 |
| Общенациональный Русский Журнал | Александр Ципко | 08.02.2007 |
О том, насколько вероятен возврат на прежние союзнические позиции, что может этому помочь, а что воспрепятствовать, размышляет известный политолог, доктор философских наук Александр ЦИПКО, который дал интервью нашему корреспонденту Ирине ФРОЛОВОЙ.
— Вы не раз говорили о том, что нельзя ломать наработанное в результате хотя и вялотекущих, но все же объединительных процессов. Как вы полагаете, извлечет ли Россия какие-то уроки после всего случившегося?
Для того, чтобы понять суть произошедших драматических событий конца 2006 — начала 2007 года, надо вернуться назад, ко времени создания Союзного государства. Тогда имелись серьезные мотивы для сближения, причем они были обоюдны. Белоруссия была буквально вытеснена из СССР. Идея суверенитета стала популярна, пожалуй, только перед распадом Советского Союза, да и то среди части интеллигенции. Почти половина населения Белоруссии составляют русские. Они кровно связаны с Россией и не мыслили своей жизни вне России. Распад не ослабил этого тяготения. Напротив, тенденция к сближению только усилилась.
Не последнюю роль сыграла здесь личность в те времена мало кому известного депутата белорусского парламента Александра Лукашенко. Он был единственным, кто проголосовал тогда против Беловежских соглашений. С этой репутацией сторонника сохранения СССР, отвечающего настроениям подавляющей части населения Белоруссии, он победил на выборах в 1994 году и стал мотором создания союзного государства. Не последним было и честолюбивое желание Лукашенко прийти к власти в этом объединенном государстве. Он тогда пользовался поразительной популярностью и в России и рассчитывал, что если состоятся всеобщие выборы президента Союза (на чем он, кстати, настаивает до сих пор), у него есть все шансы победить.
Я был членом комитета по защите идеи Союза. С российской стороны в работе комитета принимали участие много известных патриотически настроенных людей, например, Примаков, Лужков. И мы, как могли, отстаивали эту идею. Президента Ельцина толкали к Союзу скорее всего чувство вины и неминуемой ответственности за развал СССР. Именно поэтому, на мой взгляд, он и стал активным нашим сторонником.
— Он принял решение наперекор своему окружению?
Первоначальный проект союзного государства был интеграционным. Это фактически был документ об объединении. В нем делался упор на всеобщих выборах, в результате которых должны были быть избраны президент союзного государства и парламент. Но ельцинское либеральное окружение, все эти сторонники распада СССР, с ужасом восприняли этот документ и сумели доказать Ельцину, что если он подпишет такой проект союзного государства, Лукашенко наверняка лишит его власти. Как я уже говорил, шанс у Лукашенко был велик. В результате в проект были внесены поправки, которые придали союзному договору половинчатый характер. Мы получали союзное государство напрочь лишенное признаков конфедерации, на что, имея в виду модель Швейцарии, и рассчитывал Лукашенко. Кстати, он до сих пор на этом настаивает, но, к сожалению, как мне кажется, уже только на словах.
Дальше события развивались следующим образом. С одной стороны, Белоруссия действительно получала много экономических преимуществ, много льгот, и здесь Владимир Путин прав, когда говорит, что 40 процентов белорусского бюджета формировалось за счет дешевых цен на российские энергоносители. Однако и Белоруссия не оставалась в долгу, принимая на себя обязательства оборонного характера — НАТО неуклонно расширялось на восток, и Белоруссия оставалась на первой линии обороны, обеспечивая России ряд существенных геополитических преимуществ. Этот факт наша либеральная пресса, противница объединительных процессов, старательно обходила молчанием, всячески выпячивая донорский характер России и ставя Белоруссию в роль российского должника по гроб жизни.
Справедливости ради повторюсь. Действительно, Белоруссия получала значительную часть углеводородного сырья бесплатно. Но ведь никуда не денешься, она неукоснительно выполняла взятые на себя обязательства «оборонительного щита». Совсем недавно был подписан договор о единой системе противовоздушной обороны. Наши генеральные штабы дружили, помогали друг другу. Однако в целом у Лукашенко, когда он окреп, в ситуации интеграционной неопределенности пропало желание реализовывать задуманное. Он осознал, что если все так будет ни шатко, ни валко продолжаться, то он лишится власти. Ходят слухи, хотя и не подтвержденные, но, очевидно, имеющие под собой основание, что во время последнего разговора с Лукашенко, Владимир Путин отстаивал свой вариант вхождения Белоруссии в состав России на правах округа Российской Федерации. Впрочем, подобное уже бывало. Когда Путин пришел к власти, он обнародовал эту свою точку зрения. На мой взгляд, она была ошибочной. Судя по результатам социологических исследований, проводившихся в Белоруссии в 2001 году, уже тогда сторонников вхождения Белоруссии в Россию на правах пяти областей было меньше 10 процентов, доля противников союза во всех его формах составляла 18 процентов, а вот экономическую интеграцию при сохранении государственного суверенитета Белоруссии поддерживали более 40 процентов населения. То есть значительная часть населения желала объединения типа Евросоюза, где сохраняется суверенитет, но, с другой стороны существуют все блага общего экономического пространства. И до декабря 2006 года процесс объединения медленно, зачастую на уровне намерений, но все же продвигался вперед. А дальше мы стали свидетелями того, что произошло.
Допускаю, что у России лопнуло терпение. Наверное, у нашей власти появилось желание показать Лукашенко, что его благосостояние дутое, что на самом деле он никакой не «великий вождь», а все успехи достигаются за счет наших энергоносителей. Вместе с тем и возникло ложное ощущение, что Лукашенко никуда не денется. Что Запад его никогда не примет. Поэтому, если на него как следует надавить, то мы ускорим процесс реальной интеграции, как мы ее в данном случае понимаем. Но, как мы видим, эффект получился прямо противоположный. Давление на Лукашенко привело к росту антироссийских настроений в Белоруссии, к объединению всей интеллигенции вокруг Лукашенко как спасителя белорусского суверенитета. Таким образом, пока Фрадков и Сидорский не сообщили нам о результатах переговоров, внешне устраивающих обе стороны, существовала опасность перерастания локального конфликта в крайне разрушительную торгово-экономическую войну.
— Выходит, что мы переоценили экономические зависимости?
Мы не учли, что фундаментом союзного государства все же была не экономика, а желание значительной части населения бывшей БССР быть вместе с Россией, остаться в русском мире. Сейчас нелегко забыть резкие заявления, звучавшие с обеих сторон во время конфликта. Не могу не сказать, что руководители российского министерства экономики, которые заставили вице-премьера республики Беларусь стоять у проходной министерства, как жалкого просителя с улицы, не только оскорбили достоинство ее десяти миллионов граждан, но и нанесли громадный, непоправимый урон национально-государственным интересам России. Теперь, я думаю, в Белоруссии осталось очень мало людей, которые по чисто эмоциональным соображениям хотели бы войти в состав России. Она уже не кажется прибежищем общенациональных, славянских интересов. Коммерческий дух, безапелляционный рыночный расчет поколебали прежние ценности. Хотя надо понимать, что до тех пор, пока мы будем помогать Белоруссии, может сохраниться хотя бы какая-то основа союзных отношений — свободное перемещение людей и товаров, военная стратегия и т. д. А дальше уже как Бог на душу положит. Трагедия заключается в том, что ситуация накалилась накануне выборов нового президента России. Хватит ли у очередного лидера терпения, здравого смысла, умения соотнести сиюминутные споры и недомолвки с долговременными интересами России? Утвердится ли понимание того, что речь идет не просто о перспективах экономических взаимоотношениях России и Белоруссии, а о судьбе русского мира?
С другой стороны, многое зависит от того, как сложится судьба нынешней политики президента Лукашенко. Ведь мы, сами того не желая, толкнули Белоруссию в объятия Запада. Совсем не случайны попытки Евросоюза установить дружественные отношения с Белоруссией. Запад крайне заинтересован в отторжении Белоруссии от России, в ее ослаблении как геополитического соперника. Чисто исторически Белоруссия — это часть Европы. 500 лет она находилась в польско-литовском мире. С конца XII до начала XIX века была частью Речи Посполитой, и вошла в Россию только после четвертого раздела Польши. И любой, кто придет на смену Александру Лукашенко, который все-таки связан с Россией, с десятилетними хлопотами по созданию союзного государства, будет по нашей вине свободен в выборе пути. И не исключено, что предпочтение будет отдано историческим корням, ориентирующим страну на западные ценности.
— Не кажется ли Вам, что заявления Владимира Путина, прозвучавшие в недавнем выступлении на заседании российского правительства, в определенном смысле открывают перед белорусским руководством подобного рода простор?
Стратегия мягкого, приемлемого для белорусских партнеров перехода в течение нескольких лет на рыночные отношения, которую по сути дела провозгласил Владимир Путин, выступая в середине января, означает, что мы, с одной стороны, осознали и признали свою ответственность за поддержание благосостояние белорусов. С другой, там жестко и четко очерчено то, на чем будут строиться принципы рыночных отношений. Практически это отказ от союзного государства. Похоже, что у Путина другая концепция. Он отбросил конструкцию «союзное государство» и все разговоры о создании единого парламента, единой конституции, призывая придерживается добрососедских, союзнических отношений между абсолютно независимыми странами.
— Как, по-вашему, этот конфликт был предрешен не просто различием экономических интересов, но и существенной разницей в политическом развитии Белоруссии и России?
Абсолютно верно. Надо понимать, что элита в Белоруссии и в России складывалась по-разному. Белоруссия создала свою национальную элиту, считайте, в первом поколении. В основном это выходцы из деревни, это народная элита, и Лукашенко не столько «диктатор», сколько «народный вождь». Наша либеральная элита, элита Москвы и Питера — это совершенно другой замес. Это вестернизированная, прозападная интеллигенция, которая не чувствует никакой связи с народом, она по природе своей антикрестьянская, как и вся западная цивилизация. Тут лоб в лоб сошлись разного типа люди. Я не вижу, как могут найти общий язык господа Греф и Христенко в разговоре с Лукашенко. И самое парадоксальное. Если у нас произошла революционная смена кадров и их менталитета, то в Белоруссии становление элиты шло проторенным социалистическим путем. Сам факт нашей революции, смены менталитета, появления так называемой оффшорной демократии, целой прослойки толстосумов, у которой деньги и собственность на Западе, дети на Западе, а сами они работают в России «вахтовым» методом, не могут иметь ничего общего с белорусской элитой. Ее и грех так называть, поскольку она в основном приземленная, местная, народная. Мне лично симпатичнее именно она. Боюсь оказаться правым, предполагая, что наше отторжение от украинской и белорусской элиты может привести к совершенно неожиданным результатам.
— Возможен ли союз между Украиной и Белоруссией на антирусской основе?
Уверен, что сейчас невозможен. Украина слишком зависит от наших интересов. Виктор Янукович волей обстоятельств привязан к Москве и к Кремлю. Едва ли он будет рисковать нашей поддержкой во имя сближения с Белоруссией. Но надо понимать, что как культурный тип, как психологический тип украинцы и белорусы значительно ближе друг к другу, чем к пресловутой московской либеральной интеллигенции. Они легко найдут общий язык — выпили, закусили, в баньку пошли. А о чем может говорить Янукович с Грефом? Вот с Лукашенко они спокойно договорятся. И если бы они сумели своевременно решить проблему энергоресурсов, они давно бы ушли от нас. Эта московская элита унижает их достоинство. Все прекрасно видят, что она не очень отягощена национальными интересами. Украинско-белорусские «сливки общества» гораздо ближе к народу к его интересам, и в этом смысле то, что произошло, было в значительной степени предопределено.
— И завершая разговор: нужен ли России союз с Белоруссией любой ценой?
На мой взгляд, даже в таком несовершенном виде союз чрезвычайно важен. Он многое дает России. Ведь сегодня совершенно не учитывается славянский фактор, идея славянства, судьба славян, которая исторически нерасторжима. Из этого надо бы исходить.
И потом, надо понимать, что исторически Россия сформировалась как империя. Она в представлении народа существует только тогда, когда является центром притяжения. А Россия сужающаяся, раз от раза сокращающаяся, как шагреневая кожа, — это умирающая Россия. Нынешняя элита этого, видимо, недопонимает. У меня полное ощущение, что у нынешнего Кремля так и не появилось продуманной политики в отношении Беларуси.
