Одной «горячей точкой» на карте Крыма станет меньше?

К вопросу о конфликте вокруг бахчисарайского Свято-Успенского монастыря

В ближайшие дни мы узнаем ответ на этот вопрос. На прошлой неделе появилась надежда, что конфликт вокруг бахчисарайского Свято-Успенского монастыря, который в свое время едва не привел к столкновениям между православными и мусульманами, будет улажен. И тогда одной «горячей точкой» на карте Крыма станет меньше. Во всяком случае, со стороны монастыря для этого сделаны вполне конкретные шаги. Кстати, настоятель монастыря отец Силуан вообще считает, что слова «конфликт» и «экстремизм» в данной ситуации употреблять не стоит.

Напомним вкратце, как развивались события. Проблемы возникли в 2001 году, после того как монастырю была возвращена часть территории, принадлежавшей ему до революции 1917 года. В советские времена здесь устроили психоневрологический интернат. В том же 2001 году территория с расположенными на ней крымско-татарскими святынями — Зынджырлы медресе, усыпальницей Хаджи-Гирея и могилой мусульманского просветителя Исмаила Гаспринского — была передана Бахчисарайскому историко-культурному музею-заповеднику. Заметим, что на протяжении столетий медресе и монастырь мирно соседствовали. Стало уже общим местом напоминать о том, что крымские ханы, выступая в походы, ставили в монастыре пудовую свечу. С тех прошло несколько столетий.

В мае 2001 года монастырь получил государственный акт на землю, согласно которому обители передавался в пользование участок общей площадью 46 гектаров. Заметим, что до революции во владении монастыря было более 50 гектаров земли. Поводом для конфликта стало то обстоятельство, что через площадку, которая ныне является частью территории монастыря, проходит дорога на Зынджырлы-медресе и на почитаемое татарами кладбище Азиз-Гази Мансур. Любая попытка монастырской братии обозначить на местности границы этого участка, неизменно вызывала протесты. Что же касается причин, то среди них, вероятно, не последнюю роль играет коммерческая привлекательность этого клочка земли. Думается, что если бы здесь была не территория монастыря, а какое-нибудь кафе, в котором туристы могли бы выпить запрещенной шариатом водки и закусить чебуреками, то никаких проблем с «общественностью» бы не возникло. Пожалуй, наиболее «горячим» в новейшей истории монастыря выдалось лето 2001 года. Именно тогда меджлис призвал своих сторонников принять участие во «всекрымском митинге протеста». После митинга около трех сотен крымских татар, вооруженных палками и камнями, пытались прорваться в монастырь. И если бы отряд ОМОНа не преградил дорогу разгоряченной толпе, неизвестно, чем бы кончилось дело. Несколько милиционеров тогда получили ранения.

В свою очередь, Бахчисарайская районная прокуратора подала в хозяйственный суд иск об отмене госакта на землю, который был выдан монастырю. Суд иск возвратил на том основании, что в качестве истца в данном случае должен был выступать Бахчисарайский историко-культурный заповедник, а не прокуратура, действовавшая в интересах этой организации.

С тех пор прошло более пяти лет, законность госакта так никто и не оспорил. Конфликт тлел, то затухая, то разгораясь с новой силой. Последнее обострение началось после того, как монастырь решил построить на своем участке святые врата с изображением креста. Конечно, «общественность» немедленно возмутилась: как же это она будет ходить к мусульманским святыням под изображением христианского символа?! Тут бы самое время возмутиться и нам, христианам: почему наши символы постоянно кого-то оскорбляют? Вот от рекламы водки и сигарет никого не коробит, а символ нашего Бога и Того, Кто в Коране назван великим Пророком, видите ли, наносит непоправимый вред чьим-то чувствам. Абсурд какой-то.

23 февраля нынешнего года в Бахчисарайской райгосадминистрации состоялось совещание, на которое пригласили настоятеля монастыря отца Силуана. За несколько дней до этого события была проведена «артподготовка»: в татарской газете «Авдет» (12 января 2007 года) появилась статья за подписью Ильми Умерова. В ней настоятель был назван «абсолютно неконтактным человеком, возомнившим себя собственником государственной земли и имущества», а государственный акт на землю объявлялся выданным с нарушением закона. В устах члена меджлиса Умерова подобные высказывания вполне естественны: у них ведь незаконно все, что им не нравится, даже сами законы. А вот в устах государственного чиновника все это звучит, по меньшей мере, странно, поскольку госакт никто не отменял, и никто так и не доказал в судебном порядке незаконность его выдачи. Хотя времени для этого было более чем достаточно. Что же касается «абсолютно неконтактного» настоятеля, то он не стал спорить с представителями власти.

Отец Силуан поступил как истинный христианин: он начал свое выступление с того, что попросил прощения у всех присутствующих и персонально у Ильми Умерова за то беспокойство, которое он «вольно или невольно причинил». Настоятель сказал о своем «глубоком уважении к вере исламской», напомнил и об отношении к монастырю крымских ханов, которым православный крест не мешал заходить в обитель, и о бахчисарайском городском голове, крымско-татарском просветителе Исмаиле Гаспринском, который вместе с местным мусульманским духовенством встречал русских архиереев хлебом-солью. Отец Силуан объяснил, что существуют правила Вселенских Соборов, которые он не имеет права нарушать так же, как гражданин светского государства не имеет права нарушать Конституцию. И эти правила запрещают наместнику монастыря отдавать то, что на законных основаниях принадлежит не ему лично, не братии, а Всевышнему Богу. Отец Силуан озвучил свои предложения:

— во-первых, не устанавливать над святыми вратами православных символов. То есть, это будут просто ворота, без креста;

— во-вторых, открыть два дополнительных въезда на территорию Зынджырлы Медресе. Таким образом, тот, кто не желает ходить к своим святыням через монастырские ворота, сможет пойти другим путем;

— в-третьих, установить на въезде в заповедник за счет монастыря ворота с мусульманской символикой и памятной табличкой, на которой будет указано, что это подарок обители. При этом все проезды и проходы должны быть в общем пользовании;

— в четвертых, отец Силуан предложил лично дважды год — весной и осенью — производить покраску памятника Гаспринскому, установленного на въезде в старый город, обустраивать за счет монастыря территорию вокруг памятника, высаживать там цветы и ухаживать за ними до поздней осени.

И, наконец, последнее предложение касалось проведения раз в неделю службы на татарском языке. Речь настоятеля была встречена представителями власти благосклонно.

Хотя, конечно, никто не был готов к столь неожиданному повороту событий. — Я, честно признаюсь, такого не ожидал, — сказал председатель Рескома по делам религий Владимир Малиборский. — Выступление было выдержано в очень доброжелательном тоне. Креста на воротах не будет, так что теперь все претензии, касающиеся религиозного фактора, должны быть сняты. Если и дальше будут продолжаться какие-то инсинуации, то это будет вне всякой логики.

— Я оцениваю предложения настоятеля положительно, — сказал глава бахчисарайского райсовета Александр Таряник. — Мы выезжали на место, посмотрели. У меня намечена встреча с муфтием на 1 февраля. На встрече будут обсуждаться предложения Силуана. Но пока говорить о каких-то решениях рано.
Так что теперь слово за мусульманами. Подождем.

К слову. Думаю, что большой вред межконфессиональным отношениям в Крыму наносит миф о якобы угнетенном положении крымских мусульман в Российской империи, о том, что депортация была продолжением имперской политики России. «После аннексии Крымского ханства Российской империей крымские татары подверглись всевозможным гонениям, в том числе на религиозной почве. В 20 веке советская власть завершила то, что не успела сделать царская — все крымские татары были депортированы с территории Крыма» — это прямая цитата из статьи Ильми Умерова в газете «Авдет», посвященной конфликту вокруг Свято-Успенского монастыря.

А вот как оценивал положение «гонимых» и «аннексированных» мусульман Исмаил Гаспринский. «Русские мусульмане по законам нашего отечества пользуются равными правами с коренными русскими и даже, в некоторых случаях, во уважение их общественного и религиозного быта, имеют кое-какие преимущества, — писал Гаспринский в своей книге „Русское мусульманство“. — Служащий или образованный мусульманин, принятый в интеллигентном обществе, торговец в среде русского купечества, простой извозчик, официант в кругу простого люда — чувствуют себя хорошо и привольно, как сами русские».

Для полноты картины стоит привести статистику имперских времен. Так, в 1884 году на 144 тысячи 179 душ татарского населения Крыма было 834 мечети и 329 мусульманских духовных школ, в которых училось более восьми тысяч детей. Строительство новых мечетей и школ особенно активно шло в начале двадцатого века, вплоть до самой революции. В одном только 1908 году губернским строительным отделением было рассмотрено и одобрено шесть проектов на постройку мечетей в Бахчисарайском, Симферопольском, Феодосийском уездах и три на строительство мектебе в Симферополе. 10 октября 1909 года в Симферополе открылась военная мечеть «Велиде Шериф» (то есть, «Мать народов»). Император Николай II пожертвовал на ее сооружение 10 тысяч рублей и подарил ковров на общую сумму 50 тысяч. Деньги по тем временам огромные. Мулла и муэдзин новой мечети были награждены: первый — орденом Станислава четвертой степени, второй — золотой медалью на Анненской ленте. Такие вот «гонения».