 |
| Русская линия | Никита Поздняков | 26.01.2008 |
Легче — потому что сняты запреты на огромные фонды богословской и религиозно-просветительской литературы, не преследуется посещение храмов и церковных служб. Человек по закону волен исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. И в то же время заниматься религией труднее, чем раньше, потому что она требует глубокого и вдумчивого к себе отношения, а не отвержения «с порога» — мол, это всё чепуха, бред, измышления «с целью закабалить человека». Такой взгляд устарел по многим причинам.
Прежде всего, история не знает ни одного атеистического племени. В обществах цивилизованных последовательный атеизм не смог ответить на самые сокровенные вопросы и духовные запросы человека, не обеспечил построения счастливого общества. (Кроме того, теперь известно, что закабаление человека может быть прекрасно организовано и в атеистическом обществе.)
Сложность состоит ещё и в том, что современному человеку не взвешенно и мудро указали истину, а открыли наспех все шлюзы — и он оказался в мутном потоке суеверий, оккультизма и сатанизма, псевдорелигиозных и тоталитарных сект, действующих порой очень тонко.
В наше непростое, переломное время зазвучал справедливый призыв: «Быть реалистом!» — т.e. не отрываться от жизни, видеть жизненную реальность. А практика жизни и духовный опыт доказывают существование не только материальных, но и духовных реалий. И основной вопрос философии заключается вовсе не в том, «что первично, что вторично», а в том, как соотносятся духовное и материальное в ответе на главнейший вопрос о смысле жизни человека и человечества.
Как часто жизнь показывала, что материальные блага, такие весомые к зримые, кажущиеся незыблемыми, оказывались тленными, недолговечными и относительными! А неуловимые, вроде бы, тонкие и хрупкие духовные реалии, такие как вера, надежда, любовь, долг, честь, совесть, пророчества, предсказания, чудесные явления и многие другие — преодолевали всё и всегда поддерживали человека, давая ему силу и подлинное счастье. Религия имеет отношение именно к таким — духовным — реалиям: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут; ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф.6:19−21).
Современный человек окружен больших количеством разнообразных знаний, вер и идеологий. Но все они объединяются, в конце концов, вокруг двух основных систем мысли: религиозной и атеистической. Мы долго жили в условиях безбожия и пришли в тупик. Настало время посмотреть на вещи и с другой стороны.
Во все времена ответственные дела поручались специалистам, имеющим необходимые знания и опыт. Если дело было абсолютно новым, учились непосредственно в ходе работы — в таком случае особенно ценились сообразительность, деловая хватка, способность учиться, опять-таки выработанная в человеке его предыдущей подготовкой и его миропониманием. Специалистов называли по-разному: образованные люди, знатоки, мастера, посвященные, профессионалы.
Волнообразный процесс развития культуры и науки в различные эпохи востребовал разные типы специалистов: когда позитивных системных знаний о мире было недостаточно, ученые отличались многопрофильностью, широчайшей эрудицией, энциклопедическим умом (Архимед, Леонардо да Винчи, Ньютон); по мере накопления знаний и развития естественных наук увеличился спрос на более узких специалистов — профессионалов. И сейчас мы переживаем именно такой период, когда всюду требуются профессионалы; у власти мы желаем видеть компетентных политиков, в экономике — знающих экономистов… И тем не менее, вспомним простые слова последнего интервью митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычёва): «Сейчас у власти люди, может быть, и умные, но — не добрые». Сопоставим эти слова с тем, что творится вокруг, и поразмышляем.
Соответственно качественной трансформации специалистов — от энциклопедистов к профессионалам — уходило из жизни спокойное, вдумчивое созерцание, философское наблюдение и размышление. Неслучайно вершиной богословия многие считают период ХШ — XVI веков, именно то время, вслед за которым началось бурное развитие естественных наук. Поразительные и разнообразные открытия следовали одно за другим. Каждая новая наука, молодая, энергичная, утверждала себя и отвоёвывала себе место под солнцем — и единая, стройная философско-богословская картина мира в мировоззрении человека разваливалась на яркие, интересные, но отдельные и разные куски. Успехи естественных наук ввели человека в искушение абсолютно ко всему подходить прагматически. Казалось, ещё немного — и весь мир будет счастлив на основе материального изобилия, замены человеческого труда машинным и овладения силами природы… Но, как известно, этого не произошло. Помешало несовершенство другой природы — человеческой.
И тогда выдающиеся умы европейской цивилизации обратились к человеку как к сокровищнице дремлющих в нём творческих сил (эпоха Возрождения). Тем более, что католическая ветвь христианства жёстко подавляла всякое свободомыслие, инквизиторски следя за каждым шагом людей. Гуманизм поставил в центр идеологии человека, Бог ушёл на второй план. Цель духовного совершенствования и спасения уступила место самоутверждению, самореализации, поиску земного счастья. Стрелки были переведены с пути сотериологического на путь эвдемонический. Выбор был сделан, и поезд истории покатился к богатствам, удобству, комфорту. И хотя звучали порой высокие слова о свободе творчества, творческом полёте — без духовного начала материальные блага становились оковами, и рост богатства одних лишь увеличивал число обнищавших и завидующих.
И к XIX веку наука оказалась в нравственном тупике, требуя глубокого анализа и широких мировоззренческих обобщений. Они не замедлили последовать, но опять-таки это было скорее умствование, чем сердечное признание божественного порядка вещей, и поэтому философские системы мироустроения чаще всего не находили места для Бога.
Сейчас мы стоим в самом начале XXI века и констатируем:
— экологический кризис,
— духовный кризис,
социальную неустроенность,
распад культуры.
Печально привычными стали понятия: преступность, терроризм, наркомания, СПИД, порнография и проституция, информационный террор и предательство национальных интересов, безбожие и зомбирование людей. Этот список можно продолжать и дальше.
Многие люди задаются вопросами: почему? кто виноват? как мир стал таким? Максимально обобщая, надо иметь мужество признать: а ведь это дело рук специалистов. Именно тех «профессионалов», которые за своими частными успехами и корыстными интересами разучились видеть общую картину мира.
Принято считать, что такую картину мира даёт философия. Не отрицая её достоинств как науки, всё же отметим, что философия занимается, в основном, законами человеческого мышления и познания, не отвечая на вопросы, откуда появилось само мышление и как возник весь мир. Наиболее общие и фундаментальные знания обо всём мироустройстве даёт нам богословие.
Богословие как наука имеет и свой предмет изучения, и свои понятия и термины, и методологический аппарат, и практику применения. Но в то же время богословие — очень своеобразная наука. Это своеобразие становится более понятным при исследовании соотношения веры и знания.
Если всю совокупность человеческих суждений обозначить понятием «ведение» (что более широко, чем «информация»), то её можно подразделить по характерным признакам на три неравные части: знания, мнения и верования. Легко заметить, что любое индивидуальное ведение не однородно, но качеству составляющих его суждений: одни из них недостоверны, другие максимально достоверны, а третьи занимают как бы промежуточное положение. То же можно сказать и о доказуемости наших суждений: одни доказуемы, другие недоказуемы (или мы пока не знаем доказательств). Эта характеристика более или менее объективна, потому что механизм доказывания, как правило, общеизвестен и общепринят, основан на законах логики и проверке практикой. Существует и субъективная характеристика достоверности суждения — это степень уверенности самого человека в истинности суждения.
У мнения оба эти показателя отрицательные: оно не вызывает достаточной субъективной уверенности в нём и также не обладает объективной доказуемостью. Поэтому часто мнение называют даже не суждением, а «заготовкой» для будущего суждения, испытанного на доказуемость и достоверность.
Знание — это полная противоположность мнению: оба показателя — и доказуемость, и достоверность — у него положительные: «я и уверен, что это так, и могу доказать, что это так, а не иначе».
С верованием дело обстоит сложнее, потому что субъективно оно бесспорно достоверно для конкретного человека, а объективной доказательностью не обладает. Причём, естественно, если не имеет доказательства тезис («я верю, что победит прогресс»), то также недоказуем и антитезис («я верю, что прогресс не победит»).
Очевидно, что ценность мнения, как наименее достоверного суждения, минимальна — им пользуются при отсутствии верований или знаний (хотя очень часто именно мнения высказывается с большой эмоциональной убедительностью и апломбом).
Что касается сравнительной ценности верований и знаний, то расхожее мнение (!), согласующееся в первую очередь с материализмом, заключается в том, что верование считается ниже и примитивнее, чем знание, именно из-за отсутствия доказательности, и верованием «приходится» пользоваться так же, как и мнением, пока отсутствует твёрдое знание по данному предмету.
Такая точка зрения страдает целым рядом дефектов. Во-первых, она отождествляет мнение и верование, хотя и природа, и показатели этих видов суждения различны. Во-вторых, не учитывается несоизмеримость объемов веры и знания во всей сфере ведения человека, Суждений знания в нашем ведении ничтожно мало по сравнению с верованиями — строго говоря, человек очень мало что доказательно знает. Академик Г. Наан однажды сказал: «Мало кто знает, как много надо знать, чтобы знать, как мало мы знаем».
В-третьих, каждое знание почти всегда в своей родословной имеет веру. Причём имеется в виду не формально-логическое знание (если А>В, то В<А) и не фактологическое («сейчас я стою перед вами»), а знание прежде всего научное. Например, любая специальная естественная наука свои исходные суждения не доказывает, а принимает аксиоматически как бесспорно истинные. Даже математика, этот образец логики и доказательности, основана на аксиомах, которые принимаются на веру с самого начала. Строго говоря, знание доказуемо не абсолютно, а с точностью до постулатов.
В-четвёртых, предпочитая вообще научное знание, мы не учитываем огромную сферу будущего, где действует только вера, знание туда проникает лишь в виде прогноза, с необходимой оговоркой о степени его вероятности. Ведь знание, на это надо обратить особое внимание, имеет дело только с фактами, а факты есть предметы и события уже свершившиеся и тем самым отошедшие в прошлое — близкое или далёкое, но прошлое. Поэтому будущее полностью входит в компетенцию веры. Отсюда легко понять чрезвычайное значение веры для человека: ведь он руководствуется своим мировоззрением, где обязательно имеет место надежда по отношению к вопросу о будущем, а «надежда, — как писал св. Иоанн Кронштадтский, — происходит от веры, как растение из семени, как ручей из источника».
Наконец, говоря с должным уважением о научном знании, в то же время не следует его переоценивать. Сама наука признаёт, что абсолютная истина ею недостижима. Научное знание всегда ограниченно, условно и часто ошибочно. Наука развивается, а это значит, что вчерашнее знание уточняется, исправляется, опровергается сегодняшним, а это последнее будет отвергнуто завтрашним, и т. д.
То же следует сказать и об эмпирическом (опытном) познании. Часто (и во многом справедливо) говорят, что критерий теории — практика. Однако и здесь есть свои проблемы. Прежде всего, уточним: а на какой стадии? и при каких условиях? Дело в том, что сначала, как правило, идут неудачные опыты. Допустим, нашу новую гипотезу мы проверяли 10 раз — и все неудачно. Не потому, что она ошибочна, а просто несовершенны наши приборы и методы. Или наоборот: мы настолько увлеклись своей идеей, что отмахиваемся от того, что не укладывается в её рамки и таким образом подтасовываем факты, невольно «натягивая» ход опытов на нужный нам результат.
Всё это показывает ограниченность научного знания и его объективную неспособность служить единственной основой мировоззрения человека. Иногда возражают, что если отдельная наука не может дать человеку мировоззрение, то его способна сформировать вся совокупность наук. Однако вряд ли под силу усвоить одному человеку выводы всех наук, а с другой стороны, даже синтезируя их, надо встать на какую-то «вненаучную», точнее — наднаучную, а том числе и надфилософскую, точку зрения. История человечества не знает подобной точки зрения иной, чем богословие. А история России, история русской культуры ещё более чётко указывает: богословие православное.
Христианская жизнь состоит из практической и созерцательной деятельности. Созерцательную отцы церкви и назвали богословием, В общепринятом значении под богословием понимают учение о Боге, или осмысление Божественного Откровения, т. е. того, что Сам Бог открыл о Себе человеку. Конечно, цель христианской жизни состоит не в накоплении богословских знаний, а в стяжании благодати Святого Духа, но эта цель без знания основополагающих истин веры недостижима.
Своеобразие богословия как науки, в отличие от всех прочих наук, заключается, во-первых, в том, что она единственная даёт человеку истинное мировоззрение; во-вторых, в том, что во всей своей полноте эта наука открывается лишь тому, кто стремится к нравственному очищению и совершенствованию; и, в-третьих, в том, что она не исчерпывается одним только рациональным, умственным подходом. Признавая ошибочность чисто рассудочного подхода, Церковь всегда призывала, чтобы человек возрастал и в разумении духовном (Кол. 1:9). «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8).
До сих пор мы говорили, в основном, о научном знании, но в богословской постановке вопроса к знанию следует подходить глубже — не только со стороны ума, но и со стороны сердца. Абсолютное, высшее знание дано нам в Евангелии в системе Откровения. Ниже лежит философское знание, а еще ниже — знание научное, которое искусственно поставлено гордыней человеческой на самую высокую ступень.
В настоящее время богословие — это целая совокупность наук, среди которых различают основное, догматическое, сравнительное, нравственное и пастырское богословие.
Например, основное богословие занимается вопросами общерелигиозного характера, такими как понятие религии и происхождение религии, происхождение мира, наука и религия, Откровение, виды Богопознания.
Догматическое богословие раскрывает содержание основных христианских вероучительных истин (догматов).
Нравственное богословие изучает вопросы духовного совершенствования человека, действия греха, зла в мире, пути преодоления греха с помощью Божией, пути постепенного обожения человека.
Каким мы видим специалиста XXI века? Прежде всего, хотелось бы видеть Человека, образованного не только в смысле присущей ему суммы специальных знаний, а в смысле придания ему образа, по коему сотворён человек. Задача эта большая, комплексная и системная. Ясно, что одним только вузом она не решается. По меткому определению Ф.М. Достоевского, «в нового человека надо выделаться». А это значит, что принцип непрерывности и системности образования должен быть реализован на всех возрастных ступенях: и в семье, и в дошкольных учреждениях, и в школе, и в вузе и в послевузовских формах подготовки.
Современный специалист, согласно требованиям высшей школы, должен обладать:
— унифицированным фундаментальным образованием,
— необходимой специализацией,
— мотивационной установкой на творческое начало деятельности,
— умением приводить в действие интеллектуальный и экономический потенциал руководимого им коллектива,
— умением ориентироваться в информационных потоках, быть информационно-защищённым,
— способностью к самоорганизации и самообразованию.
Рассматривая специалиста как совокупность необходимых обществу и ему самому качеств, опять-таки приходим к системности, где основа — целостное мировосприятие и мировоззрение.
Когда мы исследуем мир как большую систему, мы поражаемся его многообразию — и в то же время гармоничности. Ничего лишнего, всё страшно сложно — и всё работает! Причём работает так, что куда Homo sapiens ни вмешается — там разлад, срыв, дисбаланс, экологические катастрофы. Мир как макросистема состоит из бесчисленного множества малых систем, которые оптимально соответствуют друг другу и всему целому. В этом случае динамичная и прекрасная картина мира находится в равновесии. Ясно, что без механизмов самобалансировки и самовоспроизводства здесь не обходится, и так просто — случайной встречей некогда в пространстве нескольких «нужных» атомов — творение гармонии и красоты мира не объяснить.
Специалист будущего как подсистема также должен оптимально согласовать себя с миром, влиться в него как органично присущее ему звено. Не отстранённость и абстрактные знания, а включённость его в систему мироздания и ответственность — главные залоги его успеха как специалиста и как человека, причём степень его оптимальности определяется мерой его включённости.
Естественная наука в союзе с богословием доказала, что оптимальна та система, которая содержит духовную компоненту. Об этом говорит громадная масса свидетельств о духовных реалиях и их проявлении в нашем видимом и осязаемом мире. Пока существовала Святая Русь, не было тех проблем, что накопила Россия богоборческая. Пока вместе с материальным воспроизводством происходило самовоспроизводство духовного опыта, не ставилась так остро и проблема подготовки специалистов. Следовательно, специалист должен формироваться на духовной базе.
Разрабатывая систему воспитания русских царей, В.А.Жуковский в 1826 году утверждал, что образование должно ответить на четыре вопроса;
что окружает человека?
что представляет собой сам человек?
чем он должен быть как существо нравственное?
для чего он предназначен как существо бессмертное?
А во второй половине XXI века адмирал Е.В. Путятин в процессе подготовки военной реформы писал: «Всякое воспитание, приготовляет ли оно военного, или моряка, или другого какого специалиста, коренным законом человеческого духа обязывается содействовать всеми мерами полному и правильному раскрытию всех душевных сил и способностей интеллектуальных, религиозных и моральных. Это долг, это сущность воспитания».
Узкий профессионализм — попытка создать системность без духовности. А это путь тупиковый, поскольку узкая специализация умышленно изолирует себя от всего, что кажется посторонним, а по сути дела — от тех тонких и чувствительных связей, которые, как духовные нервы, пронизывают всё мироздание и промыслителъно хранят его как единое целое. Образование само по себе — без веры — не устраняет зла, а делает его формы более утончёнными. Поэтому говорить о подготовке специалиста в терминах одной лишь науки, голого рационального звания — ошибочно. Отсутствие духовной основы лишает смысла саму подготовку: во имя чего жить и работать, если всё тленно?
В последнее время, чувствуя некий разлад, заговорили о гуманизации и гуманитаризации образования. Конечно, это шаг от техницизма к человеческому фактору. Но — только лишь к человеку как наивысшей ценности. (Очередной круг завершается: опять «возрожденческий» гуманизм!..). Многие современные по-светски образованные люди на вопрос о духовных реалиях отвечают: «Я верю, что что-то есть…». Но дальше этого туманного, неоязыческого признания они не идут, потому что человек эпохи потребления и комфорта очень щадит свои силы, когда перед ним встают духовные вопросы. И проще всего увлечься такому человеку не истинной верой, которая сразу же предъявляет ему серьезные нравственные требования, а различными суевериями, сектантством или теми религиями, которые ему льстят, которые в центр смысла жизни ставят не Бога, а человека.
Западный идеал супермена, который «сделал себя сам», импонирует тем, кто не хочет верить в Бога, а готов обожествлять любую модную методику самотренинга, диетического питания и специальных физических и дыхательных упражнений под ритмичное бормотание: я спокоен, я талантлив, я счастлив, я расслабился… Формализованный и до мелочей регламентированный Запад расставляет людей как игровые фишки. Не случайно язык их телесериалов заимствован из игорного притона: деловой партнёр, сексуальный партнёр, «он нарушил правила игры», «он вышел из игры», «дай мне шанс!», «я переиграл его» и т. п. Русский человек предпочитает жить, а не играть в жизнь.
Православное богословие помогает выработать духовный защитный механизм против искушений лёгкого, но порочного становления профессионалом на западный образец, или по системе восточных культов, или вообще без Бога, уповая на одну лишь науку.
Истинная, честная наука, включённая в целостную картину мира с его материальными и духовными реалиями, никогда не противоречила богословию. И специалист, духовно подходящий к своему самообразованию, обязательно придёт к выводу о том, что между наукой и православием нет антагонизма. На низшем уровне научное знание и психологическая вера порождают убеждение, а на высшем уровне знание и вера слиты воедино в такой важнейшей богословской и нравственной категории, как любовь. Без любви вообще ни одно дело не созидательно. Поэтому в идеале специалист должен олицетворять в себе триединую любовь: к Богу, к людям и к своему делу.
Осознавая важность духовной компоненты, необходимо учитывать, что она, как и всякая живая система, иерархична, более того — полярна. Велико искушение вертеть столы, вызывать дух Александра Македонского или исцелять сразу двухтысячный зал, а ещё лучше — миллионную аудиторию через телевизор. Весь вопрос: какого знака духовной энергией мы собираемся подпитываться? Божественной — или демонической?
Поэтому всё более и более остро назревает желание поставить под сомнение основополагающий (пока) тезис о чисто светском характере образования. Но нашествие сект и еретических учений при полном попустительстве властей внушает опасение, как бы вместо светского образования не ввели директивно сектантское… К сожалению, как сказал Иоанн, епископ Белгородский и Ставропольский: «Мы имеем Русь крещёную, но не просвещённую».
Основы богословия заложены давно: в учении Иисуса Христа, точнее — в Нем Самом, в Св. Писании и Предании, в святоотеческих трудах, которые в последнее время стали широко доступными. Возник даже как бы обратный эффект: перед обилием православной литературы человек теряется, порой не знает, что выбрать. Поэтому в каждое время появляются по воле Божией люди — духовники и исповедники — которые особенно ярко отражают суть происходящих духовных процессов.
Великое наше счастье, что рядом с нами жил, служил Богу и людям выдающийся богослов современности — митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв), труды которого воспринимаются нами как последнее слово современного богословия и наша духовная программа. В проповедях, статьях и книгах его мы находим и мудрые советы по духовному самовоспитанию человека, и напутствия для правильной ориентации в обстановке развязанного СМИ антирусского информационного террора, и срывание благопристойных масок с ложных лозунгов «демократии», «свободы», «прав человека», «общечеловеческих ценностей» и «любви» ко всем без разбора.
Особенно важными для нас сейчас являются предупреждения Владыки об опасности экуменизма. В своей последней статье «Смотрите, не ужасайтесь» он писал: «Прикрываясь благородной целью „устранения межрелигиозной розни“ и „воссоединения верующих в единой братской семье“, теоретики экуменизма забывают упомянуть о главном: о том, что в таком „воссоединении“ будет утеряна величайшая драгоценность — истина Закона Божия, погребённая под грузом человеческого лжемудрствования. Как и всякая ересь, экуменизм лжёт, предлагая „братски соединить“ Истину с ложью, лукаво надеясь, что люди, заворожённые благородством лозунгов, не заметят страшной подмены».
Первая и главная ложь экуменизма — об историческом «разделении» церквей. На самом деле было не разделение, а постепенное отпадение западных народов и конфессий от единой Святой Соборной, а Апостольской Церкви, ныне принявшей наименование Православной.
Вторая ложь экуменизма состоит в том, что якобы каждая церковь имеет только часть Божественной Истины, а вся полнота может быть достигнута слиянием церквей. Но если от единой истины исторически отпадали части и совращались ложью, как они могут претендовать на «улучшение» истины, добавляя в неё свои заблуждения?
Третья ложь — о том, что основанием экуменизма является любовь. Но высшая форма любви — любовь к Богу — никак не может мириться с ересями. Настоящее христианство бесконечно далеко от смутных «гуманистических» верований околоцерковных интеллигентов, составляющих ныне главную опору экуменизма в России.
Четвёртая ложь — широко разрекламированное утверждение об «аполитичности» экуменизма. На самом деле объединение религий служит прекрасным идеологическим обеспечением глобализации — разрушения суверенных национальных государств и поглощением их супергосударством с мировым правительством во главе.
Пятая ложь — тезис о том, что некоторые «православные экуменисты» являются в таковом качестве для того, чтобы «свидетельствовать инославным об истинах православия». Лучшим свидетельством является чистота вероучения, а не сближение и не сомнительные совместные мероприятия с другими конфессиями, размывающие нашу православную позицию.
Воспитывая в молодом специалисте комплекс нравственных качеств, обычно не в последнюю очередь стремятся развить и укрепить в нём честность. А честный взгляд на русскую историю и культуру говорит о том, что именно православие, и никакая иная вера, является духовной основой и русского, и российского мировосприятия и миропонимания. Поэтому и сохраняется и даже нарастает необходимость разоблачения вреда экуменизма, чтобы будущий специалист не стал «пятой колонной» в своём Отечестве, а был бы государственником, державником и, конечно, патриотом. Владыка Иоанн призывал: «Мы должны по-христиански, с любовью и благожелательностью относиться к представителям иных религиозных воззрений. На любовь не должна быть слепой, она ни в коем случае не может покрывать ересь, лжеучение, говорить, что это тёмное, когда это светлое, и наоборот».
В проповедническом наследии митрополита Иоанна содержится важнейшая мысль о противостоянии злу силой. Разрушители России должны знать, что терпение народа не бесконечно. Московский святитель митрополит Филарет призывал любить врагов своих, гнушаться врагами Божиими и сокрушать врагов Отечества. И Владыка Иоанн не уставал повторять: «Да, главнейшая заповедь христианства — это заповедь о любви… Но именно поэтому совершенно естественно, что всё, идущее вразрез с этой заповедью, всё, мешающее христианину исполнять её, должно быть ему ненавистно. И это — единственно святая ненависть: ко злу, во греху, к страстям человеческим, к сатанинскому беззаконию».
Подводя итог сказанному, можно сделать краткий вывод о том, что подготовку специалиста XXI века целесообразно строить по принципу непрерывности и системности и обязательно на духовной — православной основе.
Исключает ли этот вывод иные верования? Нет, не исключает. Специалист может быть, например, и мусульманином, и буддистом. Но, живя и трудясь в России, являясь гражданином России, он должен признавать величие и богатство русской культуры, в лоне которой находится, и считаться с православной верой — основой этой культуры.
Никита Иванович Поздняков, член-корреспондент Петровской Академии наук и искусств, капитан 1 ранга запаса, кандидат технических наук
http://rusk.ru/st.php?idar=112421
Страницы: | 1 | |
