 |
| Фонд стратегической культуры | Юрий Рубцов | 11.06.2007 |
В ход идет все: от угроз блокировать вступление России в ВТО, если она не согласится без ограничений покупать польское мясо, даже если это буйволятина или кенгурятина, до угроз снести монументы в честь Красной Армии, что станет возможным после ожидаемого принятия закона «О местах национальной памяти».
Как провозглашает Катыньский комитет, «советские памятники были и являются свидетельством порабощения и лжи, великорусского шовинизма…, представляя Советскую Армию как освободительницу народов». А два польских интеллектуала — Мариуш Мушиньский, профессор юридического факультета Университета кардинала Стефана Вышиньского, и философ Кшиштоф Рак — назвали в газете «Wprost» неприятие Москвой пересмотра итогов второй мировой войны проявлениями… постколониальной войны.
А ведь было время, когда пресловутый «советский экспансионизм» вызывал у поляков большой энтузиазм. Да и сегодня что-то не слышно, чтобы в Варшаве были готовы отказаться от его главных результатов — нынешних государственных границ Польши, которые она получила вследствие настойчивости и последовательности СССР на переговорах с союзниками по антигитлеровской коалиции.
Напомним забывчивым представителям новой польской шляхты некоторые детали.
Уже на Тегеранской конференции в ноябре-декабре 1943 г. И.В. Сталин, заявив о желании СССР иметь сильного и дружественного соседа в лице Польши, настоял на внесении в секретный протокол решения о перенесении на запад польско-германской границы и признании в качестве советско-польской границы «линии Керзона». (Под «линией Керзона» понималась линия, рекомендованная по предложению министра иностранных дел Великобритании Дж. Керзона в декабре 1919 г. Верховным советом Антанты в качестве восточной границы Польши и проходившая через Гродно, Яловку, Немиров, Брест, Дорогуск, Устилуг, восточнее Гребешува, Крылов, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат).
Согласованная формула гласила: «…Очаг Польского государства должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер…». К Польше отходили также Оппельнская провинция и территория Восточной Пруссии, за исключением областей Кенигсберга и Мемеля, которые решено было передать Советскому Союзу.
Когда в июле 1944 г. в ходе операции «Багратион» советские войска вступили на территорию Польши, между Советским Союзом и новой польской администрацией в лице Польского комитета национального освобождения (ПКНО) был подписан протокол о польских границах. Предусматривалось передать Польше южную часть Восточной Пруссии и город Данциг с прилегающей областью, поддержать идею перенесения польской границы на линию Одер — Нейсе с включением Штеттина в состав Польши. В качестве акта доброй воли Польше передавалась также западная часть Белостокской области Белоруссии.
Во время визита в Москву в октябре 1944 г. премьер-министра Великобритании У. Черчилля последний не без увещеваний со стороны Сталина высказался в пользу предоставления Польше районов «на Севере и на Западе, в Восточной Пруссии и Силезии, включая морское побережье, отличный порт в Данциге и ценное сырье в Силезии».
Советский Союз продолжал отстаивать указанную линию на создание сильной, независимой, территориально не обделенной Польши на Крымской (Ялтинской) конференции в феврале 1945 г. Характерно, что в Ялте наиболее длительная дискуссия развернулась именно вокруг польского вопроса. Здесь было согласовано начертание восточной границы Польши, которая, по решению конференции, должна была идти «вдоль линии Керзона с отступлением от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши». Что касается западной границы, то советская делегация выступила за максимальные территориальные приращения к Польше за счет «третьего рейха». В советский проект решения было внесено следующее предложение: «Считать, что западная граница Польши должна идти от города Штеттин (для поляков), далее на юг по р. Одер, а дальше по реке Нейсе (Западной)».
Предложения СССР были холодно встречены как Ф. Рузвельтом, так и У. Черчиллем: американцы выступали за предоставление Польше лишь незначительных приращений на западе, англичане были против того, чтобы польская граница прошла по Западной Нейсе. В конце концов, был принят компромиссный вариант: главы трех правительств согласились с тем, что Польша должна получить существенные приращения территории на западе, но окончательное определение ее западной границы решили отложить до мирной конференции.
На следующей (и последней) конференции лидеров стран антигитлеровской коалиции, проходившей в июле-августе 1945 г. в Потсдаме, делегаты от США и Великобритании попытались уклониться от подтверждения ранее согласованного решения. Упорство западных лидеров подпитывал только что полученный Трумэном подробный отчет об успешном испытании атомной бомбы. Американский президент заявил, что не может дать согласия на предлагаемую западную польскую границу, «так как для этого будет другое место, а именно — мирная конференция».
Вопрос явно повисал в воздухе, ибо атмосфера в Потсдаме начинала пропитываться будущей конфронтацией, и ссылка на некую специальную конференцию по пограничным проблемам была обычной дипломатической отговоркой (что подтвердило уже ближайшее будущее).
Но советская сторона сумела настоять на своем. Сталин воспользовался заинтересованностью Трумэна в скорейшем вступлении СССР в войну против Японии, и это заставило американского президента отказаться от углубления конфронтации по польскому вопросу. После длительных дебатов американская и английская делегации вынуждены были согласиться на установление западной границы Польши в соответствии с предложением советской стороны, то есть по линии рек Одер и Западная Нейсе. На северо-восточных рубежах к Польше отошли Данциг (Гданьск) и часть Восточной Пруссии.
Во исполнение договоренности, достигнутой еще на Тегеранской конференции, Кенигсберг (в 1946 г. переименованный в Калининград) с прилегающим к нему районом передавался СССР.
Что заставляло советское руководство проявлять настойчивость в переговорах со своими союзниками относительно польских границ? Конечно, не только геополитические соображения и законное желание гарантировать миролюбивое окружение, но и сознание той цены, которая была заплачена за изгнание гитлеровцев с польской земли. Дорогой оказалась эта цена — жизнь более 600 тысяч советских воинов. Сейчас новое поколение польских политиков готово уничтожить память об этом память. Результатами дела, свершенного Красной Армией, пользоваться и дальше, а вот память — стереть, памятники — ликвидировать.
Отказываться от границ, появившихся у них благодаря усилиям столь ненавидимого ими Советского Союза, поляки не хотят, но при этом платят черной неблагодарностью тем, кто им эти границы обеспечил. Только, может быть, не стоит пинать льва, который кому-то в Бельведерском дворце показался смертельно больным? А ну, как окажется по-другому…
А теперь о советских памятниках. Война с ними инспирируется сверху, из кругов польской политической элиты. Лишний раз этот факт подтвердили результаты опросов населения, которые на днях привела «Rzeczpospolita». Значительная часть поляков, если не большинство, считает, что памятники, которые поставлены в знак благодарности Красной Армии, должны остаться на своих местах.
Комментируя публикацию, депутат Союза левых демократов Тадеуш Ивиньский заявил: «Результаты опросов являются доказательством зрелости польского общества. Большинство из нас сопротивляется инструментальному отношению к истории».
Люди не хотят быть в роли свиней, которую им навязывают русофобы. «В 1944 мне было семь лет. Я помню солдат Красной Армии, которые гибли тогда в боях. Это были простые люди, не какие-нибудь комиссары. Оставьте их в покое», — приводит «Rzeczpospolita» слова Мечислава Войдыги из Общества друзей Праги, который защищает памятник советским воинам, стоящий в центре этого района Варшавы. А вот слова секретаря городского управления Шамотул Стефана Мацковяка: «Памятник стоит дольше, чем я живу, и мне лично не мешает. Ежегодно 27 января, в годовщину освобождения Шамотул представители органов местной власти во главе с мэром возлагают у памятника венки"…. «Хочу спасти от забвения часть нашей общей истории. Эту историю нельзя стереть, ликвидируя памятники», — заявляет и Михал Сабадах. Все памятники и обелиски в честь освободителей его страны, которые в других местах Польши решатся снести, он готов принять в свой музей Народного Войска Польского и Красной Армии.
Это — мнения «снизу». Однако польские законодатели гнут свою линию и не отказались от принятия закона, грозящего сносом монументальным свидетельствам освободительной миссии Красной Армии сносом. Они лишь отложили свой замысел по «техническим» причинам.
Не видно также информации о возобновлении Национальной выставки СССР, закрытой руководством музея концлагеря в Освенциме. Глава музейного архива Петр Сеткевич придрался к тому, что жители западных областей Украины и Белоруссии, вошедших в состав СССР осенью 1939 г., были названы в экспозиции советскими гражданами. За этим тоже — очередная политическая акция польского руководства, согласившего на роль троянского коня США в Восточной Европе. Острую изжогу вызывает тот факт, что Освенцим был освобожден именно Красной Армией, — и упоминание об этом решительно изгоняется отовсюду.
В этой ситуация Москва должна твердо добиваться выполнения имеющегося между двумя странами договора, согласно которому все изменения мест расположения памятников Красной Армии на территории Польши (о ликвидации и говорить нечего) должны согласовываться с Россией.
