попытаться найти дорогу, ведущую ко спасению?

Перед лицом хилиастической химеры мы должны осознать не только опасность всеобщего уничтожения, например, от ядерного взрыва или истощения природных ресурсов, но не меньшую, по крайней мере, опасность нравственной и духовной гибели. Политический и духовно-нравственный горизонт мира становится все более единым. Если мы хотим изменить горизонт времени, надо, чтобы взор наш был устремлен к подлинной цели, к цели высшей, от которой зависит судьба человеческого общества. Мы уже много раз говорили, что прежде, чем ставить вопрос о восстановлении православной монархии в России, надо серьезно задуматься о путях восстановления двух главных составляющих ее содержания — нравственности и государственности. Иначе ожидание нового царя земного будет путем установления симфонии антигосударства и антицеркви в лице антихриста.
17.07.07

Впервые опубликовано: http://www.moral.ru/propoved/70 717_tsar_nicolay.htm