 |
| Фома | Анна Ершова | 09.07.2008 |
Я прекрасно понимаю некоторых мам, у которых послеродовые депрессии или которые нанимают нянь и выходят на работу, едва малышу исполняется годик, а потом отвергают даже мысль о втором ребенке. Не могу нисколько их осуждать. Ведь люди разные, у каждого свое призвание. Кто-то вышивает бисером подушечки и сидит с детьми до школы. Кто-то не может прожить без кипучей деятельности и полгода. Я по своему темпераменту отношусь, скорее, ко второму типу женщин.
Тем не менее, со временем я придумала, как мне не сходить с ума, сидя дома, а, наоборот, что-то приобретать и расти дальше. Нужно попытаться сфокусировать свое внимание на чем-то еще, кроме кастрюль и мокрых тряпок. Суметь так расположить домашние дела, чтобы осталось время для чего-то своего. «Своим» при этом может быть что угодно, в зависимости от настроения и вкуса.
Вот так мое сидение дома перестало быть скучным. То я «подтягивала» свой английский по самоучителю, то доставала с антресолей пыльные ноты и заново разучивала знакомые мелодии на фортепиано, окунаясь в мир воспоминаний и звуков. То мне было интересно оформить комнату фотографиями, картинами и картинками, я резала бумагу для паспарту, увеличивала старые фото, подбирала рамки.
Ну, и самое главное, чего у меня никогда было не отнять: тетрадь да ручка, которой постоянно можно записывать что-то…
Два часа солнца, два часа ветра, шуршащих по асфальту рыжих листьев, озабоченных лиц навстречу, взмокших спортсменов, странных особ с умилительными собачками, сухих и седеньких бабушек в аккуратных брючках, деловитых малышей с доверчивыми глазами, великанов-деревьев, милостиво спустивших для меня с небесной высоты своих крон прочные стволы: облокотись, посиди в тенечке… Два часа — подальше от других заботливых мам с детишками, подальше от всех, с ворохом мыслей в голове, планов, идей. О, моя голова, голова, как ты вмещаешь все, куда ты несешься, когда не заняты руки!.. Два часа стопроцентно работоспособной, остроумной, живой творческой энергии — ненаписанных статей, стихов, рассказов.
Не выдерживаю, выуживаю случайный карандаш и бумажку из кармана: что-то записываю, фиксирую хотя бы пунктиром… Два часа переосмысления жизни, подведения итогов, мук совести, озарений свыше. Два часа оцепенелого созерцания, когда не читается, не думается, только сидишь, подставляя солнцу лицо и впитывая все вокруг. Два часа кружений по дворам, я знаю в лицо всех гопников нашего района, я наблюдаю потешные бытовые сцены, семейные склоки, я узнаю столько нового о современных детях! Два часа решения важных проблем по мобильному телефону, бесконечных звонков по самым разным вопросам… Почему я всегда везде участвую? Что мне, больше всех надо? Я не знаю, просто вокруг меня всегда много, очень много людей…
А я так люблю быть одна, так люблю тишину. Ветер колышет Георгиевскую ленточку, привязанную к коляске: время акции давно прошло, но я определяю по ленточке, откуда дует.
Два часа, охраняющие сон моего малыша…
Часто слышу мнение, что ребенок — обуза. Не дает делать карьеру, зарабатывать деньги, развлекаться. Делать карьеру — зарабатывать деньги — развлекаться. Делать карьеру — зарабатывать деньги — развлекаться…
Нет никакого смысла этого кругооборота дензнаков в природе. Для меня смысл — это когда есть ради чего, ради кого. Мои дети — мое вдохновение. Каждый новый ребенок — толчок для движения в новом направлении. Мне хочется попробовать то и это, и каким-то неописуемым образом это получается — ради детей. Мне снова нужны деньги — для детей. Я снова хочу знать многое — для детей. Мы снова читаем те же книги и смотрим те же фильмы — проживая это вместе с нашими детьми. Мы действительно снова живем.
Никто меня не убедит, что дети — это обуза. Тогда обуза — любовь. Не люби, потому что ты будешь зависеть от кого-то, думать о нем, страдать. Обуза — долг. А ты никому не хочешь быть должен: ни родине, ни родителям, ни учителям, ни друзьям. И вот если у тебя точно нет никаких обуз, ты, совершенно свободный, предоставленный сам себе, идешь после работы, на которой ты, естественно, только ради заработка, в тренажерный зал для фитнеса, в кафе для вкусного ужина, в косметический кабинет для массажа, в кино для получения эстетического удовольствия… и вот ты, идеально ухоженный, загорелый и причесанный, постепенно стареешь, умираешь и сгниваешь…
Он поднимает тебя в несусветную рань — в шесть утра. Не дав не то что позавтракать — ни умыться, ни молитву наспех прочесть, — он требует еды. Жадно насытившись, он добродушно расслабляется на какое-то время, давая себя умыть, переодеть, почистить уши и нос. Дальше, во время игр и развлечений тебе удается немного отвлечь его и урывками умыться самой, одеться, причесаться. Потом он требует, чтобы он отдыхал на свежем воздухе. Часто к этому времени ты не успеваешь толком позавтракать, но, подгоняемая требовательными криками, вся в испарине, ты бегаешь и собираешь ему обширную сумку — с запасной едой, питьем (вдруг проголодается), какими-то одеждами (вдруг замерзнет) и прочим, прочим, прочим. Наконец, выбегаешь и гуляешь столько, сколько он захочет спать, ты возишь и возишь его, потому что стоит тебе остановиться и присесть хоть на минутку, чтоб отдохнули измученные ноги, он громким криком заставляет тебя снова вскочить. Так проходит час, другой, третий… ему абсолютно безразлично, что ты замерзла, как цуцик, он, укрытый теплыми одеялами, ни на мгновение не подумает о тебе. Вдруг в какой-то неожиданный момент, когда ты зашла в самую глубину парка (ведь с ним нужно гулять только в экологически чистых местах, а ближайшие деревья растут в получасе ходьбы от дома), он громко, требовательно кричит на тебя и требует, чтоб ты шла домой, потому что он передумал, и ему все это надоело.
Дома ты снова судорожно готовишь ему еду, кормишь его и только подумаешь: ну вот, теперь, может, и мне удастся перекусить… но у него вдруг разболится живот, он прольет на себя воду, его снова нужно переодевать… драгоценное время упущено, кажется, он снова хочет спать… но он привык, что засыпает, покачиваясь, и ты до умопомрачения качаешь, качаешь его кровать…
И так весь день до позднего, немыслимо позднего вечера. Ела ли ты? Чистила ли ты сегодня зубы? Не помнишь… неважно… Но ведь тебя ждет твоя семья, муж хочет ужинать, дети хотят хоть немножко поговорить с мамой… да сколько еще всего! Ведь для него нужно стирать, гладить, готовить еду, мыть посуду, кипятить все его принадлежности…
О-оооооооооо… мама, мама… день наконец закончен, ты доползаешь до своей кровати и только задремлешь… как вдруг он просыпается… он снова и снова хочет кушать… ты смотришь на часы и с трепетом наблюдаешь, что до шести, когда тебе нужно будет вставать, времени остается все меньше и меньше…
Кто он? Ужасный тиран, поработивший тебя? За какую цену можно так подчинить себе человека? Втянув, втоптав в себя все его мысли, желания, всю его личность сконцентрировав на себе, не давая ничему, кроме себя, в его жизни происходить долгие, долгие дни, месяцы… а может, и годы… Какова цена такому рабству?
Этому добровольному рабству?
Этому рабству любви?..
Они сначала полностью зависят от нас, у них нет никаких дел, не связанных с нами, они практически не могут без нас жить. Мы, конечно, их любим, заботимся о них, но при возможности стараемся сбежать куда-нибудь: в кино, в гости, по делам, на работу.
Постепенно они становятся самостоятельнее, мы все меньше им нужны, а нам все интереснее проводить с ними время, но теперь они уже не так стремятся разделить с нами свою радость и горе.
А, в конце концов, к старости, — все с точностью до наоборот. Мы полностью зависим от них, у нас нет никаких дел, не связанных с ними, мы практически не можем без них жить. Они, конечно, нас любят, заботятся о нас, но при случае стараются сбежать куда-нибудь: в кино, в гости, по делам, на работу…
Вот парадокс: пока дома куча народу, ты делаешь сто дел в день, работаешь, учишься, штопаешь колготки, варишь супы. А когда дети вдруг уезжают, тебя поглощает пустота. Сначала думаешь: о! целые две недели свободны, вот я дел наворочу! Но дела ползут еле-еле, одолевает лень и какая-то липкая апатия, не хочется даже готовить, питаешься чаем или консервами. Все чаще «зависаешь» вечерами у телевизора, все неповоротливее становишься. И вот наконец-то кончены две недели, ты ничего не успел из задуманного, но жизнь снова понеслась вскачь, — и с детскими криками, визгами, заботами к тебе возвращается энергия и сила.
Когда в семье много детей, ты исполнен такой мерой счастья, которую трудно с чем-то сравнить. Ты с замиранием ужаса представляешь, как бы ты жил, если бы у тебя не было детей. Как был бы пуст дом. Как что-то надо было б делать — а что делать-то? Как надо было бы куда-то ходить, — поначалу в охотку, потом с натяжкой: спектакли просмотрены, друзья навещены… куда ж в эти выходные двинуться?.. Но, слава Богу, твой дом — полная чаша, у тебя всего вдоволь, ты живешь на пике ощущений, ты по-настоящему богат…
У моей мамы трое детей. Сейчас она пенсионерка, живет вдали от всех в своем доме. Скучает. Часто приезжает к детям. Ей можно выбирать, к кому именно. В выходные ей позвонит каждый. Раз в месяц каждый пошлет денег. У каждого не по одному ребенку, и шесть больших и маленьких внуков и внучек всегда рады видеть дорогую бабусю. Если ей грустно — она позвонит кому-нибудь из нас. Если ее кто-то из нас обидит — она пожалуется другому. Когда мы все приезжаем к ней летом, она накрывает большой стол на 10−15 персон. Если мы не можем приехать в одно время — то в июне у нее гостят одни, в июле другие, а в августе третьи. Все лето в доме не смолкают детские голоса и смех. Осенью она все время трудится, так как нужно наварить килограммов 30 варенья, съездить на почту в пять заходов и отослать детям и внукам. Она не оставляет себе ни баночки, ей не надо. Она по-настоящему богата.
Я стала сама собой, только родив ребенка. Квинтэссенция всех человеческих чувств — в наших отношениях с детьми. Истончающаяся нежность, бурные всплески гнева, терзающая сердце обида. Дети — это то, к чему мы по-настоящему неравнодушны. Это то, что нас беспокоит, трогает, ранит, мы беззащитны, наши чувства оголены, нам бывает очень больно, но и счастье в стократ сильнее захлестывает нас.
Мои лучшие дни, месяцы, годы, — с маленькими моими малышами. Я снова обретаю себя, собираю по кускам из работы, на которой я горела, из кипучей жизни, в которой я бурлила. Я одна с моим счастьем, умноженная на два, снова в квадрате, в круге радости, в сиянии благодати.
Отрывки из книги «Жила-была я». М.: Лепта, 2008
http://www.foma.ru/articles/1698/
