 |
| Православие и современность | Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (Корчагин) | 28.06.2008 |
На любое критическое замечание в свой адрес католическая Церковь отвечала: «Да-да, действительно, мы в этом виноваты, и даже больше, и не только в этом…». В результате диалога с миром так и не получилось. Мир привык, что католиков можно винить во всем по поводу и без повода. И сейчас думающие люди в католической Церкви с ужасом пожинают плоды этой открытости, к которой когда-то они так стремились.
И мы сейчас повторяем, с естественным для нас опозданием в 20−30 лет, все западные ошибки. В нашей самокритике тоже появилось несколько штампов. Как у католиков — Галилео Галилей, или, скажем, Джордано Бруно, так и у нас возникли «бабушки», или как крайне неудачно и оскорбительно выразился отец Андрей Кураев, мой большой друг и, на мой взгляд, один из самых ярких, активных и результативных современных миссионеров, — «церковные ведьмы».
Миф о страшных бабушках
Сегодня для многих из нас огромной трагедией является разрыв поколений, который произошел в нашей стране на рубеже 80-х и 90-х годов. Дело в том, что бoльшая часть современных прихожан храмов пришла в Церковь тогда, когда в ней уже почти не осталось людей старшего поколения. Так что эти страшные церковные бабушки-старушки, на самом деле, на 85−90 процентов — миф, который передается из уст в уста. Причем, бoльшая часть тех, кто об этом говорит, никогда этих бабушек в глаза не видели, потому что они, к сожалению, сегодня почти все уже ушли из жизни.
Люди моего поколения, которые пришли в Церковь в 70-е годы, еще помнят битком набитые храмы и огромные толпы женщин в белых платочках, которые, кстати, не все тогда были бабушками. Если сегодня посмотреть на старые фотографии, то можно увидеть, что в белых платочках в храм приходили и женщины среднего возраста, и даже молодые девушки.
А бабушками были те, кто отчасти еще сохранил ощущение той России, которую мы потеряли и которую мы сегодня безуспешно ищем. Они прожили не просто тяжелую — страшную жизнь. Надо знать историю нашей страны в XX веке, чтобы представить себе жизненный путь такой «среднестатистической бабушки», которая родилась еще при царе, как, например, моя бабушка, пережила Первую мировую войну, на которой погиб ее родной брат, революцию и голод, во время которого умерли отец и мать… Представить себе весь этот страшный для нашего народа довоенный период, когда людям приходилось буквально выживать в нечеловеческих условиях.
Моя бабушка — ее звали Елена Сергеевна — была обычной крестьянкой из-под Рязани и одна воспитывала четырех детей. Ее муж ушел на войну, с которой не вернулся, а старший сын пришел смертельно больным туберкулезом и спустя два года после победы умер. И всю оставшуюся жизнь она воспитывала сначала детей, а потом — огромное количество внуков, никого не оставляя своим вниманием. И при этом, почти не умея читать и писать (она закончила два класса церковно-приходской школы), молилась каждый день, утром и вечером — у нее были общие тетради, в которых печатными буквами были переписаны утренние и вечерние молитвы и несколько акафистов. Я думаю, что она ни разу не читала Евангелие, потому что его тогда просто невозможно было достать, и могла только слышать его в церкви на богослужении.
Мое собственное воцерковление связано, в основном, с моей бабушкой. Именно она привела меня в первый раз в церковь и водила меня туда так же, как и всех своих внуков. Причем независимо от того, хотели этого ее дети или не хотели. Например, папа моих двоюродных братьев и сестер был членом партии, и страшно боялся того, что кто-то узнает об этом. Но бабушка совершенно спокойно к этому относилась. И порой даже просила его переписывать акафисты или молитвы в свои тетрадки, чему он скрепя сердце подчинялся…
Моя бабушка и ее близкие, знакомые, родственницы и подруги были удивительными людьми, которых я до сегодняшнего дня вспоминаю не иначе, как с огромной благодарностью. Это были люди, верившие необыкновенно просто и трезво. И весь ужас того, что было пережито ими, не лишил их чувства благодарности Богу, способности к радости, к веселью. Они не были мрачными и хмурыми людьми. Напротив — необыкновенно открытыми, свободными, могли и песни спеть, и пообщаться, не боялись ехать через полстраны для того, чтобы повидаться с родственниками, со своими детьми и внуками. Эти абсолютно забытые сегодня особенности характера делали их очень яркими и цельными людьми.
Мне довелось видеть еще несколько церковных старушек из другой, если можно так сказать, социальной сферы. Это московские интеллигентные бабушки, которые также всю свою жизнь ходили в церковь. Две из них — сестры Нина Александровна и Елена Александровна — ходили на подворье Троице-Сергиевой Лавры с самого первого дня его открытия. Они жили рядом с подворьем, бывали в нем еще до его закрытия и даже видели Патриарха, тогда еще митрополита Тихона. Всю свою жизнь эти две сестры прожили вместе и работали на достаточно крупных должностях (одна из них была, по-моему, заведующей поликлиникой, другая — врачом этой же поликлиники). Одна умерла, когда ей было 98, а другая — в 95. И я, когда они еще могли ходить и приходили на службу в храм, всегда радовался, видя их — таких чинных, опрятных и вежливых.
Они были необыкновенно тактичными и мудрыми. Для нас, людей, выросших в советское время, эта интеллигентность была совершенно удивительной. Необычными казались их манера говорить друг с другом, их манера общаться, язык, на котором они разговаривали… Когда я стал бывать у них дома, причащал их или просто навещал, то меня все в них поражало, до мельчайшей черточки быта. Я сравнивал их с моей бабушкой, и при том, что это были абсолютно разные люди: с одной стороны, бабушки с огромным кругозором, которые очень много знали и прочитали за всю свою жизнь столько, сколько я, наверное, никогда не прочитаю, сколько бы я не прожил, и с другой стороны — моя бабушка, обычная крестьянка, которая писала печатными буквами — они были абсолютно одинаковыми. На каком-то внутреннем, глубоком уровне у них был абсолютно идентичный опыт и какое-то врожденное, христианское благородство, которое сегодня редко можно встретить.
Когда эти бабушки уже не смогли ходить в храм, то я поручал нескольким молодым людям из нашего прихода ходить к ним, помогать им по хозяйству. И делал я это не только для того, чтобы помочь им, но и для того, чтобы дать возможность молодым ребятам и девушкам увидеть настоящих людей. Думаю, что для тех, кто их помнит, общение с ними осталось не просто воспоминанием на всю жизнь, но и многое дало для их будущей жизни.
Учиться быть благодарными
На самом деле, только человек, совершенно потерявший основы правильного отношения к миру и жизни, может думать, что нормальное воспитание может происходить в отсутствие старших. Это естественно для человека: жить с бабушками, с дедушками, с отцом и матерью, потому что только в этих условиях «работает» тот самый механизм передачи опыта поколений, который необходим каждому человеку. И то, что мы видим его умаление и почти исчезновение, это только добавляет красок к и без того достаточно безрадостной картине сегодняшнего состояния нашего общества.
Вот почему я никогда не был согласен с отцом Андреем. Думаю, очень многие люди тоже не согласны с ним и благодарны своим бабушкам за то, что они помогли им прийти в Церковь. Именно поэтому мне всегда не нравилось такое пренебрежительное отношение к церковным людям пожилого возраста, которое часто можно встретить сегодня. Нам не надо оправдываться за наших бабушек. Не надо извиняющимся голосом говорить: «Ну, да, они такие, знаете, старенькие, глупенькие…». Нам надо гордиться ими, надо благодарить их и надо за них молиться. И просить Бога, чтобы, когда мы доживем до старости, а это почти никого не минует, мы тоже могли подать такой же пример тем молодым людям, которые будут стоять в наших храмах рядом с нами.
Православие и современность № 6, 2008
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=5090&Itemid=4
