«Жажда очищения и. оживание для святости»

Беседа с иереем Георгием Казанцевым (г. Обнинск) о покаянии

По словам святых отцов, покаяние — это «второе Крещение». А через крещение, как известно, человек соединяется с Богом и потенциально становится святым. Воистину, возможности искреннего покаяния безграничны. Разбойник, распятый со Христом, покаялся и первым из людей вошел в Рай. С другой стороны, верующий, живущий относительно благочестиво, но не имеющий добродетели покаяния, вряд ли спасется. Ведь без покаяния нет спасения.

Отец Александр Ельчанинов писал: «…Нам, одержимым „дреманием леностным“, неискусным в покаянии, необходимо вновь и вновь учиться каяться… недостаточный духовный подъем во время исповеди часто бывает знаком нашего собственного духовного неблагополучия…

Исповедь не есть беседа о своих недостатках, сомнениях, не есть осведомление духовника о себе и менее всего — не „благочестивый обычай“. Исповедь — горячее покаяние сердца, жажда очищения, идущая от ощущения святыни, умирание для греха и оживание для святости. Раскаянность — уже степень святости, а бесчувственность, неверие — положение вне святыни, вне Бога.

„Видеть грехи свои в их множестве и во всей их гнусности — действительно, есть дар Божий“, — говорит о. Иоанн Кронштадтский. Обычно люди неопытные в духовной жизни не видят ни множественности своих грехов, ни их „гнусности“. „Ничего особенного“, „как у всех“, „только мелкие грехи“ — „не украл, не убил“ — таково обычное начало исповеди у многих. А самолюбие, неперенесение укоров, черствость, человекоугодие, слабость веры и любви, малодушие, духовная леность — разве это не важные грехи? Разве мы можем утверждать, что достаточно любим Бога, что вера наша действенна и горяча? Что каждого человека мы любим, как брата во Христе? Что мы достигли кротости, безгневия, смирения? Если же нет, то в чем заключается наше христианство?

…Почему святые отцы, оставившие нам покаянные молитвы, считали себя первыми из грешников, с искренней убежденностью взывали к Иисусу Сладчайшему: „Никто же согреши на земли от века, якоже согреших аз окаянный и блудный“, — а мы убеждены, что у нас все благополучно! Чем ярче свет Христов озаряет сердца, тем яснее сознаются все недостатки, язвы и раны. И наоборот: люди, погруженные в мрак греховный, ничего не видят в своем сердце; а если и видят, то не ужасаются, так как им не с чем сравнивать.

Поэтому прямой путь к познанию своих грехов, это — приближение к свету и молитва об этом свете, который есть суд миру и всему „мирскому“ в нас самих (Ио. 3, 19). А пока нет такой близости к Христу, при которой покаянное чувство является нашим обычным состоянием, надо, готовясь к исповеди, проверять свою совесть — по заповедям, по некоторым молитвам (например, 3-я вечерняя, 4-я перед причащением), по некоторым местам Евангелия (например, Рим. гл. 12, Еф. 4, посл. Иакова, особенно гл. 3).

Разбираясь в своем душевном хозяйстве, надо постараться различать основные грехи от производных, симптомы от более глубоких причин. Например, рассеянность на молитве, дремота и невнимание в церкви, отсутствие интереса к чтению Священного Писания. Но не происходят ли эти грехи от маловерия и слабой любви к Богу? Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпение упреков, неуступчивость, упрямство; но еще важнее открыть их связь с самолюбием и гордостью. Если мы замечаем в себе стремление к обществу, словоохотливость, насмешливость, усиленную заботу о своей наружности и не только своей, но своих близких, обстановке дома, то надо внимательно исследовать, не является ли это формой „многообразного тщеславия“. Если мы слишком близко принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неутешно скорбим об отшедших, то, кроме силы и глубины наших чувств, не свидетельствует ли все это также о неверии в Промысел Божий?… При таком испытании сердца нужно следить, чтобы не впасть в чрезмерную мнительность и мелочную подозрительность ко всякому движению сердца; ставши на этот путь, можно потерять чувство важного и неважного, запутаться в мелочах. В таких случаях надо временно оставить испытание своей души и, посадивши себя на простую и питательную духовную диету, молитвой и добрыми делами упростить и прояснить свою душу. Приготовление к исповеди не в том, чтобы возможно полно вспомнить и записать каждый свой грех, а в том, чтобы достигнуть того состояния сосредоточенности, серьезности и молитвы, при которых, как при свете, станут ясны грехи. Иначе говоря, приносить духовнику надо не список грехов, а покаянное чувство, не детально разработанную диссертацию, а сокрушенное сердце.

Но знать свои грехи — это еще не значит каяться в них… Все же „сокрушение сердца“, скорбь о грехах своих, есть важнейшее из всего, что мы можем принести на исповедь… Наше бесчувствие на исповеди большею частью имеет своим корнем отсутствие страха Божия и скрытое неверие. Сюда и должны быть направлены наши усилия…

Знак совершившегося покаяния — чувство легкости, чистоты, неизъяснимой радости, когда грех кажется так же труден и невозможен, как только что далека была эта радость.

Раскаяние наше не будет полным, если мы, каясь, не утвердимся внутренне в решимости не возвращаться к исповеданному греху…».

Надеюсь, это слово отца Александра станет камертоном, с помощью которого читатель настроится на глубокое восприятие беседы о покаянии с иереем Георгием Казанцевым.

— Уважаемый отец Георгий, можно ли научиться покаянию или это — дар Божий?

— Согласно Православию, всякая христианская добродетель стяжается в соработничестве Бога и человека. По-богословски это «соработничество» называется «синергией». Так вот, синергия, с одной стороны, подразумевает стопроцентное участие верующего в приобретении дара Свыше, а с другой — понимание: любая добродетель есть стопроцентный дар Божий. Проще говоря, без всецелого устремления человека он не может быть воспринят. То же самое относится и к покаянию.

— Как подойти к глубинному покаянию?

— Оценить глубину покаяния человеку очень сложно. (Например, преподобный Сысой Великий говорил на смертном одре: «Не знаю, братия, положил ли я начало покаянию»). Но, думаю, постоянное пребывание в покаянном состоянии стяжается через непрестанную борьбу со страстями. Видимо, для глубинного покаяния необходимо последовательное, как говорили святые отцы, «до крови» — сражение со грехом. То есть, когда верующий не просто воображает, что живет духовно, а, в действительности, будто упирается лбом в стену своей немощи и видит, что дальше идти без Божьей помощи он уже не способен. На мой взгляд, такое крайнее напряжение в брани со грехом приводит к глубочайшему покаянию и осознанию: только милость Господа спасает меня.

— Однажды авву Исаию спросили: «В чем состоит покаяние?». Он ответил: «Дух Святой научает нас удаляться от греха и более не впадать в него. В этом состоит покаяние». Как правильно понять данные слова?

— Здесь, мне кажется, авва Исаия как раз и говорит о том, что покаяние состоит в изменении образа мыслей и образа жизни под влиянием Духа Святого. Раскаявшийся человек мыслит и чувствует уже по-другому. А имеющий ум Христов и Его чувствования будет, соответственно, и вести себя по-Божьи.

— Апостол Павел писал: «…и общение Святого Духа со всеми вами. Аминь» (2 Кор.13). Покаяние — это всегда осознание того, что потеряно общение с Господом. Можно ли покаяние начинать с молитвы к Богу, чтобы Дух Святой Сам указал верующему на его согрешения, на то, что разделяет человека с Господом?

— Конечно, можно. Например, покаянная великопостная молитва «Господи и Владыко живота моего…» именно об этом и говорит. И мы всё время у Бога испрашиваем: «Покаяния отверзи ми двери…» и «даждь ми зрети моя прегрешения». Более того, именно так надо начинать свою молитву к Богу, если мы желаем научиться покаянию.

— Нужно ли каяться в том, как выразился один священник, что «не умею слышать волю Божию»?

— Насколько я понимаю, здесь слово «каяться» употребляется в широком смысле: производить определенную внутреннюю работу над собой. А такое возделывание почвы своей души начинается с осознания человеком того, что он не слышит волю Божию и не может ей следовать в полноте… Разумеется, если верующий сожалеет об этом, то он решает у Господа просить помощи.

Тропарь покаянного канона гласит: «Воспряни, окаянный человече, к Богу, воспомянув своя согрешения, припадая ко Творцу и слезя и стеня. Той же яко Милосерд даст тебе ум знати волю Свою». То есть Господь за покаяние как раз дает возможность знать волю Его. Следовательно, тому, кто желает слышать волю Божию, необходимо сокрушенное и смиренное сердце. А что такое покаяние? Это испрашивание помощи Божией в борьбе со грехом. Если верующий на самом деле готов принять помощь Свыше, то Господь ему ее даст. В данном смысле можно и нужно каяться в том, что «не умею слышать волю Божию».

— Новообращенные первое время «летят» в церковь на крыльях радости, они испытывают величайшую духовную жажду и счастье, что стали верующими. Но со временем они остывают. Нужно ли каяться в том, что, говоря словами Писания, потеряна «первая любовь» (Отк. 2:4)?

— Вообще-то, да. По мнению некоторых святых отцов, действительно, эта первая любовь, воодушевление являются для нас ориентиром в духовной жизни. Господь как бы авансом дает неофитам вкусить некий духовный подъем, а потом отпускает человека, чтобы тот в трудах его приобрел. Другими словами, сначала Господь дает пережить действие благодати, а затем предлагает самому это стяжать. Хорошо было бы такое первое вдохновение новообращенного попытаться сделать постоянным, не утерять.

— Из церковной истории известно, что некоторые священники во время исповеди могли даже малоцерковного, светского человека привести к глубокому покаянию с обильными слезами. Является ли такая исповедь целью для каждого священника?

— Конечно. Но, наверное, дело не только в подобной исповеди. Цель для священника — стяжание такого внутреннего состояния, при котором Господь открывал бы ему, какие духовные средства необходимы страдающему от страстей. Ослабление уз греха — самое ценное, чем может священник помочь человеку. Вероятно даже, что это — один из даров, скажем так, безопасных в духовном смысле, который батюшке не дает повода для тщеславия. Мы — духовно очень слабые, можем не понести тот или иной дар, а значит, погибнуть. Дар же душепопечения и покаяния — безопасный в духовном отношении. Следовательно, для священника цель его пастырского служения — научиться располагать людей к покаянию.

— Почему чаще всего человек склонен в себе и в других видеть только грех, тьму, дьявола, а не Царствие Божие и Христа?

— Думаю, такой пессимизм связан с отсутствием положительных ориентиров. Вся духовная жизнь для унылых страдальцев состоит из системы запретов: то нельзя, это нельзя. А чего добиваться — им не понятно. Вот потому и тьма в душах. Однако, нельзя забывать, что христианин — человек созидательного отношения к себе и к окружающему миру. Он созидает Царство Божие в своем сердце и вокруг себя. А для этого нужно опираться на добрые начала и развивать их. Запреты и ограничения, безусловно, должны помогать нам жить во Христе. Но они имеют лишь служебное значение. И вся суть веры выражена не в них, а в заповедях блаженства, которые, даже предсказывая христианам гонения, повелевают: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф. 5;12). Христианское же отношение к запретам и ограничениям лучше всего, на мой взгляд, выразил блаж. Августин в словах: «Люби Бога и делай всё, что хочешь».

— Апостол Павел написал: «Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы, и любви и целомудрия». Значит ли это, что верующему нужно каяться, если он боязлив и не силен в Господе? И почему воцерковленный христианин частенько не имеет духа не боязни, силы, любви, целомудрия?

— Начнем с первого вопроса. Естественно, в малодушии каяться нужно. В Писании Господь около 100 раз говорит: «…не бойтесь». Незабываемы и слова Христа: «…что вы так боязливы, маловерные?». Преподобный Иоанн Лествичник писал, что страх — это грех. У древних монахов было правило: подвизаться против сей немощи. Способ такой: ходить в то место, где ты испытываешь страх, с молитвой, преодолевая с Божьей помощью боязливость. Святой Иоанн Кронштадтский писал: «Дерзновение — великий дар Божий и великое сокровище души. В земной брани или войне смелость или храбрость много значит, ибо она творит просто чудеса, а в духовной брани и тем паче».

А вот почему воцерковленный христианин не имеет духа не боязни, силы, любви и целомудрия? Видимо, оттого, что воцерковление у такого верующего несовершенно. Ведь настоящая духовная жизнь, полнота жизни со Христом неизбежно сообщают человеку указанное Апостолом настроение. Слово Божие учит: «Господь — Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся?». Повторюсь: у боязливого прихожанина нет глубокого воцерковления. Возможно, вся его вера основывается только на обрядах, а серьезная внутренняя работа отсутствует. И самое главное: у подобных верующих именно встречи со Христом не произошло… Ведь присутствие Божие дает, в первую очередь, покаянный настрой. Кто читал Евангелие, помнит слова апостола Петра, сказанные Спасителю: «…выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный». Из описания православных святых, которым являлся Бог, известно, что эти встречи всегда были исполнены очень глубокого покаяния. Человек видел себя просто червём. Когда пророку Исайи в видении предстал Господь, праведник воскликнул: «Я — человек грешный». (Напротив, от протестантов можно услышать: «Я разговаривал с Богом». Получается этакая милая дружеская беседа). Но если даже не рассматривать видения, то первый признак того, что благодать Божия касается христианина в молитве, — осознание им своей греховности… То же самое относится и к молитве за богослужением. К сожалению, часто мы приходим в храм и переживаем лишь свои мелочные, бытовые проблемы, а не службу.

— То есть человек стоит: телом в храме, а в мыслях — он уже в магазине за колбасой.

— Именно. А мы должны глубоко переживать молитву, хотя это очень сложно. Например, минут десять от силы помолимся, а потом мысли рассеиваются.

— А нужно ли стремиться пережить присутствие Божие?

— Конечно. Суть нашей религиозной деятельности — стремление пережить присутствие Божье. Но ни в коем случае нельзя воспринимать духовную жизнь как погоню за благодатными ощущениями. Присутствие Божие может выражаться как в радостных переживаниях, так и в скорбях. И вся наша молитвенная, постническая жизнь должна быть направлена на то, чтобы научиться пребывать с Богом, как в благоденствии, так и в трудных обстоятельствах. Настоящему православному христианину необходимо выделять Богу часть времени по заповеди: шесть дней работай, а седьмой — Господу. Вот этот день должен быть наполнен молитвой и благочестивыми переживаниями. Когда человек только начинает свой путь ко Христу, ему доступны лишь редкие мгновения благодатного богообщения. Если же он духовно растет, этих мгновений становится все больше и больше. А у святых, вероятно, такие мгновения сливаются в единое целое: вся их жизнь есть предстояние пред Богом. Вот к чему нам нужно стремиться. Каким образом? Надо отходить от суеты, создавать вокруг себя соответствующую среду, чтобы в ней было больше богоугодного, располагающего к покаянию.

— Да, всё просто обретающим разум… Епископ Афанасий (Евтич) учил: «Склонность преувеличивать свои грехи и тонуть в них есть умаление Бога». Как искренне кающемуся избежать этой опасности?

— Искренне кающемуся опасность преувеличить свои грехи и утонуть в них совсем не грозит. В Вашем вопросе содержится ответ. Искренность — вот средство, помогающее избежать подмены покаяния мнительным самокопанием, доводящим до уныния. Мнительность — это жало, которым человек жалит сам себя. Причина мнительности — воспаленное самолюбие, заставляющее верующего забыть о Боге и Его милости к грешникам. Кроме того, мнительный человек — всегда мечтатель. Он живет в выдуманном им мире и, соответственно этому, совершает, якобы, необходимые действия. Мы с Вами вначале отметили, что покаяние, как и все остальные добродетели, есть плод соработничества Бога и человека. Так вот в данном случае из-за крайней замкнутости человека о соработничестве не может быть и речи. Следовательно, не может быть и речи о покаянии. Такое «покаяние» без Бога превращается в разрушительное самоедство. И трудность здесь в том, что человек нередко не осознает своего бедственного положения. Он нечестен с самим собой и боится признаться себе, что не умеет каяться и обращаться к Богу. Искренность перед собой, перед Богом и перед ближними — безусловная защита от подобного заблуждения.

Другая опасность — это лжесмирение и желание выделиться: «Я — самый грешный». Печально, но смирение паче гордости — не редкость. Например, к священнику подходит женщина и говорит: «Я — самая великая грешница! Благословите, батюшка». Вот верный показатель тщеславия. Преувеличение своих грехов всегда свидетельствует о том, что человек взял некоторую внешность христианства, а внутренность — борьбу со страстями — он отринул. И потому у него отсутствует, во-первых, живое обращение к Богу, а, во-вторых, четкость и конкретность в духовной жизни. Когда начинается конкретная внутренняя работа, общие фразы о греховности отходят на второй план. Ведь у верующего есть ряд грехов, с которыми он борется в первую очередь: определяет главную страсть, искренне кается и с Божьей помощью изживает ее. Духовная жизнь — последовательность определенных действий. Обратимся к святоотеческой традиции. Очень наглядный пример того, как подвижнику нужна система — научение посту аввой Дорофеем своего ученика Досифея. В деле покаяния тоже должна быть определенная система, лестница, последовательность. Нельзя сразу прыгать на вершину. Человек должен постепенно и целенаправленно бороться со грехом. А для этого важна конкретность. К примеру, рассмотрим ситуацию с преодолением никотиновой зависимости. Итак, берем курение — и, извините за выражение, долбим эту страсть до конца, пока она не уйдет. Когда есть подобная «конкретика», человек начинает консультироваться у священников по волнующему его вопросу, ищет ответа у святых отцов, изучает способы борьбы. Хотя остальные грехи тоже не забывает, но работает, в основном, над этим. Когда табакокурение поборол — берется за следующую страсть и изживает ее. Такая «конкретика» дает возможность избежать самоедства и мечтательности. Причем, здесь важно отметить, что преодоление любого греха дается подвижнику только как дар Божий, а не как плод трудов самого человека. Непосредственным результатом всех аскетических шагов должно быть смирение. Если оно отсутствует, то не будет и реального преодоления греха. Своими силами мы можем только на какое-то время «пригасить» грех. Повторюсь: в борьбе с любой страстью нужна последовательность конкретных аскетических мер. Но итогом этой борьбы должно стать смирение. Именно оно делает нас способными принять помощь Божию и освободиться от любого греха.

— Покаяние — по сути, молитвенное общение с Богом. Как нужно обращаться к Господу, чтобы это стало реальным соединением с благодатью Божией?

— Выражение «общаться с Богом» обычно воспринимается поверхностно. Так зачастую говорят протестанты, показывая несколько панибратское отношение к Господу нашему Иисусу Христу. Если же вести речь о православном понимании этого выражения, то на Ваш вопрос я хочу ответить словами иеромонаха Романа: общаться с Богом нужно «в глубине высокого смирения». Тогда обращение к Богу будет иметь благодатные плоды.

— Согласен, что понятие «общаться с Богом» нередко воспринимается поверхностно. Потому что общение с Господом, согласно Православию, может быть как вербальным (словесным), так и невербальным. Помнится, однажды я спросил у протоиерея Димитрия Моисеева: «Как правильно понимать слово „общение“ в библейском смысле? Что такое общение с Богом?» — «В первую очередь, как единение с Богом, приобщение к Божественной благодати», — ответил батюшка…

— Отец Георгий! Ныне покаяние в наибольшей степени профанируется. Скажите, исходя из Вашего опыта, чем чаще всего прихожанин подменяет свою исповедь?

— Мы с Вами уже обсудили, чем человек может подменять внутреннюю покаянную работу. Теперь коснемся профанации таинства Исповеди. Можно назвать следующие виды ошибок.

Часто исповедь превращается в беседу о скорбях, которые несет кающийся. Человека, изливающего свою боль, священник обычно выслушивает и пытается утешить по мере сил. Хотя о скорбях с батюшкой лучше поговорить отдельно.

Иногда, приходя на исповедь, верующий начинает слезно сокрушаться о каком-то невольном обрядовом нарушении, а о важнейших язвах души упоминает лишь мимоходом. Человек не чувствует губительности зависти, осуждения, тщеславия, нерадения о молитве. При этом он может слезно сокрушаться, что Великим постом съел немного растительного масла.

Печально, когда человека приводят на Исповедь родные и близкие, а сам он не имеет желания каяться. Тогда Исповедь получается холодной, поверхностной и, думаю, что бесплодной. Однажды мне пришлось услышать на Исповеди прямое заявление одной девушки, что она не собирается оставлять свои тяжкие грехи. Такой цинизм у Креста и Евангелия просто недопустим.

О профанации сего Таинства очень подробно написал протоиерей Владимир Воробьев. Всем советую прочитать его брошюру «Покаяние, Исповедь, духовное руководство». Особенно она важна родителям, желающим научить покаянию детей. Ныне весьма часто встречается профанация именно детской Исповеди. Начиная исповедоваться в 7 лет по обычаю, дети привыкают к Исповеди как к регулярному отчету о дурных поступках. Таинство перестает быть для юных прихожан важным событием, связанным с необходимостью изменения своего поведения. Отчитавшись о грехах, дети продолжают их умножать.

Еще одной ошибкой на Исповеди может быть превращение Таинства в беседу о грехах. Как лекция о Царствии Божьем не есть пребывание в нем, так и разговор о грехах — это не Исповедь. Исповедь должна иметь характер молитвенного обращения к Богу. Если же кающийся переводит свое внимание на священника, то Исповедь превращается в беседу. Иногда духовный отец может помочь исповедующемуся вопросом или советом. Но его вмешательство не должно нарушать молитвенного настроя человека.

К тому же беседа о грехах может принять даже извращенный характер, если верующий начнет рассказывать подробности совершенных им плотских беззаконий. Это вообще недопустимо. В данном случае батюшка обязан остановить исповедующегося и не в коем случае не обсуждать такие вещи.

Искажением Исповеди является и банальное сокрытие грехов от священника. Такое тоже встречается. Причем, некоторые люди годами утаивают свои грехи, коими могут быть даже дурные помыслы, которые человек боится открывать.

Последнее, что хочу упомянуть — это препирательство со священником на Исповеди из-за несогласия с решением пастыря. Такое нередко случается, когда прихожанин желает причаститься, а батюшка его не допускает. К сожалению, любое препирательство со священником лишает исповедующегося духовного плода.

— Митрополит Антоний Сурожский говорил, что покаяние должно перейти в радость. Каким образом это происходит и как можно сему научиться?

— Мое мнение: человек способен искренне покаяться, только осознав величие Бога. В свете Его святости, благости, милосердия верующий четче видит всю мерзость своих прегрешений. Вот когда человек, в полной мере чувствуя себя недостойным, воспринимает всепрощение Божие. То есть христианин осознает: Господь меня простил, хоть я и не заслуживаю прощения. Если человек понимает, что он прощен, то покаяние всегда сопряжено с радостью и ощущением: я — не одинок. Со мною Господь, Который пострадал за меня. Это чувство близости Бога тоже дает радость.

Например, у меня образ покаяния такой: кто занимался со штангой, тот знает, что когда делаешь третий подход, то последнюю попытку выполняешь уже на пределе сил. И здесь остро переживаешь свою немощь. Вот вроде бы сделал всё, выполнил какой-то максимум. И в этот момент ты себя чувствуешь крайне слабым, неспособным справиться с «железякой». Покаяние и есть как раз переживание своей слабости на пике напряжения внутренней работы. Если человек идет к Богу, то без покаяния не обойтись. Стремиться к Богу можно, только видя свою немощь, понимая, что ты в чем-то несовершенен. Ибо если осознаешь себя идеальным, то получается: ты отвернулся от Господа. Неграмотный человек, ничего или мало что знающий, часто считает себя всезнающим. «Я — велик», — горделиво думает невежда, потому что сфера его знаний — точка, и он, обладая этим минимумом информации, знает все в своем мирке. А когда человек начинает расширять сферу собственных познаний, то одновременно расширяется и область им непознанного. Так и с покаянием: чем больше человек приближается к Богу, тем он лучше понимает: какая же я мерзость на самом деле!.. Это — естественный процесс духовного роста. Теоретически покаяние личности не может когда-нибудь прекратиться. Чем ближе верующий к Богу, тем в больших язвах видит он свою душу. Однако, повторюсь, не должно быть самоедства: надо всегда иметь перед собой идеал — Христа. Святитель Феофан Затворник писал: «Чувство своей бедности, окаянства… одно — безотрадно, и, пожалуй, может ввести в отчаяние, окончательно пагубный грех. Потому, не отказываясь от него, надо растворять его познанием и чувством богатства Христова… Потому нам надо посматривать не только на себя, как мы ничтожны, но и на Господа, как Он богат и благ…».

— В Писании сказано: «Всегда радуйтесь». Если человек не радуется, значит, он согрешает и в этом нужно каяться?

— В данном случае эти слова легко понять превратно. «Всегда радуйтесь» — похоже на призыв к показной, внешней радости. Однако, радость о Христе больше сродни тому состоянию, которое выражено в молитве: «Слава Богу за всё». То есть находить во всем промысел Божий о нашем спасении. Вот основание истинной радости. И в скорби необходимо видеть действие Божьего промысла. Да, в этом смысле, если верующий не радуется, значит, он согрешает. Но речь не идет о том, что у него неправильный настрой. Христианин должен быть человеком позитивного и конструктивного мировосприятия. Однако, просто каяться: батюшка, я грешу тем, что не радуюсь, — будет фарисейством и формальностью. Нужно проанализировать, почему же в своей жизни я не вижу никакого позитива и не переживаю особой радости? Почему мне не дает Господь? Может, у меня неправильно расставлены акценты в духовной жизни? Мы не имеем права быть равнодушными, но, в первую очередь, необходимо думать не о политике, а о спасении души. Христос сказал: «Ищите прежде Царства Божия». Всё в руках Божьих, и Он — Отец наш Небесный. Как учит Апостол, «все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» (1 Петр. 5:7). Внешние обстоятельства, конечно, важны, но они вторичны по сравнению с нашим духовным устроением. Отвлечение от внутреннего содержания к внешней (околоцерковной) многозаботливости — это суета.

— Многие Старцы постоянно призывают стяжать мирное устроение души. Это же и означает жить «без суеты»?

— Да, нужно избегать суеты.

— Как с ней бороться, ведь суетой сейчас практически все заражены?

— Дело в том, что суета начинается, прежде всего, у нас в голове. Необходимо разобраться, что в нашей жизни можно упростить. Думаю, что в повседневности — как в позиционной шахматной игре — следует упрощать ситуацию. Мы часто осуществляем слишком сложные комбинации, не нужные для нашего спасения. Всё лишнее из нашей жизни должно быть убрано. Суета состоит в том, что нами смешивается главное и второстепенное. То есть в голове оказывается очень много дел, но при этом в них — полная неразбериха. Важно правильно организовать свою работу, упорядочить домашние дела и взять под контроль раздражающие информационные факторы: ТВ и СМИ.

— Один православный публицист написал: «В жизни христианина наступает момент, когда вместо „кайся“ ему нужнее от своего старого пастыря услышать „дерзай“, так как осознание грехов и покаяние в нем уже имеются, а усилий для практического возрастания в Духе Святом не хватает». Как Вы это могли бы прокомментировать?

— Мне кажется, что покаяние без практического возрастания в Духе Святом — занятие тупиковое. Если в Вашем вопросе имеется в виду, что человек зашел в тупик, то, наверное, правильно ему сказать: дерзай. Покаяние и должно быть дерзновенным. Без этого наши грехи нельзя побороть. Мы сейчас говорим достаточно условно о молитве, о покаянии, о каком-то дерзновении, возрастании в добродетели. Но все эти понятия очень органично связаны между собой. Например, дерзновение в реальных делах веры невозможно отделить от покаяния. Дело в том, что XXI век — век мечтательности. Одно из современных искушений — большой выбор религиозной литературы. И вообще информационная цивилизация создает массу подобного рода искушений. Человек слишком много времени проводит в выдуманном, воображаемом мире. И, приходя в Церковь, он продолжает жить в этой виртуальной реальности. У него вся духовная жизнь проходит преимущественно на ментальном уровне (то есть в разуме). Так, верующий осознает свои грехи, начинает в них разбираться, в какой-то степени сожалеет о них, исповедуется, но практические, конкретные шаги по борьбе со своей реальной немощью у него нередко отсутствуют. Человек лишь варится в некоей православной среде, где обсуждаются определенные проблемы (чаще всего церковно-общественные, а не внутренне-покаянные). Внутреннего же тщательно выстроенного духовного пути нет. Псалмопевец Давид говорил: «Скажи мне, Господи, путь в оньже пойду, яко к тебе взях душу мою», — вот этого, главного, часто и не достает. Получается, что человек проходит три стадии покаяния: осознание греха, сожаление о нем, исповедование его. А четвертый, самый важный практический шаг — подвиг — исчез из современной жизни. Остались одни разговоры на православные темы…

Четвертая стадия подразумевает: взял конкретный грех и изживаешь его, вплоть до страстей. Исследуешь, в чем этот грех, как он тебя одолевает. Изучаешь его по трудам Отцов, просишь совета у священников, как такой духовный недуг преодолеть, чтобы охранить себя, как вести себя правильно, чтобы сей грех не соблазнял. Устраняешь обстоятельства, ведущие к этому злу. Берешь на вооружение определенные молитвенные правила, поклоны… К сожалению, у нас утрачена традиция конкретной работы над собой. Каждый приходит в храм со своей бедой: у одного — страшное чревоугодие, у второго — тщеславие, гордыня, у третьего — страсть курения. Хотя с тщеславием принято бороться в последнюю очередь, бывает, что его нужно «пригасить». Поэтому в древних монастырях высокопоставленных людей, желавших стать монахами, ставили у ворот, чтобы они усмирялись. У всякого человека — свой набор грехов и немощей. Значит, необходимо выстраивать индивидуальный путь, свою последовательность определенных шагов к Богу. А пока этого у большинства из нас нет, присутствует только мечтательность.

— Почему часто человек кается в одних и тех же грехах, а избавиться от них не может? Не потому ли, что причина часто находится не только в духовной, но и в душевной сфере? (Например, в свое время для меня стали откровением слова иеромонаха Ионы (Займовского): «Алкоголизм — это не только духовное заболевание, это проблема всей личности. Бывает, что пьют люди глубоко верующие, даже священники. Мой хороший друг, священник, очень верующий человек, просто спивался и ничего не мог с этим поделать…»).

— Вот как раз об этой мечтательности мы и говорили. У верующего должно быть четыре этапа покаяния, а в действительности у него только три.

— А если у человека, допустим, не получается бросить курить?

— Он уверен, что принял все меры для избавления от этой пагубы? Необходимо возненавидеть свой грех. К слову сказать, курение — одна из разновидностей чревоугодия. Своим прихожанам я говорю: если у вас не получается бросить курить, то с такими грехами, как гордость, гнев — вообще не сможете справиться. Курение — это ваш первый грех, преодолевая который, вы приобретете опыт. Апостол Павел говорил: всё мне позволено, но не всё полезно и ничто не должно обладать мною. Так же и табак не должен иметь власти над человеком. В чем смысл разделения своей внутренней работы на ступени: сначала первый грех, далее второй, потом третий. Трудясь над одним грехом, человек приобретает навык очищения души. К следующему греху верующий приступает уже более опытным. Потихонечку изживая все свои зависимости, человек становится свободным. Мое мнение: если прихожанин не может избавиться от такого из своих грехов, как курение, значит, серьезно он с ним еще не боролся…

Важно помнить: православные должны носить тяготы друг друга. Истинный христианин не осуждает впавшего во грех, а соболезнует ближнему: ведь человек мучается от греха. И раз мы оказались рядом, то давайте вместе с ним попробуем изжить это зло…

С некоторыми грехами: осуждением, тщеславием, гордыней, раздражительностью, гневом, чревоугодием, — прихожанин может бороться годами, даже если он действительно искренне желает избавиться от страстей. В этом случае нельзя считать, что исповедь бесплодна. В какой-то степени каждая исповедь ослабляет грех, если, конечно, человеком ведется работа. Пусть изменения сразу незаметны, но процесс исцеления идет. Если же вообще нет положительного результата, хотя верующий регулярно исповедуется, значит, что-то делается не так…

— Митрополит Антоний Сурожский говорил: «…мы должны были бы принести покаяние в том, что мы дали целому миру, миллионам людей потерять Бога — тем, что оказались не христианами до конца, что никто, встречая нас, не видит Христа в наших глазах; в нашем образе не отражается сияние божественной жизни. И в этом и Церковь в целом, и каждый христианин должен был бы принести перед Богом покаяние». Что Вы могли бы сказать по этому поводу?

— Думаю, владыка сказал очень верно. Но для того, чтобы принести покаяние в том, что мы дали миллионам людей потерять Бога, человек должен внутренне созреть. Если мы сразу начнем решать такую «задачу максимум», то можем просто впасть в мечтательность. Начинать же надо со своей маленькой, конкретной борьбы со грехом. А то, о чем говорит митрополит, это один из элементов уже непрестанного покаяния, покаянного настроя. Чувство вины перед человечеством должно родиться естественно: как плод сокрушения о своих грехах.

— Отец Георгий, давайте подведем итог нашей беседы о покаянии, так сказать, выделим «сухой остаток». На что бы Вы хотели обратить внимание читателей в первую очередь?

— В первую очередь, я всегда обращаю внимание прихожан на то, что духовность — это ответственность. Покаяние есть переживание своей ответственности перед Богом, ближними и самим собой. В данном смысле, покаяние перестает быть делом только нашего личного спасения. Ведь каждый «промах» ложится духовным грузом не только на нас, но и на наших близких, на всех членов Церкви. Значит, исправление всякого человека — не только его личное дело. Верующий спасается не сам. Он спасается в Церкви с помощью Божьей, с помощью святых, при участии Ангельских сил. Но также и люди должны поддерживать друг друга в деле исправления жизни. В настоящее время нам трудно дается покаяние именно из-за отсутствия взаимного участия. Произошло печальное разделение верующих. Духовная жизнь считается «личным» делом каждого, а пустые разговоры, сплетни и прочее — это то, что сегодня «объединяет» христиан. Апостол Иаков призывает нас: «Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5;16). Вот призыв к оказанию духовной взаимопомощи. Можно напомнить известную сказку про веник и прутики. Бороться с грехом в одиночку намного тяжелее. Следовательно, ныне необходимо стараться объединяться больше в духовном делании. Нужно честно признаться, что к отшельническому, замкнутому образу духовной жизни мы не способны. Важно искать формы реализации духовной взаимопомощи.

Думаю, в каком-то смысле «сухой остаток» нашей беседы можно выразить словами иеромонаха Романа (Матюшина):

Страх Господень — авва воздержания,
Воздержанье дарит исцеление.
Лучшая поэзия — молчание,
Лучшее молчание — моление.
Лучшая молитва — покаяние,
Покаянье тщетно без прощения.
Лучшее пред Богом предстояние —
В глубине высокого смирения.
Я забудусь в таинстве молчания
Пред иконой чудной — умиление.
Да очистят слезы покаяния
Высшую поэзию — моление.

Беседовал Андрей СИГУТИН (http://www.obninsk-lit.nm.ru/sigutin_a/index.html)