Русская линия | Николай Скатов | 08.06.2007 |
Предлагаем вниманию наших читателей размышления известного ученого, члена-корреспондента Российской Академии наук, почти двадцать лет возглавлявшего Институт Русской Литературы РАН (Пушкинский Дом), автора научно-художественной биографии А.С. Пушкина Николая Николаевича СКАТОВА о русской культуре и русском слове.
— Наша культура во многом особая, она — словесная. Наш народ один из немногих, в истории которого слово играло бы такую важную роль. Быть может, Русь более чем кто-либо следовала евангельскому изречению «В начале было Слово…» (Ин.1,1). И так было всегда, на протяжении столетий. Вспомним самый драматический момент новейшей истории — Великую Отечественную войну, когда наша великая поэтесса А.А.Ахматова сказала:
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
не горько остаться без крова,
и мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово.
Пожалуй, сегодня нам как раз не хватает подобного осознания значения слова. Несколько лет назад при правительстве был создан Совет по русскому языку. Представляется, что его назвать следовало бы иначе. Речь должна идти о спасении русского слова, быть может, как национальной идеи. Это должно стать одной из основных задач нашей культуры и национального бытия. Но на этом пути нас ждут сложные, подчас противоречивые явления. Язык наш в последнее время подвергается напору американизированной, даже вестернизированной культуры. Заметим все же, что и великий английский язык тоже страдает, он обедняется, становясь языком купли-продажи, а не языком Шекспира.
В этой ситуации возникает соблазн запретительства. Ссылаются на опыт Франции по защите своего языка. Считаю все же, что запретительные меры неуместны. Русский язык должен переболеть этой болезнью. И в нашей истории это уже случалось.
Так, в конце XVIII-начале XIX Россия страдала галломанией, это было просто бедствие. Находились приверженцы мощного французского влияния, но было и сильное противостояние. С запретительных позиций выступали П.А.Катенин, Ф.П.Шаховской, А.С.Грибоедов. Последний настаивал в частности, на том, что нельзя говорить слово «лабиринт», а нужно говорить «блуждалище». А.С.Шишков предостерегал: не «галоши», а «мокроступы». А, например, автор Толкового словаря живого великорусского языка В.И.Даль предлагал заменить «атмосферу» на «колоземицу», «автомат» на «самодвигу», «гимнастику» на «ловкосилие"… До таких крайностей доходило.
Но как же снялось это противоречие? Во-первых, персонально — А.С.Пушкиным. Вспомним лицейскую кличку основоположника русского литературного языка — «Француз»! Он был влюблен во французский язык, во французскую литературу. И если бы этого увлечения не было в его жизни, не стало бы известного нам Пушкина.
В те годы русскому языку требовалось могучее дисциплинирующее, гармонизирующее начало. Им явился классический французский язык XVII века. Постепенно складывался наш современный литературный язык. А если бы на русскую литературу не оказала влияния малороссийская стихия, у нас не было такого явления, как Гоголь. С XIX века наша литература — «кавказская пленница», что дало нам множество прекрасных произведений Пушкина, Лермонтова, Л. Толстого, Пастернака. Мы видим, что русская литература отличалась всемирностью. Вот почему необходимо удерживаться от соблазна запретов.
Другое дело, что мы должны развивать свое и бороться за свое. Да, Пушкин не был бы Пушкиным без французского влияния, но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы рядом с ним не было Арины Родионовны, Никиты Козлова, если бы он не жил в русской деревне.
На соединении национального и всемирного начал и должно созидаться возрождение русского слова.
Необходимо сказать, что вселенский характер культуры — это крест, и Россия несет его давно. Можно говорить разное, но американцы, например, уничтожали коренное население. В России же сохранились все малые народы. Ее значение — в признании мессианской роли за каждым народом. И наш язык существует, вбирая в себя множество начал. Если бы этого не было, мы так в мокроступах по блуждалищам до сих пор и бродили. Русский язык не боится влияний, он идет навстречу, он должен переболеть ими. И только так он осуществляет свою всемирно-историческую роль.
Невозможно заранее определить, какие заимствования иностранных слов оправданны, а какие — нет. По-разному складываются судьбы слов. Какие-то слова прижились, вошли в русский язык, какие-то забылись. Я помню времена, когда говорили только «геликоптер», но пришло русское слово «вертолет» и вытеснило иностранное безо всякого указа и постановления. Нужно больше вслушиваться в родной язык, больше доверять ему. Изучать его, тем более что имеем неиссякаемую сокровищницу классической и современной литературы. Но это сложное, живое дело.
В особой роли русского языка есть и прагматический смысл. Ведь на огромном пространстве Российской Империи, потом Советского Союза мы имели единый язык. (Перед Западной Европой сейчас стоит эта задача, и еще неизвестно, как она разрешится). Все народы, населявшие страну, говорили и продолжают общаться на русском языке. Иначе — Вавилон… Еще более важный смысл — духовный. Язык такой высоты и богатства помогал, выявлял собственные краски других языков. С помощью русского языка стали известны всему миру Ч. Айтматов, Р.Гамзатов. Такая роль — нелегкий крест, приходится отказываться от своего, опекать, страдать за другого.
Поучительно, что близкая нам Украина положила в основу своей борьбы за независимость — мову (слово), избрав национальным героем не Мазепу, не Бандеру, а Тараса Шевченко. Но в противостоянии Украины русскому языку мне жалко саму украинскую культуру, загоняющую себя в провинциализм, в резервацию.
— Насколько серьезный и важный труд Института русской литературы по собиранию, изучению и сохранению отечественной культуры востребован нынче обществом?
- Думаю, обществом он востребован. Но вот что получается. Когда лет двадцать назад мы работали над академическим собранием сочинений Достоевского, его тиражи составляли сотни тысяч экземпляров. Тираж академического собрания сочинений Гончарова, которое издано сейчас, — 800 экземпляров. Настолько невелик спрос? Нет, пусть не в сто, но в десять раз тираж мог быть больше. Однако даже в таком небольшом объеме это издание необходимо, потому что оно — фундаментальное, на котором будут основываться все остальные на протяжении многих лет. В последние годы стало издаваться много интересной литературы, но одновременно оказалась разрушенной единая система книгораспространения. В советское время книги централизованно доставлялись во все уголки страны. Заботой нынешнего дня должно стать восстановление этой системы.
- Педагоги и родители с тревогой замечают, что ТВ и компьютер заменил подросткам традиционное чтение. Не получится ли так, что пока книгораспространение будет налаживаться, подросший россиянин будет знать о классике лишь понаслышке?
- В стране необходимо создавать общенациональное движение «Русское слово» в защиту, сохранение и развитие нашего языка. Должны появляться литературные общества, союзы, радеющие об этом. Как раз телевидение могло бы сыграть здесь свою важную роль. У нас богатейшие фильмотеки, есть целые литературные серии. Ведь после экранизаций великих произведений люди шли в библиотеки и обращались к книгам. Это тоже — проповедь слова. Могли бы быть литературные передачи, привлекающие внимание к русскому слову. Изменить что-то здесь сможет только единая национально-государственная политика спасения русского слова. Самое простое — запретить. Трудно, но необходимо развивать положительное начало. Это наша общая задача. Нам говорят о высоких рейтингах популярности недостойных передач, фильмов. Если даже это и соответствуют действительности, мы не должны идти у них на поводу. Наше дело, долг и обязанность — преподавать лучшее.
В советское время существовала жесткая языковая цензура. За речью дикторов радио и телевидения строго следили редакторы. Лексикон официоза содержал всего около двухсот слов. Конечно, ошибки уже не проскакивали. Все было «выстирано и отутюжено». Но речь от этого становилась безликой, пресной. Теперь другая крайность. Полнейшая свобода и всеобщая безответственность. Думается, пора находить золотую середину. Сейчас начинается время отрезвления. Болезни, одолевающие русское слово, не пройдут сами собою. Их надо лечить. Всем нам, каждому на своем месте, нужно заботиться о родной речи. Особенно работникам газет и журналов.
- Взаимоотношения церковной и светской культур складывались в нашей истории непросто. Как вы считаете, будет ли их диалог на этот раз плодотворен?
- Кроме своих основных целей, Церковь на протяжении веков являлась и хранительницей истинной иерархии. А одним из признаков подлинной культуры как раз и является ощущение иерархии. И если разрушаются истинные культы, разрушается и культура. Не зная православной веры, не понять русской культуры и литературы, наших великих писателей.
Но нельзя не сказать, что ответственность за случившееся несет и Церковь. Было множество подвижников, но было и другое. Тайна исповеди была отменена не чекистами, а императором Петром I… И как ни парадоксально, Патриаршество восстановилось при советской власти. И революцию нам не ветром надуло. Не просто так: завезли к нам два десятка оголтелых евреев, которые все и развалили, как сейчас иной раз представляют. Увы, не так все однозначно. Из-за войны, или по другой причине, много для восстановления Церкви сделал Сталин. Сложна наша история… Сейчас наконец Церковь начинает занимать в обществе подобающее ей место, но мы должны понять, что церковная жизнь возродится лишь после того, как возродятся наши приходы.
Нам много твердят сегодня о покаянии. Однако оно может быть только взаимным, когда каждый признает свою вину в произошедшем. Ибо это было воздаяние всем нам. Мне вспоминается встреча на собрании русских общин, состоящих в основном из людей первой волны эмиграции, в Вашингтоне (США). Очень тронуло одно признание: «Мы теперь можем снова приезжать в Россию. Нас простили». Не пример ли это всем нам?
В Пушкинском Доме ежегодно проходят Пасхальные фестивали, устраиваются конференции «Православие и русская культура». К юбилею поэта нами совместно с издательством «Наука» был создан серьезный труд «Духовный труженик», где собраны работы церковных деятелей и светских ученых. Считаю, что это лучшая книга, изданная к 200-летию Пушкина. Сотрудниками Пушкинского Дома регулярно готовятся выставки на духовные темы. Назову, например, такую: «Афон и русская литература».
…Хочется поделиться впечатлением от празднования пушкинского юбилея, которое оставило радостный след в душе. Он оказался единственным за многие-многие годы событием, которое объединило всех: левых и правых, православных и неправославных, русских и евреев, коммунистов и монархистов, мудрецов и простецов. Причем, без противостояния.
Я уже старый человек и хорошо помню 9 мая 1945 года. Со дня Победы я больше не видел такого единодушия всех со всеми, тысяч и тысяч людей. Значит, мы можем объединяться.
Беседовала Марина Михайлова
Впервые опубликовано в газете «Православный Санкт-Петербург«
http://rusk.ru/st.php?idar=111645
|