 |
| Русская линия | Игорь Алексеев | 21.03.2007 |
Опираясь на зафиксированные в архивных документах и газетах тех лет факты, можно утверждать, что воспоминания Л.М.Савелова в целом соответствовали действительности. Практически единственным источником официальной информации в первые дни петроградских событий оказался телеграф, сообщения которого попадали на страницы местных газет, не успевая толком «перевариться» в головах местных обывателей.
Как известно, 2 марта 1917 г. Император Николай II подписал Манифест об отречении от престола за себя и цесаревича Алексея — в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича. А уже 3 марта 1917 г. было подписано т.н. «Условное согласие Великого Князя Михаила Александровича на принятие Престола», в котором он, в частности, сообщал, что принял «твёрдое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если таковая будет воля Великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского». «Посему, — заключал великий князь Михаил Александрович, — призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облечённому всей полнотой власти впредь до того, как созванное, в возможно кратчайший срок на основе всеобщего прямого, равного и тайного голосования, учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».
Таким образом, создавалась внешняя видимость «легитимности» смены власти, а вопрос о существовании монархического строя в России формально оставался открытым до созыва Учредительного собрания. Всё это не могло не внести путаницу в умы многих простых людей и представителей государственной власти «на местах», которые по долгу службы обязаны были подчиниться поступающим из столицы правительственным распоряжениям.
Уже 3 марта 1917 г. Казанский губернатор П.М.Боярский — одним из первых российских начальников губернии — заявил Временному Комитету членов Государственной Думы о беспрекословном подчинении новой власти, телеграфировав М.В.Родзянко: «Приветствую Государственную Думу — спасительницу России»! [4] В более сдержанном тоне сделал это и командующий войсками Казанского военного округа генерал А.Г.Сандецкий, телеграфировавший в Петроград председателю Государственной Думы М.В.Родзянко, председателю Совета министров князю Г. Е.Львову и военному министру: «Я и части Казанского военного округа признали новое Правительство. В частях войск полный порядок. Спокойно продолжают работу на благо дорогой Родины и на усиление её боевой мощи». [5]
Подтверждением того, что тогда в Казани многие высокопоставленные лица ещё плохо понимали, что же на самом деле происходит в Петрограде, могут служить следующие эпизоды. 4 марта 1917 г., открывая чрезвычайное (экстренное) Казанское губернское земское собрание, Казанский губернатор П.М.Боярский под шумные аплодисменты гласных осудил «тёмные силы», устроившие в России настоящий «кошмар», и провозгласил бодрые здравицы в адрес Государственной Думы. Отвечая на его речь, Казанский губернский предводитель дворянства С.С.Толстой-Милославский «от имени земского собрания» попросил П.М.Боярского ради охраны спокойствия и порядка и дальше оставаться на посту Казанского губернатора. При этом в посланных тогда же в Петроград князю Г. Е.Львову и М.В.Родзянко телеграммах говорилось следующее: «Чрезвычайное губернское земское собрание, признавая конституционно-монархический строй (выделено мною. — И.А.) с ответственным перед законодательными учреждениями министрами, приветствует Ваше Превосходительство и = 531;считает= 533;, что немедленное проявление твёрдой власти нового совета министров необходимо для блага России».
Однако оперативное признание новой власти не спасло Казанского губернатора П.М.Боярского от отрешения от власти, а генерала А.Г.Сандецкого, подавшего после разговора с последним и Казанским городским головой В.Д.Борониным в отставку со своего поста, [6] от ареста. Ненавистный революционно настроенным солдатам генерал А.Г.Сандецкий был арестован группой военнослужащих уже в ночь с 4 на 5 марта 1917 г. Что же касается П.М.Боярского, то 6 марта 1917 г. — на основании полученной в тот же день из Петрограда телеграммы за подписью председателя Совета министров, министра внутренних дел князя Г. Е.Львова об упразднении губернаторской власти — он, как в ней и было предписано, передал свои полномочия заступающему место председателя Казанской губернской земской управы полковнику В.В.Молоствову (автоматически представшему перед гласными и народом в качестве Губернского комиссара Временного правительства), о чём сразу же и оповестил последнего. [7] Тогда же — 6 марта 1917 г. — данное сообщение было оглашено на чрезвычайном (экстренном) Казанском губернском земском собрании и принято его участниками «к сведению». Вслед за этим П.М.Боярский запросил по телеграфу у министра внутренних дел разрешение «ехать в Крым, куда он должен по настойчивому указанию врачей немедленно везти очень слабого после скарлатины ребёнка». И уже 8 марта 1917 г. — также по телеграфу — «за министра внутренних дел», товарищ (заместитель) последнего Д.М.Щепкин предоставил бывшему Казанскому губернатору отпуск для отправки его семьи на юг. [8]
Власть в прямом смысле этого слова «лихорадило». Вместо привычных органов государственной власти и управления появлялись новые: Советы, Комитеты, комиссары вместо губернаторов, милиция вместо полиции и т. д. Помимо прочих, 4 — 5 марта 1917 г. в Казани был организован «Комитет общественной безопасности», взявший на себя значительную часть властных полномочий в городе. Один из членов его руководства И.Н.Овчинников некоторое время спустя вспоминал, что эта новая структура на первых порах беспрерывно осаждалась людьми с «просьбами и требованиями разъяснения, как быть и поступить». «Ежечасно в комитет являлись лица, — продолжал он, — то с недоуменными вопросами, на которые надо было дать ответы, то приносили оружие, где-то взятое, у кого-то отобранное, приносили печати должностных лиц и акты „отречения“. Отбирали, приносили и дальше не знали, что делать». [9]
В этих условиях многих из остававшихся долгое время верными самодержавно-монархическим идеалам русских людей постигло своего рода душевное разочарование, вызвавшее состояние социальной апатии и поиска ответов на вопрос о характере и причинах случившегося. Некоторые из них восприняли поступки отрёкшегося от престола Помазанника Божия и его брата как осмысленное и ответственное проявление воли верховных правителей, согласно собственноручно подписанным актам, вверивших судьбу страны и свою собственную русскому народу — той силе, которой, собственно, и должно было изначально служить их самодержавие. Защищать от «крамольников», по сути дела, оказалось некого.
Безусловно, подавляющее большинство монархистов (тем более, «на местах»), как и вообще — российских подданных, не знали и не могли знать тогда истинной подоплёки происходивших в Петрограде событий, поэтому бунтовать против новой власти у них не было ни моральных, ни юридических оснований. Никаких сколько-нибудь заметных «черносотенных вылазок» против новых властей (если не принимать в расчёт отдельные слухи [10] и туманные рассуждения либералов и революционеров о возможных вылазках «тёмных сил») в Казани и одноимённой губернии тогда зафиксировано не было.
Однако ситуация оказалась весьма неоднозначной: общественно-политического «равенства и братства» в России, как известно, так и не получилось. По сути дела, с февраля — марта 1917 года казанские правые монархисты и их идеологические оппоненты — кадеты и социалисты — в одночасье поменялись ролями. Причём, последним, судя по всему, своё новое состояние сильно понравилось. Войдя в революционный раж, они окончательно забыли о том, что совсем ещё недавно твердили о полной свободе политических взглядов и убеждений: быть монархистом стало преступно и очень небезопасно. Черносотенные организации были объявлены в России вне закона, а их наиболее активные члены начали подвергаться гонениям и преследованиям.
Ко времени революционного бунта в Казани одной из немногих продолжавших держаться «на плаву» черносотенных организаций являлся Казанский отдел «Русского Собрания» (КОРС), который возглавлял А.Т.Соловьёв, бывший одновременно руководителем известного не только в Казанской губернии, но и далеко за её пределами «Казанского Общества Трезвости» (КОТ). Когда точно «де-юре» и «де-факто» КОРС прекратил свою деятельность, мне точно не известно. Возможно, в дальнейшем будут обнаружены документы или какие-либо газетные свидетельства с указаниями на конкретную дату этого события. Пока же остаётся лишь ограничиться на сей счёт расхожей расплывчатой фразой о том, что КОРС «прекратил свою деятельность после февральской революции».
Более определённо в указанном отношении обстояли дела с прекращением деятельности второго черносотенного центра Казани и одноимённой губернии, возглавляемого профессором В.Ф.Залеским — председателем Совета Казанского «Царско-Народного Русского Общества» (КЦНРО). 4 марта 1917 г. в «Камско-Волжской Речи» было опубликовано небольшое «Письмо в редакцию» за подписью лидера царско-народников. «Небольшая группа правых, объединяющаяся вокруг портновской школы (давно уже работающей на оборону), — говорилось в нём, — заранее решила воздерживаться от политических выступлений впредь до окончательной победы над внешними врагами и полного внутреннего успокоения.
С восстановлением нормальной политической жизни члены этой группы воспользуются принадлежащим всякому русскому гражданину правом примкнуть к тем легализованным политическим партиям, программы которых будут соответствовать их убеждениям». [11]
А уже на следующий день — 5 марта 1917 г. — на экстренном заседании Совета Казанского университета профессор В.Ф.Залеский заявил о признании «нового строя», сделав общий обзор деятельности КЦНРО. При этом в его речи прослеживалось желание обезопасить членов черносотенных организаций от возможных репрессий со стороны нагнетавших антимонархическую истерию либералов. Лучшим способом сделать это он счёл объявление правых организаций в Казани несуществующими.
«Я просил, — излагал свои мысли В.Ф.Залеский, — слова вследствие двух соображений или, вернее, благодаря двум обстоятельствам. Во-1-х, я осведомлён во многом таком, о чём членам Совета совершенно ничего не известно, так что — полагаю — Совету будет не безынтересно меня выслушать; во-2-х, проф.[ессор] [Н.Д.]Бушмакин несколько минут тому назад сказал, что „войскам в скором времени придётся, может быть, защищать новый строй“.
По поводу этого последнего предположения я должен сказать, что если предполагается защита нового строя от монархистов, от правых организаций, то это предположение совершенно неосновательно.
В Казани правых организаций нет. Как лицо, целый ряд лет стоявшее во главе монархического движения в Казани, я могу сказать следующее.
Когда в 1905 — 1906 годах по всей России стихийно поднялось монархическое движение, то и в Казани образовалось „Царско-Народное“ общество, т. е. иначе сказать „монархическо-демократическое“.
Поставив себе целью поддержку существующего строя и правительства, мы вскоре, однако, убедились, что поддерживать нечего, работать совместно не с кем, ибо у Правительства не оказалось ни системы, ни плана, ни Программы; оно жило — в полном смысле слова — со дня на день, мелкими повседневными интересами.
При таких условиях „Царско-Народное [Русское] Общество“ решило вместо политики сосредоточить свою деятельность на благотворительности.
Народное богатство создаётся промышленной деятельностью, а […] богатство народных низов обеспечивается ремеслом.
Мы создали портновскую школу. Она существует уже 9-й год и процветает; пользу её признали многочисленные учреждения — мы имеем субсидии от Правительства, от города, от Казанского купеческого общества, и недавно земство ассигновало нам небольшую субсидию.
Политическая же деятельность „Царско-Народного [Русского] общества“ совершенно замерла, и оно распалось. В течение нескольких последних лет не было ни одного общего собрания, ни одного заседания Совета, и не поступало членских взносов.
Неоднократно возникала мысль объявить о прекращении деятельности „Царско-Народного [Русского] общества“, закрыть его. Но это вызвало бы осложнения со школой — пришлось бы её реорганизовать, могли прекратить [выделять] нам субсидии и т. д.
Школу надо было сохранить, и потому „Царско-Народное [Русское] Общество“ номинально продолжало существовать.
Школу необходимо сохранить и теперь, хотя, м.[ожет] б.[ыть], [её] придётся переименовать, так как, например, в настоящий момент монархия в России не существует.
Сохранить школу необходимо. Вот уже около года мы работаем на оборону, исполняем подряды на пошитие обмундирования кончающим курс юнкерам 2-й школы прапорщиков. В настоящее время мы шьём полное обмундирование на 210 кончающих курс юнкеров; срок исполнения этого подряда — 20 апреля — 7 мая 1917 года.
Из сказанного вы видите, что от „Царско-Народного [Русского] общества“ осталась лишь школа, работающая на оборону и существующая исключительно благодаря моим трудам и заботам при содействии ещё нескольких лиц, интересующихся делами ремесленного образования.
В отношении же вопросов политических я могу сказать лишь одно — я признаю новый строй; о членах монархических организаций не могу ничего сказать, потому что их нет». [12]
Однако даже это не спасло профессора В.Ф.Залеского от преследований со стороны новых властей: 17 марта 1917 г. он был арестован «по распоряжению Исполнительного Комитета», но уже 19 числа того же месяца освобождён. По поводу данного инцидента 20 марта означенного года он направил в Совет Казанского университета своё «заявление», поведав в нём, помимо прочего, своим коллегам о нескольких эпизодах недавнего прошлого, когда его общественно-политическая позиция расходилась с курсом правительства. Но от своих правых взглядов профессор В.Ф.Залеский, несмотря на грозившую ему расправу, всё равно не отказался.
«Разоблачения» правых монархистов превратились в излюбленное занятие «прогрессивной» прессы. При этом следует заметить, что компрометирующие «наезды» на А.Т.Соловьёва, В.Ф.Залеского и возглавлявшиеся ими общества, резкие перепалки с местными черносотенцами и трезвенниками в казанских и, отчасти, в столичных изданиях на протяжении двенадцати дореволюционных лет являлись делом вполне обычным. Так, незадолго до революции — в начале января 1917 г. — главный информационно-идеологический рупор местных кадетов газета «Камско-Волжская Речь» в очередной раз вскользь прошлась по адресу А.Т.Соловьёва в статье «Год в Казани (к итогам 1916 года)», сообщив своим читателям о том, что тот «занялся польским вопросом, хотел взлететь в область высшей политики, но по слабости знания политической географии попал в глубокую калошу, сидя в которой, грустно напевал: «плыви, мой чёлн, по воле волн». [13]
«Соловьёвцы» и царско-народники, как известно, платили левым либералам той же монетой. В результате всё это приобретало временами очертания хотя и не совсем приличного, но всё же терпимого «обмена мнениями». Однако после того как на деятельность черносотенных организаций был наложен запрет, а члены таковых стали подвергаться нешуточным политическим гонениям, газетные обвинения в их адрес начали приобретать достаточно зловещий характер. При этом политические противники монархистов из числа ещё более полевевших левых либералов и социалистов разного толка не могли, конечно, не понимать, что любое их выступление против апологетов «старого режима» чревато для тех не только очередными запретами, но и вполне возможной «народной» расправой. Но месть за прежнее политическое унижение всё же брала верх над либерально-демократическими убеждениями.
Иначе нельзя было бы, к примеру, объяснить появившуюся 22 марта 1917 г. в «Камско-Волжской Речи» в разделе «Хроника» без привязки к какому-либо текущему событию ёрническую заметку под названием «За что А.Т.Соловьёв получил орден», в которой содержался достаточно прозрачный намёк на ставшие в одночасье политически «зыбкими» заслуги лидера КОТ и КОРС. «А.Т.Соловьёв, — говорилось в ней, — поучал [14]: «За Богом молитва, за царём служба не пропадёт». Однако самому А.Т.[Соловьёву] пришлось убедиться в том, что это правило не без исключений. Так, когда 20-го декабря 1906 г. «с опасностью [для] жизни» он исполнил поручение университета — сохранил принадлежащие университету суммы до выдачи по назначению и не отдал их по требованию явившихся в университет грабителей, он не получил за это никакой награды, хотя и был убеждён, что начальство, не в пример прочим, даст ему должное по закону. Но в расчёте ошибся. Прошло два года со времени исполнения им своего долга «с опасностью для жизни», подорвавшего его здоровье, а это, как будто, признано только терпимым преступлением. Находя такое отношение к исполнению долга вредным для других служащих при университете, он сам уже просил ректора [Императорского Казанского] университета ходатайствовать о награждении его орденом св.[ятого] Владимира в пример прочим. Владимира ему не дали, а к Пасхе 1908 г. пожаловали его орденом св.[ятой] Анны, вне правил, но не за раны, а «за особо ревностные труды по умиротворению населения и упрочению законного порядка». [15]
В журналистский обиход были пущены обвинения правых монархистов практически во всех «смертных грехах» — от получения государственных денежных субсидий на погромную деятельность до распространения порнографии (которую «Камско-Волжская Речь» охарактеризовала однажды как «плоть и кровь былой «чёрной сотни») [16]. Позднее они успешно перекочевали в труды столичных и местных историков в качестве «неоспоримых» доказательств повальной продажности, неискренности и извращённой брутальности черносотенцев. Однако, к счастью, сохранились подлинные архивные свидетельства и отчёты о деятельности КОРС, КОТ и ещё целого ряда близких к ним общественно-политических и просветительно-благотворительных организаций, которые позволяют судить и о том, как и откуда у тех брались деньги и на что они тратились, и о том, кто на самом деле распространял духовную и «обычную» порнографию и с каким негодованием и осуждением относились к ней местные эрэсовцы и трезвенники.
Благодаря революционным событиям февраля — марта 1917 г., либералы и умеренные социалисты на время (до прихода к власти большевиков) выиграли многолетнюю битву с черносотенцами за установление собственной информационно-политической монополии на формирование климата общественной нетерпимости к своим идеологическим оппонентам. В апреле-мае 1917 г. в Казани окончательно перестали выходить все местные монархические издания. Последний по времени выхода в свет номер журнала «Деятель», который известен исследователям (N 4 — 5 за 1917 г.), был датирован именно этими месяцами.
Ещё ранее — в марте 1917 г. — перестала издаваться газета консервативной направленности «Казанский Телеграф», последний 7103-й номер которой вышел 11 марта 1917 г. Вдохновитель и редактор этого популярного правого издания Н.А.Ильяшенко, дабы сохранить своё детище, решился на осуществление нового проекта — создание на его базе либеральной по своему содержанию газеты «Голос Казани». Первый номер этой ежедневной «политической, общественной, литературной и коммерческой» газеты вышел 12 марта 1917 г. Формально её редактором являлся Ю.(Г.)С.Геркен, а издательницей — жена Н.А.Ильяшенко А.Г.Ильяшенко (бывшая издательница «Казанского Телеграфа»), однако все знали, кто на самом деле делает в ней «погоду».
Несмотря на вынуждено-показушный «либерализм», «Голос Казани» по ряду вопросов был несколько умереннее своих «коллег» слева: в частности, в нём помещались призывы не склонять на все лады и не поливать грязью личную жизнь отрешённого от власти монарха и представителей его семью, чем в то время с упоением занимались практически все «прогрессивные» издания. Однако даже оперативная смена политической ориентации не помогла Н.А.Ильяшенко избежать «праведного народного гнева». Могильщиками «Голоса Казани» выступили пятнадцать в одночасье «прозревших» типографских наборщиков, отказавшихся работать на «одного из врагов народа». Не удивительно при этом, что в своём открытом обращении к Н.А.Ильяшенко они «всуе» упомянули также А.Т.Соловьёва и В.Ф.Залеского.
Вот что говорилось в их обращении к Н.А.Ильяшенко, опубликованном давним политическим конкурентом «Казанского Телеграфа» — кадетской газетой «Камско-Волжская Речь» 12 апреля 1917 г. под названием «Редактору «Казанского Телеграфа» — «Голоса Казани»:
«Мы, наборщики, работавшие на «Казанском Телеграфе» и работающие теперь на «Голосе Казани», считаем своим долгом, как граждане Свободной России, заявить вам открыто, что дальше работать по набору и выпуску вашей газеты не можем. Вы заявили себя сторонником нового строя Свободной России, присоединившись к Временному Правительству. Но так Вы поступали неоднократно: меняли свою погромную, лживую личину и в 1905 году, приветствуя манифест о введении конституционного строя, и затем вместе с правительством Николая II подготовляли расправу реакции и с восторгом приветствовали кровавые бойни и погромы. Получали субсидии и на народные деньги вели войну против народа. Вы вместе с А.Т.Соловьёвым, проф.[ессором] [В.Ф.]Залесским натравливали тёмные массы народа на интеллигентов, евреев, ораторов, обливали грязью все начинания прогресса.
Такая ваша деятельность была до самого последнего момента, когда восторжествовала революция и народ — рабочие и солдаты — прогнали Романовых и уничтожили их правительство.
По нашему настоянию вы сняли свою подпись с газеты. Вы изменили её название и предоставили вашему сотруднику Юрию Геркену [право] поставить под ней своё имя…
Но рабочие, зная вашу погромную, черносотенную деятельность, не могут вам верить, они считают для себя унизительным работать на вашей газете, как бы вы не выворачивали свою шкуру. Они знают, что вы не перестанете сеять смуту и постараетесь [п]ри каждом удобном случае, как это было и раньше, подрывать строящееся здание новой свободной России.
Обсудив всё это, мы, наборщики, решили с настоящего числа прекратить работу на вашей газете и тем не дать ей возможности выходить в свет.
Народ добыл свободу слова и печати, но не для того он проливал свою кровь, чтобы этой свободой пользовались охранники, не для того, чтобы они, вывернув шкуру, ковали оружие против народа. Рабочие должны всеми мерами охранять добытую их кровью свободу, и постановление, вынесенное против вашей газеты, как против одного из врагов народа, останется ненарушенным».
В результате этого «народного волеизъявления», пугающе напоминающего ставшие «популярными» через двадцать лет коллективные обращения с гневными осуждениями «врагов народа», выпуск «Голоса Казани» прекратился уже на 22-ом номере. Революционная «справедливость», наконец-то, восторжествовала…
Нагнетавшаяся тогдашними средствами массовой информации античерносотенная истерия, безусловно, способствовала дальнейшему «революционизированию» российского общества, некоторые представители коего и без того уже открыли в себе способности распознавать контрреволюционеров «на вкус, на цвет и на запах». В связи с этим было бы уместным упомянуть один дикий инцидент, невинной жертвой коего стал проживавший в Казани техник Е.Н.Андреев.
В одной из помещённых в «Камско-Волжской Речи» перепечаток сообщалось о том, как в Нижнем Новгороде некие «тёмные силы» широко развили свою «погромную агитацию», грозя 14 мая 1917 г. «открытым выступлением». Дабы предотвратить его, ночью, «в целях обеспечения спокойствия в городе, было арестовано несколько черносотенных вождей, известных своими провокационными выходками ещё при старом режиме». Город, как говорилось далее, весь день охранялся солдатами, однако агитация «тёмных сил», несмотря на все принятые против неё меры, «принесла свои плоды». Выразилось же это, по мнению «безымянного» автора публикации в следующем: «Среди дня на берегу Волги у пассажирских пристаней, толпа, состоящая преимущественно из солдат, совершила жестокий самосуд над техником министерства путей сообщения [Е.Н.]Андреевым, производившим обмерные работы по исследованию горизонта Волги.
Солдаты, увидев в руках техника белый флаг и приняв его за сигнал к погрому, набросились на [Е.Н.]Андреева, избили его и бросили в Волгу». [17] Не успокоившись на этом, группа пьяных солдат из «Красных казарм» зверски добила пытавшегося спастись вплавь техника камнями и багром.
В последующих публикациях по этому поводу античерносотенный мотив убийства по каким-то соображениям уже не упоминался, тем более что выяснилась полная непричастность к «тёмным силам» самого покойного. Неоднократные попытки арестовать виновных в его убийстве солдат увенчались успехом лишь после личного ультимативного вмешательства военного и морского министра А.Ф.Керенского, который пригрозил по телеграфу расформировать скрывавший убийц полк.
Тело Е.Н.Андреева привезли в Казань, где 20 мая 1917 г. и предали земле. Теперь «Камско-Волжской Речи» оставалось лишь растерянно скорбеть по поводу «невинной жертвы дикой расправы» и пророчески вопрошать: «Неужели этим должно всё кончиться?» [18]
Но свои необоснованные «наезды» на черносотенцев газета не прекратила. Так, например, 7 июля 1917 г. на страницах «Камско-Волжской Речи» появилось очередное «страшное свидетельство» о происках «тёмных сил». «Казанский губернский продовольственный комитет, — сообщала газета, — получил сведения от солдатских делегатов из Мамадышского уезда, что в Кадык-Куперской [19] волости крестьяне убили солдатского делегата Баловнева и препятствуют проведению хлебной монополии. Солдатские делегаты просят о высылке команды солдат для ареста зачинщиков, состоящих в союзе русского народа, — председателя Николая Щулганова и членов: Дмитрия Тогулова, Антона Никифорова Воронцова, Дмитрия Николаевича Дехмашеина.
Губернский продовольственный комитет возбуждает ходатайство пред властями об удовлетворении означенного требования делегатов и довёл до сведения прокурорского надзора о факте убийства делегата Баловнева». [20]
Однако уже 11 июля 1917 г. в той же «Камско-Волжской Речи» от имени Казанского губернского комиссара было опубликовано опровержение, из которого явствовало, что «делегата Баловнева» не убили, а избили, вместе с другими специалистами по «проведению хлебной монополии». Причём, в этот раз, а также в последующей публикации-опровержении, ни о каких «союзниках» речи уже не шло. [21]
Трудные времена переживали и оставшиеся верными своим монархическим убеждениям православные священники. Ведь даже вознесение молитв за здравие представителей Дома Романовых в одночасье превратилось для духовных лиц в серьёзное должностное преступление. Уличённые в этом «страшном» политическом «грехе» местные священники вынуждены были теперь оправдываться перед «Казанской Духовной Консисторией» (КДК), что совершали его по недомыслию, так как не получали на данный счёт своевременных указаний епархиального начальства. [22]
Редко кто, несмотря на различные издевательства и преследования, находил в себе силы не отказываться от своих убеждений. Так, к примеру, поступил управляющий (на правах настоятеля) Свияжским Успенским Богородицким мужским монастырём епископ Амвросий (в миру — В. Гудко), «почтённый» доносом нескольких нравственно деградировавших представителей местной «братии», которые плавно переросли в обвинительное заключение по делу этого известного духовного деятеля. Результатом разбирательства явилось намерение удалить неудобного новым властям владыку из монастыря.
31 октября 1917 г. в своём «Объяснении» перед КДК епископ Амвросий ответил на это, что: «Всё изложенное о моей деятельности в донесении Г.[осподину] Товарищу Министра Исповеданий настолько далеко от истины, что я, по Архиерейской совести, должен назвать его самой наглой, бессовестной и злонамеренной ложью». [23] Приводя достаточно веские аргументы в пользу своих слов, он, в частности, заметил: «Не помню, чтобы я посылал кому-либо телеграмму с выражением надежды на восстановление в России самодержавного строя. Думаю, что какая-то «Комиссия» сообщает подложную телеграмму. Впрочем, если бы я или кто-либо другой и позволил себе выражать подобную надежду, как своё личное мнение, в частной телеграмме или письме, то, полагаю, после объявления революционным Правительством всех свобод и затем, при наблюдении всех тех ужасов, каких мы являемся очевидцами по всей России вообще и в соседней Казани в частности, — едва ли дозволившего себе подобную смелость можно [было] бы назвать преступником, особенно если бы он мечтал о самодержавии не в духе Николая II-го, а Александра III-го, когда Русь наша была славна, сильна, мирна, а всем её врагам и злодеям страшна». [24] Столь принципиальная позиция епископа Амвросия стоила ему — уже в большевистской России — сначала свободы, а затем и самой жизни. [25]
Понятно, что публично заниматься в этих условиях политикой для монархистов не представлялось уже никакой возможности. Однако, как известно, оставались ещё многочисленные просветительно-благотворительные организации, которые по-прежнему сохраняли значительный социальный потенциал.
12 марта 1917 г. прошло «заседание членов Казанского Общества Трезвости», на котором состоялись выборы руководства КОТ. При этом, несмотря на революционную сумятицу, все его ключевые фигуры сохранили за собой свои прежние посты: председателем Комитета КОТ был вновь избран А.Т.Соловьёв, его товарищем (заместителем) — профессор Н.Ф.Катанов, секретарём — о. П.А.Рождественский, казначеем — Ф.П.Павлов. [26]
Одновременно, на том же заседании, была продемонстрирована осторожная готовность КОТ к сотрудничеству с новыми властями. «Доложено, — говорилось, в частности, в его протоколе, — что все организации избирают представителей в «Комитет Общественной безопасности», и потому избраны представителями от «[Казанского] Общества Трезвости»: Штабс-капитан И.А.Анисимов, ключарь Кафедрального собора П.А.Рождественский и протоиерей Кафедрального же собора А.П.Яблоков. Постановлено: уведомить избранных и «Комитет Общественной безопасности». [27]
Как и прежде, КОТ пыталось заниматься благотворительностью, но делать это ему становилось всё труднее и труднее. Одно из последних газетных объявлений (а, возможно, и самое последнее) о проведении казанскими трезвенниками широкой благотворительной акции было обнаружено мною в «Голосе Казани» за 28 марта 1917 г. «По примеру прежних лет, — говорилось в нём, — комитет «[Казанского] общества трезвости» постановил в первые дни Светлого Христова Воскресения для всех неимущих жителей Казани устроить обеды. Желающие принять участие в устройстве бесплатных обедов могут посылать свои пожертвования в чайно-столовую под Крепостью и к председателю «[Казанского] общества трезвости» А.Т.Соловьёву в Подлужную [улицу]». [28]
Однако, как оказалось, опьянённые неожиданно лёгкой победой либералы и социалисты не склонны были проявлять милосердие не только к своим поверженным политическим противникам, но и к действовавшим под их контролем благотворительно-просветительным организациям. 28 апреля 1917 г. — в газете «Камско-Волжская Речь» была опубликована короткая заметка под названием, «Ликвидация общества трезвости». «Исполнительный комитет общественной безопасности — говорилось в ней, — рассмотрев вопрос о деятельности местного общества трезвости, основанного и руководимого «известным» А.Т.Соловьёвым, постановил: «в виду крайне нежелательного направления этого общества, ликвидировать его, и дела его передать в городское управление». [29]
В тот же день — по «горячим следам» данной публикации — казанские трезвенники провели экстренное заседание Комитета КОТ, на котором было постановлено «запросить Комитет Общественной безопасности [о том], было ли такое постановление, и, если было, то запросить, что является крайне нежелательным в деятельности «[Казанского] Общества Трезвости», действовавшем на основании Устава, и обратиться с ходатайством к власти оградить деятельность «[Казанского] Общества Трезвости», которое в течение 25-летнего своего существования считалось полезным не только членами Общества, но и всеми честными жителями гор.[ода] Казани, нужды которых оно удовлетворяло». [30]
Однако ожидания руководства КОТ на то, что новые власти трезво оценят общественную роль и значение их организации, оказались напрасными. 27 мая 1917 г. в газете «Камско-Волжская Речь» появилась ещё одна маленькая заметка под названием «Ликвидация чайных общества трезвости», ставившая своего рода информационную точку в существовании этой просветительно-благотворительной организации. «Исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, — сообщалось в ней, — в виду переполнения библиотек при чайных [Казанского] общества трезвости погромною литературой, предложил комитету Общественной безопасности библиотеки эти осмотреть, всю обнаруженную в ней черносотенную литературу изъять из обращения, остальные же книги и брошюры, в случае пригодности их, передать культурно-просветительской секции Совета р.[абочих] и с.[олдатских] д.[епутатов]. Самые помещения чайных передать в ведение городского управления, с просьбою использовать их для районных политических клубов». [31]
Как и предсказывали черносотенцы, после своего прихода к власти либералы и социалисты распространили действие превозносимых ими лозунгов «Свобода, равенство и братство» исключительно на себя самих, решительно вынеся «за скобки» всех несогласных с их взглядами и методами насаждения «демократии». При этом, как выяснилось, разворовать и разбазарить за короткое время всё то, что было накоплено на протяжении четверти века кропотливым и бескорыстным трудом ненавистными им «реакционерами» не представляло уже абсолютно никакого труда. В результате для многих честных и искренне преданных России русских людей хвалёная либеральная «свобода» оказалась открытым произволом без права на выбор.
Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук (г.Казань)
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — Так в оригинале. — И.А.
2 — См., например: Любимов А. Отголоски из Русского Зарубежья: Леонид Михайлович Савелов // Русский вестник. — 2003. — N 3 (18 февраля). — http://www.rv.ru/content.php3?id=708
3 — «Я был поставлен в невероятно глупое положение, — вспоминал он далее, — распоряжений из министерства не было никаких, земских учреждений в Холмской губернии не было, единственным выборным лицом был еврейский раввин, которому, пожалуй, при составе временного правительства лучше всего и было сдать должность, но я все же телеграфировал кн.= 531;язю= 533; = 531;Г.Е.= 533;Львову, прося указаний, но ответа не получил, очевидно, у них самих шла голова кругом, т.к. взялись за дело, в котором понимали столько же, сколько понимала свинья в апельсинах, недаром русская пословица говорит, что «беда, коли пироги начнет печи сапожник». А в то время мои чиновники взволновались тем, что не выразил своих верноподданнических чувств гг.= 531;осподам= 533; Львовым, Милюковым и всей той дряни, которая захватила власть, ко мне явилась депутация от моих подчинённых и просила меня предпринять что-либо, т.к. в городе начали уже говорить, что холмский губернатор не признает временного правительства и что могут быть какие-нибудь неприятности им и их семьям. Это заявление вынудило меня послать кн.= 531;язю= 533; = 531;Г.Е.= 533;Львову следующую телеграмму: «Все чины и служащие подведомственных мне губернских и уездных административных учреждений, эвакуированные в Казань, просят доложить Вашему Сиятельству, что в момент образования нового правительства признали и подчинились таковому, трудились и продолжают трудиться на благо дорогой родины в соответствии с указаниями нового правительства». В этой телеграмме я умышленно не упомянул о себе, т.к. считаю возникновение временного правительства актом чисто революционным, не вытекавшим из акта отречения Государя». Приведённый в воспоминаниях текст телеграммы (с одним незначительным разночтением: «с момента образования», а не «в момент образования», как у Л.М.Савелова) был опубликован 11 марта 1917 г. в «Камско-Волжской Речи».
При создавшейся обстановке Л.М.Савелов подал в отставку с поста Холмского губернатора и начал готовиться к отъезду в Москву. (См.: Камско-Волжская Речь. — 1917. — 11 марта.; Любимов А. Указ. соч.)
4 — См.: Камско-Волжская Речь. — 1917. — 4 марта.
5 — Там же.
6 — 4 марта 1917 г. он передал управление Казанским военным округом начальнику штаба генералу А.Ф.Добрышину и, согласно распоряжению Временного правительства, направился в Петроград, но — по предварительной договорённости солдат (выразивших бурное несогласие с оставлением А.Г.Сандецкого на свободе, грозившее перерасти в открытый бунт) с железнодорожниками — был взят ими под арест. (См.: Там же. — 5, 31 марта.)
7 — Достаточно любопытно, что сам В.В.Молоствов уже в самом ближайшем времени также автоматически обязывался сложить с себя комиссарские полномочия, ибо непосредственно перед этим — 5 марта 1917 г. — на чрезвычайном (экстренном) Казанском губернском земском собрании председателем Казанской губернской земской управы был избран А.Н.Плотников. По утверждении последнего в данной должности министром внутренних дел, В.В.Молоствов должен был передать ему управление губернией. Согласно официальному сообщению, А.Н.Плотников вступил «в исполнение обязанностей Казанского губернского комиссара Временного Правительства» 30 марта 1917 г. (См.: Голос Казани. — 1917. — 31 марта.; Камско-Волжская Речь. — 1917. — 8 марта.)
8 — См.: Камско-Волжская Речь. — 1917. — 8, 9 марта.
9 — См.: Там же. — 31 марта.
10 — Так, например, на проходившем в конце марта 1917 г. собрании членов Казанского городского «Комитета общественной безопасности» были высказаны опасения насчёт «оставленных на службе в милиции чинов полиции (помощн.= 531;иков= 533; приставов и части городовых и околоточных), которые, будто бы держатся с обывателями вызывающе и даже грозят возвратом старого порядка и ведут вредную агитацию». Здесь же сообщалось, что такую же агитацию ведёт невесть откуда объявившееся в Казани «общество Михаила Архангела». (См.: Камско-Волжская Речь. — 1917. — 31 марта.)
11 — Камско-Волжская Речь. — 1917. — 4 марта.
12 — Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 13 398. Л.л. 35 — 36 об.
13 — См.: Камско-Волжская Речь. — 1917. — 8 января.
14 — В оригинале опечатка: «получал». — И.А.
15 — Камско-Волжская Речь. — 1917. — 22 марта.
16 — См.: Там же. — 21 июня.
17 — Там же. — 19 мая.
18 — См.: Там же. — 24 мая.
19 — Так в оригинале, правильное название волости — Кабык-Куперская. — И.А.
20 — Камско-Волжская Речь. — 1917. — 7 июля.
21 — См.: Там же. — 11, 12 июля.
22 — Как, например, священники сёл Черемышево и Елань Лаишевского уезда Казанской губернии о. А. Великанов и о. Н.Тихомиров. (См.: НА РТ. Ф. 4. Оп. 149. Д. 58. Л.л. 4 об. — 5, 8 и об.; Д. 88. Л. 10.)
23 — Там же. Д. 103. Л. 5.
24 — Там же. Л. 5 и об.
25 — В июле 1918 г. он был зверски убит красноармейцами. В 1999 г. епископ Амвросий (в миру — В. Гудко) был канонизирован как местночтимый святой Казанской епархии РПЦ, а затем — на Юбилейном Архиерейском Соборе РПЦ, проходившем в Москве 13 — 16 августа 2000 г., — прославлен в лике святых новомучеников и исповедников российских. — И.А.
26 — См.: Деятель. — 1917. — N 4 — 5 (апрель — май). — С. 59.
27 — Там же. — С. 60.
28 — Голос Казани. — 1917. — 28 марта.
29 — Камско-Волжская Речь. — 1917. — 28 апреля.
30 — См.: Деятель. — 1917. — N 4 — 5 (апрель — май). — С. 60.
31 — Камско-Волжская Речь. — 1917. — 27 мая.
http://rusk.ru/st.php?idar=111387
|
|
