 |
| Гудок | Дмитрий Богоявленский | 21.04.2005 |
Однако российский Госкомстат утверждает, что в последнее время рождаемость у нас повышается. Неужели снова, как в советские времена, начались лукавые игры с цифрами? Или желаемое за действительное выдают американские аналитики? За ответом мы обратились к известному демографу старшему научному сотруднику Центра демографии и экологии человека Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН Дмитрию БОГОЯВЛЕНСКОМУ.
— Действительно, в нашей стране с каждым годом на свет появляется все больше детей. Но рост столь незначителен, что обольщаться этим не стоит, — говорит ученый. — Горькая правда такова, что уже с начала XX века рождаемость в России начала быстро падать и в 1999-м достигла минимального за всю ее историю уровня — каждые сто женщин в среднем рожали 117 детей. Сейчас эта цифра приближается к 135. Однако только для простого воспроизводства нужно 215. Это при очень низкой смертности. У нас же она воистину ужасающая.
— Момент, когда на картах демографов идущая вверх кривая смертности пересеклась с идущей вниз кривой рождаемости и началась убыль населения, академик Наталия Рамишевская назвала «русским крестом» и «точкой невозврата». Как далеко продвинулись мы на этом пути?
— Россия стала одной из первых стран, в которых установилось соотношение рождаемости и смертности, делающее невозможным простое возобновление поколений. Ничего неожиданного в происходящем нет. Население численно росло лишь благодаря демографической инерции XIX — начала XX столетия. Но она исчерпалась. Это во многом объясняется демографическими катастрофами минувшего века — Первой мировой войной, обильными кровопусканиями революционного времени, коллективизацией, массовыми репрессиями и смертоносной Великой Отечественной. Уже в 60-х годах рождаемость опустилась ниже уровня простого воспроизводства.
— Почему же ученые не ударили в набат?
— Они говорили об этом достаточно открыто. Однако власти предпочли засекретить неудобные цифры, омрачающие обещанные светлые коммунистические дали.
Когда же табу было снято и раздались крики: «Вымираем!», многие связали это с событиями последнего десятилетия, грабительской приватизацией, неуверенностью в завтрашнем дне, повальной бедностью. Но демографические процессы слишком медленны, чтобы экономические неурядицы оказывали на них существенное влияние. При чем тут реформы, если фатальное сближение кривых рождаемости и смертности началось полвека назад? Это доставшаяся нам в наследство запущенная, хроническая болезнь.
Сейчас в стране 143 миллиона жителей. К 2025 году, по расчетам нашего Центра демографии и экологии человека, останется 125 миллионов. А в 2050-м, по разным оценкам, будет от 95 до 70 миллионов. Если между двумя последними переписями исчезла одна деревня из трех, то в ближайшее десятилетие исчезнет один малый город из трех — в них просто некому будет жить.
— Это же прямая угроза национальной безопасности…
— По числу жителей Россия еще недавно была на шестом месте в мире. Сейчас находится на восьмом. А к 2050 году, если не принять самые энергичные меры, сползет на 18-е. Она действительно тогда превратится в среднюю по значимости державу, которая не сможет удержать под контролем свои огромные территории.
— Однако в России до сих пор есть регионы и национальные республики, где семьи многодетные. Не обернется это значительным изменением этнического состава страны?
— Доля мусульманского населения действительно возрастает, но незначительно. В 1926 году в России было 92 процента православных, мусульман — 5,6. В 2002-м православных стало 88 процентов, а мусульман — 10. Бытующее представление о том, что кавказцы, татары, башкиры, калмыки «плодятся не переставая», имеет мифологический характер. В Туве, Дагестане, Чечне, особенно в Ингушетии, еще сохранилась относительно высокая рождаемость, но и они тоже идут по пути к низкой. В 1979 году по переписи на тысячу ингушских женщин детородного возраста было 1400 детей до 10 лет, в 2002-м — 950. Снижение налицо, хотя (для сравнения) у русских — 384. А у татар (мусульман) и того меньше — 374.
— Но на уровень смертности повлиять-то можно?
— Можно, ведь снижается же она в других странах. Но пока если в снижении рождаемости Россия следует в мировых течениях, то в динамике смерти — наоборот. В то время как в развитых, да и в большинстве развивающихся стран смертность снижается, у нас она растет; ныне ежегодно умирают более 2 миллионов человек.
Есть зависимость между доходом на душу населения и продолжительностью жизни. На графике этой зависимости все страны располагаются вблизи определенной кривой. А Россия стоит вне ее. Особенно коротка продолжительность жизни российских мужчин, для государства с не самой слабой экономикой она позорно низкая — 57 лет на селе и 59 лет в городе. По смертности же от несчастных случаев, отравлений и травм, автокатастроф страна держит печальное первенство, очевидно, во всем мире. А сколько россиян гибнут от рук террористов!
— Это плата за стремительный переход от плановой экономики к свободному рынку, который в наших условиях оказался диким?
— Нет, сегодняшнее положение со смертностью имеет более далекие истоки. До середины 1960-х годов у нас, как и во всех промышленно развитых странах, продолжительность жизни росла: мы научились хорошо бороться с эпидемиями, наладили массовую профилактику и вошли в число трех десятков государств с наиболее низкой смертностью. А затем откатились в середину второй сотни списка из 200 стран. Поскольку они шли дальше, а мы топтались на месте. Ситуация изменилась, на первый план выдвинулось предотвращение смертности от болезней неинфекционного происхождения, прежде всего сердечно-сосудистых и рака, потребовались гораздо большие материальные затраты на охрану и восстановление здоровья, одними прививками уже было не отделаться. У нас же, напротив, финансирование здравоохранения по отношению к общему бюджету начало снижаться, и сейчас в России одна из самых низких в цивилизованном мире долей расходов на здравоохранение. Мы на «сто каком-то» месте.
Наш Минздрав впору переименовывать в Министерство медицины. Замечательно, конечно, что отечественные хирурги-виртуозы делают прекрасные операции, но уже четыре десятилетия в России растет смертность и ожидаемая продолжительность жизни сокращается.
— А ведь все взаимосвязано: больные матери рожают от пьющих отцов больных детей, каждый третий ребенок у нас появляется на свет с врожденным недугом, смертность детей гораздо выше, чем на Западе, растет число инвалидов. Так можно дойти до того, что большинство населения окажется нетрудоспособным, а в случае необходимости и защитить страну некому будет…
— Наши беды во многом именно оттого, что для власти российский народ сам по себе никогда не имел ценности, использовался только как средство для достижения каких-то государственных интересов. Люди — трудовые ресурсы для народного хозяйства, мальчики — призывной потенциал для армии. О безопасности личности никто не думал. Соответственно относимся к своему здоровью и жизни и мы. Высокая российская смертность — провал такого масштаба, анализ которого не может сводиться к действию отдельных факторов. Требуется серьезный пересмотр главных целей общества.
У нас принято все время ссылаться на нехватку средств. Но ведь официально заявлено, что золотой запас страны сегодня превышает все показатели предыдущих лет, а нефтедоллары — основной источник доходов госказны — текут рекой при сложившейся и, судя по всему, долговременной благоприятной конъюнктуре нефтяного рынка. Да и говорить о деньгах можно лишь после того, как определены приоритеты. В конце концов, для чего создан Стабилизационный фонд, что он должен стабилизировать — наше медленное угасание?
— Академик РАН и РАМН Андрей Воробьев считает, что просто благодаря ежегодному медосмотру, который у нас забыт, можно своевременно обнаружить предпосылки наиболее распространенных заболеваний и увеличить жизнь на 15 — 20 лет. Но нас пугают, что продление жизни породит очередную проблему — старение общества, что ляжет на него дополнительной нагрузкой по содержанию пенсионеров?
— И детей и стариков кормят взрослые. Но поскольку рождаемость сокращается, то пожилые иждивенцы попросту заменяют освободившиеся места детей. Суммарная нагрузка на трудоспособную часть населения не возрастает. К тому же в силу ряда причин к концу минувшего века Россия по возрастному составу населения оказалась едва ли не в лучших условиях за все послевоенное время.
— А сколько народу нужно России, чтобы всем жилось хорошо?
— Боюсь, этого не знает никто, вопрос об оптимальном количестве населения совершенно не изучен. Подразумевается, что чем больше, тем лучше. Между тем уровень жизни от числа коренных жителей не зависит, это совершенно точно. Маленькие Нидерланды не менее процветающая страна, чем бескрайняя Россия с ее извечной нехваткой рабочих рук.
Если нация должными темпами повышает свое качество, то и катастрофических спадов экономики не будет.
— И все-таки как-то неуютно оттого, что планета становится все гуще населенной, а число россиян уменьшается. Можно ли выделить ключевую проблему в преодолении постигшего нас кризиса?
— К сожалению, в решении запущенной демографической проблемы нет того главного звена, взявшись за которое можно вытянуть всю цепь. Заниматься надо всем сразу, комплексно. Нужна огромная, затратная, не слишком заметная по скорости достижения результатов, а потому, возможно, и не слишком популярная работа.
Смягчить ситуацию может приток населения извне. Специалисты считают, что высокий уровень миграции необходимо обеспечивать примерно до середины века. Безусловно, это чревато разными неприятностями. Но что их не несет? Миграцией можно и нужно управлять. Иным способом решить проблему депопуляции невозможно, это надо четко понимать. Время не ждет, уже сейчас на человека в нашей стране приходится по 14 гектаров территории, которую требуется обживать и охранять. И чем меньше нас станет, тем сильнее огромные богатства, безлюдные российские просторы будут притягивать к себе соседей, испытывающих все возрастающий дефицит ресурсов, в том числе пригодной для сельского хозяйства земли и пресной воды.
Сейчас под рукой еще есть национальный резерв — русские, оставшиеся после развала СССР за пределами России. Мигранты других национальностей из постсоветских стран также намного ближе нам по своему менталитету, чем жители дальнего зарубежья. Мы были гражданами одной большой страны, воспитывались на общей идеологии, приучены к межнациональному сожительству. Между тем в обществе нарастает неприязнь к приезжим. Приняты драконовские законы, приравнявшие бывших сограждан в правах к иностранцам из стран, не входящих в СНГ.
Запад на изменяющиеся реалии реагирует быстрее и адекватнее. Именно за счет иммигрантов там уже во многом удается решать демографические и экономические проблемы. Приезжие заполняют те ниши на рынке труда, на которые нет спроса у коренных жителей, в том числе и потому, что это самые низкооплачиваемые профессии — школьный учитель, работник коммунальных служб, медсестры и санитары, сельскохозяйственные и строительные рабочие. В иммиграционном потоке в Великобританию начинают преобладать граждане Восточной Европы и СНГ, прежде всего России, Украины, Белоруссии. Только в Лондоне сейчас живут около 200 тысяч русских. Наша диаспора в Германии — 700 тысяч человек. Появились специальные иммиграционные юридические агентства, которые ведут организованную вербовку людей нужных для их стран профессий в России, на Украине и в Белоруссии.
А миграционный поток из Содружества в нашу страну стремительно сокращается. Очень недальновидная политика. К чему она приведет, мало кто задумывается. А зря.
Владимир КИСЕЛЕВ
