 |
| Трибуна | Андрей Полынский | 15.04.2005 |
— Здравствуйте, детки мои милые… Ну что, Саня, как здоровьишко-то?
— На поправку, батюшка, вашими молитвами…
— Значит, еще лучше будет! Ну, а ты, раба Божия?
— Все хорошо, батюшка, благословите на поездку…
— Погоди, не спеши…
Батюшка идет вдоль стоящих в два ряда духовных чад, дожидающихся его в домике причта, и по дороге успевает давать советы и благословения, одному сует в карман плитку шоколада, другому дарит просфорку. Кого-то из толпы подзывает к себе. Через секунду до сознания доходит: меня. На приходе отец Василий доступен всем, приходящим к нему.
Среди прихожан Серафимовского храма известна такая история. Приехали некие петербуржцы в Псково-Печерский монастырь, к старцу Иоанну Крестьянкину. А отец Иоанн их и спрашивает: «А чего вы приехали ко мне в такую даль? У вас в Петербурге есть свой старец — отец Василий с Серафимовского кладбища».
Об удивительном даре батюшки прихожане рассказывают истории одна необычнее другой. Вот некоторые из них.
«Вот случай, который произошел на моих глазах. У прихожанки заболела мама. Болела она долго, но теперь врачи рекомендовали положить ее в больницу. Положили. Здоровье не улучшалось, и дочь поехала в Шуваловскую церковь, которую ее мама посещала много лет. И попросила тамошнего батюшку отслужить молебен о здравии матери. Отслужили молебен. Потом прихожанка эта приехала к своему духовному отцу в Серафимовский храм, к отцу Василию, и подробно рассказала ему о состоянии матери, спросила, надо ли переводить ее в другую, лучшую больницу. Батюшка ответил: „Не о том думать надо, готовь смертное… платье, чулки…“ — „Что, надежды нет? Может, все-таки перевести ее в другую больницу?“ — „Переводи“, — сказал и ушел, дав понять, что не следует вносить суету в таинство смерти. Мать умерла на двенадцатый день. Я была на панихиде по умершей».
«У моей дочери есть подруга, Тася, тоже прихожанка Серафимовской церкви. Знаю ее лет пятнадцать уже. У Таси появилась опухоль на щеке — был затронут нерв языка. Врачи, к которым она обращалась, давали разные рекомендации. Одни говорили: „Надо удалять“. Другие советовали не трогать. Тася пошла за советом к отцу Василию. „Не спеши“, — сказал он. Опухоль продолжала расти. Осмотрев больную, профессор 1-го Медицинского института предложил операцию. Тася — снова к батюшке. Он: „Еще подожди“. Через месяц дал благословение на операцию.
— После операции, когда немного пришла в себя, оперировавший меня профессор сказал: „Ваш случай — самая удачная операция за всю мою практику! Почему, спросите вы. Потому что она очень своевременно сделана: все созрело, но тянуть дальше было нельзя: опухоль могла задушить“, — рассказывала потом Тася и с удивлением в голосе продолжала: — Профессор сказал мне словами батюшки! Ведь отец Василий, давая благословение, сказал: „Сейчас — время!“ Удивительно, правда?»
Во время войны подростка из орловского городка Болхова Василия Ермакова вместе с сестрой угнали в концлагерь в город Таллин. Духовно окормлял заключенных этого лагеря таллинский священник Михаил Ридигер. Он совершал богослужения, утешал, исповедовал и причащал. Отец Михаил приезжал не один, а вместе с псаломщиком (ныне — митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий) и сыном Алешей, ныне — Патриархом Московским и всея Руси.
Вот как об этом времени рассказывает сам Святейший Патриарх Алексий II: «В бараке нам выделяли комнату или просто отгораживали закуток. Там ставили переносной престол, на котором и совершались богослужения. Многие пленные просили их окрестить, никому из них не отказывали.
Особенно жалко было детей — перепуганных, голодных. С одним из них, Василием Ермаковым, я познакомился ближе. Мальчик попал в концлагерь вместе с младшей сестренкой. Они были детьми священника Василия Веревкина, тоже оказавшегося в плену. Правда, детьми духовными.
Но для администрации лагеря отец Василий эту деталь не уточнял, что в конечном итоге и спасло ребят. Родом все они были из Орловской области. В разгар битвы на Курской дуге попали в облаву и оказались в концлагере. Мой отец и другие таллинские священники, узнав о трагической судьбе собрата, начали хлопотать об освобождении его семьи, приписав к ней на свой страх и риск брата и сестру Ермаковых. Их освободили в праздник Покрова Пресвятой Богородицы…»
— Я не знаю, как там отец Михаил хлопотал, к кому обращался, — вспоминает те дни отец Василий, — но твердо знаю, что только благодаря его усилиям я и мои сродники были освобождены из лагеря в сорок третьем году.
С тех пор Василий, подружившийся с Алексеем, был желанным гостем в гостеприимном доме Ридигеров. Однако вскоре, получив известие, что его родители живы, засобирался домой. На таллинском вокзале Василия и его сестру провожали Алексей со своими родителями, которые снабдили отъезжающих продуктами в дорогу.
— В минуту прощания на перроне я и подумать не мог, что ровно через год мы снова с Алешей встретимся, — рассказывает батюшка. — Он узнал, что в Ленинграде открывается духовная школа — семинария, академия, и послал мне телеграмму: «Вася, приезжай в семинарию. Алеша».
Так он и сделал. Оба они поступили и стали учиться сначала в семинарии, потом в академии.
Еще когда отец Василий был семинаристом, его вызывали в НКВД. Допрашивали, что делал в оккупации, как освободился из концлагеря? Выдали «волчий билет», по которому невозможно было оставаться в Ленинграде. И тогда он пошел в храм Духовной академии и помолился перед старинной иконой Божией Матери «Знамение» (по преданию, ее подарил царю Алексею Михайловичу Константинопольский Патриарх Афанасий). Через два часа стало известно, что отцу Василию позволили продолжить учебу в семинарии. Из всего выпуска Духовной академии 1953 года нынче в живых остались только двое: Предстоятель Русского Православия и скромный кладбищенский священник. Отец Василий не стал использовать свою дружбу со Святейшим ни в карьерном, ни в материальном плане. Детская дружба осталась искренней и бескорыстной.
По окончании академии батюшка служил в знаменитом Никольском Морском соборе. В 1950-е годы за сочинение «Роль духовенства в Смутное время» на него ополчились деятели из Московского института религии и атеизма: почему не сказано о роли народа? В органах отца Василия считали «неблагонадежным», «нелояльным к власти». В это время на него в КГБ завели «дело», пытались склонить к сотрудничеству, уговаривали «смягчить» проповеди. Потом, поняв, что это занятие пустое, отправили подальше — на окраину города, на Серафимовское кладбище. А духовные чада — следом, через весь город добираются к любимому батюшке. Сегодня дружный батюшкин приход составляет несколько сот человек — это для небольшого-то храма! А за советом к батюшке едут со всей России — как когда-то к Кронштадтскому пастырю — и тоже на окраину Санкт-Петербурга! И, несмотря на то, что у батюшки большая собственная семья — жена, три дочери, внуки, — для каждого приходящего он находит слово утешения. И всегда ждет в гости из Первопрестольной своего великого друга и однокурсника: им есть о чем вспомнить и поговорить.
