Взгляд Василия Дворцова

Слава Богу! Вот и завершилась наша Гражданская война.

Евхаристическое воссоединение Русских Православных Церквей Московского Патриархата и Зарубежья поставило точку в истории девяностолетнего противостояния дальних идеальных убеждений и креста местных реальностей. Патриарх Алексий II и митрополит Лавр своим литургическим сослужением открыли новую страницу летописи Православной России. Слава Богу!

Нет-нет, никто никого не призывает умильно ожидать от этого, более мистико-ритуального, чем политического события каких-то особых материально прагматических последствий. Более того, с чисто материальной точки зрения слияние всё стремительнее разливающегося Российского моря с последними каплями Белой эмиграции — событие не вполне даже подходящее под определение «воссоединения Церквей». Здесь уместней было бы услышать «присоединение» или «восстановление». Но произошло-то совсем-совсем иное, не вычислимое арифметически — свершилось нравственное выравнивание и взаимопризнание идейных позиций, почти век оспаривающих друг у друга право на Истину. И для понимания величия произошедшего потребна иная линейка ценностей, нулевой отметкой каковой должно послужить уяснение причины спора.

Безумный семнадцатый год, беспримерная смута в умах и сердцах бьющихся за власть, бесподсчётная драма последовавших десятилетий… Все эти необозримо слёзные и кровавые страдания обессмысливают затянувшиеся юридическо-фарисейские взаимоупрёки и толкования — от легитимности выборов патриарха Тихона до захвата храмов в начале 90-х. Ведь административный разрыв, едва не повлёкший за собой новый церковный раскол, как раз и прошёл по всё тому же древнему фарисейскому искушению: а отдавать ли кесарю кесарево?

Христос ответил — отдавать. Но как можно было благословлять антихристианскую по своей природе силу? Как можно было молиться за сатанистов-христоненавистников, искавших убить не тело, а народную душу? В том-то и ужас, что власть наступала не кесарева, а иродова. И однозначного ответа тогда никто не знал.

Для меньшинства, оказавшегося в чужестранном «рассеянии», русское время остановилось. Их подвиг сошёл в стоическое хранение вынесенных и вывезенных ими с проигранных полей сражений знамён и хоругвей.

Для большинства, попавшего под «пленение», война продолжилась — тяжкая, страшная по потерям, затянувшаяся не на одно поколение, порой до приступов отчаянья изматывающая отступлениями и уступлениями. Война уже не физическая, а духовная.

Для «рассеянных» непримиримость с коммунизмом, даже в малом неотступчивость от буквы являлась главным самооправданием.

Для «пленённых» утешением служило видимое выдыхание и вырождение интернационал-троцкизма, с постепенным возвращением пусть искажённой и искалеченной бездуховностью, но государственно-традиционной русской имперскости.
Они стояли.
Мы отстаивали.
Кто был «чище»? Патриарх Сергий посылал Сталину поздравления с годовщиной Октября, а Зарубежная Церковь причащала сотрудников и соратников гитлеровского фашизма. Кто же был «чище»?! И сегодня однозначного ответа никто не знает.

Зарубежье законничало.
Россия духоводилась.

Но всё же, как можно было молиться за христоненавистников, искавших убить не тело, но народную душу? Судить не нам. Но мы, жившие и живущие на своей земле, теперь можем, имеем право засвидетельствовать промыслительность принятого когда? то нашими иерархами гражданского крестоношения. Ибо мы победили. Победили самого злого, самого подлого и безжалостного врага — соблазнителя.

И сегодняшнее воссоединение с непримиримыми хранителями законничества — есть признание ими нашей победы.

Но есть нюанс.

Впервые открыв для себя русскую эмиграцию в конце 80-х, я был поражён и придавлен пафосом её обличительства. Американцы и аргентинцы, австралийцы и французы, партиями прибывавшие из-за распахнувшегося «занавеса», они так страдали за «матушку Россию», так призывали нас к «духовному возрождению» и «народному покаянию"… так убеждали, что истинное Православие только у них, там, где-то в тридевятом царстве, тридесятом королевстве, а здесь лишь КГБ, экуменизм да стяжательство… Сцены, аудитории ВУЗов, школы, клубы, лагеря и дачи — сколько же публики тогда собирали они на своих выступлениях! Им рукоплескали, ими восхищались, гордились знакомством, звали вернуться на столь горячо любимую Родину. Но, завершив турне, все «страдающие» и «возрождающие» к осени благополучно отбывали к себе во Францию, в Америку, Аргентину, оставляя за собой шлейф осуждения священноначалия, растревоженные клириками-перебежчиками в «зарубежку» приходы, смуту в оценке истории своей Родины, своего народа.

Смуту. Ведь ещё не разбирались мы, не умели различать того, что три волны эмиграции из России имеют различные природы. Первая была действительно вынужденной — без выбора где жить, просто решавшая — жить ли вообще. Вторая, не вся, но в большинстве своём состояла из власовцев, полицаев и коллаборационистов, бежавших от преследований не за сословную принадлежность, а за личные военные преступления. А прибывающие к ним чуть позже диссиденты зачастую являлись или агентурой ЦРУ, или КГБ, или всех спецслужб разом.

Третья волна — перестроечно-экономическая, уже вовсе шкурная, о ней здесь нет и речи. Впрочем, последняя и не особо страдает: из 60 000 русскоговорящих жителей Сан-Франциско на воскресные службы приходит менее процента. Остальные не портят уикенд ранним вставанием.

Так вот, эмиссары покойного ныне митрополита Виталия, активисты скаутского (ОРЮР) движения, белоказаки, НТСовцы и прочие «страдающие» и «возрождающие» наперебой выдавали себя за Белую эмиграцию, практически ушедшую к тому времени в лучший мир. На самом деле являясь урождёнными и укоренёнными американцами, англичанами или французами «русского происхождения». Либо же детьми власовцев. И при этом от священных имён владыки Иоанна (Максимовича), Ивана Солоневича и Ивана Ильина они страстно и гневно требовали от нас всенародного покаяния за «цареубийство» и «сотрудничество». А самое главное — призывали к возрождению.

Но возродиться может только умершее. Как родиться — не бывшее.

Мы же — были, мы есть и мы будем. И каялись мы в личном, и почитали Царя-страстотерпца, и несли память о новомучениках и исповедниках, число которых прибывало, прибывает и будет прибывать. Да, не все и не в полный голос, но это там русское время встало, а здесь оно идёт.

Слава Богу, вот и закончилась Гражданская. И хотя двери открыты, понятно, что те, кто из каких-либо соображений уравнял для себя распятие и свастику, вряд ли смогут разделить эту нашу радость. Как и нет места на празднике духа искателям сытости, в кризисные годы Родины променявшим гражданство на сэндвичи.

Да ладно! Что уж нам мелочиться, ведь мы победили, и на своей земле празднуем окончание девяностолетней войны.

Мы, живущие на своей земле, победили!