 |
| Православный Санкт-Петербург | Игумен Довмонт (Беляев) | 19.01.2007 |
— Вот, батюшка, очередь километровая за «водичкой"… Сколько в ней церковных людей? А вообще верующих — сколько? Не так уж и много! Но зачем неверующему крещенская вода? Может ли вообще такому человеку помочь святыня?
— Неверующих легко осуждать, — отвечает о. Довмонт. — А сами-то мы? Дело вот в чём: то, что православные люди стоят в этой очереди, — уже есть свидетельство нашего неверия. На Богоявление освящаются все источники вод, — все до единого. В прежние-то времена как было? Крестьянин накануне Крещения дожидался полуночи, брал ведро и шёл к колодцу. Слышит — в церкви зазвонили: значит крестный ход пришел на иордань, значит поп уже освящает воду; стало быть, можно набирать. Он опускает ведро в колодец, набирает воды, и вода эта стоит весь год, ибо она крещенская, богоявленская. И сам Златоуст пишет, что вода в этот день освящается по всему лицу земли, и повсюду она на тот момент становится святой, — повсюду, а не только в храме.
— Трудно в такое поверить, каюсь. Я даже из иордани боюсь воду брать: как это — река большая, неужели она вся освятилась?
— Вот так-то, а осуждаем неверующих. Наша вера тоже невелика, а святая вода нам помогает… Святыня — это нечто объективное, и помощь от неё — действительная помощь, а не результат некоего самовнушения. Верующим ты себя считаешь или неверующим — всё равно: крещенская вода защитит тебя от наветов духа злаго, и поддержит, и укрепит, и утешит… Другое дело, что сама по себе она закоренелого атеиста к вере не приведёт, спасение души ему не обезпечит и Святое Причастие не заменит. А иордань… Был я некогда настоятелем храма Архистратига Божия Михаила в селе под названием Кобылье Городище в Псковской епархии. Это на берегу Чудского озера, как раз в том месте, где состоялось когда-то Ледовое побоище… Накануне Крещения мужики вырубали во льду крестообразную прорубь, и вода из этой иордани стояла целый год — настоящая крещенская вода.
— Чудское озеро и само по себе очень святое место: там Православие победило Католицизм, там Россия отстояла своё будущее…
— Разумеется! Вы знаете, как я был счастлив, служа у Чудской иордани! Хотя… Надо признаться: поначалу перевод из Святогорского монастыря на приход в деревню Кобылье Городище, где до Пскова — 130 км, а до ближайшего шоссе — 40 км, — представлялся мне наказанием. Я сильно горевал: в монастыре я привык к братской жизни среди единомышленников, а в деревне отношения с прихожанами приходилось строить совсем иначе. Меня охватило уныние. И вдруг я узнаю, что Кобылье Городище — это родина нашего старца о. Николая Гурьянова, что в нашем храме его крестили, что здесь служил певчим его отец, Алексей Гурьянов… Я немедленно отправился к батюшке. Он с особой любовью принимал всех, кто когда-либо служил в Кобыльем Городище, — попросил молиться за своих родственников, похороненных там… И главное, он сказал мне: «Ты из этого села никуда не уходи: это место святое, там тебя Александр Невский хранит». С тех пор я у о. Николая бывал часто и ни одного важного дела без его благословения не предпринимал. Вот, кстати, такой случай мне вспоминается. Затеял я как-то в храме косметический ремонт и поехал за благословением. Старец выслушал меня и сказал: «Правильно, ремонтируй. И крышу-то, крышу почини!» Какую крышу? У нас крыша на храме в порядке… Может, старец что-то не так понял? Может быть, он (мелькнула и такая мысль) по старости заговаривается? Снова объясняю ему про косметический ремонт, а он опять про крышу… Вернулся домой в недоумении. А летом, перед началом ремонта, по нашему району прошли страшные бури со смерчами. Крыша на храме сильно пострадала. Пришлось мне по благословению старца заняться её восстановлением.
— Интересные в России места бывают!.. А всё-таки глухомань остаётся глухоманью. Легко ли монаху на таком приходе? Вообще, монашеское ли это дело — быть приходским священником?
— Монашеское дело — послушание. Благословили в монастырь — идёшь в монастырь. Благословили на приход — идёшь на приход. Святогорский монастырь, как вы знаете, — это место, связное с памятью Пушкина, и монахов туда подбирали по задумке владыки Владимира (Котлярова) — в ту пору архиерея Псковской епархии — таких, чтобы искусство было для них не чуждо. Я, например, закончил художественное училище в Калинине (ныне — Тверь). Да, Святогорская братия несколько отличалась от жителей Кобыльего Городища, но, знаете, — я очень скоро понял, что возноситься-то мне не стоит. Простые деревенские бабки многому могут научить нас: они добрые, они мудрые, они человека видят насквозь… Послужить на таком приходе, значит приобрести ни с чем не сравнимый духовный опыт. Между прочим, самые полезные уроки я как монах получил вовсе не от иноков, а от приходских священников: от о. Николая Гурьянова, от о. Анатолия Малинина — настоятеля Филипповского храма в Новгороде…
— После Кобыльего Городища вас перевели в Александро-Невскую Лавру… Выходит, вы невольно нарушили благословение о. Николая и покинули святое место?
— Почему же нарушил? Он и сам благословил меня на этот переход. И потом: от св. Александра Невского я не ушёл, ведь Лавра тоже Александро-Невская.
— Вы были рады вернуться к монастырской жизни?
— Послушание есть послушание. И монашеская жизнь — это не отдых в тихом, спокойном уголке, это труд. Особенно сегодняшняя монашеская жизнь. Современное иночество — это явление небывалое и служение особое. Поймите такую вещь: монашеская преемственность в России прервана, настоящего старца, который бы заботливо и мудро вёл тебя по пути иночества, найти очень трудно. Очень трудно, а может быть, не возможно. Надо всё начинать с нуля. Что такое монастырь? Это братия. А братия должна и жить по-братски: монашеская община должна заменить человеку семью. Старец же заменяет братьям отца. Не должна обитель превращаться в рабочий, казённый коллектив: люди приходят, работают вместе какое-то время, а потом каждый живёт своей жизнью. Нет, монастырь — это семья. А в любой семье могут быть какие-то беды, болезни… Но ведь родители не выбрасывают на улицу заболевшего ребёнка! Так и монастырь — он должен бороться за каждую душу, для этого он и создаётся. Если же нет, то монастырь — это просто стены и купола, и больше ничего.
— Батюшка, а ведь вы вряд ли догадывались об этом, когда выбирали для себя иноческий путь?.. Наверное, многое изменилось с тех пор в вашем понимании монашества?
— Когда Господь приходит к нам, он всегда застаёт нас врасплох. Вспомним Евангельское повествование: Христос собирает Своих учеников, а кто-то из них чинит сети, кто-то собирает налоги… Никто и знать не знает, что его ждёт. Просто Господь нас зовёт, мы откликаемся на Его зов, а потом от Него и силы получаем. А до конца осознать значение такого шага невозможно.
Монашество… В чём его трудность? Постоянно лукавый тебя искушает: «Погорячился ты! Куда ты полез?! Зачем себя так зажимать? Ты ещё молод, ты ещё ничего не испытал из радостей этой жизни!» Или другое искушение: «Ты плохой монах! Ты не по своему пути пошёл! Ты его не осилишь, не спасёшься!»
— Вот вы говорите: монашеская преемственность прервана… Но неужели вам не встречался хотя бы один инок, которому хотелось бы подражать?
— Конечно, встречались… И первый из них — архимандрит Павел (Груздев) — знаменитый современный старец. Но ему как можно было подражать? — он был юродивым и прозорливым, у него был свой особый путь. Он, между прочим, предсказал мне монашество. Я тогда был псаломщиком… Приехали мы с нашим настоятелем к старцу в его деревню. Отца Павла слышно было далеко: ещё и не видишь его, а голос ясно слышишь — поёт какую-нибудь стихиру, чисто, звонко! Голос был необыкновенный. Вот он сам появляется: этакий старичок-лесовичок — в шапке-ушанке, в старом пальто, в валенках… Очки с очень толстыми стёклами… Он в таком виде по селу и бегал, церковное облачение только на службу надевал. Говорил шутками, прибаутками, порою весьма резкими, просто ошеломляющими… Меня он посадил рядом с собой, сказал: «Ну, Лёха! (я в миру звался Алексеем) Ну, Лёха, мы с тобой в монастырь пойдём, иеромонахами станем!» А у меня в ту пору и мыслей таких не было; только потом я вспомнил слова старца, когда уже всё было решено.
И о. Николай Гурьянов, и о. Павел (Груздев) (в том-то, наверное, духовная сила и мудрость этих людей и заключалась) никогда не ставили себя на место Бога. Они могли что-то посоветовать, что-то подсказать, но в конце концов право решения оставалось за тобой. Это, наверное, и есть настоящее духовное руководство: духовник не диктует тебе свою волю, но помогает исполнять волю Божию, которую иногда не так-то легко воспринять.
Что о. Николай, что о. Павел — они были как некие родственники, как братья по духу. Одна и та же простота. О. Николай тоже очень просто себя вёл, хотя был человеком интеллигентным, по профессии — учителем, знал несколько иностранных языков… Отец же Павел был настоящим деревенским мужиком. Но та простота, та любовь, с которой они встречали каждого человека… От них никогда, бывало, не уедешь не накормленный: обязательно чем-то угостят. И это тепло душевное… Едешь к ним, и всегда ощущение, будто собрался в гости к любимому дедушке…
Именно знакомство с этими батюшками помогло мне пережить различные искушения, которые встречались в Церкви. Когда я сталкивался в храме с хамством, с явной несправедливостью со стороны своих собратьев, — какой же соблазн у меня возникал, какие нестроения душевные начинались!.. Но я вспоминал этих светлых людей и мне становилось легче. Я начинал понимать, что Церковь — она разная, и люди в ней — разные… Люди, а не ангелы, а человека нет без греха… Но держится она на таких светлых рабах Божиих, как о. Николай и о. Павел… Вспомнишь о них — и как водою крещенскою умоешься, морозной, чистой водой из иордани на Чудском озере. И обжигающая благодать крещенской воды будет хранить тебя долго — целый год, вплоть до следующего Благовещения.
Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН
