Блаженны жаждущие правды.

Учение Христово было воспринято русским народом с детской простотой и непосредственностью. Он нашел Православную веру в Византии путем странствования, а оттуда стал дальше искать то место на земле, откуда эта вера воссияла. И, таким образом, с начала своего существования как православный народ, он сразу после своего Крещения потянулся к живоносному Гробу Господню, к святому граду Иерусалиму. И для России, единственным подлинным идеалом которой был идеал святости, не было ближе земли, чем Святая земля.

В древние времена и средневековье путешествие на Святую землю было делом не только многотрудным, но и опасным. До нас дошли интересные описания посещений Святой земли благочестивыми русскими паломниками. Первым из таких свидетельств является описание паломничества киевского игумена Варлаама, посетившего Палестину в ХI веке. Следующее описание такого паломничества восходит к ХII веку под названием «Хождение игумена Даниила». Игумен Даниил в 1106—1108 годах тщательно обошел с «дружиной» всю Святую Землю.

В первой половине ХIV века был в Иерусалиме Новгородский архиепископ Василий, еще до своего избрания в сан епископа (1329 г.) К концу того же века описал свое «хождение» не только в Иерусалим, но и в Царьград смоленский иеродиакон Игнатий, который замечает, что в Царьграде встретила и упокоила его со товарищами «Русь» там живущая, а именно в монастыре св. Иоанна Предтечи.

Много и других описаний и упоминаний о паломничестве на христианский Восток сохранилось в исторических летописях, в которых говорится, что, несмотря на трудности, опасности, неустроенность пребывания в мусульманской турецкой Империи, русские люди продолжали идти все в большем и большем количестве. Наши соотечественники, превозмогая трудности, шли во Святой град, чтобы своими глазами увидеть его великие святыни и поклониться им, принести плоды покаяния и вознести горячие молитвы о своих близких. И вместе с ними, приобщаясь к благоговейному духу русских паломников, по Святым места путешествовали, бывало, люди иных национальностей. Так, в 1912 году англичанин Стефен Грехем, переодевшись русским мужиком, ходил с русскими паломниками-крестьянами по всем Святым местам. Описание этого исключительного паломничества он оставил в своем интереснейшем повествовании «С русскими паломниками в Иерусалим».

Сохранилось одно удивительное свидетельство о другом паломнике — новокрещенном молодом казахе Иоанне, который, возгоревшись ревностью по вере и сопутствуемый особым смотрением Промысла Божия, исполнил желание своего сердца, посетив как Российские святыни, так и другие святые места православного Востока.

Свидетельство это было опубликованное в 1853 году в журнале «Православный Благовестник»:

«В 1848−50 годах в г. Омске, у священника А. Слуцкого жила в услужении немолодых лет Тобольская мещанка О. Ковалева, женщина неграмотная, но с отличной памятью и хорошим даром — живо и подробно рассказывать слышанное и виденное ею. Будучи с молодых лет в услужении в хороших домах чиновников, священников, купцов и ездивши со своими хозяевами в Европейскую часть России, часто в Москву, и любя беседовать с людьми, бывшими на богомолье в Киеве, Воронеже, на Соловках и в разных других святых Российских местах, она из этих бесед очень многое узнала из житий Святых и Священной Истории, а так же о Святых местах, как русских, так и палестинских. Все это она помнила и любила, и при случаях громко, ясно и толково пересказывала среди своих знакомых, иногда даже с толкованиями, замечаниями и своего рода нравоучениями. Бывало, что в свободное время, особенно в праздники и после обеда, у нее собирались разного рода и пола люди, которые слушали ее рассказы о виденном и слышанном ею.

В то же время, в 1848−49 году у этого же священника жил в кучерах новокрещенный казах — парень лет двадцати четырех Иван Вишневский. Было известно, что родился он около 1825 года в Киргизской степи Кокчетавского приказа Атгайской волости, в ауле Кулбае, недалеко от Омска. До крещения его звали Туржаном. Лет до 18 Туржан, подобно многим из своих соплеменников, проживающих около Омска и других русских поселений и все более и более русеющих, вместе с отцом и братьями пас скот, приготовлял дрова и сено и возил на продажу в Омск. Но на 19-м году его отец, по бедности своего большого семейства, отдал Туржана в работники к крестьянину деревни Хариной. И там, в доброй крестьянской семье он выучился порядочно говорить по-русски и там же возымел желание оставить веру, или лучше безверие своих отцов и принять христианство.

Что побудило к этому Туржана? Решаясь на такой шаг, он не имел в виду какие-нибудь мирские выгоды. Нет, Туржан руководствовался простыми и чистыми побуждениями. Его поражало и привлекало в христианах то, что они ни спать не лягут, ни после сна не встанут, ни за стол не сядут, ни из-за стола не выйдут, в дом не войдут и из дома не выдут, не начнут и не окончат никакого дела без того, чтобы не помолиться Богу, или, по крайней мере, не перекреститься. Что они часто в своих разговорах и при своих занятиях вспоминают Бога, Господа Иисуса Христа, Ангелов Божиих и святых угодников. Живя между русскими в хороших крестьянских домах (а сибиряки отличались чистотой и опрятностью) он почувствовал разницу между упорядоченной, спокойной и размеренной жизнью и религиозностью крестьян и жизнью кочевников с ее неопрятностью в одежде, неаккуратностью в приготовлении пищи, в несоблюдении степняками почти никаких религиозных обрядов.

И так, утвердившись в намерении креститься, Туржан приехал в Омск и объявил об этом протоиерею Д. С. П., который своей ревностью по вере, своим умом и свой ласковостью ко всем просветил Евангельским светом уже многих казахов. Но в то же самое время молва о решении Туржана донеслась до его аула и стала причиной многих и сильных для него огорчений и даже гонений на него. Старик-отец, мать, братья и сестры, даже посторонние казахи прискакали в деревню Харину и уговаривали его оставить, по их словам, безумное намерение. Его бранили, умоляли, даже сами себя терзали перед ним. Когда же это не подействовало, то насильно увезли Туржана в аул, но он убежал от туда. Его снова увезли и жестоко высекли. И это повторялось до трех раз, до тех пор, пока со стороны духовного и гражданского начальства не было предпринято мер к защите преследуемого оглашенного.

Как Туржан учился вере и молитвам христианским, как он в 1845 году в Омском соборе был крещен священником Иоанном Протопоповым с именем Иоанн, кто были его восприемники (пограничный начальник генерал-майор Вишневский и полковница Анна Лемберг); как он затем принялся было за торговлю, но по неопытности и по своей простоте, добросердечию и доверчивости ко всем проторговался, как затем пошел по кучерам — все это описывать в подробностях нет нужды. Интереснее описать то, как возникло в нем новое желание — совершить путешествие по Святым местам русским, и палестинским, и каким образом ему удалось исполнить это святое желание.

В марте 1848 году Иван Вишневский поступил в услужение к священнику А. Слуцкому, где и встретился с бывалой и словоохотливой старушкой мещанкой Ковалевой. И здесь, в продолжение целого года, в свободные от работы часы он слушал рассказы о городах России, об иноческих обителях, о мощах святых угодников Божиих, о чудотворных иконах, киевских пещерах и даже о Гробе Господнем. И здесь зародилось в его сердце желание — хотя бы что-нибудь из слышанного им увидеть, хотя перед некоторыми только святыми останками угодников Божиих и чудотворными иконами помолиться и поучиться на Святых местах вере, которую он недавно принял, и благочестию, которое начал любить.

Но что было делать новокрещенному? Кому ни говорил он о своем намерении, ни от кого не слышал одобрения. Напротив, многие смеялись над ним. Даже люди степенные, желавшие ему добра и принимавшие участие в его судьбе, и те не советовали ему предпринимать столь дальнего путешествия. Ему указывали на неимение средств и различные препятствия, в том числе и на то, что он не в совершенстве знает и понимает русский язык и поэтому, мол, многого из того, что станут ему рассказывать о святых и святынях, не поймет, что из вероучения христианского он знает только „Верую…“ и „Отче наш…“ и весьма немногие молитвы, но и те — почти без всякого разумения. Потому еще, что „…чего бы ты ни услышал, все для тебя будет чуждо, непонятно и ничто не удержится в твоей памяти и не падет на твое сердце“. И Иван, по-видимому, вполне согласился с этими доказательствами. Но говорил, что в Россию все-таки отправится, только не для поклонения Святым Местам, а для свидания с крестным отцом, который в то время находился на службе уже не в Сибири, а в одной из губерний в центре России. „Быть может, — присовокуплял Иван, — генерал как-нибудь и устроит мою судьбу, и пристроит меня к какому-нибудь месту“.

С этим уверением он в половине 1849 года отправился из Омска в Европейскую Россию.

С тех пор об Иване Вишневском в Омске не было, как говорится, ни слуху, ни духу. Писем, которые он обещал писать своему отцу, отправляясь из Омска, от него не получали в течении двух лет. И когда о нем вспоминали, то полагали, что или его уже нет в живых, или он остался навсегда в России, поступив, по ходатайству своего восприемника, к кому-нибудь в услужение.

Но каково же было всеобщее удивление, когда в самом конце 1851 года Иван явился в Омск здоровым и благополучным. Явился в хорошем платье, с низкими поклонами, с большим запасом миниатюрных икон и крестов перламутровых и кипарисовых, с пальмовой ветвию, со свечами, на которые принимают в Иерусалиме накануне Пасхи Небесный огонь, с огромным изображением самого Святого града, с камешками из Иордана и Геннисаретского озера и прочими святынями. И, что всего важнее, с изрядным разумением веры христианской и знанием евангельских событий и положений многих Святых Мест — и русских, и палестинских, и частью греческих. Оказалось, что в 1849 году Иван говорил о поездке из Сибири в Россию будто бы только с целью свидания со своим крестным отцом единственно для того, чтобы отклонить от себя людские насмешки и не слышать больше советов, несогласных с его пламенным желанием. Оказалось, что советовавшие ему не предпринимать путешествия по Святым местам, судили тогда единственно по-человечески, забывая слова Спасителя, что „алчущие и жаждущие правды — праведности и всего душеполезного — насытятся“ (Мф. 5,6), т. е. рано или поздно получат удовлетворение своему горячему желанию, и Сам Господь будет содействовать этому теми путями и средствами, которые Ему Одному ведомы.

И действительно, все путешествие Ивана Вишневского было делом особого о нем Божия попечения: из Омска он отправился всего лишь с десятью рублями и с платьем только самым необходимым. И с этими средствами провел в путешествии более двух лет, обошел, объездил и оплавал множество мест в России и Турции, и возвратился в очень хорошем платье, даже с некоторым количеством денег. И куда бы он ни приходил во время своего паломничества, к кому бы ни являлся, везде и все принимали его с благоволением, ласково и почти никогда и ни в чем ему не было отказа. Многих располагало в его пользу то, что человек отправляется на поклонения святым местам — в Киев и Иерусалим из Сибири, что сам он — недавно просветившийся святым крещением казах. В нем привлекало его добросердечие и простота, заметные с первых его слов и при первом же взгляде на его азиатское, но надо заметить, лучшее из казахских, лицо. Но при всем при этом нужно было особое благоволение Божие, чтобы так хорошо и так благополучно устроить его путешествие.

Итак, отправившись в дорогу, Иван, как было сказано, имел при себе лишь десять рублей. Но один офицер, перемещенный на службу в армию, увез его из Омска даром, с единственною обязанностью во время пути служить ему.

В Москве, где Иван отстал от офицера, у него не было ни одного знакомого, у кого бы он мог преклонить свою голову. Но не прошло и двух дней, как нашлись благодетели, которые приютили его. Поклонившись московским чудотворцам, помолившись пред чудотворными иконами и посетив разные монастыри и храмы столицы, Иван направился в Троице-Сергиеву Лавру поклониться преподобному Сергию, а от туда пошел, а Переяславль-Залесский поклониться святым столпникам Никите и Даниилу. Затем был в Ростове, где кроме прочих ростовских чудотворцев, лобызал мощи святителя Димитрия и просветителей ростовской страны Леонтия, Исаии и Авраамия. Был и в Ярославле у мощей благоверных князей Феодора и чад его Давида и Константина. Оттуда через Толгский и Южский монастыри и через города Углич и Тихвин добрался до Петербурга. В Петербурге Иван прожил полгода, но и здесь он не знал никакой нужды: добрые люди поили, кормили и одевали его даром, о чем ему в Киргизской степи и в Омске даже никогда и не мечталось.

Летом 1850 года на пути из Петербурга наш путешественник поклонился святыням и святым Новгородским, Тверским, вторично Московским и, наконец, Киевским. С этого времени ему стали попадаться и спутники в Иерусалим: в Москве их оказалось трое, в Киеве — десятеро, а в Одессе — уже до 60 человек. Из Одессы пароход доставил паломников в Константинополь, где Иван побывал в церкви Святой Софии — куда не многие и из образованных и знатных христиан могут проникнуть, а оттуда корабль, зашедши сначала в Смирну и Бейрут, привез их в Яффу — место пристанища всех европейских пилигримов.

На святую Землю Иван, в числе других паломников, прибыл осенью 1850 года. Там он провел всю следующую зиму и половину лета, посещая места, освященные некогда присутствием и чудесами Искупителя нашего, Господа Иисуса Христа — священный град Иерусалим, Вифлеем, Назарет, был на реке Иордан, на Мертвом море, на Геннисаретском озере, поднимался на гору Фавор.

И во все время своего путешествия Иван не терпел никакой нужды. Например, во все время его пребывания в Палестине его содержал пищей молодой тульский или калужский купец, который по благочестию своему решился всю жизнь свою провести в иноческом звании при Гробе Господнем.

Но важнее пищи телесной пища духовная, которой Иван напитался в бытность на Святой Земле: грамотные, образованные русские паломники везде на Святых местах, как для собственного назидания, так и для научения не ведущих своих соотечественников, читали и рассказывали Евангельские и Ветхозаветные события, совершившиеся на том или ином месте. И Иван, бывший младенец во Христе, все это слушал, слагал в сердце своем, и вот, возвратился в Омск если не мужем совершенным в деле веры, то уже далеко не младенцем. И слушая его библейские рассказы, иной, не знавший Ивана прежде, мог подумать, что он наверняка или учился Священной истории в детстве, или является человеком грамотным, и сам хорошо изучил Евангелие.

Очень хорошо сделал Иван, что взял с собой разные предметы со Святых Мест, например, пальмовую ветвь, с которой он стоял в Иерусалиме при богослужении в праздник Входа Господня в Иерусалим; свечу, на которую принял Благодатный Огонь, ежегодно сходящий в Великую субботу на Гроб Господень, камешки из Иордана и с горы Фавор, ракушки из Геннисаретского озера, листья теревинфа, и прочие святыни. А так же план города Иерусалима, написанный на холсте масляными красками с изображением многих событий из Священной истории. Каждый из предметов напоминал ему место, откуда он был взят, а вместе с тем напоминал Евангельские и Ветхозаветные события, там происходившие. Глядя на Ивана, когда он развертывал и рассматривал план Святаго града с изображенными на нем библейскими событиями, в который раз можно было убедиться на опыте в справедливости слов Григория Великого, что иконы для неграмотных — суть Священная История.

Богомолец-казах возвратился со Святой Земли в Россию в 1851 году, и от Одессы до Киева, от Киева до Москвы и от Москвы до Тобольска и Омска, везде находил себе самый радушный прием. И, сверх того, от многих получал или вещи, для него, бедняка, очень ценные, или деньги на дорогу и обзаведение при водворении в Сибири на постоянное жительство.

И вскоре по возвращении Иван Вишневский был приписан к мещанскому сословию г. Тюмени и там женился».