«Догоним и перегоним..»: что стоит за этим лозунгом

Из цикла передач «Культурные войны» на радио «Русский край» (Калининград)

И в России в целом, и в Калининградской области, в частности, весьма часто можно услышать этот старый лозунг. У нас и на самом верху областной власти, и в местной журналистике, часто слышен этот призыв догнать «по уровню потребления» соседние страны, Польшу, Литву, а затем и… (становится страшно) саму Германию. Призыв этот при всей его видимой прогрессивности, во-первых, унизителен для нас, во-вторых, он прямо ошибочен, если нашим курсом должно стать обретение нашим отечеством собственной цивилизационной самобытности. Буквально на днях, президент В.В.Путин, выступая в Баварии, верно сказал, что Россия на протяжении всей своей истории имела редкую привилегию быть самостоятельной страной. За этой самостоятельностью сокрыта наша коренная самобытность, которая, к сожалению, не всегда правильно понималась нашими политическими элитами. Причем эта системная, как сейчас говорят, ошибка равно относится как к позднему дореволюционному периоду XIX — начала XX вв., так и к советскому периоду.

Сначала вспомним историю. К концу XVIII в. в русском обществе появилась сильная просвещенно-консервативная струя, представленная такими именами, как Г. Р.Державин, Д.И.Фонвизин, Н.М.Карамзин, адмирал А.С.Шишков. Этот круг литераторов, мыслителей, государственных деятелей после долгих десятилетий политики прямых заимствований плодов западной культуры, стал мощно выступать за русскую цивилизационную самобытность. Не случайно, именно эти титаны отечественной словесности, стали отстаивать преимущества Православия перед католицизмом и протестантизмом, выявлять богатства родного русского языка, отстаивать необходимость прекращения подражательной политики по отношению к Западу, которая уже тогда отжила свой век. Приведу примеры.

Г. Р.Державин, творчество которого так повлияло на дальнейшее развитие русской словесности, явно противопоставил атеистической моде своего века искреннее религиозное чувство. В своем потрясающем стихотворении 80-х гг. XVIII в. «Бог» Державин передал это свое православное настроение. Процитируем его начало и конец. Поэт в порыве вдохновения, удалившись ото всех в подобие монашеской келии, обливаясь слезами вдохновения и благоговения, обращался к Творцу всего сущего:

«О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трёх лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто всё собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем — Бог! <…>».

Далее поэт слагает признательную хвалу Творцу космоса и свободного человека. Это был своеобразный ответ французскому философу-безбожнику Вольтеру, поставившему задачей своей жизни борьбу с Христианской церковью, которую он сравнивал с «гадиной». Державин возглашает, обращаясь к Богу: «Ты есть! — Природы чин вещает, / Гласит моё мне сердце то, / Меня мой разум уверяет, / Ты есть — и я уж не ничто! <…>». То есть сам человек возвышается, сознавая те гиганские возможности, которые перед ним открываются благодаря данной свыше возможности человеческого богосыновства. Без Бога человек лишь жалкий червь, с Богом он становится Ему подобным. С чувством такого поразительного возвышения самосознания человека Державин завершает гениальное стихотворение:

«Твоё созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь! <…>

Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слёзы лить».

И русские просвещеннейшие мыслители второй половины XVIII в. стали «возвышаться» к Богу и попутно сознавать, что великое имя Святой Руси — не пустое слово, а знак особой цивилизационной определенности нашего отечества, которое строилось на народном сознании русского богосыновства и которое ни в коем случае нельзя менять на модные прогрессивные научные теории и схемы. Вот эта мысль о том, что Православие является нашей цивилизационной основой и сутью русской самобытности и составила ядро нашего свободного консерватизма. Эта зиждетельная мысль перешла затем к Пушкину, славянофилам и почвенникам, Хомякову, Киреевскому, Достоевскому, составляя несокрушимую основу русского духа.

Замечательно, что наши мудрейшие соотечественники еще до Французской революции увидели, что безверие образованных слоев Запада ведет его к страшному кризису, к отрыву от Христианства, как подлинной духовной основы цивилизации. Д.И.Фонвизин за десять с лишним лет до революции побывал во Франции. Он пробыл там достаточно времени, чтобы увидеть готовившиеся французскими философами «плоды». Фонвизин отметил поразительную гордыню французских образованных слоев. Он писал в 1778 г.: «Возмечтание их о своем разуме дошло до такой глупости, что редкий француз не скажет о себе, что он преразумен». Хотя на деле эти хвастуны ценят лишь острословие, а подлинных истин чураются. Фонвизин выступил как подлинно христианский мыслитель, подчеркивая важнейший порок современной либерально-прогрессистской мысли, заключающийся в безбожной гордыне. Передовой француз пялит глаза на всё, что его окружает, но забывает обратить очи на себя и на собственную греховность. Фонвизин писал: «Разум их никогда сам на себя не обращается, а всегда устремлен на вне- шние предметы, так что всякий, обращая смех на другого, никак не чувствует, сколько сам смешон». Русский писатель и мыслитель хорошо знал, что говорил, поскольку был лично знаком с философами и свободно владел французским языком. Он делал вывод, что русским надо идти своим путем развития, говоря следующее: «в рассуждении чистоты перенимать здесь нечего, а в рассуждении благонравия ещё меньше». Фонвизин обратил внимание на отсутствие единства слова и дела у образованных французов, которые без колебаний готовы сделать любую подлость «для корысти или тщеславия». Фонвизин писал, что разочарован во Франции, в которой нашел доброго в гораздо меньшей степени, чем «воображал». Вывод был суров: «Рассудка француз не имеет и иметь его почел бы несчастьем своей жизни, ибо оный заставил бы его размышлять, когда он может веселиться». Делался вывод о поразительном «развращении нравов» у французов: «Обман почитается у них правом разума. По всеобщему их образу мыслей, обмануть не стыдно; но не обмануть — глупо». Это связано и с тем, — пишет Фонвизин, — что французское божество — это деньги. Ради денег они не гнушаются ничем. Известные энциклопедисты типа Д, Аламбера и Дидро и тут лидируют и являются привычными во Франции «шарлатанами».

Нарисовав такой нелицеприятный портрет типичного француза-философа, Фонвизин верно замечает, что невозможно не усомниться в его теориях, поскольку от лично нечистоплотного человека нельзя ждать чего-нибудь хорошего в понимании государственной и общественной жизни. Поэтому лживым по Фонвизину является главный общий тезис французской прогрессистской мысли — о возможности бытия человеческой добродетели независимо от религии. Современные носители Французской мысли отвергли Бога и превратили самих себя в горделивых божков и для ублажения собственной гордыни готовы на любую подлость. Что же нам, русским, здесь можно заимствовать, если мы хотим быть людьми, а не самолюбивыми субъектами? Фонвизин склонялся к естественному убеждению в необходимости для России следовать своим собственным путем, не отрываясь от собственных Христианских традиций. Он писал, что достаточно «взглянуть на самих господ нынешних философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как порочно было бы без оной все человеческое общество!»

Фонвизин размышлял о дальнейшем развитии своего отечества. Он сознательно решил разобраться с пресловутым французским «просветительством», которое было чрезвычайно модным во всей Европе. С идеями Вольтера, Дидро, Руссо, как и с их авторами, европейские монархи носились как с писаной торбой. И наша Екатерина Великая, и знаменитый прусский Фридрих Великий субсидировали этих врагов церкви, которые фактически призывали к уничтожению европейской христианской государственности. Эту коренную безбожную ложь и почувствовал Фонвизин. Он призвал русских перестать быть подражателями «просветителям», поскольку в основе их модных теорий лежит горделивое безбожие, которое никого до добра не доведет. Как в воду смотрел наш Денис Иванович! Фонвизин призывал покончить с пристрастием ко всему заграничному. Он писал: «славны бубны за горами. Право, умные люди везде редки. Если здесь [во Франции] прежде нас жить начали, то по крайней мере мы, начиная жить, можем дать себе такую форму, какую хотим, и избежать тех неудобств и зол, которые здесь [во Франции] вкоренились». Писатель имел в виду современную жизнь, которая отмечена быстрым развитием науки, техники, современного образования для все более широких слоев народа.

Видим, как Фонвизин на собственном опыте русского человека и христианина убедился, что «хорошо там, где нас нет», поэтому с иронией и написал о «славных бубнах за горами». Он обратил внимание современников на то, что и сейчас, 230-ю годами позднее, слабо понимается многими политиками. А именно, — на необходимость отечественной самобытности в религии, культуре, образовании, и в целом, в государственной и общественной жизни.

Подумаем о тех уроках, которые можно извлечь из дум Державина и Фонвизина следующий раз.
Владимир Николаевич Шульгин, кандидат исторических наук, профессор Калининградского института ФСБ России
12.02.2007.