 |
| Православие.Ru | Архиепископ Нафанаил (Львов) | 01.02.2007 |
Через несколько лет мы будем посильно торжественно праздновать то, что 1000 лет назад в водах днепровских были окрещены наши предки. Это праздник всех русских людей, но особенно женщин. Ибо сугубо беспросветной была жизнь женщин в языческом обществе.
Летопись говорит, что у древних славян отец, а потом муж был высшим правителем, над которым не было высшей власти. На женщин, наравне с рабами, возлагались самые тяжелые работы. После смерти мужа женщина часто следовала за ним в могилу, не только по принуждению, но и добровольно, потому что после ухода из семьи ее единственного защитника жизнь в чужом семействе становилась невыносимой. В сколько-нибудь обеспеченных семьях было принято многоженство, делавшее положение женщины еще более тяжелым.
И вдруг все изменилось с принятием христианства русским народом, с того момента, когда впервые на всю Русскую землю прозвучали слова апостола Павла на понятном народу церковно-славянском языке: «Несть мужеский пол, ни женский, вси бо вы едино есте во Христе Иисусе» (Гал 3, 28).
Но еще задолго до того, при проникновении в русскую среду первых лучей зари света Христова, начала оживать душа русской женщины. Свидетельство тому — святая княгиня Ольга.
На кого ссылаются вельможи Владимира, когда он колеблется, какую веру ему принять? Они говорят: «Если бы был плох закон греческий, его не приняла бы бабка твоя Ольга — мудрейшая из людей».
Не мужчину, а женщину, но женщину, принявшую крещение, умудренную учением Христовым, называют старейшины русские «мудрейшею всех людей».
На подъем своего положения, на духовное освобождение свое русская женщина ответила тем, что всей душой полюбила новую веру, став с древнейших пор и до нынешнего времени покорной велениям веры, и многое сделала для того, чтобы вера глубже проникла в русскую среду.
Утверждение христианства на Руси совершалось постепенно. Язычество господствовало в некоторых частях России до самого XII века, говорит Карамзин: «Владимир не хотел принуждать совести, но принял лучшие и надежнейшие меры для истребления языческих заблуждений. Он старался просветить христиан, утверждая веру на знании книг Божественных. Великий князь завел для отроков училища, бывшие первым основанием народного образования в России» (Карамзин Н.М. История Государства Российского. — Т. I. С. 219).
Арабский путешественник Мухам. Нумизмат замечает, что область Белозерская была так образованна, что имела возможность вести сложную денежную торговлю.
По свидетельству древнерусских песен, женщины участвовали вместе с мужчинами в пирах княжеских, похваляясь своей хитростью и мудростью.
У полоцкого князя Рогволода была дочь — Рогнеда. И Владимир и его старший брат Ярополк посватались к ней. Рогволод предоставил решение Рогнеде. Она гордо ответила, что не хочет выходить замуж за Владимира: «Не хочу за рабынича», то есть сына рабы, так как Владимир был сын Ольгиной рабыни Малуши.
Владимир тогда захватил Полоцк, убил Рогволода и женился на Рогнеде. Она затаила озлобление на Владимира и решила его убить. Однажды, когда Владимир заснул у нее, она подняла руку с ножом, чтобы зарезать его. Но Владимир вдруг проснулся и схватил ее за руку. Владимир вышел и собрал бояр и старейшин, чтобы судить ее.
Бояре единогласно сказали, что она достойна смерти. Владимир решил самолично убить ее. Она же подучила своего малютку-сына Изяслава выступить на ее защиту. Когда Владимир с мечом вошел в комнату, маленький Изяслав тоже с мечом обратился к нему:
— Разве ты думаешь, что ты здесь один?!
Владимир, сказав: «Кто же знал, что ты здесь?» — бросил меч и велел позвать бояр. Бояре сказали:
— Не убивай ее ради этого ребенка.
Когда святой Владимир принял христианство, он пришел к Рогнеде и сказал ей:
— Я отныне крещен, и мне можно иметь только одну жену. Поэтому избери себе кого-либо из моих бояр, и я выдам тебя за него замуж.
Но Рогнеда отвечала:
— Или ты хочешь и земное царство и небесное себе забрать, а мне ни здешнего, ни небесного дать не хочешь? А я, бывши царицею, не хочу стать рабой земному царю или князю, но хочу уневеститься Христу, а для этого приму ангельский образ (монашество).
Ее сын Ярослав (Мудрый), сидевший тут же, ибо не мог ходить, воскликнул:
— О, мати моя, воистину еси царица царицам и госпожа госпожам.
И с этими словами вернулась к нему способность ходить. От болезни у него осталась хромота и та мудрость, которой он прославился впоследствии, почерпнутая им от тесного многолетнего общения с матерью.
Рогнеда постриглась с именем Анастасии. Украинская Церковь причислила ее к лику святых (см.: Тверская летопись. С. 112, 113).
В русском обществе в киевский период его истории господствовали рыцарские нравы и представления. Этому способствовало то, что Россия тогда была в тесном общении с Западной Европой. Сестра и дочери Ярослава Мудрого вышли замуж за западных королей. Сестра Доброгнева (ее имя значило, что она и в гневе была доброй) вышла за польского короля Казимира, Елизавета Ярославна за норвежского короля Геральда. Он выразил свою любовь к ней в романтической песне, переложенной А.Толстым. Она вместе с мужем была убита в Англии в сражении при Старфорд Бридж, предшествовавшем битве при Гастингсе.
Андрей, король венгерский, женился на Анастасии Ярославне. Французский король Генрих I Капет женился на младшей дочери Ярослава Анне. До сих пор хранятся подписанные ею документы: «Анна регна», то есть «королева».
Великий князь Владимир Мономах, очень любимый и чтимый всем русским народом, женился на Гиде, дочери последнего англо-саксонского короля Англии Гарольда, убитого норманнами в Гастингской битве в 1066 году. После этой битвы Гида бежала к родственникам в Данию, где встретилась с русским князем Владимиром и вышла за него замуж.
Очень красочен эпизод из жизни жены князя Ярослава, дочери шведского короля Олафа, носившей княжеское имя Ингигерды, в крещении Ирины и в монашестве, которое она приняла позднее, — Анны.
Когда Ярослав объединил под своей властью русский народ, кроме дальних мест, на него предпринял нападение его младший брат Мстислав, князь Тмутараканский. В первой решительной битве он разбил ополчение Ярослава и захватил всю левую сторону Днепра.
Тогда он послал предложение Ярославу: «Зачем нам проливать русскую кровь, выйдем на поединок, кто одолеет, тот и будет владеть всей Русской землей».
Но Мстислав был опытный боец, а Ярослав был хромым и, будучи талантливым полководцем, был неспособен к единоборству. Поэтому, когда Мстислав подъехал к назначенному им месту на Днепровском острове, вместо князя его ждала там княгиня, которая сказала:
— Мужу моему недосуг сражаться с тобою, вот я приехала, чтобы вместо мужа сразиться с тобою.
Мстислав смутился и решил:
— С тобой я сражаться не буду, отменим поединок. Пусть брат Ярослав владеет землей по ту сторону Днепра, а я буду владеть этой стороной.
Все мы помним трогательную песнь Ярославны, жены князя Игоря Святославича, оплакивавшую бедствия своего мужа, захваченного в плен половцами:
«О, ветро ветрило, почему ты сильно веешь?! Почему несешь ханские стрелы на воинов моего любимого? Мало ли тебе под облаками веять, мало лелеять корабли на синем море? Зачем, господин мой, радость мою по ковылю развеял?»
Вдохновенная поэма «Слово о полку Игореве» свидетельствует о высоком уровне литературы на Руси тогда. Об этом же говорит и «Сборник Святославов» 1076 года. Он раскрывает нам и причину такого литературного богатства русского: «Не бывает праведника без книжного чтения и без устремления помыслов к своим родителям… Воздавайте честь матери вашей и творите ей всякое добро. Не забывайте матерей ваших и творите волю материнскую, послушайте ее со страхом Божиим».
Этот высокий культурный уровень и высокое значение женщины в русском обществе сохранились до монгольского нашествия. Татарское иго изломало все. Культурный уровень неизмеримо упал. Внешне воцарилась грубость и примитивность. Женщины в высших слоях были загнаны в терема, в низших слоях они стали предметом пренебрежения. Русское общество стало подражать татарскому.
Но внутренне, духовно русские не опустились, не сдались. Если мы сравним судьбу русских людей с другими народами, попавшими под власть монголов, особенно с более богатыми культурно, чем русские, с народами Средней Азии, мы увидим, насколько более глубоко они внутренне поработились монголо-татарам, приняв их обычаи. Русский народ был от этого спасен Православной Церковью, и русские женщины, в наибольшей степени сохранившие верность Православию, сыграли в этом большую роль.
Хотя, сравнивая число святых мужей с числом святых жен, мы видим значительное превосходство числа мужчин, но надо помнить правило, отмеченное у церковного писателя С.А.Нилуса, что в подвиге каждого святого незримо заключается и подвиг его матери, воспитавшей его.
Свидетельством крепкого стояния русских людей за свою Церковь, именно за Православие, является то, что с XIV века, с эпохи утверждения монгольского ига, русские стали подчеркнуто называть себя православными, и это наименование стало синонимом слова «русский».
За период от татарского нашествия до XVII века укажем только на три литературные свидетельства о положении русских женщин в те века. Это умилительная повесть о святых Петре и Февронии XVI века и немногим более поздняя книга, знаменитый «Домострой», и повесть о святой Иулиании Лазаревской.
Инок Еразм в начале царствования Иоанна Грозного написал житие святых Петра и Февронии, живших в Муроме.
Диавол соблазняет жену муромского князя Павла, брата Петрова. Он проговаривается, что смерть ему написана «от Петрова плеча, от Агрикова меча». Князь Петр добывает «Агриков меч» и убивает змея, в которого воплотился диавол. Но от крови, которой змей обрызгал князя Петра, у последнего открылись язвы по всему телу, и никто из врачей не мог его излечить.
Князь Петр посылает повсюду искать целителя, и посланные находят наконец простую девушку, дочь ленника, которая берется излечить князя, при условии, что после исцеления он женится на ней. Девица эта, Феврония, вылечила князя, и после некоторого колебания князь Петр женился на ней.
По кончине своего брата, князя Павла, князь Петр сделался державным муромским владетелем. Но муромские бояре невзлюбили княгиню Февронию за ее простое происхождение, точнее, невзлюбили ее жены боярские, и бояре начали требовать от князя или развестись с женой, или покинуть княжеский престол. Князь Петр «вменил в уметы», то есть пренебрег своим княжеством, и, сев в лодку с любимой женой, поплыл по Оке в изгнание.
Вечером остановились они у берега, и князь Петр, будучи неопытен в жизни без слуг и помощников, начал приходить в уныние. Святая же Феврония утешала его:
— Не скорби, княже любимый, Бог Милосердный не оставит нас в нищете.
И стала она готовить пищу на том берегу.
Утром уже приготовились они спускать лодки в реку, когда из Мурома приехали самые знатные бояре, прося князя Петра вернуться в город и владеть им по-прежнему, ибо едва он уехал из Мурома, как там начались ссоры и беспорядки, так что многие были убиты. Они усердно молили и святую Февронию простить их. И Петр и Феврония вернулись в родной город.
Несколько лет они княжили спокойно, а когда наступила старость, они приняли монашество, но приготовили себе общий гроб, сговорившись умереть одновременно.
Когда пришел час кончины, князь Петр (в монашестве Давид) послал сказать Февронии: «Сестра моя Евфросиния (это имя дано ей в монашестве), хочу уже отойти от тела, но жду тебя, яко да купно отъидем». Святая Феврония-Евфросиния шила в это время воздух для церкви. Окончив его, она воткнула иглу в рукоделие и послала сказать князю Петру-Давиду, что готова к отшествию.
Вопреки их завещанию их схоронили в разных гробах, но на утро нашли тела их в общем приготовленном гробе. Так совершалось три дня. И церковные власти должны были с этим примириться.
В «Задонщине» — вдохновенной песне, посвященной победе русских над татарами в Куликовской битве, — видим мы описание горя русских женщин об убитых отцах, мужьях и сыновьях. «Восплачется жена Микулина, говоря: „Доне, Доне, быстрый Доне, протек еси землю Половецкую, пробил еси брега каменные, прилелей моего Микулу Васильевича“. Восплачется жена Иванова Феодосия: „Уже наша слава пониче в славнем городе Москве“. Не едина мати чада потеряла, и жены мужей утратили, глаголющее к себе: „Уже сестрицы наши, мужей наших в животе нету: покладоша головы своя у быстрого Дону за Русскую землю, за святые церкви, за православную веру, с дивными удальцами, с мужественными сынами нашими“.
И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом с князем Владимиром Андреевичем на костях на поле Куликове… И посечено от безбожного Мамая полтретья ста тысяч и три (253 тысячи человек)». Недаром доныне справляем мы заупокойную службу Дмитриевской субботы, установленную в память убиенных на поле Куликовом.
В «Домострое», этом общем наставлении старинной русской жизни, мы находим гимн жене: «Аще дарует Бог жену добру, дражайше есть камени многоцветного… Препоясавши чресла свои на дело, и чада свои поучает, такожде и рабы… По вся дни жене с мужем советоваться во всем».
Есть в «Домострое» и указания, как наказывать жену. Но и здесь все время подчеркивается необходимость доброго, любовного отношения к жене.
Смутное время внесло загрязнение и потемнение образа русского человека вообще, а русской женщины в особенности. В раздорах, междоусобицах, грабительствах, переполнивших это время, женщины стали одним из предметов добычи, и довольно значительному проценту из них эта нравственная распущенность понравилась, и они шли на распутство уже не под насилием, а добровольно.
Но в самый канун Смутного времени, в царствование Бориса Годунова, образ русской женщины блеснул таким ярким сиянием, что перед ним померкло и почти все предыдущее и, во всяком случае, последующее. Мы говорим о святой Иулиании Лазаревской. Ее жизнеописание написано ее сыном, Калистратом, проникнутым благоговением пред своей матерью. Но девизом описания ее жизни поставил он: «Да не будет ми лгати на святую».
Урожденная Недюрева из муромского дворянского рода, святая Иулиания шестнадцати лет вышла замуж за Георгия Осоргина и жила с ним в селе Лазаревском в четырех верстах от Мурома. Ее свекор и свекровь передали ей всё домашнее хозяйство. Она распоряжалась всеми рабами и рабынями, задавала им работу по дому, но не позволяла оказывать личные услуги: снимать обувь или подавать воду для умывания.
Непослушных учила с кротостью, а не наказаниями. Вечером за молитвой с мужем клала по сто земных поклонов. Муж часто уезжал по службе в различные города, преимущественно в Астрахань, на два-три года. Святая Иулиания много работала: днем по ведению хозяйства, ночью шила рукоделие и вышивала; потом продавала сделанное и на эти деньги помогала нуждающимся, так как не считала себя вправе расходовать без разрешения деньги семьи.
Когда население страдало от недородов, нищих становилось больше и у нее не хватало денег на помощь им. Она, обычно евшая очень мало, стала просить полдники и завтраки. Свекровь с радостью исполняла ее просьбы. Она все это раздавала нищим.
Мать тринадцати детей, она шестерых потеряла младенцами, двое умерли взрослыми. Когда на войне был убит ее сын, она собралась в монастырь. Но муж ее указал ей, что нельзя оставить без присмотра остальных детей и его, состарившегося. Но жизнь ее, и ранее благочестивая, стала еще строже. С мужем они стали жить, как брат с сестрой. Когда муж скончался, святая Иулиания раздала по нем обильную милостыню.
В начале XVII века, в царствование Бориса Годунова, наступил страшный голод, длившийся три года. Не стало пищи и у Осоргиных. Иулиания продала все, что осталось дома, на полученные деньги купив хлеба. Всех рабов она отпустила на свободу, а тех, кто пожелал остаться при ней, она стала учить делать хлеб из лебеды и древесной коры, каким она и ранее питалась. Этот же хлеб раздавала она и нищим.
Соседи говорили нищим: «Что вы ходите к ней? Она и сама помирает с голоду». Но нищие говорили, что нигде они не едали такого сладкого хлеба, как у этой вдовы. Во все это исключительно трудное время святая была совершенно спокойна и за все благодарила Бога.
В начале 1604 года святая Иулиания скончалась. Заболела она 26 декабря, на второй день Рождества Христова. Преодолевая немощь, она вставала ночью на молитву. 2 января она исповедалась и причастилась. Потом, призвав детей, слуг и односельчан, у всех просила прощения и простилась со всеми. Прощавшиеся видели над головой ее золотой круг, «яко же на иконах пишется». Было ей в это время 70 лет.
Через 10 лет, когда хоронили ее сына Георгия, раскрыли ее могилу и нашли ее полною мира. Этим миром, а когда оно исчерпалось, то перстью от гроба мазались больные и получали исцеление. Тогда же началось местное почитание святой Иулиании.
Сохранилось житие ее, составленное ее сыном Калистратом Осоргиным. Заканчивая его, он писал: «Мы никому не поведали о житии ее, доколе не преставился сын ее Георгий. Когда же копали могилу его, обрели мощи матери нашей, полные благовонным миром, и это понудило меня написать ее житие: боялся я, что, когда и меня постигнет смерть, будет житие ее предано забвению. Поэтому собрал я вкратце малое от многого. Вы же, отцы и братие, не мните, чтобы написал я ложно, ради родства. Да не сотворю я такого бесчестия госпоже моей родительнице».
XVII век был веком духовного упадка России. Яснее всего это сказалось в том, что в XVI и после в XVIII веке было гораздо больше святых, чем в XVII, когда царствовали благочестивейшие цари Михаил, Алексий, Федор. Это свидетельствует и о том, что духовное процветание в России ни в какой мере не было связано с государственной властью.
Упадок и ослабление духовное русского народа в XVII веке проявились в трагическом расколе, потрясшем и на столетия раздробившем Русскую Церковь. И все-таки и в это время духовный упадок меньше сказался в русских женщинах, чем в мужчинах.
Наиболее выдающийся деятель раскола протопоп Аввакум отмечает как типичное состояние русской семьи: «Отец мой прилежаше пития хмельнова, мать же моя постница и молитвенница бысть, всегда учаше мя страху Божию». Такое положение в семье и доныне осталось типичным в русском народе.
Заключение в тереме женщин высшего слоя становилось все более неестественным, и потому реформы Петра I, разрушившие теремное затворничество, некоторыми слоями женщин были встречены сочувственно. Но эти реформы не были тем, в чем действительно нуждались женщины: терема, конечно, должны были быть ликвидированы, но не для легкомысленных ассамблей, а для выведения женщин на полезную церковно-общественную, благотворительную работу. Это не было сделано.
Значительная часть русских женщин нашла себе деятельность в церковной жизни, в защите дела старообрядчества. Героический образ боярыни Морозовой навеки врезался в русскую историю, так же как и образ жены протопопа Аввакума Марковны, когда они вдвоем шли пешком в Сибирь.
