«Главное — жить в мире, научиться прощать и уважать друг друга»

Беседа с иеродиаконом Давидом (Сарсаниа)

— Отец Давид, ваше имя хорошо знакомо всем, кто интересуется положением православной Церкви в Абхазии. Вы часто выступаете в СМИ, часто пишут и о вас — причем как доброжелательно, так и враждебно. Недавно вас публично обвинили в том, что вы в свое время «с тайной миссией» внедрялись в Грузинскую Православную Церковь. Ранее в ваш адрес звучали обвинения совсем другого плана: духовенство Абхазии упрекало вас за якобы чрезмерные симпатии к Грузинской патриархии. Кто же вы на самом деле?

— Главное дело моей жизни — нести свет Христовой веры народу Абхазии. Сам я родился в православной семье, мой отец — абхаз, мать — русская. Крестили меня, как всех мальчиков в моем роду, в трехлетнем возрасте. Не могу сказать, что мои родители были по-настоящему воцерковленными людьми, но они привили мне почитание Бога с детства. В 12 лет я почувствовал тягу к церковным службам и уже сознательно стал посещать храм в моем родном городе Гудаута. Вскоре, я понял, что должен стать монахом и готовить себя к принятию священного сана, чтобы полностью посвятить себя служению Богу.

В 1994 году — мне было тогда 16 лет, — я поступил в Московскую духовную семинарию. Это было как раз после войны 1992−93 гг. (мы называем ее Отечественной войной), Абхазия и Грузия оказались разделены не только в политическом, но и в церковном отношении. При этом Грузинская Церковь отказывалась от предложений Московской патриархии направить в Абхазию своих священнослужителей, чтобы поддержать православную паству, оставленную грузинским духовенством. И тогда возникла идея, что кому-то из абхазов нужно поехать в Грузию, чтобы постараться решить эти проблемы, постараться найти общий язык с нашими единоверцами, с которыми нас разделила война. Разумеется, все разговоры о моей «тайной миссии» в лоне Грузинской Церкви — полный абсурд.

Я отбыл в Грузию в октябре 1997 года и провел там три недели. В Давид-Гареджийском монастыре, куда меня направили «на проверку», настоятелем был тогда молодой игумен Андрей (Гвазава), родом из Сухума. Кстати, он воевал в Абхазии в рядах грузинской армии. Может быть, он стрелял в моего отца, моих братьев — но там, в пустыне Давид-Гареджи, мы молились вместе о даровании мира, о взаимопонимании. Я посещал Грузию еще несколько раз и, уже будучи студентом Московской духовной академии, получил благословение Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на монашеский постриг в лоне Грузинской Православной Церкви. Через некоторое время — в 2000 году — о. Андрей (Гвазава), уже ставший епископом, с благословения Католикоса-Патриарха Илии II постриг меня в монахи, а через несколько недель сам Католикос-Патриарх рукоположил меня во иеродиакона.

В то время братья-священнослужители в Абхазии не поняли меня — они считали, что после войны общение с грузинами вообще невозможно. Но и с грузинской стороны не понимали, чего я хотел. Они считали, что если я с ними общаюсь — значит, поддерживаю их взгляды в отношении Абхазии. К сожалению, в Тбилиси так и не понимают менталитета абхазского народа… Я также искренне пытался найти общий язык с митрополитом Цхум-Абхазским Даниилом (Датуашвили), который после войны находится в Грузии.

В 2001 году, во время моего последнего визита в Грузию, я понял, что разговоры о братской любви и взаимопонимании можно закончить. Этот визит стал для меня серьезным испытанием. Я находился в Тбилиси в то самое время, когда боевики Руслана Гелаева из Грузию вошли в Абхазию и начали там диверсии. Со всех сторон я слышал призывы к тому, что надо взять оружие и поддержать так называемых грузинских партизан в Кодорском ущелье. Для меня было понятно, что вот-вот может вспыхнуть новая война. Я обратился к нескольким архиереям Грузинской Церкви с просьбой рассмотреть на Синоде заявление от имени Церкви об осуждении любой братоубийственной войны. Но мне сказали, что вопрос Абхазии скоро разрешится и это нужно принять как факт. А, чтобы меня «успокоить», со мной проводили «разъяснительную работу», даже предлагали отправиться с проповедью в Абхазию. Это означало, что в тот момент мои же братья-абхазы должны были «побить меня камнями» как присланного из Грузии. В конце концов, видя невозможность своего дальнейшего пребывания в Тбилиси, я испросил благословения вернуться обратно в Москву.

— Могли бы вы кратко сформулировать свою позицию по статусу православной Церкви в Абхазии?

Прежде всего, хочу сказать, что я решительно против расколов — против объявления независимости явочным порядком. Расколы ведут к созданию псевдоправославных сект. Мы должны идти каноническим путем.

Но после войны 1992−93 гг. православная община Абхазии уже не может оставаться в составе Грузинской Церкви. Она окрепла благодаря духовной поддержке Русской Церкви, и мы вправе просить независимости от Грузинского патриархата.

— Но ведь сами Вы, будучи абхазом, и молились с грузинами, и приняли от них постриг и священный сан. И потом, разве мало таких народов, которые жестоко воевали друг с другом, но потом нашли в себе силы для примирения — вспомним хотя бы Францию и Германию…

— Надо хорошо понимать, что Кавказ — это не Западная Европа. Еще очень долго абхазы не смогут жить, и тем более молиться, вместе с грузинами. Из Грузии пришли те люди, которые убивали их отцов, братьев, детей. Между нашими народами пролилась кровь, а на Кавказе это слишком веский аргумент.

А лично я — я действовал не просто от себя, но с благословения. Я искал пути к взаимопониманию между всеми нами, чтобы не было новых жертв.

— Коль скоро мы заговорили о войне, я задам вам еще один вопрос. Вопрос болезненный, но уклониться от него было бы, наверное, нечестно. Если зайти в интернете на сайты бывших противников — например, абхазский Апсны.Ру и грузинский Абхезети.Ру — видишь, что каждая стороне есть в чем обвинить другую. И у меня к вам вопрос как к представителю абхазской стороны: правда ли, что в ходе боевых действий абхазские бойцы убивали грузинских священников?

— Это действительно очень страшная тема. Во время освобождения Команов был убит иеромонах Андрей (Курашвили). Говорят, вся его вина заключалась в том, что на вопрос: «Чья это земля? «, он ответил: «Божия». Я лично не знал о. Андрея, но много слышал о нем как о человеке поистине святой жизни. Думаю, его смерть можно считать мученической. Но до сих пор не доказано, что о. Андрея убили именно абхазы. Может быть, это были и не абхазы, а кто-то другой?

— Вы сказали, что о. Андрей — мученик. Если предположить, что со временем Грузинская Церковь прославит его в лике мучеников, смогут ли православные абхазы молиться этому святому?

— Господь Сам прославляет Своих святых, и если это произойдет — значит, такова Его воля. Я затрудняюсь сказать, будут ли православные абхазы молиться о. Андрею, но я точно знаю, что они никогда не будут молиться с теми, кто выступил против них с оружием в руках. А потом, и у нас есть мученики — это дети и беременные женщины, которые сгорели в подбитом грузинскими войсками вертолете 14 декабря 1992 в Латах. Это война, а на войне бывает все…

— 15 сентября, выступая на конференции «Право на свободу вероисповедания в зонах конфликтов», вы сказали, что в Абхазии сегодня 80% православных. В то же время мне приходилось читать немало исследований, авторы которых — серьезные ученые — на обширном фактическом материале показывали, что христианизация (как, впрочем, и исламизация) абхазского народа — поверхностная, что в этих краях преобладают традиционные — некоторые даже говорят «языческие» — верования.

— Когда я говорю, что большинство абхазов — православные, я имею в виду, что они сами считают себя чадами Церкви. Они крещены, крестят своих детей. Если говорить о степени их укорененности в церковном учении — то, конечно, поле работы для православных миссионеров огромно. Что же касается народных верований, о которых вы упомянули, то действительно, они сосуществуют с христианством. Но ведь это характерно не только для Абхазии — взять хотя бы русскую масленицу. При этом я хотел бы подчеркнуть, что эти верования ни в коем случае нельзя назвать анимизмом — абхазы всегда веровали в единого Бога. Может быть, эти верования отчасти сложились под влиянием христианства, которое в первом тысячелетии нашей эры было очень крепко в наших краях.

— А потом наступил упадок? Что же стало его причиной?

— Прежде всего, это ослабление Византии, с которой Абхазия имела самые тесные связи. Очень важно, что христианская миссия пришла к нам не через Грузию, а из Византийской империи. Грузинские историки говорят про общность наших культур, но достаточно увидеть наши древние храмы и сравнить их с грузинскими, чтобы понять ошибочность этих утверждений. Церковная архитектура Грузии имеет те же традиции, что и армянская, а абхазские храмы построены по византийским, греческим образцам.

Сколь бы странным это ни показалось, но упадок православия в Абхазии связан и с вхождением нашей страны в состав Грузинского царства — царства православного. Грузия никогда не занималась проповедью среди абхазов. И первые после долгого перерыва священники-абхазы были рукоположены только в XIX веке, когда Абхазия уже вошла в состав Российской империи.

В годы советской власти всё наше духовенство было физически истреблено. И, парадоксальным образом, возрождение православия в Абхазии началось во время войны 1992−1993 гг.

— Когда говорят «абхазское православие», часто подразумевают одного человека — священника Виссариона Аплиаа. Действительно ли так велик его вклад в возрождение Церкви на земле Абхазии? Ведь том же интернете можно найти немало публикаций, очерняющих о. Виссариона — причем в упрек ему ставят не только фактический отказ подчиняться грузинским церковным властям, но и криминальное прошлое.

— Что касается прошлого, то у каждого человека оно своё. Важно то, кем стал человек. Про отца Виссариона можно со всей ответственностью сказать, что за возрождением православия в Абхазии стоял именно он. Рукоположенный, за полтора года до начала войны, он стал первым священником-абхазом после 70-летнего перерыва. Во время войны он шел с крестом на передовую, призывал бойцов уповать не столько на силу оружия, сколько на Божию. И абхазы вспомнили свои христианские корни — перед боем отряды иногда крестились в полном составе. И не только абхазы. Когда о. Виссарион крестил, я помогал ему и записывал имена крещаемых — так вот, однажды крестился целый батальон осетин. Но самое удивительное, что были случаи — пусть единичные, — когда крещение перед боем принимали потомки махаджиров — абхазов, выселенных в XIX веке царским правительством в Турцию. Большинство из них жило в мусульманском окружении, но, возвратившись на родину предков, они вернулись к вере предков.

Отцу Виссариону поначалу никто не покровительствовал из «сильных мира сего» — лишь потом власти поняли, что Абхазии нужна не только политическая независимость, но и духовная опора. Сегодня почти всё абхазское руководство принадлежит к православной Церкви.

— Вы упомянули об абхазах-мусульманах. Известно, что в XVIII—XIX вв. значительная часть жителей Абхазии, в основном знать, приняла ислам. Много ли сейчас мусульман среди Ваших соотечественников? Осуществляется ли исламская миссия в Абхазии? Какие взаимоотношения между последователями двух религий?

— Трудно назвать точное число мусульман в Абхазии, но их явное меньшинство. Сегодня в республике нет ни одной действующей мечети, только молитвенные дома. Насколько я знаю, исламская миссия в нашей республике не осуществляется. Можно сказать, что даже во время войны за независимость, когда на нашей стороне воевало много кавказских мусульман, никаких попыток обращения абхазов в ислам не было. Да, чеченцы и другие добровольцы-мусульмане собирались в отдельных помещениях для совершения намаза, но никакой пропаганды не было.

А вообще, отношения между абхазами — христианами и мусульманами — братские. Даже сама символика абхазского флага — зеленые и белые полосы — говорит о мирном сосуществовании последователей двух религий.

Но, конечно, это вовсе не значит, что мы должны отказаться от православной миссии на Кавказе. Если миссии не будет — существующий сейчас вакуум духовности, заполнит ваххабизм, именно ваххабизм, а не традиционный ислам.

— И наконец, последний вопрос: как вы видите будущее православной Церкви в Абхазии?

— Война 1992−93 гг. была великим горем. Не только потому, что погибли тысячи — трагедия усугублялась тем, что люди, стрелявшие друг в друга — абхазы и грузины, — молились одному Богу. Сегодня, слава Богу, нет войны и надо трезво думать о том, как построить наше будущее.

Я уже говорил, что в силу специфики национального менталитета абхазы еще очень долго не смогут жить вместе с теми, кто поднял против них оружие. Стоит напомнить, что наши отношения с Грузией оставались напряженными несколько веков подряд. Война 1992−93 гг. — увы, не первый конфликт между нашими народами. Примерно раз в сто лет абхазы и грузины — а если точнее, то мегрелы, наши непосредственные соседи — оказывались в состоянии войны. Можно сказать, что за эти века в Абхазии на генетическом уровне сложилось неприятие всего грузинского.

Но, в перспективе, примирение возможно. И, для этого нужно, чтобы Грузия пошла нам навстречу. Нашим соседям нужно признать, что Абхазия не является составной частью Грузии, как это было во времена Советского Союза, а ее Церковь — частью Грузинской Церкви.

Грузинская Православная Церковь должна подать пример христианского отношения к этому вопросу. Сначала нам всем нужно стать по-настоящему христианами, чтобы научиться жить в мире и быть готовыми к покаянию. Я думаю, что сегодня, по крайней мере, один человек в Грузинской Церкви уже может служить нам всем примером истинного терпения и молитвы — это Святейший Католикос-Патриарх Илия II.

Что же касается статуса православной общины Абхазии, то думаю, вопрос о ее полной независимости пока еще не стоит. Нам рано говорить об автокефалии. И в этой связи оптимальным решением было бы для нас переход в юрисдикцию Русской Православной Церкви. Наверное, в контексте моих исторических экскурсов Вы спросите: а разве с русскими у абхазов не было войн и конфликтов? И я отвечу: да, конфликты были, да, в XIX веке Российская империя и воевала с абхазскими князьями, и подавляла восстания. Однако великим преимуществом России по отношению к Абхазии было то, что она умела исправлять допущенные ошибки. А помощь Русской Церкви в деле проповеди абхазам Евангелия просто неоценима. Хотя мы и жили с грузинами бок о бок много веков подряд, нам легче находить общий язык с русскими. Быть может, это покажется кому-то парадоксальным, но это факт.

Главное же — повторюсь — жить в мире, научиться прощать и уважать друг друга. Об этом нужно молиться.

Примечание:

Иеродиакон Давид (Сарсаниа) — аспирант Московской духовной академии, стипендиант Фрибургского университета (Швейцария).
Беседовал Дмитрий Власов
Благовест-инфо
http://kazan.eparhia.ru/zhurnal/?ID=7903