Странник Владимир Гусаров

К 10-летию со дня кончины сызранского старца

По-разному складываются судьбы человеческие. У каждого юродствующего — свои «непохожести», у каждого — своя чудинка. А за всем этим — своя особенная тайна души. И мы, предлагая вниманию читателей жизнеописание сызранского странника Владимира Тимофеевича Гусарова (15 июля 1910 г. — 12 апреля 1997 г.), вовсе не рассчитываем на то, что нам удалось раскрыть тайну его жизни, его души. «Духовный судит о всех, о нем же никто не может судить», — говорит Апостол. А что Владимир Тимофеевич Гусаров был человеком высокой духовной жизни, исповедником Православия, пронесшим свою веру через горнило страшных испытаний, — несомненно! Не стоит делать никаких скоропалительных суждений о жизненном подвиге этого человека. Это краткое жизнеописание составлено со слов Татьяны Ивановны Чекаевой, жительницы села Холстовки Николаевского района Ульяновской области. В ее доме в последние годы жил и умер странник Владимир Тимофеевич Гусаров.

Он родился в с. Усинское Шигонского района Самарской области 15 июля (старого стиля) 1910 года, в день, когда Церковь празднует память Святого Равноапостольного князя Владимира. Родители его были люди верующие, ребенку дали имя по святцам. На первом году жизни Владимир остался без отца. Воспитывала его мать. После смерти Тимофея Гусарова его родители переселили из дома в баню мальчика вместе с его матерью. Так и жили они в предбаннике. С этого начались его скорби. Затем дедушка по матери устроил мать прислугой к богатому купцу Николаю Серову-Никулину. Но и эта более-менее сытая жизнь продолжалась недолго. Ходили они с матерью по миру, нищенствовали. «Мать по одному пути ходит, я — по другому», — позднее вспоминал он.

Неисповедимы пути Господни! Гусаров вспоминал: «Был я с малолетства в сетях лукавого: октябренком, пионером, пионервожатым. Комсомольцем, кандидатом в партию, состоял в союзе безбожников, МОПРе». Образование он получил небольшое: четыре класса в дневной школе и три — в вечерней. Ушел на фронт добровольцем, служил в части НКВД. Попал на передовую, был в окружении. Так оказался в плену — в Норвегии, Германии, Финляндии. По освобождении из плена вернулся в Россию. Домой он приехал глубоко верующим человеком. Работал в Казанском соборе г. Сызрани сторожем, уборщиком, затем был осужден за веру. Прошел три срока. В общей сложности 21 год из своих 87 лет жизни он провел в тюрьмах и лагерях. Татьяне Ивановне Чекаевой он рассказывал: «Меня содержали как особо опасного преступника. Охранники окружат со всех сторон и ведут на допрос. А наденут обувь — в ней торчат острием иголки или гвозди, которые впиваются в ноги». «Когда он в первый раз приехал, — говорит Татьяна Ивановна, — он новые сапоги свои пробил гвоздями. Я думаю: „Зачем это новые сапоги пробил?“ А он показал этим, как с ним обращались в тюрьме». Владимир Тимофеевич сидел в одиночке восемь месяцев, прошел много тюрем. И в Саратове был, и в Сибири. Потом осудили его на расстрел, который заменили большим сроком. Рассказывать об этом он не любил, больше молчал. Много страданий он перенес в тюрьме. Его хотели отравить. Делали внутривенное вливание, а кровь из вены брызнула на врача, и тот отказался делать укол. Потом отправили его в психиатрическую больницу в Саратов. Там хотели с ним покончить: по семь доз лекарства вводили… Известно, что в Тайшете его и Ивана Ивановича Петрова (он и теперь живет в Шигонском районе Самарской области) посадили в холодный карцер («ледник»). Разули, раздели и оставили умирать. Утром там обычно забирали уже обледенелые трупы. Пришли и за ними. Открывают дверь, а они стоят живые, молятся! Тогда охранники упали перед ними на колени, прося прощения. В «одиночке» Владимир Тимофеевич сидел на цементном полу. Когда вели на допрос, всегда надевали колодки с гвоздями. Во время следствия силой пытались снять крест. Сняли крест, а он зажал его в руке, и два пальца ему сломали, когда отнимали крест. Но Гусаров креста не отдал. Пальцы его так и остались потом в согнутом состоянии. «Распяли меня как Иисуса Христа. Связали ноги, руки, и на животе стали прыгать», — вспоминал он. Бог не допустил, однако, никаких серьезных повреждений внутренних органов. Потом бросили его в камеру до утра.

После возвращения из лагерей он снова стал работать в Казанском соборе г. Сызрани. А потом пришло решение уйти странствовать. Сам он рассказывал, что по благословению настоятеля Казанского собора отца Вениамина (просил у него благословения посетить два монастыря, а отец Вениамин сказал: «Иди дальше») и с разрешения жены отправился он в свое духовное странствие. Ходил из села в село, из города в город, как по мытарствам. Приходилось ему ночевать в лесу, на дереве, в поле. «Проходил болота, меня сопровождали стаи птиц, я их кормил. Когда я вернулся в Сызрань, стал жить как брат с сестрой с Татьяной Петровной и Анной Петровной. Сначала скончалась Анна, а через год-два Татьяна», — вспоминал он.

В Сызрани Владимир Тимофеевич жил у Татьяны Петровны Богдановой. Однажды к ней в гости приехала Татьяна Ивановна Чекаева из Холстовки. Неожиданно старец спросил у Татьяны Ивановны:

— У тебя дом свой? Большой или маленький?

— Зачем тебе это?

— А вот, Татьяна Петровна умрет, я к тебе перееду.

— Приезжай.

Так в 1990 году он оказался в с. Холстовка Ульяновской области.

Куда бы ни шел он — творил молитвы, по сторонам не смотрел. Иногда люди жаловались, что он не здоровается, а он не видел их, все время был занят молитвой.

Как-то к нему приехал больной человек из Ульяновска. Лежал в больнице. «Моча не идет, говорят, надо делать операцию», — жаловался гость. А он говорит: «Ни в коем случае». Помолился, и после этого человек исцелился.

Татьяна Ивановна рассказывает:

— Однажды он проснулся утром и говорит: «Поздравь меня». — «С чем?» — «Я Василий». Я думаю: «Старый — у него маразм совсем». А он: «Василий, Владимир, Василий». Думаю: «Что говорит?» Оказывается, когда он родился, крестили — он был Владимиром. Когда стал духовным, ему присвоили имя Василий. Из этого можно заключить, что Владимир Тимофеевич стал монахом. Где он был пострижен, правда, не известно. (По святцам известно, что его тезоименитый святой — равноапостольный князь Владимир — в крещении носил имя Василий).

Василий Левшин из села Баевка Николаевского района Ульяновской области рассказал: «Однажды Владимир Тимофеевич дал мне черную тюбетейку и тапочки. Велел надеть.

— Зачем мне?

— Ой, смерть люта, руки-ноги отрезает!»

Через двенадцать дней стало ясно, что имел в виду прозорливец. Зять Левшина попал в дорожную аварию, погиб в горящей машине. Голова, руки и ноги были обгорелые, черные, как головешки.

У одной женщины несправедливо посадили в тюрьму сына. Пришла она к Владимиру Тимофеевичу. Он долго молился, а потом достал носок и стал его распускать. Татьяна Петровна удивилась:

— Ты что же делаешь?

— Не жалей, человека из тюрьмы выпутываю.

Вскоре сына этой женщины выпустили.

Перед августовским путчем 1991 года старец надел на себя сразу три костюма. Сказал, что будет смута великая, и за три дня три правителя у страны сменятся. Все так и случилось…

Осенью 1991 года ездил Владимир Тимофеевич в Дивеево. Недалеко от монастыря дорога обледенелая, ни одна машина не могла подняться в гору. Старец помолился, и их машина — одна из всей колонны — преодолела тот обледеневший участок. В монастыре Владимир Тимофеевич исповедался, приложился к мощам Преподобного Серафима Саровского.

Предсказал Владимир Тимофеевич пожар, случившийся в 90-е годы в Ульяновске, в гостинице «Венец».

Татьяна Ивановна рассказала: «В Сызрань я приехала с Людмилой Михайловной. А я писала Татьяне Петровне поздравление. Мы стоим строем. Он проходит, сунул мне конверт в карман. Я с этим конвертом — домой, не раскрывая. А он в церкви говорил: «Молитесь за ульяновскую гостиницу «Венец». Приехала, открываю конверт, на конверте рисунок — гостиница «Венец». И стрелка нарисована, указывающая на «Венец». А потом — столбиком — число, месяц (февраль) и год. И говорит: «Молитесь, там могут погибнуть люди». Подходит это число. Ко мне приходит двоюродный брат и рассказывает, что «Венец» горел, но остался цел.

В то время, когда горела гостиница «Венец», Владимир Тимофеевич собрал вокруг себя двенадцать старушек, которые вместе с ним молились о спасении людей.

Второй случай. На вокзале были бочки. Тоже всех просил молиться. Меня заставил читать двенадцать раз акафист Иисусу Христу.

— Я же ведь читать буду целый день.

— Читай, читай, иначе погибнут тут все.

А потом прочитала статью в газете: бочки с кислотой на Ульяновске-Центральном должны были взорваться. Но не взорвались.

Иван Иванович Петров (который сидел с ним в ледяном карцере), когда приехал первый раз, спросил: «У кого он (Гусаров) живет?» Люди показали на меня. Он мне и говорит:

— Ты его береги. Если его не будет — пострадают три области.

— Как это?

— Самарская, Ульяновская и Пензенская… Он за них молится.

Этот разговор был в 1990 году.

В Алексеевке живет больной человек, а в Холстовке — Мария, его родственница. У него предраковое состояние. Геморрой перешел в рак. Уже от боли кричит. Мария — к старцу. Он ей:

— Сейчас же пешком в Алексеевку, не заходя домой, бери с собой лампадное масло. Иначе его отправят в больницу, там сделают операцию, он там умрет.

Она ушла. Дети из разных городов приехали, отправляют на операцию. Он сам не хочет. Мария поспела со своим маслицем. Боли стали утихать у него. И вдруг стучатся к нам в окно. Татьяна Ивановна говорит:

— Какой-то мужчина под окном. Можно ли, Владимир Тимофеевич, открыть?

— Да, открой.

Между ними состоялся такой разговор:

— Вы меня не знаете, а я пришел вас благодарить.

— Вы откуда?

— Из Алексеевки, зять Марии.

Все рассказал, как он по вере вылечился.

Каждый день ходил он в церковь. Обойдет потом все холстовские склады. Однажды случился пожар в магазине. Продавец выскочила из соседнего магазина и говорит:

— Вот поневоле поверишь. Такой сильный пожар в кирпичном магазине рядом, а на мой не перекидывается. А ведь Владимир Тимофеевич три раза обошел мой магазин. А там и магазин, и сарай сгорели.

У продавщицы этой не было детей. Как Владимир Тимофеевич зайдет, она сразу к нему с просьбой помолиться.

— Владимир Тимофеевич, помолись, мы ведь с мужем разойдемся.

«Будут дети, будут», — отвечал он.

Она все переспрашивала: «Неужели, правда, будут?» И родила-таки мальчика.

Из Самары приехала женщина с дочкой. Они шли мимо церкви. Видели, как он ходит на самой макушке церкви, на куполе. Постучались, вошли, а он дома лежит.

— Владимир Тимофеевич, мы тебя сейчас на куполе видели.

— Это мой ангел, — ответил старец. — Идите-ка сюда.

Подошли. Он взял шапку зимнюю у этой женщины и давай драть ее. Я говорю:

— Владимир Тимофеевич, шапка-то дорогая.

А он говорит:

— А ты ей дай платок.

Я спрашиваю ее:

— Ты зачем шла-то к нему?

— У меня голова очень сильно болит.

А он все свое: дерет шапку по кусочкам.

Я говорю:

— Ты что же, Владимир Тимофеевич, делаешь-то?!

А женщина говорит:

— Погодите, он знает что делает.

А я все возмущаюсь:

— Шапка-то дорогая!

А он все дерет, далее до самого конца, до середины шапки и оттуда достает ржавую иголку и говорит ей:

— На-ка твою болезнь!

А женщина говорит:

— Владимир Тимофеевич, а если я продам эту шапку?

— Ага, ты болеешь — тебе не нравится, а продашь — другой человек болеть будет.

Вынули иголку, Владимир Тимофеевич и говорит женщине:

— Шапку эту в печке сожги, а золу выброси.

И женщина выздоровела. И приезжала несколько раз, пока он здесь жил.

Один шофер приехал. Он с девушкой познакомился, стал изменять жене.

— Я, Владимир Тимофеевич, не могу без нее, что мне делать?

— Живи с женой, а эту выброси из сердца. У тебя дети. А не можешь — погибнешь.

Тот все торопился ехать, а Владимир Тимофеевич: «Я тебе говорю, сиди здесь. Ты в дороге попадешь в аварию, будет кровь».

Тот не послушал. Прошло несколько месяцев. Потом пришел: «Я налетел тогда на легковую машину и человек умер у меня на руках».

В 1990 году Владимир Тимофеевич берет трубку и сам с собой разговаривает. И оттуда, из трубки, ему якобы вопросы задают, а он отвечает: «Как Горбачев? А что Горбачев, Горбачева не будет». Так и случилось. Горбачев лишился власти в 1991 году.

В первый раз еще было. Приходит одна женщина. Я ей говорю: «У меня вот дрова на грядке, а надо бы убрать». А она: «Я скажу мужу, вечером придет». А Владимир Тимофеевич был дома. После, когда женщина ушла, Владимир Тимофеевич вышел и давай дрова убирать: «Ты к другим обращаешься, а ко мне нет».

У Василия Аверьяновича Лешина была опухоль головного мозга (не помнил ничего, не ходил). А теперь у него рак мочевого пузыря. Ему сделали операцию. Владимир Тимофеевич передал ему святую воду. Потом недели через две приехал к нему, погладил его — и тот жив до сих пор.

Ногу я сломала. Хотела ехать в больницу.

— Не езди.

Утром говорит:

— Вставай, я есть хочу.

— Да куда же я встану с переломленной ногой?!

— Давай вставай, я есть хочу.

Встала — все хорошо, как и не болела.

Владимир Тимофеевич перед своей смертью говорил:

— Открылось небо наверху, вижу — сидят мои батюшка с матушкой на скамье, а я стою в саду. И все верхушки деревьев порезаны. На небе — лента, и написано было огненными буквами на ней. И так я прочел такие слова:

«Побеждайте зло. Оставьте чрезмерную суету. Один день покаяния. Зима в моем народе. Внимайте Моим словам. Не останется ни одного праведника среди нечестивых. Явился народу Моему судить Судом Моим. Дьявол сидит во многих, а не Христос. Творите достойные плоды. Боящихся Бога скрою, мужайтесь, и словам моим внимайте. Внимайте. Се гряду скоро. Воздаяние».

Это он мне все рассказал, видимо, для нашего назидания.

Стихи, которые читал Владимир Тимофеевич:

Блажен, кто Господа боится,
И кто блюдет Его Закон.
Того весь род благословится,
Тот будет Господом спасен.
Дары, богатства всей вселенной,
Сойдут в его смиренный дом.
И будет вечно, неизменно
В народе память жить о нем.
А враг-то, враг — коварный, злочестивый
Вознегодует на него,
Но возвеселится правдивый
Во славу Бога своего.

И еще такие стихи:

— Ох, попала птичка. Не уйдешь из сети.
Не расстанемся с тобой ни за что на свете.

— Ах, зачем, зачем я вам, миленькие дети?
Отпустите полетать, развяжите сети.

— Нет, не пустим, птичка, нет, оставайся с нами.
Мы дадим тебе конфет, чаю с сухарями.

— Нет, конфет я не люблю, чай не уважаю.
В поле мошек я ловлю, зерна собираю.

— Там замерзнешь ты зимой где-нибудь на ветке…
А у нас ведь в золотой будешь жить ты клетке.

Незадолго до смерти сказал:

— А я ведь, как космонавт, улечу.

— Куда?

— На небо.

Я думаю: «Он не в уме». А он ведь и умер в День космонавтики!

Перед смертью Владимир ослеп. Татьяна Петровна рассказывает:

— Он умер тихо. Когда болел — не стонал, терпел, несмотря на сильные боли. С полночи стал стонать. Пошел сильный гнилой запах. Дышать в комнате стало нечем. Даже хотели дверь открыть. А потом запах вышел, и он перестал стонать. И дыхание было тяжелое. Перевернули — стало легкое дыхание. В 6.30 утра ушла женщина, которая сидела с ночи. Я осталась одна. И вот перед смертью, когда его дыхание кончалось, в стенах дома страшный был треск, а потом он умер.

В 1993 году он сказал: «Жить будем по-старому. Будут деньги ходить и старые, и новые. И будут деньги с Архангелом Михаилом и Георгием Победоносцем». У меня есть монета старая, он просверлил, повесил на гвоздь. Это значило, что эти старые деньги уже ходить не будут. Еще сказал: «Будет двуглавый Российский орел, обозначает этот знак Царя Небесного и Царя земного. Жизнь будет по-старому, но не надолго. Тогда придет конец и будет Суд Божий. Дома перестроят в храмы, а храмы — в дома. Будут и гонения. Бог дает премудрость детям, которые будут учить своих родителей».

«Подражайте Христу, подражайте старцам и старицам. Кто друг миру — тот враг Богу. А кто враг этому развратному миру, тот друг Богу. Спасение — только молчание (во время гонения). Будут спрашивать — отвечайте: «Я — христианин», — и больше ничего не говорите. В малословии и молчании спасение».

В последний год сказал: «Братья и сестры! Спасайтесь, кто как может. Живите, как сами разумеете, раз меня не слушаете. Будет звериное начертание на правой руке, чтобы не ограждать себя крестным знамением, а на челе — чтобы не думать о Боге. Такие думают только о богатстве, о чревоугодии. Многословие и празднословие — грех. Молчание — спасение». «Истинная вера — Православная! Вера, Надежда, Любовь и мать их София».

И еще произнес загадочные слова: «Сызрань — Самара, Самара — Москва, Москва — Нью-Йорк, Нью-Йорк — Америка, Америка — небо. Небо — Престол Божий.

Жизненные кресты язычников, неверующих не видны, а у верующих видны.

Золотой крест — Царский. Серебряный — священнический, духовный. Медный — купеческий. Железный — военнослужащих. Деревянный — мирян, обычных христиан.

Крест — хранитель всей вселенной. Крест — красота церковная; крест — царям держава; крест — верным утверждение; крест — ангелам слава».

Каким был крест самого Владимира Тимофеевича? Тайна сия велика есть.

Рассказывает иеромонах Агафангел, наместник Казанского Жадовского монастыря в Ульяновской области:

— Однажды мне довелось исповедовать Владимира Тимофеевича. И вышел я с таким чувством, что не он у меня, а я у него исповедовался… На этом человеке Божия благодать была. И знак тому был. Несколько лет назад на Петра и Павла в доме, где жил Владимир Гусаров, начала мироточить Владимирская икона Божией Матери. Это было в год его смерти.

Священник Борис Весновский, клирик Казанской церкви г. Кузнецка:

— Мне довелось соборовать старца Владимира Тимофеевича незадолго до его смерти. Меня вызвали к нему по телефону и сказали, что он очень слаб, что кончина может наступить в любую минуту. Ехал я и волновался, что не застану его в живых. Был и другой повод для тревоги: слышал, что Владимир Тимофеевич не каждого к себе пускает. Одного священника даже на порог не пустил. Во время соборования до того лежавший неподвижно старец заметно ожил, стал подпевать: «Исцели, Господи, исцели, Владыко». В его келье я чувствовал особый дух, какой бывает только в хорошо намоленном месте. Обряд длился несколько часов, но они прошли, словно одна минута. У меня старая травма позвоночника, и из-за этого я не могу долго стоять.

Удивительно, но в этот раз я совершенно не чувствовал боли. И меня еще сильно поразило одно обстоятельство: у меня слабое зрение, а я читал в темной комнате Евангелие без очков.

Проводить в последний путь старца приехали его духовные чада со всей России. Людей собралось так много, что пришлось заказывать специальные автобусы. Отпевал старца настоятель Казанской церкви г. Кузнецка священник Серафим. Погребли Владимира Тимофеевича в простом дубовом гробу, на сельском кладбище в холстовке среди высоких сосен. На воздвигнутом на могиле кресте вырезано: «Владимир Тимофеевич Гусаров. 12 апреля 1997 г.».