Паломничество в Косово

Вылетая из Москвы в Белград 2 июня 2006 года, я и не представляла, что стоит за этим словом. Теперь это часть меня, часть моего сердца и души, боль, тревога, надежда. Боль — непрестанная, ноющая. Тревога — постоянная, ежедневная, там остались друзья. Надежда — зыбкая, почти нереальная.

Но… начну с начала. С начала поездки в Косово, которой предшествовало двадцатишестидневное путешествие по Сербии, Воеводине и Черногории. Пребывание в Сербии казалось нереальной сказкой. Доброжелательные, внимательные люди, с большой любовью относящиеся к русскому народу; доверчивые и простые, с их открытыми, чистыми, почти детскими душами. Древние святыни, монастыри 12, 13, 14 веков.

Постоянно появлялись какие-то знакомые, друзья друзей, которые подхватывали меня и везли в те волнующие и желанные места, где жили, молились, подвизались величайшие сыны сербского народа, о которых я торопливо и ненасытно читала перед отъездом. Перед вылетом батюшка сказал мне: «Съезди в Косово». Звучало это так, будто он имел в виду «съезди на Арбат». Я поразилась и ответила: «Там же войска стоят, как я туда попаду». На что он молча пожал плечами.

И вот заканчивается мое пребывание в Сербии, ездим с подругой Лиляной по монастырям с ее друзьями. 30 июня я должна вылетать из Белграда в Москву. Рейс в 10 часов утра.

А пока 27 июня.

Посетив несколько древних монастырей, мы приезжаем переночевать в монастырь Кончуле, к знакомой игумении нашего водителя Мирослава. Стол накрыт, нас приглашают присесть. Все оживленно беседуют на сербском, иногда мне что-то переводят, иногда нет. Я уже привыкла. Неожиданно выясняется, что завтра рано утром мать Екатерина едет на своем джипе в Косово на праздник. 28 июня самый большой праздник у сербов — Видовдан. Это день битвы на Косовом поле, где полег после жаркой сечи с турками легендарный святой князь Лазарь со всей своей дружиной. День святого Витта — Видовдан, день поминовения всех святых мучеников сербских. Мать Екатерина внимательно смотрит на меня и спрашивает: «Хотите с нами? У меня в машине найдется одно свободное место». Меня бросает в жар, и я подпрыгиваю вместе со стулом: «Да, конечно». «Хорошо, выезжаем в четыре».

Меня провожают в крохотную комнатку, где уже постелено на кресле-кровати. Я падаю и засыпаю.

Удивительно легко встали рано утром. Всё еще спит. Сизый загадочный туман бережно окутывает храм св. Николая и небрежно раскидывается на равнине, а вдалеке просвечиваются мутные макушки гор. Мать Екатерина быстро садится за руль и лихо трогает с места. Господи, благослови. Едем в Косово…

Какое удовольствие ехать в хорошей машине по хорошей дороге. Горный серпантин весело вьется меж голубых гор, на спидометре за 100. Так бы и ехала всю жизнь — джип, игуменья, горы, лето, хорошая компания.

Но вот начинаются посты. Автоматические стекла послушно ползут вниз, матушка радостно машет рукой и улыбается. На нашей черной машине изображение монастыря и соответствующая надпись. Рука под козырек, зеленая улица. Все так легко и просто. С игуменьей в джипе.

Вот и Косово. Въезжаем. На экране мобильного выскакивает надпись «Добро пожаловать в Албанию». Ничего себе…

Лицо у матушки становится серьезным. Мешая сербские и английские слова, она рассказывает о деревнях, которые мы проезжаем, о сербах, которые раньше жили в этих деревнях и дружили с албанцами. Никто никого не обижал, друг другу помогали, уважали, в гости ходили. Годами росли вместе дети, становились взрослыми. А потом…

Потом началась война. Сожженные дома, опустевшие поселки, осиротевшие семьи. Албанцев все больше, сербов все меньше. Жить там опасно.

Подъезжаем к монастырю Грачаница. Бросается в глаза колючая проволока, заграждения. Шведские солдаты-миротворцы вежливо пропускают нашу машину на территорию монастыря. Открываются железные ворота. Пока никого нет. Доехали быстро, немного отдыхаем.

Мать Екатерина объясняет мне, что у нее дела здесь, и она сегодня не поедет обратно в монастырь и, соответственно, я должна как-то постараться выбраться сама. Но если мне не удастся уехать, то она готова завтра или послезавтра меня привезти обратно в свой монастырь. Послезавтра меня совсем не устраивает, потому что в 10 я вылетаю на Родину. И я легкомысленно говорю: «Не волнуйтесь, я сама выберусь», не понимая, где я, и что выбраться из Косово будет не так-то просто. Но это пока мне не известно. Думая, что потом сяду на какой-нибудь автобус и доеду до Белграда, я устремляюсь навстречу людям и событиям. Захожу в храм, разглядываю старинные фрески. Монастырь построен в 1310 году и посвящен Успению Пресвятой Богородицы. Идет молебен, народ покупает немногочисленные сувениры. Я тоже покупаю журнал «Распятое Косово». Листаю. Разрушенные святыни, оскверненные храмы. Что же это такое. И это происходит в наши дни? Здесь? Рядом со мной? За этим каменным забором, опутанным колючей проволокой? В голове не укладывается — монастырь и проволока. Народ оживился — из алтаря выходит Патриарх Павел, продвигается к выходу, за ним идут священнослужители. У патриарха такое родное домашнее лицо. Сербы его очень любят. Говорят, его раньше можно было увидеть подметающим улицу, без охраны, с таким уважением относились к нему люди. Возраст у него почтенный — 92 года. Кто-то обронил фразу, что он уже при жизни святой.

Литургия проходит на помосте возле здания храма, где установлены синие зонтики от солнца. Архиереи, священники, диаконы, игумены. Торопливо перебегают с места на место вездесущие репортеры, телевизионщики. Всех приглашают на обед. Я тоже иду. Патриарх сидит со всеми в зале, спокойно кушает. Периодически к нему кто-нибудь подходит под благословение. Он невозмутимо благословляет. Какая-то невероятная простота и покой в каждом его движении.

Все начинают рассаживаться в машины, собираясь ехать на Косово поле. Я в растерянности. Откуда ни возьмись, появляется мать Екатерина и впихивает меня в машину к польскому диакону. На Косовом поле стоит высокая каменная башня, на ней дата — 14 июня 1389 года. В этот день на Косовом поле произошла величайшая в сербской истории битва между сербами и османскими завоевателями. Возглавил сербское войско святой благоверный князь Лазарь. Сотворил князь при жизни все угодные Богу деяния. Перед битвой было ему видение: Господь предложил ему на выбор победу в бою и «краткое царствие земное» или мученическую смерть и Царство Небесное. Князь выбрал Царство Небесное. Выбор князя стал историческим сербским выбором. Он и его дружина причастились перед битвой. Князь положил живот свой на Косовом поле за крест честной и свободу златую. За то полюбил и воспел его народ сербский, а Бог возвеличил его тем, что прославил во святых, увенчав двойным венцом: как Своего раба и как мученика.

Косово — величайшая гробница христианских мучеников, погибших в один день. Снимают шапки сербы в этот день и поклоняются святым душам своих крестоносных предков.

Колючая проволока в несколько рядов, полицейские в голубых рубашках, миротворцы с автоматами, палатки защитного цвета, обложенные мешками с песком, танки, «ежи». На вышке — солдаты в защитной форме и в шляпах, все с фотоаппаратами. Для них сегодня развлечение. Но вот оживление — идет в окружении охраны владыка Рашко-Призренский Арсений. Начинается молебен. Близко не подойти. Поднимаюсь по ступенькам на башню. Там молодежь с бело-сине-красным сербским флагом, похожим на Российский. Ну что ж, сегодня ваш день, ребята. Один раз в году ваш флаг может развеваться здесь под охраной автоматчиков.

Хожу, разглядываю лица людей, молюсь. В голове начинает пульсировать как-то само по себе:

Стою на поле Косовом —
Глазам своим не верю…
Что ж тебя все бросили?
Не сосчитать потери.
Горстка сербов малая,
Танки, солдаты, полиция…
Они раз в году здесь с флагом —
Молодые, счастливые лица.
Неспешно, неторопливо
Владыка молебен служит.
Над головами молящихся
Железные птицы кружат.
Проснись! Вставай, князь Лазарь!
Сердце России с тобой.
И лучших сынов отважных
Снова веди на бой!

Но вот молебен заканчивается, и опять все потихоньку рассаживаются в свои машины. Я в недоумении стою, пытаясь сообразить, что же делать. Народу все меньше. Такое впечатление, что сейчас уедут все, а я останусь одна на поле Косовом.

Начинаю усердно молиться князю Лазарю, почти кричу в отчаянии: «Князь Лазарь, сегодня твой праздник? Твой. Я к тебе приехала? К тебе. Вот ты меня отсюда и выведи как-нибудь». Становится спокойнее на душе, иду, не знаю куда, на всякий случай молюсь еще Николаю Угоднику. Вдруг вижу — сидит батюшка, ну очень не похожий на серба. Подхожу, заговариваю — русский! Отец Валерий из Москвы. Просит водички. Жарко — около 35. Достаю воду из рюкзака. Сама про нее забыла. Батюшка оживает. Выясняю, что он с группой, которая представляет здесь серьезную правительственную делегацию, с ними программа «Русский взгляд». Прошу взять меня с собой. Он говорит: «Пошли искать автобус, спросим руководителя делегации». Находим наш автобус. Батюшка представляет меня руководителю, Илье Михайловичу, и просит взять с собой. Смотрю, Илья Михайлович особой радости не испытывает и вяло начинает мне объяснять, что они — правительственная делегация, у них ответственное задание и еще другие слова. Я понимаю только одно: меня вряд ли возьмут, и решительно наступаю, пытаясь объяснить, что у меня здесь, в Косово, никого знакомых нет, местности я не знаю. На что опять слышу те же слова про делегацию и серьезную программу. Задаю напрямую вопрос: «Но вы, мои соотечественники, не можете оставить меня здесь одну». В глазах мелькает удивление: почему не можем? Он отходит. Разговор окончен. Что делать? И тут слышу голос отца Валерия: «Заходи в автобус, сядь незаметно и сиди тихо». Я быстро делаю то, что он сказал. Пролезаю между каких-то камер, рюкзаков и сумок и втискиваюсь в сиденье.

Оживленно разговаривая, заходят люди, бросая на меня равнодушно-косые взгляды. Да-а, дорогие соотечественники…

Наш автобус трогается. Мы едем на юг, а мне бы надо на север, у меня послезавтра самолет утром. Присматриваюсь к народу. Два оператора с камерами, две женщины, два батюшки и еще четыре человека. Я смотрю в окошко — везде вдоль дорог военная техника, стенды на английском языке с надписью о том, что территория охраняется войсками ООН. Военные, полиция. Впереди и сзади нашего автобуса полицейские машины с мигалками. На некоторых отрезках пути мигалки и сирены включаются. Несколько раз нас предупреждают, что на остановках лучше не вставать, к дверям не подходить, а где-то просят задернуть занавески. Албанская молодежь провожает автобус циничными взглядами, показывают большой палец, что-то кричат, машут рукой — давай, мол, проезжай.

Из разговоров понимаю, что с нами представители программы «Русский взгляд»: оператор Андрей и журналист Иван.

Подъезжаем. Это Ораховац — небольшой город на юго-западе Косово. Полгорода принадлежит албанцам, вторая половина — еще оставшимся сербам. Когда-то они жили в мире и согласии.

Ко мне подходит познакомиться молодая приятная женщина, которая становится моим проводником по деревне. Сначала приглашает попить водички, показывает свой маленький магазинчик и дом. Дом не ее, а брата. Она живет здесь временно с мужем и тремя детьми. Ее дом разорен. Оливера занимает очень активную гражданскую позицию — ведет записи с самого начала американской агрессии — кто и когда погиб, когда бомбили и т. д.

Мы с ней идем по пустым узким улицам. Мотки скрученной проволоки. Проходим мимо немецкой базы. Железные ворота, высокий забор. Молодые немцы с сытыми довольными лицами курят и лениво провожают нас глазами. Через некоторое время к нам присоединяется оператор по имени Игорь. Он начинает снимать. Оливера показывает нам обгорелые крыши домов, пустые глазницы окон, на месте разрушенных домов — мусор, помойка, грязь. Сгоревший магазинчик — по-сербски продавница. Она рассказывает о людях, которые жили в этих домах, ее знакомые, друзья, родственники. Кого-то убили, кто-то сам уехал. Им с семьей ехать некуда. В селе живет еще несколько семей. Одна улица теперь цыганская. Заходим посмотреть. Из нищих двориков высовываются любопытные грязные носы цыганят, беззастенчиво разглядывающих нас. Не по себе. Уходим. Село разделяет улочка, являющаяся границей. На ней стоят две албанские женщины в платках и с торчащими из-под юбок штанами.

С той стороны нередко приходят албанские парни. Идут нагло, группами, с громкой музыкой. Грабят, жгут, ломают. Мы с Игорем в один голос спрашиваем: «А миротворцы?» — «А они отворачиваются. Не вмешиваются». Мы поражены. Как же так. Она говорит, когда здесь были русские парни, никто не смел и носа сунуть. А немцам, по большому счету, безразлично.

Вдруг выходит пожилая женщина и приглашает нас к себе. Зовут ее баба Зора. Лицо ее очень взволновано, в глазах тревога, боль, растерянность. Проходим в маленький, неуютный, обшарпанный дворик, в котором всё навалено. Из ее рассказа узнаем, что сына убили несколько лет назад, она с тремя внуками живет на маленькую пенсию. Внукам 12, 14 и 16 лет. Недавно она отъехала с ребятишками на несколько дней, а в это время албанские головорезы ворвались в дом, сорвали двери, выбили окна, в комнате разломали мебель, оторвали дверцы и разбросали содержимое. Ломали и рушили просто так. Из ванной комнаты вынесли все: саму ванну, раковину, бойлер, оставив только изуродованные трубы. Теперь там хранятся дрова. «Как мне жить, чем мне детей кормить?». У нас нет ответа. Мы целуем ее, незаметно друг от друга всовывая ей в руку деньги. Она отшатывается: «Нет-нет, я не могу». Мы мягко говорим: «Возьмите, это не вам. Это детям». Она плачет и по-матерински тепло и сильно прижимает и целует нас с Игорем. Мы идем дальше. Возле храма Оливера показывает нам три бедные могилки с низенькими крестиками и простыми скамейками. Здесь похоронен сын бабы Зоры. В один день изверги убили его, одного старика и маленького мальчика. Стоим молча некоторое время.

Вдруг за нами прибегает человек и объясняет, что все уехали, а он нас ищет. Спешим за ним, садимся в его машину и едем догонять уехавшую нашу группу. Мне только этого не хватало. Хорошо, что Игорь был с нами. Приезжаем в большое село с названием Велика Хоча. Ему более 1000 лет. Оливера по ходу рассказывает, что в этом селе 13 (!) православных храмов с бесценными сокровищами. Самый старый храм — святителя Николая, 12 век. Жителей становится все меньше. Они уезжают. Никто не гарантирует их безопасности. Миротворческие войска охраняют только в селе, если отходишь на 500 метров — твои проблемы. Несколько лет назад в лесу были убиты 2 молодых дровосека.

В храме св. Стефана собраны иконы из разрушенных храмов. Из алтаря выносят оскверненную икону Божией Матери. Сердцу больно. Выслушиваем небольшой рассказ сербского священника. Он обращает наше внимание на икону святителя Николая 16 века. На ней святой изображен сидящим на троне.

Посещаем еще один храм — святого пророка Иоанна Предтечи. Затерянный в бесконечных полях, где когда-то собирали богатые урожаи винограда и пшеницы, небольшой каменный храм. Нас встречает его хозяин — молчаливый монах с печально-больными глазами. Рассматриваем старинные фрески. У некоторых святых соскоблены глаза, лики. Говорят, глаза соскабливали правоверные, собирая краску, чтобы растворить в воде и выпить. По их мнению, это помогает от глазных болезней. Ну не знаю, где их души сейчас после такого лечения.

Ужинаем в ресторане. Ресторанчик небольшой, но очень уютный. Народ сразу оживляется и приходит в благодушное настроение. Вскоре ко мне подходит муж Оливеры и просит зайти к ним в дом. Я с радостью спешу за ним. Оля сидит у компьютера. Она скидывает на диск фотографии и документы для наших телевизионщиков и прессы. Показывает некоторые фотографии и рассказывает о жестокости албанцев. Недалеко от них деревня, из которой они увели все мужское население, и до сих пор женщины не знают ничего о своих отцах, сыновьях и внуках. Показывает фотографию кладбища, которое сровняли с землей. Огромный холм. Траурная процессия людей в черном во главе с батюшкой идет совершать панихиду. Свечи втыкают в землю, поросшую сухой травой. Ни следа от могил.

Ночую у Оливеры. Утром встречаемся. Рядом с нашим стоит еще один автобус. Ну и, конечно же, сопровождение — полиция. Прошу сербского представителя принимающей стороны пересадить меня где-нибудь на автобус или попутку, направляющуюся в Белград, т.к. у меня завтра в 10 самолет. Он кивает.

Приезжаем в разрушенный монастырь свв. Космы и Дамиана. Горы, колючая проволока, защитного цвета палатки на холмах, видны фигуры солдат с оружием. Некоторые из них подходят к нам и провожают до стен монастыря. Вижу разбитые и поваленные мраморные памятники на кладбище. От главного храма остались только руины. Нас встречает игумен Петр и два монаха. Установлен зонт от солнца. Начинается литургия. После литургии о. Петр дает интервью. С нами еще представители газеты «Дух христианина» и сербского телевидения. Пока они работают, мы в тенёчке едим лукум, фрукты и пьем водичку. Даже разрушенные монастыри гостеприимны.

О. Петр показывает рукой на возвышающиеся недалеко горы и рассказывает, что вот оттуда албанцы начали обстреливать монастырь.

Монахи, их тогда было 7 человек, находились в храме и не прекращали литургию. Причастились все. Пока шла служба, храм не пострадал. Но после службы ворвались албанцы и всех увели в плен. Слава Богу, через 2 месяца их выпустили.

Затем отец Петр приглашает двух операторов пройти за ворота южной стены монастыря. Мы расслабленно движемся за ними. Он поворачивается и говорит: «Со мной пойдут только два человека с камерами. Остальные останутся здесь. В этом селе сидят албанские снайперы. Могут стрелять». Кажется, как будто я смотрю какой-то боевик. Вокруг все цветёт, поют птицы, сияет летнее солнце, смеются люди. Да кто может стрелять сейчас? Мы идем за операторами. Отец Петр разворачивается и кричит на нас: «Вы что, ничего не поняли? Вас же могут убить в любой момент. Я за вас отвечаю. Марш назад!». Ого, да это не фильм снимается. Это я на войне. Здесь все вполне серьезно. Здесь убивают. Здесь почти каждый день пропадают люди. Ушел — и не вернулся. Отходим.

Спустя какое-то время идем в наши автобусы, нас сопровождают солдаты с автоматами. Рядом с автобусами полицейские машины. О. Петр едет с нами. Вьётся горная дорога. Жарко. У водителя на шее мокрое полотенце, которым он периодически протирает лицо.

Вскоре останавливаемся и выходим. Полиция провожает, полиция ожидает. Из второго автобуса вываливается куча жизнерадостных детей, следом выходит сербский батюшка. Осматриваюсь. Перед нами — руины большого разрушенного монастыря святых Архангелов, горная речка Быстрица, мост. За мостом слева — немецкая база. В монастыре сейчас восемь насельников. Во время бомбежки братия не покинула монастырь. В июне 1999 г. был похищен один из монахов, о. Харитон. В 2000 году его изувеченное и обезглавленное тело было найдено в общем сербском захоронении на мусульманском кладбище. В кармане подрясника лежали паспорт и четки.

17 марта 2004 года разъяренная толпа албанцев ворвалась в монастырь. Немецкий контингент КФОР, «защищающий» обитель, эвакуировав монахов, не оказал никакого сопротивления шиптарам. Монастырь был разрушен и сожжен. Ни одно военное укрепление, находящееся вблизи, не пострадало. Еще до восхода солнца лавра представляла собой пепелище. Немцы спокойно наблюдали за уничтожением монастыря и беснованием толпы над могилой царя Душана. 17 апреля 2004 года монахи вернулись в лавру, и через год был построен новый келейный корпус.

Нам дают монаха-экскурсовода. Часть людей идет за ним, остальные расходятся и бродят по развалинам. Через несколько минут прибегает взволнованный батюшка: «Иди скорей, тебя ищут». Сербский координатор говорит мне, что автобус с детьми едет в Белград. Я быстро бегу за своим рюкзаком, на ходу беру благословение у о. Валерия, который облегченно вздыхает и благословляет: «Ну, ты баловень Божий».

Влезаю в автобус, ищу свободное место. Ой, сколько детей, и какие они шумные. Свободно одно место рядом с женщиной, вокруг которой все занято бесчисленными сумочками, кулечками, пакетиками. Втискиваюсь.

Едем. Я думаю — в Белград. Но выясняется, что мы должны заехать еще в 2 монастыря. В одном из них дети будут давать представление о Косовской битве.

Подъезжаем к монастырю Високи Дечани. Красота такая — дух захватывает. Высокие каменные стены, горы, поросшие дивными деревьями, сосны. Охраняют итальянцы.

Монастырь был построен в 1327—1335 гг. в живописной долине реки Быстрицы в окружении высоких гор и густых лесов. Он заслуженно носит название Царской Лавры. Сейчас Дечани — православный анклав, со всех сторон окруженный агрессивно настроенным албанским населением. В монастыре 30 насельников. Территория монастыря ухожена с большой любовью. Очень чисто, подстриженные лужайки, цветы.

Монахи рады паломникам. Им тут нелегко живется. Продукты они вынуждены покупать через подставных лиц. В течение нескольких лет братия испытывают на себе приступы ненависти со стороны местного населения. Выезжают за пределы монастыря каждый раз с риском для жизни. Но нам они сегодня рады. Времени у нас впереди много

Неподалеку от меня странная картина — мирно беседуют итальянский солдат и монах, рядом с ними на земле лежат три автомата. Иду к храму — еще два автомата лежат на приступочке. Хозяева куда-то отошли.

Любуюсь храмом. Наружные стены покрыты плитами шлифованного разноцветного мрамора. Вхожу. Фресковая роспись, выполненная в 1335 — 1350 гг. состоит из более чем тысячи изображений и является самым большим сохранившимся памятником средневековой монументальной живописи в Сербии. Величественный иконостас. Справа — мощи св. Стефана Дечанского. Дети и сопровождающие их взрослые выстроились ручейком в очередь и весело пролезают под ними. Нам открывают мощи, которые заперты на четыре замка. Монах уходит. Поверх облачения лежит рука св. Стефана, на безымянном пальце золотое кольцо. Дети кисть целуют, трогают. Подходит моя очередь. Я прикладываюсь и, не удержавшись, трогаю и внимательно рассматриваю пальцы, кисть. Рука теплая, гибкая, от нее исходит приятное благоухание.

Дивен Бог во святых Своих.

Вскоре нас приглашают на ручак — обед по-нашему. Богатый стол, вино, напитки, много овощей и фруктов. Огромная черешня и малина.

На лужайке за храмом начинается представление. Камеры, фотоаппараты, монахи, трудники. Дети в национальных костюмах. Итальянский солдат, на земле у его ног — пожилой монах. Дети играют с воодушевлением, стараются.

Часов в пять начинается молебен св. Стефану Дечанскому. Удивительно красиво поют монахи.

Сбоку, с правой стороны, выглядывая из-за колонн, вытягивают шеи аргентинские солдаты. Да, в вашей Аргентине такого молебна не услышишь.

Молебен окончен, становится очень грустно. Понуро бреду к автобусу. Едем в монастырь Печ Патриаршая. Монастырь был резиденцией сербских патриархов и архиепископов. Их мощи (некоторые нетленные) на протяжении столетий пребывали в Печи. До 17 века монастырь был передовым духовным центром. Шедевром архитектуры является храмовый комплекс, состоящий из четырёх церквей, построенный в 13−14 вв. В них находятся величайшие православные святыни: главы св. мучеников Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста, 4 в., а также чудотворная икона Божией Матери Печская. Древние фрески. Удивительные лики, очень экспрессивные, яркие краски и потрясающие своей выразительностью евангельские сюжеты. Все фрески конца 13 — начала 14 вв.

И это чудо в любой момент может быть уничтожено, взорвано варварами, как те монастыри, где мы сегодня были? В душе все протестует. Когда-то в Печи жило около 12 тысяч человек. После войны не осталось почти никого. В настоящее время Печа Патриаршая имеет статус ставропигиального монастыря (подчиняется непосредственно патриарху) — единственного в Сербии! В монастыре 25 насельниц. У них своё хозяйство. Монастырь тщательно укреплен со всех сторон. Они знают, что в любой момент на них могут напасть, убить. И не уходят. Покупаю на память книжечку о монастыре, несколько открыток. Ну, вот и все.

Вместо обещанных трех часов прибываем в Белград в 7. Торопливо спешу к дому друзей, забрасываю вещи в сумку. Свечи, иконки, четки, палки, шишки, травки, открытки, книжки. Как это все не помять, не сломать? Через 2 часа добираемся до аэропорта. Слава Богу, успела.

Последние шаги по святой сербской земле, и вот я уже у окошка иллюминатора. Слезы жгуче режут глаза, в голове плывут строки:

Сербская душа лучистая
Отзывается простодушно,
Как ребенок, глазами чистыми,
Улыбается, словно подружка.
Ах ты, Сербия, сестра наша бойкая,
Изнывая под игом врага,
Ты все беды вынесла стойко
И опять стоишь на ногах.
Храмы твои полутемные,
Лики на стенах вокруг…
Люди, бедой угнетенные,
Снова к Богу идут.
Душа моя в Косово мается —
Солдаты, албанцы, оружие.
Монастыри оплетаются
Колючей проволоки кружевом.
Молятся сербы усердно
Древним своим святыням…
Господи, мое сердце Сербии
Принадлежит отныне.

Впервые опубликовано в калужском епархиальном журнале «Православный Христианин«