Свидетельства о разорении в 1918—1919 гг. Козьмодемьянского Михаило-Архангельского черемисского (мужского) монастыря Казанской епархии

К 140-летию основания

Заметный читательский интерес, проявленный к публикации о разорении в 1917 — 1919 гг. Покровской просветительной крещено-татарской женской общины и Трехсвятительского крещено-татарского монастыря , побудил меня продолжить работу по реконструкции хода «национализации» (а по сути — санкционированных властями погромов) монастырских хозяйств в Казанской епархии в первые послереволюционные годы. Надеюсь, приводимые данные помогут воссоздать общую картину богоборческого произвола, царившего в то время в России, и сделать из всего этого необходимые выводы.

В нынешнем 2008 г. исполняется сто сорок лет с момента основания Козьмодемьянского Михаило-Архангельского черемисского (мужского) монастыря (КМАЧМ), приобретшего до революции широкую известность не только в Казанской епархии, но и во всей России. Монастырь начал возводиться в 1868 г. (освящен в 1871 г.) на правом берегу реки Суры в горно-черемисском стороне, на территории Козьмодемьянского уезда Казанской губернии (в непосредственной близости от Нижегородской губернии). В 1917 г. КМАЧМ относился к третьему округу монастырей Казанской епархии. Сегодня деревня Новая Слобода (Авасир), близ которой расположены немногие сохранившиеся постройки монастыря, относится к Горномарийскому району Республики Марий Эл.

Будучи первым инородческим монастырем, в котором, помимо черемисов (марийцев), в разное время подвизались и чуваши, он за короткое время превратился в один из центров религиозно-духовного просвещения народов Поволжья. Особую роль сыграл КМАЧМ в развитии марийского народа. В школе при монастыре училось более семисот человек из окрестных селений. Трудами монахов и усилиями благотворителей КМАЧМ были отстроены несколько прекрасных храмов, разбиты сады, проложены дороги, в монастыре обучали земледелию, пчеловодству, различным ремесленным специальностям… Монастырь владел собственностью не только в Козьмодемьянском уезде Казанской губернии, но и в соседнем Васильском (Васильсурском) уезде Нижегородской губернии.

Созидавшемуся молитвами и тяжёлым кропотливым трудом благополучию положили конец революционные события 1917 г. Понадобилось всего несколько лет для того, чтобы до основания разорить обитель. В 1921 г. здесь был открыт Горномарийский педагогический техникум, переведенный затем в Козьмодемьянск. С середины 1960-е гг. в деревне Новая Слобода действовала турбаза «Сура», которая после создания Чебоксарского водохранилища пришла в упадок. В результате от комплекса бывшего монастыря практически ничего не осталось.

С 2005 г. по благословению архиепископа Йошкар-Олинского и Марийского Иоанна (Тимофеева) начались работы по восстановлению обители, которые возглавил престарелый архимандрит Варлаам (Семенов), бывший настоятель Смоленского храма города Козьмодемьянска. К настоящему времени трудами подвижников возрождена деревянная церковь, дом для паломников, возобновлено богослужение.

Возможность восстановить основные эпизоды происходивших в 1918 — 1919 гг. в КМАЧМ драматических событий дают материалы, содержащиеся в «Деле о национализации монастырских хозяйств» из фонда Казанской Духовной Консистории [1] (фонд 4, опись 150, дело 115). Некоторые свидетельства о них уже были ранее изложены А.В.Журавским в его статье «Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 — 1919 годах», которая была опубликована в № 1 (12) за 2001 г. научного журнала «Исторический Вестник», издававшегося Воронежско-Липецкой епархией РПЦ [2]. Вместе с тем, нравственный долг требует детального изучения сохранившихся документов, что, помимо прочего, даст дополнительные ориентиры для дальнейших поисков свидетельств о судьбе монастырской братии и расхищенных святынь.

Всего в означенном деле сохранилось десять документов о разорении КМАЧМ, к которым относятся:

1. Рапорт в Казанский Епархиальный Совет (КЕС) от 9 июня 1918 г. (исх. № 68) [3] за подписью исполняющего обязанности настоятеля монастыря иеромонаха Нифонта (Андреева) о захвате большевиками принадлежавшего КМАЧМ засурского хутора с пахотной землей и сенокосными лугами.;
2. Рапорт в КЕС от 10 июня 1918 г. (исх. № 72) за подписью Нифонта с предоставлением отчёта (за исх. №№ 70 и 71), направленного во исполнение предписаний благочинного монастырей третьего округа Казанской епархии от 23 мая 1918 г. (исх. № 171) и КЕС от 17 (30) мая 1918 г. (исх. № 5020).;
3. Прилагавшаяся к рапорту «Ведомость [о] Козьмодемьянском Михаило-Архангельском черемисском мужском монастыре, о количестве капиталов, земли и доходов» (исх. № 70 от 10 июня 1918 г.), за подписью Нифонта.;
4. Рапорт в КЕС от 12 июня 1918 г. (исх. № 73) за подписью Нифонта с предоставлением описи о погроме имущества КМАЧМ.;
5. Прилагавшаяся к рапорту «Опись о погромах имущества Михаило-Архангельского черемисского мужского монастыря, находящегося за рекой Сурой, на засурских сенных покосах…», сделанная 11 июня 1918 г., за подписью Нифонта.;
6. Рапорт в КЕС от 19 июня 1918 г. (исх. № 74) за подписью Нифонта о захвате имущества КМАЧМ в городе Василе (Васильсурске), а также принадлежавшего монастырю хутора при слободе Хмелевка.;
7. Рапорт в КЕС от 13 (26) мая 1919 г. (исх. № 1) о занятии монастыря вооружёнными солдатами, за подписью: «Настоятель иеромонах Нифонт».;
8. Доклад КЕС временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 29 мая 1919 г. (исх. № 4138) за подписями председателя КЕС П.М.Руфимского, временно исполняющего обязанности секретаря и делопроизводителя КЕС, [4] с резолюцией епископа Анатолия (Грисюка).;
9. Рапорт в КЕС от 12 июля 1919 г. (исх. № 3) за подписями и.о. настоятеля монастыря иеромонаха Нифонта, и.о. казначея монастыря иеромонаха Авксентия и благочинного монастыря иеромонаха Сергия, направленный во исполнение предписания КЕС от 2 (15) июля 1919 г.;
10. Копия обращения КЕС в «Козьмодемьянский Совдеп», «Отдел Управления Казанской губернией» и «Губернский жилищно-земельный Совет» от 7 (20) июля 1919 г. (исх. №№ 4377, 4373 и 4376, соответственно) (без подписи).
Представление об общем состоянии монастыря можно получить из «Доклада о состоянии 3-го благочиния монастырей Казанской епархии. 1917 г.» КЕС от 28 мая 1918 г. (№ 172) благочинного монастырей третьего округа архимандрита Андроника (Богословского). В нем он, в частности, отмечал, что в КМАЧМ имелись два каменных храма и одна деревянная церковь «при настоятельских покоях», которые были снабжены в достаточном количестве «церковными и богослужебными вещами», один каменный двухэтажный, три деревянных (на каменном фундаменте) двухэтажных и два деревянных одноэтажных корпуса. Монастырь был обнесён каменной стеной, за которой располагались «конный и скотный дворы с деревянными постройками», двухэтажное каменное здание для церковно-приходской школы и деревянное двухэтажное здание «для образцовой школы».

Всего в КМАЧМ, согласно «Докладу…», в числе «монашествующей братии» значились: настоятель, семь иеромонахов, четыре иеродиакона, восемнадцать монахов, тринадцать рясофорных послушников и сорок четыре человека, «проживающих на ис[пы]тании». При этом в «Ведомости [о] Козьмодемьянском Михаило-Архангельском черемисском мужском монастыре, о количестве капиталов, земли и доходов», датированной 10 июня 1918 г., упоминались только сорок пять человек: тринадцать — «в священном сане», девятнадцать — «в монашестве» и тринадцать — «в послушничестве». Капитал монастыря, согласно «Докладу…», составлял 18 204 рубля наличными и 61 260 рублей 45 копеек процентными бумагами. В «Ведомости…» же размер капиталов был расписан следующим образом: 48 110 рублей — «неприкосновенный» и 1447 рублей — свободный, не имеющий применительного назначения. Имеются также указания на то, что КМАЧМ получал доходы по арендным статьям от садов, сдававшихся «разным хозяевам за разные цены», и «от рыбных ловль» (70 рублей 30 копеек).

Касаемо земельных владений, в «Докладе…» указывалось, что за КМАЧМ числилось 523 десятины земли («под лесом и пахотной»), однако, как отмечал архимандрит Андроник, все монастырские земельные угодья, «за исключением огородов», были уже «реквизированы». В «Ведомости…» в колонке «Количество земли» значились 595 десятин (в том числе: 24 — «усадебной», 160 — «пахотной», 200 — «сенокосной» и 211 — «под лесом»). Вся эта земля обрабатывалась «братскими руками» и находилась «на содержании монастыря и братии». Кроме этого, в распоряжении монастыря имелось ещё 48 десятин земли «неудобной и под дорогами». Таким образом, к началу «реквизиций» КМАЧМ владел 643 десятинами земли.

Точная дата начала захватов и погромов монастырских имуществ в вышеозначенных документах не указывается. Однако известно, что уже к 9 июня 1918 г. таковые были «успешно» завершены. Причем, наиболее деятельное участие в них, как явствует из тех же источников, принимали большевики из сёл Огнев-Майдан и Семьяны Васильского (Васильсурского) уезда Нижегородской губернии [5], а также мещане самого города Василя (Васильсурска), что свидетельствует о санкционированном властями массовом характере захватов монастырской собственности.

9 июня 1918 г. и.о. настоятеля монастыря иеромонах Нифонт доносил в своем рапорте в КЕС, что «весь засурский хутор с пахотной землей, сенокосными лугами большевики села Огнева-Майдана и села Семьян у вверенного мне монастыря отбили, запахали и засеяли». То же самое проделали с землей на хуторе близ слободы Хмелевка васильсурские мещане, которые также «забрали в свои руки» два монастырских сада с урожаем яблок. В самом Василе (Васильсурске) «монастырский дом заняли комис[с]ары, постояльцев выгнали». Были отобраны и «рыбные ловли на реке Волге на расстоянии 19 вёрст 100 саж[еней]», чем был нарушен контракт об их сдаче в аренду. При этом Нифонт отмечал, что монахов большевики «к сенокосным лугам касаться не допускают».

Уже 12 июня 1918 г. он направил в КЕС ещё один рапорт, к которому прилагался документ с длинным и говорящим за себя названием: «Опись о погромах имущества Михаило-Архангельского черемисского мужского монастыря, находящегося за рекой Сурой, на засурских сенных покосах: пожженного огнем, поломано[го] и увезен[н]о[го], словом, разгромлено[го] до невозможного положения крестьянами села Огнева-Майдана и села Семьян, заключающемся в нижеследующих постройках». Здесь же имелась отметка о том, что данная опись была сделана 11 июня 1918 г.

Судя по приведённым в «Описи…» сведениям, разграбление монастырских имуществ носило тотальный характер и имело целью не только обогащение самих «экспроприаторов», но и полное уничтожение хозяйства. Были разломаны и увезены: ночное стойло для рогатого скота и находившаяся при нем изба для пастухов (вместе с располагавшимися под одной крышей сенями), сарай для овец. Погромщики сожгли до основания: избы для пчеловода, для столярной работы (и сени к избе), сарай, разломали шалаш для приготовления пищи рабочим. В главном доме хутора («на приезд архимандрита и других») разворотили, что только смогли: «печи разломаны, косяки выбиты, рамы взяты, двери тоже». Были также разломаны амбары, омшаники (зимовники) для пчёл, пятистенная баня, конюшни, задняя изба (служившая кухней), несколько сараев, дровяники, мякинница, погреба, кухни. Практически везде вывернуты косяки, окна, двери, полы, потолки, разломаны печи, сняты ворота, изгородь, которые грабители увозили с собой. В молотильном сарае «изломана до невозможности машина», поломанные и сколоченные фрагменты которой валялись вокруг. Общая сумма причинённого КМАЧМ ущерба оценивалась в 33 950 рублей.

В своем рапорте в КЕС от 19 июня 1918 г. Нифонт подтвердил, что в городе Василе (Васильсурске) и около него монастырь лишился всего своего имущества. «Имею честь донести, — писал он, — что в г. Василь-Сурске имеется монастырский деревянный дом с мезонином, который сдавался под квартиру, в настоящее время [он] занят землеустроительной Комиссиею, лесохранительным комитетом бесплатно, а также хутор при слободе Хмелевке, лес, вся пахотная земля, ржаной посев, два сада отобраны жителями г. Василя-Сурска».

Уже в следующем году такая же печальная участь постигла и сам КМАЧМ. Причем, все произошло буквально за один день.

5 (18) мая 1919 г. благочинный монастырей третьего округа Казанской епархии направил Нифонту предписание (за № 42), в котором определил ему в непродолжительном времени представить отчет о состоянии монастыря (клировые и другие ведомости) за 1918 г. В рапорте в КЕС, датированном 13 (26) мая 1919 г., Нифонт сообщал, что все уже «было приготовлено к отправке почтой или нарочным ходоком, но по встретившимся ожиданиям Вашего распоряжения, этого не состоялось», так как ещё 4 мая 1919 г. восемью вооруженными солдатами, прибывшими из города Козьмодемьянска, был «зареквизирован весь монастырь».

Солдаты «запечатали оба храма, запретили священнослужение, отобрали книги, выгнали всю братию из корпусов ограды в гостиное помещение, все дела, книги порвали и перенесли в гостиное зало, где открыли свою канцелярию». Последняя тут же была снабжена отобранными у монахов канцелярскими принадлежностями (бумагой, чернилами, перьями, карандашами и конвертами). «В свое заведывание» новые хозяева монастыря взяли также всю мебель из покоев преосвященного (кровати, столы, стулья). Желая, по-видимому, отметить учиненный погром, непрошенные «гости» выпили четыре четверти церковного вина, которое тогда было в церквях на вес золота.

Кем был санкционирован захват монастыря и на каком основании, монахи при этом так и не узнали. Нифонт отмечал, что реквизиторы «показали наглядно свою бумагу», которой предписывалось «выслать всю братию» в Александро-Невский чувашский (мужской) монастырь, «и больше ничего и не дали, никакого бумажного распоряжения». Кроме того, из Казани на два месяца был прислан землемер, чтобы «мерить крестьянскую землю для ком[м]унистов и находящуюся всю монастырскую площадь».

Не выдержав всего этого, пятнадцать человек братии [6], по словам Нифонта, «разбежались по домам». Оставшихся насельников, судя по всему, мародеры решили взять измором. «Лошадей и коров, — указывал изгнанный за ограду монастыря и.о. настоятеля, — отобрали до последней, на содержание братии на человека отпускают хлеба в месяц по одному пуду, на два месяца». При этом он добавлял, что «ржаного посева нет, и яровое поле сеять лошадей не дают». В результате «монастырское дело» было «совсем приостановлено», кроме того, «два иеродиакона взяты в военную службу, иеродиакона Серапиона из монастыря выгнали, остался один иеродиакон Порфирий, монах Георгий с 24 февраля в Казани с лошадью в военном транспорте, чернорабочим».

Донеся «о вышеизложенном погроме», и.о. настоятеля КМАЧМ иеромонах Нифонт испросил у КЕС «зависящего распоряжения о содействии в защиту монастыря». Откликаясь на его просьбу, КЕС подготовил обращения идентичного содержания в три инстанции: «Козьмодемьянский Совдеп», «Отдел Управления Казанской губернией» и «Губернский Жилищно-Земельный Совет». Судя по сохранившейся копии, они были направлены адресатам 7 (20) июля 1919 г. (под исх. №№ 4377, 4373 и 4376, соответственно). При этом ранее, 29 мая 1919 г., КЕС адресовал временно управляющему Казанской епархией епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) доклад с подробным изложением приведённых Нифонтом сведений, в котором до владыки доводилось также, что КЕС «с своей стороны сделал соответствующее представление по делу о разгроме Михаило-Архангельского монастыря гражданской власти». После ознакомления с докладом, епископ Анатолий написал на нем: «С прискорбием читал. Не следует ли о происшедшем довести до сведения и Высшей Церковной Власти или через нарочитое донесение, или через включение в общее — о состоянии епархии»? Исходя из «нестыковки» в датировке документов, можно предположить, что до указанных трёх обращений были ещё какие-то представления «гражданской власти», хотя, скорее всего, в докладе имелось в виду, что таковые были только подготовлены, а «ушли» они уже позже.

В обращениях КЕС, со слов Нифонта, излагались события, происходившие в КМАЧМ 4 (17) мая 1919 г., после чего говорилось о том, что: «Епархиальный Совет просит сделать распоряжение об отмене постановления о закрытии монастыря, так как такое насильственное закрытие монастыря с опечат[ыв]анием храмов и выселением братии противоречит Циркуляру по вопросу об отделении Церкви от Государства, где: 1) п[ункт] 1 указывает, что закрытие храмов м[ожет] б[ыть] допускаемо при отсутствии граждан, желающих эти храмы взять в свое ведение, в Михаило-Архангельском монастыре такие граждане налицо, — это братия монастыря; 2) п[ункт] 8 предписывает жилищно-земельным отделам местных Совдепов трудовые элементы в монастырях наделять землею, инвентарем, квартирным довольствием и проч[им], наравне с прочими гражданами данной местности, а братию Михаило-Архангельского монастыря выселили, по словам донесения, из занимаемых ими помещений, отобрали скот, необходимый для сельскохозяйственных работ, и не наделили их землей».

Апелляция КЕС к «Циркуляру по вопросу об отделении церкви от государства», изданному народным комиссариатом юстиции 3 января 1919 г., была вполне правомерной, хотя он и имел весьма лукавое содержание. Но, в любом случае, действия большевистских «экспроприаторов» в отношении КМАЧМ являлись произволом даже с точки зрения тогдашней «пролетарской законности».

Так, первый пункт «Циркуляра…» [7], гласил: «Здания, специально предназначенные для религиозных обрядовых целей /как то приходские, монастырские, кладбищенские храмы, часовни, каплицы, синагоги и т. д./ надлежит передавать группам граждан, заключившим соглашения с местным Совдепом об их пользовании. Закрытию и использованию в других целях эти здания подлежат только в тех случаях: 1) если не окажется граждан, желающих взять эти здания для пользования на условиях, изложенных п. п[унктами] 5 — 8 Инструкции Народного Комиссариата Юстиции, или, 2) если в силу нужды в соответствующем помещении для общеполезных целей местный Совдеп, отвечая запросу трудящихся масс, /лучше всего на пленарном заседании/ постановит соответствующее решение.

Примечание: 1) При закрытии богослужебных зданий в первом случае должны быть в точности соблюдены требования, указанные в п. п[унктах] 11 — 14 той же Инструкции.
Примечание: 2) Часовни могут быть передаваемы как группам граждан, уже заключившим соглашение с местным Совдепом о пользовании для обрядовых целей тем или иным храмом, так и самостоятельным группам».

В еще большей мере это касалось восьмого пункта «Циркуляра…», упоминавшегося в означенных обращениях КЕС. «В среде монастырского населения, — говорилось там, — следует делать различие между трудовыми элементами /рабочий элемент в монастырях/ и теми, которые эксплуатировали их религиозность, необходимо не лишать эти трудовые элементы возможности на общих для всех граждан основаниях пользоваться правами, предоставленными им законами Советской Республики о земле, о социальном обеспечении и т. д. — Само собой разумеется, что земельно-жилищные отделы местных Совдепов, при наделении таких элементов землей, инвентарем и пр[очим], обеспечении их квартирным довольствием, должны руководствоваться нормами, принятыми в данной местности для земельных жилищных наделов».

В связи с этим в обращениях КЕС говорилось: «Епархиальный Совет удостоверяет, что братия Михаило-Архангельского монастыря, за исключением престарелых немощных монахов, принадлежит вся к трудовому рабочему классу и имеет, по смыслу цитируемого Циркуляра, все права наравне с прочими гражданами». Кстати сказать, «классовую сущность» монахов-черемисов, населявших монастырь, можно было безошибочно идентифицировать даже по сохранившимся дореволюционным фотографиям, ряд которых перекочевали на почтовые карточки.

Кроме этого, КЕС обращал внимание властей «на уничтожение бывшими в монастыре солдатами 4[-х] четвертей церковного вина, необходимого вещества для совершения религиозных треб, которое теперь достать совершенно невозможно».

12 июля 1919 г. в КЕС был направлен ещё один рапорт и.о. настоятеля КМАЧМ иеромонаха Нифонта за тремя подписями: его самого, и.о. казначея монастыря иеромонаха Авксентия и благочинного монастыря иеромонаха Сергия. Во исполнение предписания от 2 (15) июля 1919 г. Нифонт доносил, что вверенный ему монастырь «в настоящее время находится под строгою распорядительностию ком[м]унистов, живущих в монастыре в гостином корпусе». Изгнав из обители монахов, представители «народной власти» поселились в ней сами, не забыв прихватить с собой родственников. Согласно рапорту, новыми обитателями экспроприированного монастыря стали: «председатель ком[м]унистов крестьянин, гражданин деревни Цыганова [8] Иван Григорьев Венедиктов с женою [и] 6 человек [их] детей, секретарь ком[м]унистов Сергей Васильевич Зорин с одной дочерью, [жители] деревни Цыганова Степан Григорьев с женою, деревни Салмандаева [9] Афанасий Степанов с женою и сыном, деревни Шошмар вдова Аксинья Захарова с сыном Василием».

Все они находились «на монастырском содержании», без зазрения совести распоряжаясь многолетними результатами чужого коллективного труда. «Председатель от ком[м]унистов Венедиктов, — говорилось в рапорте, — взял все монастырское достояние в свое полное распоряжение и хозяйственное управление». У него же теперь находились ключи от амбаров, мельниц и кладовых. В результате «перераспределение» имущества КМАЧМ пошло полным ходом. В рапорте сообщалось, что: «Козьмодемьянский Совет отправил себе монастырских пчел 26 ульев, а также в имение г. Зубова в сельцо Ш[…] увезено 36 ульев пчел, 5 самоваров, 2[-х]классное каменное двухэтажное училище взято Советскою властию в полное их распоряжение: красят крышу, производят в нем ремонт, перестилают полы», «деревянная образцовая церковно-приходская школа тоже отобрана, засурский хутор с землею, лесом отобран Васильским Советом, земля вся засеяна семьянскими и майданскими крестьянами», «лес рубят наповал, кто что получил по жребью, луга разделены тоже по жребьям, Хмелевский хутор отобран этим же Советом, при нем земля засеяна часть[ю] Советом, а полевая разделена жеребьями жителям г[орода] Василя». Кроме этого, 11 июля 1919 г. из Казани прибыл «командированный в монастырь» для того, чтобы «описывать корпуса под постой будущей армии, скотные дворы для войсковых лошадей (если это будет войску необходимо, то чтобы было все в готовности)».

В результате, как констатировалось в том же рапорте, «монастырская вся братия осталась без крова [и] хлеба». Но, несмотря на это, самые стойкие из изгнанных и лишенных средств к существованию насельников, как могли, продолжали свое дело. «Священное Богослужение, — говорилось в рапорте, — далеко отозвано от монастырского устава, но все-таки продолжаем, посетителей нет, приходо-расходная книга не ведется, по той причине, что всего лишены делопроизводства, входящих и исходящих книг и книги высыпного кружечного сбора нет». В связи с этим монахи вновь обращали к КЕС мольбу «войти в защиту и помилование монастыря к ограждению на будущее жизнь братии и Священной Службы».

Из оттисков одного из регистрационных штемпелей можно понять, что данный рапорт поступил в КЕС 22 июля 1919 г. (на втором штемпеле значится 4 августа 1919 г.). При этом результат всех вышеупомянутых обращений в имеющихся в деле документах не прослеживается.
Игорь Евгеньевич Алексеев , кандидат исторических наук,
г.Казань

Сноски :
1. Весной 1918 г. Казанская Духовной Консистории была переименована в Казанский Епархиальный Совет. Решение об этом было принято на ее заседании 3 апреля (21 марта) 1918 г. — И.А.
2. См.: Журавский А.В. Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 — 1919 годах // Исторический Вестник. — 2001. — № 1 (12). — http://www.vob.ru/public/bishop/istor_vest/2001/1₁₂/12₇.htm
3. В оригинале — «№ 88», что, судя по всему, является опиской. — И.А.
4. В оригинале подписи неразборчивы. — И.А.
5. Ныне — села Огнев-Майдан и Семьяны Воротынского района Нижегородской области. — И.А.
6. О жизни и судьбе братии КМАЧМ в этот период известно очень мало. Так, в № 7 — 8 за 8 — 22 апреля 1918 г. «Известий по Казанской Епархии» мне удалось обнаружить сообщение о том, что Святейшим Патриархом и Священным Синодом «к первому дню Святой Пасхи за заслуги по духовному ведомству», в числе прочих, наперсными крестами были награждены: «церкви Козьмодемьянского Михаило-Архангельского монастыря иеромонах Серафим» и «Михаило-Архангельского мон[астыря] Козьмодемьянского у[езда], иеромонах Нифонт». Известно также, что два бывших насельника монастыря, чуваши по национальности, иеромонах Серафим (Семен Кузьмин) (в КМАЧМ жил с 1904 по 1914 гг., затем был призван на военную службу и исполнял обязанности пастыря при полевом госпитале, в 1916 г. вернулся в обитель, а в июле 1918 г. перевелся в Казанский Успенский Зилантов /мужской/ монастырь) и иеромонах Лаврентий (Леонтий Никитин) (в КМАЧМ — с 1895 по 1908 гг., с февраля 1908 г. — в Зилантовом монастыре) приняли смерть, в числе преподобномучеников Зилантовых, от рук красноармейцев в октябре 1918 г. В 1999 г. они были канонизированы, как местночтимые святые Казанской епархии, а в 2000 г. прославлены Архиерейским Собором РПЦ в сонме новомучеников и исповедников Российских. — И.А.
7. Всего в нем содержалось семнадцать пунктов. — И.А.
8. Сейчас — деревня Цыганово Горномарийского района Республики Марий Эл. — И.А.
9. Сейчас — деревня Салмандаево Горномарийского района Республики Марий Эл. — И.А.

На фото:
1. Михаило-Архангельский черемисский монастырь;
2. Монахи Михаило-Архангельского черемисского монастыря;
3. Рабочие монахи-черемисы.