 |
| Общенациональный Русский Журнал | Владимир Казарезов | 19.07.2007 |
Сергей Николаевич представляет собой явление, с одной стороны, типичное для российского фермерства, с другой — исключительное, самобытное.
Сначала — о типичном. Основу фермерского сословия составили люди, чьи предки во многих поколениях были носителями лучших человеческих качеств — сильные и здоровые физически, духовно богатые, нравственно неущербные. Кроме того — с высокой самооценкой, неудовлетворённые рядовым бытием, способные на крутые, рисковые повороты в жизни.
Я знаком с сотнями фермерских судеб, на основе которых выявил закономерность: у абсолютного большинства фермеров предки — зажиточные крестьяне, а у многих — раскулаченные. И второе — дети и внуки репрессированных, пройдя через испытания, связанные со сменой политической системы, тоже стали лучшими людьми деревни, теперь уже советской. Это имеет прямое отношение и к нашим фермерам, которые через генетический код унаследовали от своих предков лучшие человеческие качества. В фермерской среде нет явно слабых, ущербных людей, не сумевших состояться и решивших попытать счастья в новом качестве. В этом плане у Сергея Кузнецова много общего с большинством российских фермеров.
Его дальний предок Леонид Леонидович Волков служил приказчиком у дяди знаменитого флотоводца Фёдора Фёдоровича Ушакова, а кроме того — был потомственным кузнецом.
По-разному образовывались русские фамилии. О том, что прапрадед был когда-то Волковым, постепенно позабыли и называли его по отцу Леонид Леонидов. А у его детей, помимо этого, появилась ещё приставка Кузнецов — по его ремесленной принадлежности. Семейный клан разрастался. Поскольку больших строгостей в родословных записях не было, одни значились Кузнецовыми-Леонидовыми, другие — Леонидовыми-Кузнецовыми. Со временем вторая составляющая фамилий отпадала, и половину села Савинское составляли Кузнецовы, половину Леонидовы. Вот такая история с появлением фамилии Сергея Николаевича Кузнецова.
Есть в семье переписной лист 1895 года, из которого следует, что Михаил Леонидович Леонидов-Кузнецов, прадед Сергея, значился отходником, «маляром в учении» в Петербурге. Отходники сохраняли землю, владея ею на правах общинников. Имел её и Михаил. Когда началась Столыпинская реформа, вернулся на Родину, вышел из общины, организовал своё отрубное хозяйство в родной деревне Иевлево. Быстро поднялся, имел несколько лошадей, коров, более двадцати гектаров земли с участком леса. В общем, кулак. Но накануне коллективизации сообразил, что к чему, отдал всё добровольно в колхоз и потому уцелел.
Предки матери жили на реке Шексне в Копорьевской волости, оказавшейся под водой Рыбинского водохранилища. Сергей помнит бабушку Александру и её рассказы о прежней жизни в Копорье. У её отца была большая семья. Имели много лошадей и стадо коров.
Коротко об отце нашего героя. У него было типично военное и послевоенное детство в большой семье погибшего фронтовика. После четвёртого класса Николай Кузнецов уже зарабатывал — пас деревенский скот. Поработав после армии трактористом, заочно окончил Пошехонский сельскохозяйственный техникум, стал директором совхоза… Выделялся среди односельчан не только трудолюбием и хваткой. Это был талант-самородок. Сколько усовершенствований было сделано по его инициативе в совхозе! Тяга Николая Кузнецова к прогрессу, к новому проявлялась и в быту. В их доме появились первые в деревне телевизор, застеклённая веранда, водопровод, канализация.
Он ушёл на пенсию с директорской должности в 1997 году, не допустив упадка хозяйства, что удавалось тогда немногим руководителям. После чего — помогал сыну в фермерском хозяйстве.
Большинство фермеров России объединяет то, что хотя они и были успешными в своей предшествующей жизни, но у них накапливался протест против царившей бесхозяйственности; нелепых команд начальников, которым приходилось подчиняться; невозможности реализовать свой потенциал. То же и у Сергея Кузнецова. По окончании Рыбинского лесного техникума он поработал в лесхозе, но ушёл оттуда. Причину своего поступка объясняет так:
- Я оказался неготовым выполнять дело, которое считал не только вредным для леса, но и аморальным. А творилось в лесу безобразие.
Что мог сделать молодой специалист в косной системе? Чтобы не поступать против совести, ушёл. Поскольку тогда ещё не было фермерства, стал Сергей работать трактористом. Но его томило неосознанное творческое стремление что-то строить, давать выход клокотавшей энергии. Пришёл к пониманию — чтобы чего-то добиться, надо учиться, становиться руководителем. После строительного факультета Костромского сельскохозяйственного института стал работать в совхозе прорабом. Здесь вроде бы всё делалось в соответствии со здравым смыслом, но не мог согласиться молодой руководитель с безразличием людей к выполняемой работе. Тогда-то и дошёл Кузнецов своим пытливым умом до понимания, что при всех отличиях лесного хозяйства от сельского причина бед там и там одна — отсутствие умного хозяина. Трудно сказать, как разрешился бы этот кризис, если бы не возможность начать строить жизнь по своему усмотрению, представившаяся в связи с объявлением в стране курса на многоукладность. Дух захватывало от перспектив: стать самому хозяином и делать всё как сочтёшь нужным, не подчиняться начальникам и не убеждать подчинённых, не воспитывать пьяниц и лодырей.
Сергей Николаевич первым в области зарегистрировал крестьянское хозяйство «Кузнецов и К?» (17 ноября 1989 г.), когда ещё не было юридической основы для владения землёй, но подготовка к этому шла.
С появлением разрешения фермер получил 146 га земли. Это, конечно же, был поступок смелого и в то же время дальновидного человека.
Лишь коротко остановлюсь на том, как поднимал фермер своё хозяйство. Начинал с б/у тракторов, купленных по дешёвке, а также новой техники (комбайн «Нива» и прессподборщик «Киргизстан»), приобретённой за кредитные деньги. Взялся за дело совместно с двоюродным братом, но в 1994 году их пути разошлись.
Увы, это типичное для российского фермерства явление. Уж слишком близкими, почти одинаковыми должны быть люди по взглядам, темпераменту, ценностным ориентирам, чтобы не давать повода быть недовольными друг другом. Ну кто же мог сравниться с Сергеем Кузнецовым, широким в труде и вообще в жизни и одновременно очень требовательным к себе и другим.
Теперь Сергей Николаевич управляется с хозяйством один. Вернее — с женой Людмилой. Кузнецов изначально выбрал молочное животноводство и уверенно ведёт дело, расширяя его и повышая качественный уровень хозяйствования, не соблазняясь никакими иными начинаниями (и в этом его отличие от многих других, перебирающих то одно, то другое направление). Два года назад у Кузнецова было 30 дойных коров (а надо сказать, что такое по численности стадо характерно для большинства фермеров). Но Сергей уже показывал мне фундамент нового помещения для дойного стада в 100 коров.
Для неискушённого читателя будет откровением, что рост поголовья вовсе не означает роста прибыли. Когда я спрашивал фермеров, почему они держат по 30 коров и не увеличивают поголовье, то ответ сводился примерно к следующему: молокозаводы принимают у нас молоко по 6 рублей за литр, мы продаём населению (в подъездах домов, у проходных предприятий и учреждений) по 12 рублей. Конечно, торговать в розницу, разливая молоко по бутылкам и банкам, хлопотнее, нежели отвезти его на завод, да зато выгоднее. А если взять коров больше, скажем, 60, тогда по подъездам не находишься — молоко придётся сдавать на завод. А там цена в два раза ниже. Таким образом, так на так и получится.
Кузнецов знает эту крестьянскую арифметику, но под её магию не попал. Изначально отказался от торговли банками и бутылками, решив брать оборотом. Его философия такова: «Во-первых, ставлю задачу довести дойное стадо до 100 голов и поднять надои с четырёх до шести тысяч литров и более на корову. И как я сам продам такую массу? Потребуется создавать торговую сеть. А, во-вторых, я не люблю торговать. Лучше, когда каждый занимается своим делом».
В нынешнее посещение я увидел красавицу-ферму на сто коров, к осени она заполнится. Построенная руками хозяина и по его проекту, ферма соответствует самым современным требованиям. Рядом — прекрасный двухэтажный дом, также выстроенный по проекту фермера для его семьи. Есть иные строения хозяйственного назначения. В общем — хутор. Рядом с фермой — поля, окаймлённые дальним лесом. Это — пастбища и сенокосы. Коровы в пастбищный период могут или пастись, или находиться под крышей. Нечто подобное мне приходилось видеть на американских, шведских и финских фермах.
Особый разговор о пастбищах. Я видел аккуратно сложенные бурты навоза, которые с определённой периодичностью запахиваются. Пастбища, поделённые на квадраты, постоянно окультуриваются. Пока на одном пасётся скот, в других подрастает трава. Электропастух не используется — рядом разгуливают лоси.
Обилие зверя — это ещё одна особенность заповедного угла, где расположилась ферма Сергея Кузнецова. Лоси, медведи, кабаны, утки в водоёмах почти как домашние, людей не боятся, боровая дичь, серые журавли…
Пастбище и часть прилегающего к нему леса — это земля, которая находилась в собственности прадеда фермера, Михаила. Можно только догадываться, с каким трепетом относится к ней правнук, и как будет он её лелеять. Здесь сохранились следы мелиорации, сделанной когда-то прадедом. Показывая уже затянутые лесом канавы, Сергей с болью и злостью говорит:
- Люди вручную сто лет назад строили мелиоративные системы, лопатами копали. Пришли колхозы, порушили. Делали «на ура», ни о чём не думая. Теперь я хочу восстановить всё как было.
Говоря о фермерском хозяйстве Сергея Кузнецова как идеальном, я имел в виду следующие обстоятельства. Так уж у нас сложилось, что многие российские фермеры, пройдя через неимоверные испытания, добившись устойчивости хозяйства и достатка, оставили за собой только управленческие функции, предоставив физическую работу и обслуживание техники нанятым работникам. Кузнецов не таков. Основные работы он выполняет сам — управляет всеми машинами в хозяйстве, орудует пилой на лесозаготовках не хуже любого мастера. Он и плотник, и бетонщик, и сварщик, и каменщик…
А как он управляется с косой! Глядя на широченный ряд, чисто срезанную траву, мерные движения, совершаемые, как казалось, без особых усилий, я вспомнил слова Лермонтова из «Мцыри» — «быть бы мне в стране отцов не из последних удальцов». Не посрамил бы своих предков Сергей, встав с ними в один ряд с косой.
Добавим к мастерству Кузнецова, к умению быстро и красиво делать любую работу, что всё строится по его собственным проектам, что он успешно про водит свой хозяйственный корабль между «Сциллой и Харибдой» всевозможных инспекций и надзорных служб, и перед нами предстаёт универсал самого широкого профиля, соединяющий в себе функции «синего» и «белого» воротничков. Таких людей в советской России не было. Они появились с фермерством.
От властей Кузнецов не ждёт ничего. Но, тем не менее, на вопрос — чего не хватает, если не ему, то по крайней мере российским крестьянам, сказал:
- Нет житья от чиновников. Свои обязанности выполняют плохо, зато мучают разными предписаниями. Недавно приехал участковый оформлять протокол, поскольку, мол, я пользуюсь колодцем, не имея на то лицензии. Уже начал писать, вдруг спохватился и говорит: «А ведь и у меня во дворе колодец, значит тоже нужна лицензия». Так что пока протокол не дописан.
Участвовавший в разговоре исполнительный директор фермерской ассоциации Василий Егоров добавил:
- Стонут фермеры от всяких предписаний. Недавно Сентебова обязали огородить ферму забором не ниже двух метров во избежание заражения скота бешенством. И штраф выписали — 500 рублей. Не выполнил предписание — ему тысячу. Или приказали хоронить падшую скотину в специальных биологических ямах. Наверное, правильно. Но ведь кому-то надо было и позаботиться, чтобы такие ямы появились. Ям нет, а мужиков штрафуют…
Все эти предписания фермеры расценивают как возможность обирать людей, на чём и паразитируют чиновники. Кузнецов возмущается:
- Взяточничество — самая страшная беда для России, угроза национальной безопасности. Всего-то и надо, чтобы чиновники не брали, не воровали. Потом поняв, что сказал что-то из области фантастики, поправился:
- Конечно, брать будут, но хотя бы поменьше. И неправда, что с взяточничеством нельзя покончить. Вон в Китае что делают с чиновниками, нечистыми на руку. И у нас надо так же. Они для России куда опаснее любых террористов. Впрочем, произвол местных бюрократов — это так себе. Своё неприятие чиновников Сергей Николаевич распространяет и на самые высокие уровни.
На прощание Сергей Николаевич показал мне следы дорог, проложенных во время Столыпинской реформы на хуторские и отрубные участки. Показал в том числе деревню своих предков — Иевлево. Так что Сергей Кузнецов выполняет сейчас миссию возрождения: строит хутор на земле своего прадеда. Многие российские фермеры делают это, создавая хутора на местах исчезнувших деревень, заимок, мельниц и так далее. Но счастье обустраивать землю, когда-то принадлежавшую прямым предкам, выпадает единицам.
Что в заключение? Велика Россия, много в ней и героев, и антигероев. И таких, как Кузнецов, возрождающих великую страну своими золотыми руками, горячим сердцем, светлым умом, и паразитов, не дающих состояться возрождению. От того, кто победит, и зависит будущее России.
Владимир Казарезов, кандидат экономических наук
