Взгляд Василия Дворцова

Юноша становится мужчиной через доказательство своей смелости. У всех народов и во все времена инициация равно была, есть и останется неизбежной для каждого вступающего в брачный возраст. Парень, ради овладения правом на продолжение рода, проходит испытания — болью, унижением, страхом — и так прощается с детской уверенностью во всепрощающую защищённость и непрестанное опекунство родителями. Кто-то отдаётся на укусы змеям, кто-то сутками сидит в тёмной яме, кто-то один на один выходит против льва… Мужество всегда обретается претерпением. Но кроме предбрачного есть ещё посвящение в религию и профессию, в должность и сан.

Подчиняясь времени и развитию цивилизации, инициация причудливо меняет формы и названия, оставляя незыблемой свою суть — решительное изменение сознания у обретающего новый социальный статус. Вхождение в родовую или профессиональную группу не может происходить чересчур растянуто, так как промежуточная невнятность чревата отступничеством и предательством. Между «своим» и «чужим» подлинно необходима пропасть непримирения, ибо «свой» зачастую олицетворяет «добро», а «чужой» — «зло». Насколько это объективно? Настолько, чтобы наш мир тысячелетиями существовал в своей очень непростой многоцветности, в динамичных противовесах, столкновениях и симфониях. Но и приближался к неминуемому концу…

Нужно согласиться с тем, что «добро» и «зло» абсолютны только в религиозном плане, на бытовом же уровне — в педагогике, медицине или тем более в политике — они изменчивы, плывучи. Поэтому вне религии «добро» и «зло» не только неотличимы от «своего» и «чужого», но и удобно заменимы последними. Напомнить ли о классовой этике? Когда добродетельным заявлялось всё, что приносило пользу пролетариату. Всё, в том числе и массовые убийства соотечественников.

Характернейшим примером слепости или лукавства безрелигиозного, а точнее — антирелигиозного сознания может послужить столь старательно раскручиваемый проект «Гарри Потер». Упорное отрицание хоть какой-то ориентированности относительно надмирных и абсолютных ценностей превращает бесконечные дрязги и склоки колдунов и ведьм в некое непринципиальное, но при этом необъяснимо непримиримое противостояние. Здесь поместный антагонизм «своего"-"чужого» окончательно вытесняет вселенский поединок божественного «добра» и демонического «зла», дезориентируя и калеча мировоззрение и нравственность втянутых в чтиво или просмотр миллионов и миллионов подростков.

Ну найдите что-либо подобное в народных мифах и сказках о героях, своими бескорыстными подвигами спасающих племена и земли, царства и ход времён! Всегда и везде традиционного героя влекут высшая правда, незыблемая истина, нетленное добро. Оступаясь и ошибаясь, он упорно тянется взором к небу и страданиями и жертвенностью выкупает не личное благоденствие, а процветание всему известному миру. Иначе он и не герой.

Но почему преображение невозможно без шока? Почему при всей обрядовой несхожести внутренне инициация всегда и у всех укладывается в аристотелевскую четырёхчленную формулу катарсиса: «подражание-страх-сострадание-наслаждение»? Откуда всеобщность согласия с тем, что очищение души возможно лишь через боль? Вплоть до того, что такая «шокотерапия» ступенчатого, скачкообразного постижения диалектики мира приобрела даже самостоятельную конфессиональную форму чань или дзен-буддизма. С забавными для постороннего наблюдателя взаимоотношениями учителя и ученика: когда мастер ставит перед неофитом, казалось бы, неразрешимую задачу и, доведя невозможностью ответа почти до сумасшествия, резким ударом или напугом выводит на озарение.

В наших монастырях поведение старца относительно своего послушника тоже может повергнуть в недоумение. Это по фильму об академике Павлове мы знаем о шутке-нешутке послушания высаживать капусту вверх корешками. Но в реальной жизни (автор несколько лет проработал в монастыре) зачастую не так всё умильно. Нарочитая грубость, немотивированное обижательство, провокационные наветы от того, кто для других видится солнцем доброты и ласки, порой просто ставят в тупик. Ведь вдвойне, втройне обидно получать оскорбления и терпеть насмешки не от такого же неофита, как и сам, а от общепризнанно духовного старца. И какая нужна твёрдость веры, чтобы постоянно помнить — эти придирки и мытарства направлены не на личность проходящего испытания. И творятся они не в корысть или удовольствие старшего, а преследуют цель избавления новоначального от животной страстности и зломысленных заблуждений. И покрываются эти дневные обиды тайной ночной молитвой об укреплении духа, о небесной помощи послушнику, дабы выдержать тому огонь и холод, толкотню и одиночество, гнев и тоску. И в конечном счёте очиститься для богообщения.

Одна из раскручиваемых в СМИ тем — армейская дедовщина.
Да, изначально понятная всем инициация в воины в годы обрушения советской и отсутствия иной государственной идеологии во многих частях мутировала в обессмысленное, но от этого не менее ритуальное надругательство. Уже не столько старших над младшими, сколько сильных над слабыми. В разных частях по-разному, но всюду «дембеля» «духов» избивают, унижают и обирают. Это позор. И прежде всего позор «отцам"-командирам, ибо в наше время по армии расползлась ещё большая гнусность — избиение солдат молодыми офицерами. Теми, чьё взросление пришлось на те самые 90-е, на полную деидеологизацию и обесцельность русского общества. Когда «добром» виделось только «своё» — ватажно-артельное или семейно-особное…

Поэтому это позор всех нас. Всех. Именно из-за отсутствия идеалов патриотизма, невоспитанности в любви к Отечеству подготовка мужчин к защите Родины — корпоративное посвящение? в армии потеряло свой смысл. А ведь — как ни жёстко это читать! — физические и психические испытания совершенно необходимы для начинающегося бойца. Уже не одной войной доказано: если восемнадцатилетнего юношу (даже если он не конченный маменькин сынок) из домашней постели сразу же направить в окоп — он почти обязательно погибнет. Как ни обучай его скоростной сборке-разборке автомата, какой «сферой» ни покрывай ему голову — психически не подготовленный к ужасам и тяготам войны, не избавившийся от детских стереотипов мышления и поведения новобранец почти обязательно погибнет.

Я осознаю, какой вал обвинений и возмущений поднимаю: ах, разве можно человеку бить человека?! Уймитесь. Нельзя. Так же, как нельзя человеку человека убивать. Но ведь на войне это происходит под всеобщее одобрение.

Мужество обретается претерпением. Инициация в воины не может проходить «понарошку», ибо социальный статус носящего оружие чрезвычаен. И если вернуть посвящению его высокий смысл, то вводить в боевое ремесло можно и нужно будет не кулаком, а полосой препятствий. Ну, никого же не коробит от показа почти нечеловеческих мук, которые преодолевают ищущие права носить краповый берет. Не коробит, хотя в финале вымотанный спецназовец жёстко избивается свежим противником-партнёром. Не коробит потому, что в результате рискнувшего и вытерпевшего встречают братские объятия соратников — испытания вознаграждаются признанием.

Что должно бы происходить не только в спецназах, но и во всей армии. Нашей армии.