 |
| Правая.Ru | Священник Евгений Гордейчик | 20.04.2005 |
Обычно изменения традиционного уклада жизни в Русском государстве относят к началу XVIII века. Однако корень перемен, потрясших впоследствии российское общество, лежит на полстолетия ранее, в эпоху Алексея Михайловича. Современники называли своего государя «Тишайшим», но за видимой сонливостью Московского быта назревали великие преобразования.
После окончания Смутного времени Москва наполнилась многочисленными иностранцами. Среди них были как немецкие мастеровые, искавшие легких заработков в интенсивно развивающейся промышленности, так и восточные иерархи, наводнившие столицу в поисках милостыни.
Естественно, что среди гостей было немало и шпионов всевозможных мастей. Львиную их долю составляли агенты Польши и Священной Римской Империи, завербованные Ватиканским органом идеологического влияния, папской Конгрегацией пропаганды веры.
Рим прекрасно понимал, что державная крепость России основана на преданности народа православию и независимом от государства положении Церкви, нерушимо соблюдающемуся принципу симфонии, единства в государственном управлении светских и духовных властей.
Католическая агентура избрала своей мишенью свободолюбивую боярскую среду. Знать уже давно тяготилась тем, что именно Патриарх, а не боярская дума является ближайшим советником государя.
В 1649 году аристократической верхушке удалось убедить Тишайшего царя принять «Уложение», свод законов, который разрушая на корню древнее единство государства и Церкви, тем самым нес смерть Российской державе.
Уложение, ограничивая размеры монастырских земель, серьезно подрывало церковную экономику. Но главной победой боярской партии стало создание нового ведомства: Монастырского приказа. Это чисто светское учреждение стало высшей судебной инстанцией Русской Церкви, заменив фактически упраздненные уложением, епископские суды. Отныне боярскому суду подлежало все духовенство, не исключая и самого Патриарха.
Естественно, что фактически бесконтрольный приказ, очень скоро зашел далеко за пределы, определенные уложением. Аристократия сосредоточила в своих руках управление церковными финансами, и стала назначать на ключевые духовные должности боярских протеже.
После последовавшей в 1652 году кончины престарелого Патриарха Иосифа, Московскую кафедру занял энергичный Новгородский митрополит Никон. Главным делом своей жизни новый Патриарх видел ликвидацию «Уложения», и возврат Русской Церкви ее древних привилегий.
Происходя из простых крестьян Нижегородской губернии, в эпоху своего расцвета Никон носил титул «великого государя», о котором только могли мечтать ближайшие родственники царя. Благодаря своей воле и энергии, Никон прошел путь от сельского батюшки в Костромской губернии до Всероссийского Патриарха и ближайшего, «собинного» друга Алексея Михайловича.
Уже своим богатырским видом Святейший поражал современников. Патриаршее облачение, в котором он ходил в далекие крестные хода весило около шести пудов. За свою жизнь Никон вынес довольно много испытаний. Еще в детстве мачеха хотела его уморить, закрыв дымоход печи, на которой спал ребенок. Но Само Провидение, попуская юноше укрепляться несением скорбей, не допускало его гибели, уготовляя Никону великую, но печальную судьбу.
Началась головокружительная карьера будущего Патриарха с его переезда в Москву. Столичные купцы, прибывшие на ярмарку в город Макаров под Нижним Новгородом, где будущий святитель служил приходским священником, были тронуты красноречием Никиты, так звали святителя в миру, и уговорили батюшку переехать в столицу.
После смерти детей во время чумы, Никита принимает постриг, и уходит на север. Возвращается в Москву он уже будучи игуменом Кожеезерского монастыря. Аскетический вид Никона, его пламенные проповеди очаровали молодого царя. Алексий Михайлович не отпустил инока, и в скором времени он становится архимандритом Ново-Спасского монастыря и духовником царской семьи.
В 1649 году Никона хиротонисают на Новгородскую митрополию. Его назначение на кафедру совпало с принятием уложения. Усиление боярского контроля над церковными привилегиями было воспринято как оскорбление всеми без исключения епископами, но только Никон нашел в себе мужество выступить против нововведения. Путем тонкой дипломатической игры митрополиту удалось добиться привилегий для своей кафедры. Никон достиг не только того, что Новгородскую митрополию исключили из ведома монастырского приказа, но за митрополитом даже было признано давно уже забытое право владения удельными вотчинами. Более того, Никон получил привилегию высшего надзора над государственным судом, что для его времени было уже делом совершенно неслыханным.
Больше всего способствовало укреплению царской любви к Новгородскому митрополиту его участие в подавлении бунта 1650 г. Никон не только укрыл в своих палатах царского воеводу Хилкова, но и сумел уговорить бунтовщиков сложить оружие. Именно после этого Алексий Михайлович стал наделять Никона самыми восторженными комплиментами: «Избранный и крепкостоятельный пастырь, наставник душ и телес, возлюбленный любимец и содружебник, солнце, светящее во всей вселенной, собинный друг, душевный и телесный».
Еще будучи в сане митрополита, иерарх сумел значительно возвысить значение патриаршей власти. Никон убедил царя в необходимости перенести в Кремль мощи трех Московских святителей, пострадавших от царского насилия. Причем уговорил государя прочитать над мощами покаянную грамоту, в которой он смиренно просил прощения за обиды, причиненные предками.
Третий Рим
Патриарх принадлежал к числу заядлых поклонников идеи о всемирном значении Москвы как третьего Рима. Но если до него эта, несколько наивная идея об особенной роли Русского государства как единственного оставшегося после падения Рима и Царьграда хранителя Православия, в основном носила умозрительный, философический характер, то практический ум Никона создал на ее основе стройную государственную идеологию.Он небезосновательно считал, что место всероссийского Патриарха среди прочих предстоятелей православных церквей, должно определятся не минувшей славой греков, а реальным весом Русской церкви в международной политике.
Если, как признают сами восточные Патриархи, русский Царь — это единственный хранитель православия во Вселенной, то Патриарх Москвы должен носить титул вселенского, а не басурманского Стамбула.
С такими государственными воззрениями Патриарха и были связаны его грекофильские настроения. Он ощущал себя хранителем веры не только на Руси, но и на востоке. Именно поэтому собор в своей главной резиденции, подмосковном Новоиерусалимском монастыре, Никон выстроил как копию знаменитого храма Воскресения Христова на Святой земле. Алтарь в этом храме имел пять патриарших престолов. Средний, наиболее роскошный, Никон предназначал для себя как вселенского Патриарха. В то время бонапартистские замыслы Никона одобрял и Алексей Михайлович. Окрыленный многочисленными военными и дипломатическими победами, Царь лелеял надежду, что именно ему удастся изгнать турок с Босфора, и сделаться властелином всей Византийской экумены.
Книжная реформа
Но осуществлению замыслов Патриарха мешала разница в русском и греческом богослужении. Заносчивые греки откровенно смеялись над казавшимися им дикими Московскими обрядами, в свою очередь московиты небезосновательно считали греческие книги еретическими. После падения Византии, богослужебные сборники греки печатали в Венеции, в итальянских типографиях. Естественно, что этим не преминули воспользоваться вездесущие иезуиты, вставлявшие в богослужебные тексты собственные католические поправки.Никон решил унифицировать богослужение, переделав славянские богослужебные книги по греческим образцам. Исправление богослужения не было для русской церкви чем-то необычайным. Правки в богослужебные тексты вносились еще задолго до Никона. Однако, если раньше книжная справа происходила с присущей московскому быту неспешностью, то Никон подошел к вопросу книжной реформы со свойственной ему горячностью.
Патриарх просто разрубил «гордиев узел» богослужебного вопроса, особо не вникая в его суть. Он пригласил в Москву ученых монахов — греков, и приказал им как можно скорее перевести греческие последования на церковно-славянский язык. К сожалению, не знавшего древнегреческого языка Никона, мало интересовала точность перевода, основной задачей справщиков он видел лишь скорейшее достижение единообразия в богослужении.
Разумеется, подобными недочетами не преминул воспользоваться Ватикан. В Риме хорошо было известно об особой любви россиян к чинному богослужению, парадоксально сочетающейся с удивительной богословской безграмотностью. В стенах Конгрегации пропаганды веры возник хитроумный план — внести в богослужебные книги искажения, а затем, возбудив неудовольствие книжной реформой, добиться свержения Никона, представлявшего угрозу для папского присутствия на Востоке, и заменить его своей, ориентированной на Рим, кандидатурой.
В число Никоновских справщиков, в общем-то людей весьма достойных, втерся некий грек Арсений, личность весьма скользкая. Закончив Падуанский университет, по заданию Ватикана он отправился в Константинополь, где стал добиваться возведения в епископский сан. Однако турецкая контрразведка не дала выполнить ему папское поручение. Арсений был арестован, и обвинен в шпионаже на пользу Венеции. От рук палача спас его только переход в ислам. Выбравшись из Турции, Арсений отправляется в Москву, где, заручившись рекомендациями других агентов конгрегации, находившихся в России под видом греческих монахов, сумел втереться в доверие к Патриарху.
Именно Арсению принадлежала трагически обернувшаяся для Русской церкви идея использовать для распространения исправленных книг насилие. Основным институтом книжной реформы отныне стал пресловутый Тайный приказ. Новые книги издавались на его Печатном дворе и доставлялись во все, даже самые отдаленные, епархии. В это время Арсений ездил по Руси и вместе со стрельцами устраивал настоящие облавы. Среди ночи они врывались в церкви и монастыри и дочиста выгребали старинные книги, которые впоследствии прилюдно сжигались. Естественно, что подобные драконовские меры не могли не вызвать возмущения. В скором времени от прибывшего в Москву Иерусалимского Патриарха Паисия стало известно о том, что из себя представляет Арсений на самом деле. Последний был немедленно арестован и сослан в Соловецкий монастырь. Но посеянные им семена раздора уже приносили первые плоды.
Раздор с царем
Возмущенные безумной книжной реформой, от Никона отвернулись даже самые близкие друзья. Уже прозвучали первые обличительные проповеди пламенного протопопа Аввакума, старинного друга, а ныне самого заклятого врага Патриарха.Пошатнувшимся положением Никона не преминули воспользоваться его извечные враги — бояре, инспирируемые Римскими шпионами. Они собирали и пересказывали царю всевозможные слухи о Патриархе, распространяемые Аввакумом и его последователями. По инициативе боярской партии, из ссылки неожиданно был возвращен бывший Успенский протопоп, а ныне инок Григорий (в миру Иван Неронов). Та же боярская клика добилась для него высочайшей аудиенции, где Григорий внушал царю мысль о том, что «государевы царевы власти уже не слыхать на Москве, а от Никона всем страх, и его посланники пуще царских всем страшны».
В довершение всего Москва потерпела поражение в войне со Швецией, начатой по настоянию Никона. Доверчивый и пылкий Алексей Михайлович явно склонялся на сторону боярской партии. В июле 1658 г. Царь наконец решился открыто высказать Патриарху о том, что прерывает всякие отношения личной дружбы с ним и велел передать, что запрещает ему впредь называться «великим государем».
Отречение
Патриарх видел, как на глазах рушится дело всей его жизни. Без доверительных отношений с царем становилось невозможным осуществление задуманных им великих реформ. Святейший начинал понимать, что ненавистная боярская партия его переиграла и обрядовая реформация изначально была задумкой враждебного православию латинского лобби.Судорожно Никон пытался примириться с кружком ревнителей древнего благочестия, имевшего значительный вес в аристократической среде и ставшего в оппозицию к Патриарху. Он в самом Кремле разрешил совершать богослужение по старым обрядам. Типография непосредственно подчиненного Никону Валдайского Иверского монастыря ударными темпами выпускала старопечатные книги. Но отношения с бывшими единомышленниками были испорчены бесповоротно.
Никон решился на отчаянный шаг, в котором он видел последнюю возможность исправить сложившееся положение. При поставлении на патриаршество он долго отказывался от этого высокого сана. Никон соглашался стать Патриархом лишь в том случае, если Царь принесет перед Богом клятву в верности патриаршему престолу. Так как Никон был единственной реальной и к тому же горячо любимой народом кандидатурой на патриаршество, царю пришлось пойти на столь беспрецедентное для Москвы унижение верховной власти. Алексей Михайлович и бояре коленопреклоненно обещали во всем слушаться Патриарха как главного архипастыря и духовного отца и не вмешиваться в церковные дела.
Сейчас Никон вспомнил о царской клятве. Он решил оставить патриаршество. Святейший надеялся, что вызвав своим поступком бурю возмущения, он вынудит царя восстановить добрые отношения.
Совершив в праздничный день литургию, Никон написал царю письмо, в котором упрекал его за предательство многолетней дружбы. Потом, надев старую рясу и обычный монашеский клобук, Патриарх вышел к народу с поучением, во время которого сообщил, что поскольку Царь не хочет прислушиваться к голосу церкви, то и он не может дальше оставаться на патриаршестве, и в качестве простого монаха удаляется в свой Воскресенский монастырь.
Однако Никон и в этот раз не оценил информированность и силу боярской партии. Пока Патриарх прощался с народом, царские дьяки успели сообщить государю о происшедшем инциденте. Никону не удалось выйти из храма, двери Успенского собора были крепко заперты. Вскоре для переговоров прибыл князь А. Трубецкой. Долго беседовав с Патриархом, он наконец распорядился выпустить Никона из церкви. Как нищий, с клюкой в руке, Никон пошел к Спасским воротам. Однако, к его изумлению, они также оказались на замке. Такое странное поведение царских посланцев стало понятным, когда Никон наконец добрался до своего подворья. Оказалось, что в его кельях был произведен обыск и изъяты грамоты и письма царя, в которых Алексей Михайлович называл Патриарха «великим государем».
Вскоре после неудавшейся попытки отравления Патриарха Никон уехал в Новоиерусалимский монастырь. Здесь он находился на положении почетного узника. В пределах обители Никон был вполне свободен, поставлял духовенство и судил население принадлежащих монастырю обширных вотчин. Однако бывшему Патриарху было запрещено выезжать за пределы монастырских владений, и Тайный приказ неукоснительно следил за всеми контактами опального иерарха с внешним миром, что впрочем у него получалось далеко не всегда.
Однажды к Никону прибыл из Астрахани рыбный обоз, который вел некий донской казак Степан Разин. Если бы царская контрразведка все же обратила внимание на необычайно продолжительное общение заносчивого Патриарха с простым казаком, возможно удалось бы предотвратить одно из самых кровавых восстаний в Российской истории.
К чести Никона надо сказать, что он, хоть и не выдал бунтовщиков властям, но участвовать в готовящемся восстании отказался напрочь, несмотря на щедрые посулы Разина. Можно только представить, какая ужасная смута ожидала Россию, если бы Никон действительно поддержал мятежников!
Неудавшийся блицкриг
Так прошли три долгих года. Деятельную натуру Никона тяготило безвыходное сидение в монастыре. В его голове созрел план своеобразного блицкрига — внезапного возвращения на покинутый им патриарший трон. Бывший Патриарх надеялся, что в сердце царя еще теплиться любовь к старинному другу и, ошарашенный внезапным приходом Никона, Алексей Михайлович вернет ему свое расположение.Помог в подготовке плана, сохранивший верность Никону боярин Никита Зюзин. 16-го декабря 1664 года, через южные ворота Никон с причтом прошествовал в Кремль. Технически все было подстроено Зюзиным через нескольких лиц из числа прислуги, но к совершенной неожиданности ответственных верхов.
Войдя в Успенский Собор, Никон встал на своем месте. Местоблюститель Иона Рязанский подошел к нему под благословение. Патриарх послал митрополита Иону к царю объявить ему, что: «сошел он с престола никем гоним, а ныне пришел на свой престол никем зовом. Для того, чтобы де великий государь кровь утолил и мир учинил». Однако царское решение было для Никона целиком неблагосклонным. Бывшему другу был предъявлен ультиматум: «Из соборной церкви поезжай в Воскресенский монастырь да поспеши до восхода солнца, чтобы не случилось потом чего неприятного». Возвращался к себе Никон уже под арестом.
Суд восточных Патриархов
Если ранее Царь колебался в деле Никона и неоднократно предлагал ему компромиссный вариант разрешения конфликта, по которому Никон давал согласие на избрание нового Патриарха, за что бывшему первосвятителю отдавались в управление все построенные им монастыри, то теперь Алексей Михайлович целиком встал на сторону боярской партии, требовавшей низложения Никона. Особенно воинственно был настроен главный идеолог уложения 1649 года, Семен Стрешнев. Он даже завел себе собачку, которую назвал Никоном и научил благословлять по-архиерейски лапками.Бояре прекрасно понимали, что нищенствующих восточных иерархов гораздо легче склонить к осуждению Никона, чем своих епископов. По совету поставленного аристократической партией нового патриаршего местоблюстителя, Коломенского митрополита Питирима, Царь пригласил для участия в суде восточных Патриархов, хотя дело о Никоне было каноническим вопросом Русской церкви и совершенно не требовало присутствия каких-либо иностранцев.
Несмотря на то, что Константинопольский и Иерусалимский Патриархи категорически отказались участвовать в суде над Никоном, а Антиохийский Макарий и Александрийский Паисий еще по дороге в Москву именно за участие в суде были лишены своих кафедр, такой ход дела вполне устраивал боярскую партию. Ведь противники Никона приобрели себе неоценимого адвоката, Газского митрополита Паисия Лигарида, известного афериста и платного шпиона Римской курии…
Уроженец греческого острова Хиоса, Лигарид в 13 лет поступил в иезуитскую коллегию святого Афанасия в Риме. Там же он стал католическим священником. В 1641 году Конгрегация пропаганды веры посылает его в качестве эмиссара сначала в Константинополь, а затем в Молдавию.
Сумев втереться в доверие к Иерусалимскому Патриарху Нектарию, посещавшему в это время свои Молдавские монастыри, Лигарид отправился вместе с ним на Святую Землю, и там поставлен в митрополиты Палестинского города Газы, где впрочем ни разу так и не появился. Со временем, до Патриарха дошли сведения о сотрудничестве Лигарида с Ватиканом. К тому же стало известно о его мужеложстве. Поэтому еще в 1660 году Паисий был лишен сана, и изгнан из Иерусалимской Церкви.
Провалив восточную миссию, Лигарид вынужден был отправиться в Польшу, где служил в одном из принадлежащих иезуитам костелов, ожидая возможности оправдаться перед Римскими хозяевами. И вскоре таковая возможность представилась. Старые друзья сообщили Паисию о готовящемся суде над Никоном.
В это время польский король Иоанн Казимир, недовольный медленными темпами распространения унии, искал другие возможности для распространения на Востоке латинства. Лигариду удалось убедить польского резидента Конгрегации, отца доминиканца З. Ширецкого в том, что путь на восток лежит через Москву, а именно, через энергичное внедрение агентов влияния в боярскую среду, и поставление Патриархом тайного униата, для чего Паисий и предлагал свою кандидатуру.
В Варшаве срочно была изготовлена подложная грамота, якобы от лица Константинопольского Патриарха рекомендующая Лигарида как выдающегося богослова и борца за чистоту православия. В Москву Паисий Лигарид прибыл в 1662 году. В это время как раз шла активная подготовка к показательному процессу над Никоном. Паисий стал активно поддерживать все самые низменные устремления боярства, в том числе помог Стрешневу составить каверзный план допроса бывшего Патриарха.
Откровенно соглашательская позиция позволила Паисию очень быстро достичь высших эшелонов власти. Так, даже формально не перейдя в юрисдикцию Русской Церкви, он председательствует на Архиерейском Соборе 1663 года, рукополагает епископов и поставляет в русские монастыри игуменов и архимандритов.
Скандал разразился, когда в Москву прибыл представитель Константинополя. Увидев якобы подписанные Константинопольским Патриархом вверительные грамоты Лигарида, он тут же обвинил последнего в подлоге. А незадолго до этого Тайный приказ перехватил письмо Лигарида к польскому резиденту, в котором сообщалось о ходе переговоров с находившимися в Москве восточными иерархами и размере денежного вознаграждения, необходимого для склонения их в унию. Паисий уже готовился к бегству.
Но в этот раз аферисту повезло. Из беды выручили его закадычные друзья — бояре. На Кавказ, навстречу едущим в Москву Патриархам была выслана с богатыми дарами делегация, которая уговорила их подтвердить подлинность полномочий оскандалившегося Лигарида.
Историческая правда восторжествовала лишь двести лет спустя. В 1853 году Ватикан опубликовал документы из архива Конгрегации, из которых доподлинно стало известно, что Лигарид действительно состоял на службе у Римской разведки и получал от нее жалованье.
Ссылка
Результаты суда над Никоном стали известны еще до начала заседаний. Слушания начались лишь после того, как Стрешнев допросил всех участников суда, и получил у них согласие на низложение Никона.Никону уже был извещен о смещении судивших его восточных Патриархов, и поэтому он с самого начала объявил о том, что считает суд нелегитимным. Опасаясь утечки секретной информации, боярская партия решила не затягивать заседаний. Уже на следующий день Патриарх был низложен и отправлен в северную ссылку.
Впрочем, и там бояре не переставали досаждать Никону. Пока Патриарх был жив, его враги не могли чувствовать себя в безопасности. Они добились перевода Никона из Ферапонтова монастыря в еще более дальнюю Кириллово-Белоезерскую обитель, с древних времен служившую местом заточения для опальных государственных мужей.
Но в конечном итоге справедливость-таки восторжествовала. Молодой Царь Феодор Алексеевич, крестный сын Никона, устав от боярского своеволия, наконец, вспомнил о престарелом Патриархе. Никону было разрешено вернуться в Новоиерусалимский монастырь. К сожалению, старик не вынес тягот пути. В Москве с почестями встречали уже его гроб…
При новом Царе Стрешнев был удален от двора и навечно сослан в Сибирь. Отправившись в поисках новых афер на Восток, Лигарид закончил дни в холерном бараке.
