Немощи современных христиан

Первая наша немощь состоит в том, что мы не живем в реальности существующего мира, а, отчасти сознательно, отчасти полусознательно или интуитивно, отвергаем его. Примириться с миром таким, как он есть, и начать в нем жить — это уже половина пути ко спасению. Не со злом примириться, которое действует в мире, а с миром, во зле лежащем, с падшестью нашей общей.

Вот Иван Карамазов говорил: «Я в Бога верую, но мира Божьего не принимаю». Потому что там зло, там война, там дети страдают.

Нам трудно принять реальность своих домашних, их существование, их греховность, их страсти, немощи, болезни, служить им, то есть трудно жить реальностями, а не уходить от них. Это первая наша задача — принять мир Божий, а потом уже можно говорить о вере.

второе, что мы должны и что нам трудно сделать — это принять самого себя. Преподобный Серафим Саровский говорил, что терпеть самого себя — это подвиг. Человек, когда он приходит к вере, должен терпеть себя таким, как он есть — со всеми немощами и страстями, лукавством, леностью, гордостью, тщеславием.

То есть первые две наши задачи — задуматься о своем отношении к ближним и о своем отношении к самому себе. Иногда мы не можем принять даже того, кто уже умер, и продолжаем мысленно спорить и ссориться с ним, меж тем как мы должны молиться друг за друга и «друг друга тяготы носить». Молитва за ближнего переводит наши отношения с бытового уровня на духовный.

Родных мы должны любить. Необязательно каждого из них обнимать и целовать. Но помолиться краткой молитвой — и потом уже, может быть, мы узнаем, что после этого произошло, как и чем помогла наша молитва.

следующие немощи современного мирянина — маловерие, недостаточная воцерковленность, недостаточное внимание заповедям Божиим и Господу нашему Иисусу Христу. Мы то побеждаемся этими немощами, то, помолившись, как-то справляемся с ними. Со своими немощами надо бороться, а немощи ближних терпеть, не удивляться им и не поражаться. Злу вообще не следует удивляться.

Чему можно и нужно удивляться, так это добру. Вот если кто евангельскую заповедь исполняет — тут мы должны удивляться и радоваться, и благодарить Бога. И это должно нас воодушевлять. Даже если об этом в книге мы прочитали, в житии какого-нибудь святого — как он взял и исполнил заповедь, резко и четко. Заповедь, на которую мы не обращали внимания, а он конкретно и точно ее исполнил.

Закрываем книгу и думаем: «А как же я, как мне теперь жить дальше, как исполнять эту заповедь? И другие? Могу ли я так же подробно и точно исполнить то, что сказано Иисусом Христом?»

Еще одна наша немощь — расслабление, когда мы ничего и никого, кроме себя, не видим — состояние, в которое мы впадаем и не хотим из него выходить, и оно начинает нам нравиться. Как человеку, бывает, нравится болеть, потому что, когда болеешь, можно быть в центре внимания, тебя жалеют, о тебе заботятся. И бывает, так это человеку понравится, что болезнь его переходит в хроническую форму. Врачи называют это «уход в болезнь». В болезнь обычно уходят, пытаясь спрятаться от каких-то проблем, которые кажутся неразрешимыми. Это бывает и у совсем маленьких, и у взрослых, и у пожилых.

Современный мирянин, как правило, пребывает в состоянии хронического расслабления. Нам трудно молиться, трудно себя понудить на что-то доброе, на исполнение заповедей Божиих. На зло — никакого расслабления нет. Поэтому кто у нас самые активные? Злодеи. Разрушительные силы всегда активны, так как им помогают падшие духи. Что с Сербией делается! Засыпают ракетами, творят, что хотят.

Плохо то, что у нас нет навыков выхода из расслабления и уныния. С утратой православной традиции утеряны многие простые и полезные навыки, известные нашим предкам.

очень распространенная немощь, мешающая духовной жизни, — неумение и нежелание работать. Трудолюбие надо воспитывать с детства, иначе потом и самому ребенку нелегко придется, и у родителей с ним будут трудности, и он будет их упрекать за свою никчемность и неприспособленность, за то, что и того не может сделать, что у всех легко получается.

В советское время, в силу ряда условий и при отсутствии духовного обоснования труда, упрочилось негативное, зековское к нему отношение, отношение «раба»: «Работа не волк, в лес не убежит». И сейчас такое отношение к труду, как к тяжелой повинности, навязанной извне, у нас сохраняется.

Преподобный Савва говорит, что работать послушник должен до изнеможения. Почему? Потому что это один из видов борьбы с помыслами, один из видов подготовки к молитве, один из видов искоренения страстей.

А у нас если и возникает жажда трудовой деятельности, то совсем из других мотивов — ради славы или денег, или еще чего-то, но не ради заботы о собственной душе. Отсюда духовное состояние телезрителя, когда человек сидит и созерцает мир, ни в чем не участвуя.

Когда из жизни выкорчевываются религиозные корни, то все начинает разрушаться, все теряет смысл, все переворачивается, и самые простые вещи становятся трудными. Трудным становится заниматься собственными детьми, трудно мужу заботиться о жене, жене — о муже и детям — о родителях. Все это досаждает, мучает, кажется невыносимым и, если человек верующий, требует особых молитв и великих усилий.

Следующая наша немощь — неумение терпеть скорби и болезни. Понятно, что терпеть их трудно, и даже монашествующих приходится снова и снова убеждать потерпеть ту или иную болезнь или скорбь, потому что спасение наше — в терпении скорбей и болезней. Мы то хотим вылечиться любой ценой, пусть даже у колдуна или экстрасенса, и даже когда болезнь неизлечимая и просто уже надо терпеть, то наоборот: операцию надо делать, а мы упираемся — дескать, пусть Господь исцеляет. То есть проявляем неразумие и нетрезвость.

Православие — это реализм, реалистическое отношение к жизни. А мы часто грешим именно отсутствием реализма. Мы действуем, пренебрегая теми реальностями и законами, которые существуют в окружающем нас мире. Это и в отношении к своему здоровью проявляется, и в человеческих отношениях, и в том, как неумно мы порой распоряжаемся своими деньгами, вкладывая их в какие-то фантастические предприятия.

Современному человеку в значительной мере свойственно также страхование. Мы боимся буквально за все: за здоровье, за сон — чтобы бессонница не возникла и чтобы проспать нужное количество часов, за свои отношения с другими людьми — и мы на что только не идем, чтобы о нас хорошо думали и хорошо говорили. «Тамо убояшася страха, идеже не бе страх», то есть там испугались, где и бояться-то нечего.

Далее, душу нашу борет путь наслаждений — то, что противоположно подвижничеству. Войти в дух подвижничества не так просто. Мы живем в мире, в котором насаждается культ наслаждений. Куда бы мы ни ехали или ни шли, нас со всех сторон призывают насладиться тем или этим, и у каждого есть какая-то слабость, какая-то страсть, с которой никак не расстаться.

Как-то мне одна знакомая, верующая и много сделавшая для Церкви, говорит: «Батюшка, никак не могу с собой справиться — не смотреть сериалы по телевизору». Молитвенница, труженица. Враг держит кого за что. Кто-то наслаждается властью, кто-то деньгами, кто-то просто материальными благами какими-то или действиями.

Мы должны помнить о том, что это в нас есть, и должны учиться пользоваться благами этого мира, отстраняясь от них, то есть если мы чем-то обладаем, чтобы оно не обладало нами.

Но это нелегко. В страсти сластолюбия в наиболее общем виде выражается дух мира. Мир считает потворство ей чуть ли не смыслом жизни. Сластолюбие вводит человека в тяжкие грехи — блуд, пьянство, наркоманию.

Недавно, мне говорили, в Москву привезли три бомбардировщика героина из Афганистана, и теперь доза в Москве стоит всего пятьдесят рублей. В Америке — шестьдесят или семьдесят долларов, а у нас — пятьдесят рублей, и уже восемьдесят с лишним процентов школьников имеют соответствующий опыт, уже кололись, а героин — это химия, его очень трудно вывести из организма. Теперь и на дискотеках распыляют наркотики. Среди студентов и окончивших вузы — огромный процент наркоманов. Люди становятся биороботами, настроенными на сластолюбие.

Школьникам героин сначала дают бесплатно, чтобы привыкли, а потом уже продают за деньги. Студентам предлагают убедиться, что от наркотиков обостряется память и смелее чувствуешь себя на экзамене.

Ничтожные проценты из тех, кто пользуется наркотиками, избавляется от этой зависимости. Она подобна раку, только духовному. И все это из-за сластолюбия, желания насладиться любой ценой.

Сбывается пророчество преподобного Серафима Вырицкого, который говорил, что наступят такие времена, когда от соблазнов погибнет больше душ, чем во времена открытых гонений.

изменчивость намерений — еще одна наша немощь, с которой нужно бороться. Например, мы решили поститься или что-то раздать, или милостыню подать, или начать какое-то делание духовное или еще что-нибудь доброе, и вот проходит какая-нибудь неделя или, может быть, месяц — и мы уже расслабились и передумали, и ничего этого не делаем.

Такая вот неустойчивость, изменчивость — это вообще свойство падшести, и потому святые отцы нам говорят, чтобы подвиги мы на себя брали по силам, такие, чтобы их можно было нести всю оставшуюся жизнь.

А мы, по неразумию, возьмем что-то, что нам не по силам, немножко понесли — и оставили. Нужно в этом следить за собой, помня об изменчивости нашего произволения. Чтобы, уже решившись на что-то и благословившись, не отступать, и особенно, когда речь идет о тех деланиях, в которых отступление становится крахом — в регулярных молитвах, посещении храма, причащении, посте.

следующее свойство, распространенное среди живущих в миру, — это дерзость в отношениях, вольность, и отсюда — пустословие, разрушение иерархии духовных ценностей и вообще иерархии ценностей. Выражается это свойство в иронии, сарказме, насмешке, осуждении. Это очень важный такой момент. Поэтому мы должны решиться как-то удерживаться от лишних слов, то есть учиться прималчивать, говорить только по существу, только то, что действительно важно сказать.

Иначе мы непременно впадем в этот дух насмешки, которым охвачен весь мир, а выйти из него не так просто — он, этот дух, очень коварный и очень хитрый. Не имея опыта различения чувств, мы принимаем то, что нам предлагает враг, и все эти его произведения — насмешки, сомнения, скепсис — изливаем наружу.

Но есть и противоположная дерзости немощь. Как гнев, обращенный внутрь, претворяется в уныние, в расслабление, так и дерзость имеет свой негатив в виде нерешительности, отлагательства, стеснительности. Там, где надо решительность проявить, мы медлим и тянем, где надо бы посмеяться над уловками падших духов и пройти мимо, мы принимаем их предложения. Но ведь и смелость, и робость — они хороши в меру и к месту. «Всё, что не в меру — то от бесов». То есть важно уметь во всем находить меру.

Еще такое есть свойство — азарт, увлекаемость. Мы с легкостью прельщаемся — о падших духах я уже не говорю, а просто людьми. То нас на улице остановят и говорят, что мы кофемолку выиграли, и мы вступаем в беседу, и теряем чуть ли не тысячу долларов, то еще что-нибудь в том же духе.

И дело тут не в деньгах, а в том, что мы потом впадаем в уныние, и еще время требуется, чтобы после этого прийти в себя и начать радоваться и благодарить Бога.

далее, другая наша беда — это потребительское отношение к вере, к духовнику, к посещению храма, то есть такое духовное сластолюбие, когда человек делает, на первый взгляд, что-то доброе, но ради того, чтобы нечто ощутить. Такое потребительство возникает не вдруг и не само по себе, оно обычно формируется уже в детстве, чему немало способствует смотрение телевизора и слушание радио. Что нам говорит Евангелие, мы пропускаем мимо ушей, и совесть нас не мучает. А ведь мы должны служить людям, отдавать, истощать себя. Как Иоанн Кронштадтский, как Серафим Вырицкий.

Обязательно прочитайте книгу Филимонова «Старец Серафим Вырицкий и Русская Голгофа». После прочтения этой книги весь мир меняется. Мы имеем такого старца, такого заступника — это наш Серафим Саровский двадцатого века.

Еще одна немощь современных мирян — самооправдание, отсутствие истинного постоянного покаяния и плача. Нам бы три дня поста и плача — и вся Россия восстановилась бы, была бы у нас монархия. Никаких НАТО бы не осталось, освободили бы Константинополь. Но увы, мы пребываем в состоянии расслабления и самооправдания. Нам нравится жить в болоте.

следующая наша особенность — это стремление к постоянному утешению. Мы ищем его во всем — в сне, в еде, в смотрении телевизора. У нас отсутствует направленность на подвиг, на понуждение себя к борьбе, а вот готовность принимать разного рода утешения представлена в полной мере. И одна из причин к тому — эгоистическая любовь матерей к детям, любовь по плоти: «куколка моя», попустительство, отсутствие должного научения, потакание. Не наказывает, не водит в храм, не понуждает на молитву, а балует, все дает, что только ребенок ни попросит. Любовь к подвижничеству только мать может привить. А много ли мы видим таких матерей, как вот мать одного из сорока мучеников, которая, увидев, что сын ее упал, когда их вели на казнь, подняла и положила его на телегу, чтобы он венец свой не потерял, чтобы пострадал с братьями? Вот и подумаем, что для нас важнее, дух подвижничества или стремление к утешению.

также свойственно нам неумение послушаться. У нас нет понятия о послушании. Человек приходит в монастырь, а слушаться не умеет. Игуменья монастыря в Горнем рассказывает, как одна послушница ушла в город без благословения, через два часа вернулась, и ей было не объяснить, чтo она не так сделала: «Я же только на два часа ушла».

Каков мир, таков и монастырь. Дерзость, запанибратство, насилие, наглость — это все неисцеленная, неотработанная страсть гнева, по-разному проявляемая. Когда человек ругается, противоречит, много говорит, особенно о себе, — другие проявления этой страсти. Дух гнева толкает на убийство, на аборты. Нельзя убить, не разгневавшись. Кроткие не делают абортов.

Разрушившийся, разлагающийся мир поставляет иноков, которые не хотят бороться со своими страстями. А начинает человек бороться со страстью гнева — и успокаивается. И ни дерзости, ни насилия, ни хамства.

обидчивость, самолюбие — это общее наше свойство. Чуть коснись нашего самолюбия, и мы обижаемся, и обиду забыть не можем. Так мы теряем друзей — все yже становится круг людей, которые нас еще не обидели. Хороший для нас только тот, кто нас не обижает, а если обидит — так мы в его сторону и смотреть не хотим.

Ну, страсти свои и грехи мы еще как-то можем видеть. Но есть еще обольщения. Все мы в прелести разного рода. Святитель Игнатий говорит: «Кто не видит себя в прелести, тот в сугубой прелести». Вижу ли я себя находящимся в обольщении? В какой я сейчас прелести, чем я обольщен? Можно других людей спросить, старцев. Со стороны виднее.

мечтательность. Все мы живем не сейчас, а в будущем или в прошлом, живем мечтаниями или воспоминаниями. Думаем о конце света, гадаем о днях и сроках. Или, наоборот, собираемся жить на земле еще сто пятьдесят лет и размышляем о том, как лучше их провести. Или строим планы на ближайшие выходные дни. Так мы теряем почву под ногами и, естественно, начинаем спотыкаться.

чувство потерянности, одиночества, отвергнутости, заброшенности, безразличия, безотцовщины, оставленности, безлюбовности. Это чувство возникает от маловерия. Чем меньше мы веруем, тем менее у нас единения с Тем, с Кем мы должны соединиться — с Богом, и тем более мы одиноки. Как только мы устремимся к Богу, так чувство одиночества пропадает. Сразу появляется множество дел, послушаний, людей, которые ждут нашей помощи.

Распространенные немощи — ревность и зависть.

свойственна нам жажда новизны. Мы всё хотим узнать что-нибудь новое, а если, например, идут выборы, то кого-нибудь нового выбрать. Это происходит с нами из-за отсутствия истинной духовной перспективы, из-за нашей направленности на внешнее, маловерия, расслабленности. Такая жажда новостей может довести до погибели: будем смотреть новости по телевизору, а там — антихрист. Сделает из нас зомби, а там и номер нам поставят на лоб или на руку. Сохрани нас, Господи. У отца Нектария Оптинского есть молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, грядый судить живых и мертвых, помилуй нас, грешных, прости грехопадения всей нашей жизни, и ими же веси судьбами сокрый нас от лица антихриста в сокровенной пустыне спасения Твоего».

Пустыня — это там, где пусто, где нет богомерзкой физиономии антихриста. Советую читать эту молитву каждый день.

обычным для современных мирян является нежелание подвижничества, борьбы и понуждения, также — оставление подвижничества.

далее, дебильность как неразумие, как понижение умственных способностей вследствие греха. Грех разрушает наш разум, страсти искажают реальность. Состояние падшести, в котором мы находимся, называется «дебел», а у медиков есть понятие «дебильность», то есть понижение умственных способностей. При дебильности сохраняется возможность общаться. Я видел, как мальчик-дебил причащался с радостью. Когда увидел батюшку, он к нему потянулся.

Исаия Отшельник говорит, что забвение и неразумие губят человека в течение всей его жизни. А неразумие — это и есть неполнота умственных способностей и неадекватность поведения, и, может быть, есть некая польза в том, чтобы резко и прямо назвать это состояние дебильностью. Может быть, тогда мы задумаемся и попробуем это в себе увидеть. У Георгия Михайлова в его книжке о душе есть об этом. Развитию неразумия способствует, в частности, оккультизм. Зомбирование дает уже не дебильность, а потерю сознательности и разума.

Дебильность проявляется как вялость ума, расслабление умственных способностей. Вот, например, мы видим человека, которому надо помочь, но пока мы сообразим, что и как сделать, — он уже прошел мимо.

Можно, конечно, обратиться к специалисту, с тем, чтобы он определил коэффициент нашего интеллекта, но лучше не обращаться, чтобы не впасть в уныние. Лучше постараться быть поумнее: помолиться, покаяться — и Господь даст нам разум. Апостол Иаков говорит: «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков: и дастся ему».

Вот кaк у нас — достаточно мудрости или просить нужно? Будем же, как дебилы, а если и не вполне дебилы, то как имеющие недостаточность в этой области, просить себе у Бога немножко разума. Мы же эту недостаточность за собой признать не хотим и обижаемся, когда кто-то сомневается в нашем разуме. Если бессердечным назовут, это еще ладно, а вот если неумным, мы уже и слушать не хотим. Дело, видимо, в том, что наша культура ориентирована на интеллект и на эрудицию, и все соревнуются, кто умнее, кто что закончил, кто что запомнил, кто быстрее сообразил. А качества сердца у нас как-то на втором плане…

http://rusvera.mrezha.ru/543/3.htm