Общенациональный Русский Журнал | Алексей Осипов | 07.07.2007 |
В чём главная причина всех этих бед — бывших, настоящих и… будущих?
Об этом рассуждает доктор богословия, почётный профессор Московской духовной академии Алексей Осипов.
Россия вновь переживает кризис. И хотя это вновь, а не впервые, в ней всё с большим трудом обнаруживаются признаки того действенного иммунитета, который всегда давал ей силы противостоять агрессии, угрожающей на сей раз самим глубинным корням её исконного бытия. Только при поверхностном взгляде может показаться, что настоящий кризис обусловлен причинами внешнего порядка: слабостью государственной власти и управления, неразумностью методов хозяйствования, массовыми нарушениями законов и норм социальной жизни и т. д. Причина кризиса коренится в духовной сфере, в частности, в порочности главного и неизменного по сей день философского принципа нашей государственной идеологии: первичности материального и вторичности духовного. Этот принцип отнял у людей понимание (осознание) одного из важнейших законов бытия, гласящего: дух творит себе формы, или иначе — духовное состояние человека и общества закономерно определяет все соответствующие формы жизни. Незнание этого закона легко стёрло понятие греха, уничтожило у многих веру и совесть, принесло неисчислимые беды миллионам людей.
Конечно, современность являет нам и другие, более отрадные примеры. На Руси вновь начинает открываться лик Христов и всё большее число русских людей убеждается в том, что мы, как говорил Ф. М. Достоевский, русские в той мере, в какой мы — православные. Пробуждению и развитию этого, можно сказать, нового сознания в большой степени способствовали наконец восстановленные государством после трёхвекового угнетения свобода Церкви и патриаршество. Из весьма многочисленных фактов, красноречиво свидетельствующих об этом, достаточно указать на буквально лавинное открытие православных приходов, монастырей, семинарий, духовных училищ и школ, издание церковных, религиозных, религиозно-философских журналов, книг и газет.
Возрождение духовной жизни России удивительно точно описал более чем за сто лет до этого Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя»: «Неожиданного (впрочем, далеко не для всех) было то, что народ не забыл свою великую идею, своё „православное дело“ — не забыл в течение рабства, мрачного невежества, а в последнее время — гнусного разврата, материализма, жидовства и сивухи… Даже, может быть, и ничему не верующие поняли теперь у нас, наконец, что значит, в сущности, для русского народа его Православие и „православное дело“. Они поняли, что это вовсе не какая-нибудь лишь обрядовая церковность, а с другой стороны, вовсе не какой-нибудь религиозный фанатизм, а что это именно есть прогресс человеческий и всеочеловечивание человеческое, так именно понимаемое русским народом, ведущим всё от Христа, воплощающим всё будущее своё во Христе и во Христовой истине и не могущим и представить себя без Христа».
Несмотря на пробуждение духовности, новая эпоха открыла целый ряд ранее скрытых тяжелейших социальных и других проблем и стимулировала возникновение новых, ещё больших. Одной из главных причин этого является или непонимание или неспособность власти осуществить основное правило демократизации: чем больше свободы, тем строже закон.
Свобода двулика. Отрицательной её стороной (произволом) и пользуются те, у которых в сердце хранится зло (Евангелие от Матфея, 12,35). Они пользуются ею для разрушения России. Особенно отчётливо при этом просматриваются два принципа, последовательно проводимые в жизнь: «Разделяй и властвуй» и «Разнуздать, чтобы взнуздать». Открывшейся «свободой» и разделяют, и разнуздывают, и взнуздывают Россию и всё русское.
Почему и зачем?
Россия всегда была предметом глубокой неприязни со стороны всех антихристианских сил, справедливо усматривающих в ней твердыню наиболее чистой христианской веры — Православия. «В западных вероисповеданиях, — замечает выдающийся мыслитель А.С. Хомяков, — лежит глубокая неприязнь к восточной Церкви».
Знаменитый епископ-аскет XIX столетия Игнатий (Брянчанинов), выходец из русской аристократии, писал: «Европейские народы всегда завидовали России, старались делать ей зло. Естественно, что и на будущее время они будут следовать той же системе». Трудно заподозрить и того, и другого в незнании ими Запада или неискренности и предвзятости их оценок.
И даже сейчас, в последние десятилетия, несмотря на великое оскудение на Руси и веры и богатства, то, что ещё остаётся в ней, оказывается достаточным для прежней зависти и неприязни. Об этом ярко свидетельствуют слова бывшего первоиерарха Русской Зарубежной Церкви митрополита Виталия, сказанные в интервью «Литературной России» по вопросу возможностей возрождения нашей страны. «Будут брошены, — заявил он, — все силы, миллиарды золота, лишь бы погасить пламя Русского Возрождения. Вот перед чем стоит сейчас Россия. Это почище Наполеона, Гитлера…»
То, что видится извне, не менее отчётливо просматривается и внутри страны. Благодаря «свободе» слова, на Россию, на всё то, что дорого и свято русскому человеку, в т.н. демократических средствах массовой информации изливается столько грязи и желчи, что приходится лишь удивляться, до какой степени способен ослепляться ум, порабощённый злобой. Этот чёрный поток, проникая во все уголки страны, прямо нацелен на то, чтобы возбуждать антирусские, антиправославные настроения.
Делается всё возможное, чтобы спровоцировать межнациональные и межрелигиозные конфликты, в которых одной из сторон непременно были бы русские.
Не имея никакого желания приводить здесь те совершенно возмутительные, несуразные обвинения русского народа и оскорбления в его адрес, которые в изобилии появляются в этой прессе, приведу оценку создавшегося положения в стране, данную нашими известными современниками.
Михаил Лобанов: «Кто только и в чём только не обвиняет Россию, русский народ… Абсолютно господствующая у нас леворадикальная пресса типа журнала «Огонёк» за короткий срок «гласности» и «плюрализма» устроила для массового сознания поистине духовный Чернобыль. Выжжено все здоровое прошлое. Человек с богатейшей тысячелетней историей оказался на голом месте. Семидесятилетняя трагедия народа превращена в нескончаемую пляску на могилах, стала предметом циничных политических спекуляций. Всё делается, чтобы вытравить историю страданий нашего народа из национального сознания, цинично представить, что из этого страдания вылез клоп, как выразилась одна левая критикесса в «Литературной газете"… Русская литература оказалась нежелательной не только сама по себе, но и тем, что она напоминает нашему народу о духовных ориентирах, о том, что он — законный наследник тысячелетней великой культуры, обогатившей мир, а стало быть, ему есть на что опираться и с чем идти в будущее.
Вот это больше всего и хотелось бы подорвать «перестройкой» нашим левым. Как хотелось бы им, выбросив, уже в который раз, за борт русскую классику, внедрить исключительную монополию авангардизма, прочих революционных и сверхреволюционных изготовлений и оболванивать ими людей… Один из таких… судей… считает позором для русской литературы, что она продолжила «линию Толстого», не будь этого, тогда была бы у нас «такая литература, как в Польше». Мы оказались ограбленными до дна, буквально во всём — от духа до земли, от быта до культуры».
Композитор Г. Свиридов: «Мне надоело поношение России, которое я без конца слышу, читаю, вижу в гнусном телевидении… Мы живём в нездоровом обществе».
Академик М. Лемешев называет «демократический» эксперимент «поруганием России».
Академик Н. Моисеев: «Воспринимаю всё происшедшее в моей стране не как кризис, а как катастрофу… Даже когда враг стоял на Волге, даже в самом страшном сне я не мог представить себе Россию в нынешнем состоянии».
Причины
Мы вынуждены признать: Русь стала не та, какою хотел бы её видеть русский человек. Цельность жизни русского народа уже давно нарушена. И хотя русская идея «единства в свободе по закону любви» (А.С. Хомяков), конечно, не могла в полноте осуществиться в государственной жизни, тем не менее, она была той великой силой, которая одухотворяла и оживотворяла народ и делала его совершенно особой нацией. Однако как живая идея она едва дожила до XVI столетия. Уже раньше начинается сползание церковной жизни к обмирщению и активное нашествие иноплеменников, внесших непрекращающуюся смуту, в первую очередь духовную, в русскую жизнь.
Священная история на протяжении всей Библии совершенно недвусмысленно свидетельствует, что отступление народа от религиозных основ жизни: истин веры и нравственных и духовных её устоев, — всегда приводило к трагическим последствиям в общественной и государственной жизни. Правда, эти последствия носили разный характер — то внешний, материальный, то внутренний, духовный. В одних случаях это были разрушительные войны, политические перевороты, потеря государственности, тяжёлые природные катаклизмы. В других — при материальном процветании жизни народ деградировал нравственно, духовно омертвевал, внутренне разлагался, забывая о смысле жизни, о вечности — и это, последнее, было хуже первого. В том и другом случае речь идёт не о каких-то карах Божьих, а о естественных последствиях духовно ненормальной, греховной жизни народа. Ибо грех есть повреждение человеком своего тела и своей души, что закономерно вызывает и соответствующие последствия в личной и общественной жизни.
Сейчас, например, в некоторых европейских странах закон обусловленности внешней жизни народа его духовным состоянием особенно проявляется в негативном и стремительном изменении психологического климата. Что это такое — хорошо показывает, например, выступление епископа Лютеранской церкви Финляндии Тойвиайнена на одном из богословских диалогов с представителями Русской Православной Церкви. Он сказал тогда: «Согласно некоторым исследованиям, более половины населения на Западе потеряло цель жизни. Мы уже убедились в том, что предметом работы психиатров будет являться чувство уныния, тоски в гораздо большей степени, чем само страдание. Поводом к самоубийству часто бывает экзистенциальная опустошённость человека». При этом самым удручающим является тот факт, что нарастающая депрессия захватывает даже подрастающее поколение. Так, во Франции за последнее десятилетие число юных самоубийц возросло на 300 процентов.
В России ситуация со своей спецификой. У нас — как в ветхозаветном Израиле: оскудение духовное выражается прежде всего во внешних потрясениях — чем сильнее духовная и нравственная деградация, тем больше нас порабощают, эксплуатируют, унижают. Правда, это является и отрадным знаком, свидетельствующим о том, что в нашем народе ещё остаётся здоровый дух: ведь лечат живых, а не мёртвых.
Надежды
Что ещё сохраняет и может сохранить и возродить Россию?
Трудно не согласиться с тем, какое значение имеют мысли и идеи для сознания и жизни общества. Понятно и то напряжение, с которым соревнуются всю позднейшую историю Государства Российского две взаимоисключающие идеи: следует ли России для исполнения своей исторической миссии и впредь сохранять свою культурную особенность, свою духовную идентичность, укоренённую в Православии, или ей всё же необходимо стать вполне европейской страной по образу и подобию прочих? Особую философскую остроту и глубокую разработку этот вопрос получил, как известно, в XIX столетии в борьбе двух социально-философских течений: западников и славянофилов.
В вопросе о путях жизни и развития России западники не предложили ничего нового по сравнению с тем, что они видели в Европе. И, увы, такая же, если не более, заворожённость Западом, некритичность к нему и какая-то медиумическая неразборчивость в восприятии всего того, что идёт оттуда, а главное, полное нечувствие очевидных пороков духовной стороны западной жизни характеризует и современных западников и либералов.
Напротив, идеи действительно оригинальные, самобытные и глубокие находим у тех мыслителей, которые остались в истории под именем славянофилов. Славянофилы усматривали принципиальное различие между культурой России и Запада, верой Православной и западными конфессиями. Именно серьёзные религиозные расхождения и прежде всего вопрос о значении веры и разума (рассудка) в духовной жизни и всей образованности человека и общества явились, по их глубокому убеждению, основной причиной всех прочих противоречий, которые существуют между Востоком и Западом. Славянофилы проницательно усмотрели, что в западных конфессиях, первоначально в католицизме, потом и в протестантизме, рассудок выступает в качестве верховного и непогрешимого судьи во всех вопросах христианской веры и жизни, и что это привело к охлаждению живого религиозного чувства, безразличию к вере, а затем и полному неверию и материализму у европейского человека. В то же время эта глубокая заземлённость явилась одним из мощных факторов, обусловивших, с одной стороны, бурное развитие философской мысли и научно-технических достижений, с другой — рост гордыни и презрения ко всему, что не таково, как в Европе. В результате, в западной культуре, в общественной и политической жизни произошла утрата главного — христианской любви, со всеми вытекающими отсюда последствиями: агрессивностью, алчностью, эгоизмом и исканием только «хлеба и зрелищ». Известные слова Нагорной проповеди Христа оказались перевёрнутыми до противоположности, их новый смысл: «Ищите прежде всего, что есть, что пить и во что одеться, а Царство Божие приложится вам». Не случайно Хайдеггер констатировал: «Запад — мышеловка, в которой произошла полная утрата смысла бытия».
Этой-то «образованностью», по мысли славянофилов, Запад и опасен для России прежде всего — а не своими научными, техническими и многими культурными достижениями, вполне приемлемыми и для нас. Ибо такая образованность принципиально противостоит образованности древнерусской, состоящей в воспитании в первую очередь духовной цельности человека на основе веры и жизни православной. Об этом особенно много и убедительно пишут вожди славянофильства А. С. Хомяков и И. В. Киреевский.
Остановимся на некоторых мыслях Киреевского.
Он прямо утверждает, что жизнь народа и его будущее зависят от правильности его мыслей, его мировоззрения, то есть от правильности образованности и указываемой ею высшей цели существования нации. Но что считать нормой? Запад и Восток, оказывается, понимают это совершенно различно. Киреевский пишет, что «стремясь к истине умозрения, восточные мыслители заботятся прежде всего о правильности внутреннего состояния мыслящего духа; западные — более о внешней связи понятий. Восточные для достижения полноты истины ищут внутренней цельности разума… Западные, напротив того, полагают, что достижение полной истины возможно и для разделившихся сил ума…»
В том и заключается, по убеждению Киреевского, огромное преимущество России перед Западом, что «учения святых отцов Православной Церкви перешли в Россию, можно сказать, вместе с первым благовестом христианского колокола. Под их руководством сложился и воспитался коренной русский ум, лежащий в основе русского быта… Обширная русская земля… не столько в единстве языка находила свое притягательное средоточие, сколько в единстве убеждений, происходящих из единства верования в церковные постановления. Ибо её необозримое пространство было всё покрыто как бы одною непрерывною сетью, неисчислимым множеством уединённых монастырей… Из них единообразно и единомысленно разливался свет сознания и науки во все отдельные племена и княжества. Ибо… духовные понятия народа из них исходили… и все его понятия нравственные, общественные и юридические…».
Замечательно верно вскрывает Киреевский сами духовные основы, на которых строятся эти два несводимых друг к другу типа жизни. В Православии целью человеческой жизни является достижение святости, которое приобретается путём делания заповедей и покаяния, приводящих христианина к смирению. Оно прежде всего выражается в осознании не только своего нравственного и духовного несовершенства, но и невозможности одними своими силами, без обращения к Богу, стать настоящим, святым человеком. Святой Исаак Сирин, древний наставник духовной жизни, особенно любимый Киреевским, писал: «пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. Награда даётся не за делание, но за смирение… Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради неё, но рождающемуся от них смирению. Если же оно оскудевает, то первые (добродетель и труд ради неё) будут напрасны». Эти слова Исаака Сирина, жившего в седьмом веке, оказались предельно точно выражающими основное заблуждение учения католицизма о возможности каких-то заслуг человека перед Богом и необходимости удовлетворения т. н. правосудию Божью. Идеи о заслугах и наградах, об удовлетворении, получаемом от подвижнической жизни, проистекают из рассудочного понимания духовной жизни и неминуемо приводят верующего к самомнению. Но человек без смирения, кичащийся собой, своим разумом — не созидатель, а разрушитель и собственной, и общественной жизни. Господство такого горделивого разума в человеке приводит к тому, что, как пишет Киреевский, сам «разум обращается в умную хитрость, сердечное чувство — в слепую страсть, красота — в мечту, истина — в мнение… добродетель — в самодовольство… Но, назвав «самодовольство», — продолжает он, — я коснулся ещё одного довольно общего отличия западного человека от русского. Западный, говоря вообще, почти всегда доволен своим нравственным состоянием… Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки и, чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и потому тем менее бывает доволен собою».
Киреевский, конечно, понимает, что такая оценка Запада и Востока естественно вызовет вопрос: почему же тогда Россия не опередила Европу, не стала во главе её? И он даёт ответ, над которым было бы в высшей степени важно задуматься церковным деятелям всех рангов, хотящим понять первопричины всех нестроений в церковной и общественной жизни: «Что касается до моего личного мнения, то я думаю, что особенность России заключается в самой полноте и чистоте того выражения, которое христианское учение получило в ней, — во всём объёме её общественного и частного быта. В этом состояла главная сила её образованности, но в этом же таилась и главная опасность для её развития. Чистота выражения так сливалась с выражаемым духом, что человеку легко было смешать их значительность, и наружную форму уважать наравне с её внутренним смыслом… В ХVI веке, действительно, видим мы, что уважение к форме уже во многом преобладает над уважением духа. Может быть, начало этого неравновесия должно искать ещё и прежде; но в ХVI веке оно уже становится видимым… В то же время в монастырях, сохранявших свое наружное благолепие, замечался некоторый упадок в строгости жизни… Таким образом, уважение к преданию, — продолжает Киреевский, — которым стояла Россия, нечувствительно для неё самой перешло в уважение более наружных форм его, чем его оживляющего духа». Киреевский прямо подчёркивает, что ослабление духовной жизни в Церкви, и прежде всего в монастырях, повело к размыванию культурной самобытности нашего народа и породило стремление к формам чужим и чужому духу. Именно это, по мысли Киреевского, затормозило развитие России, не дало проявиться в ней во всей силе тому началу, которое сделало бы её путеводительницею для всей Европы. «Просвещение духовное, — пишет он, — есть знание живое: оно приобретается по мере внутреннего стремления к нравственной высоте… и исчезает вместе с этим стремлением, оставляя в уме одну наружность… По этой причине… упадок (его) совершился не без внутренней вины русского человека».
Приведённые высказывания не оставляют сомнений, в чём видит Киреевский спасение России. В статье «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» он отвечает и на главный вопрос, волнующий не только его современников, но и нас сегодня. Вопрошая, что нужно, «чтобы действовать благодетельно» для России, он пишет: «Одного только желаю я: чтобы те начала жизни, которые хранятся в учении святой Православной Церкви, вполне проникли убеждения всех степеней и сословий наших, чтобы эти высшие начала господствуя над просвещением европейским и не вытесняя его, но, напротив, обнимая его своею полнотою, дали ему высший смысл и последнее развитие и чтобы та ЦЕЛЬНОСТЬ бытия, которую мы замечаем в древней, была навсегда уделом настоящей и будущей нашей православной России…»
«Тогда, — продолжает он, — вырвавшись из-под гнёта рассудочных систем европейского любомудрия, русский образованный человек в глубине особенного, недоступного для западных понятий, живого, цельного умозрения святых отцов Церкви найдёт самые полные ответы именно на те вопросы ума и сердца, которые всего более тревожат душу, обманутую последними результатами западного самосознания. А в прежней жизни Отечества своего он найдёт возможность понять развитие другой образованности… Тогда жизнь общественная в России утвердится в направлении, отличном от того, какое может ей сообщить образованность западная».
Киреевский, преданный ученик оптинского старца Макария, видит основополагающий и главнейший источник, способный придать жизненные силы русскому народу и выйти победителем в любой брани, прежде всего, в невидимой духовной борьбе, совершающейся в глубинах сердца человеческого. Как замечательно он написал: «Каждая нравственная победа в тайне одной христианской души есть уже духовное торжество для всего христианского мира». Об этом же спустя 60 лет говорил Патриарх Всероссийский Тихон: «Никто и ничто не спасёт Россию от нестроений и разрухи, пока правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв, а через то не возродится духовно в нового человека, созданного по Богу в праведности и святости истины (Еф. 4,24)».
«РЖ» благодарит редакцию «Исторической газеты» за помощь в подготовке материала.
|