«Рождество. Святое дело!»

В стакане была вода,
И очень хотелось пить,
Но в ней отражалась звезда,
Рождённая мир осветить.

Гранёные стёкла в ночи
Блестели, как первый снег,
И в пламя небесной свечи
Гляделся седой человек.

Смеялся на облаке лев,
К Апостолу Марку прильнув,
И свет мерно падал на хлев,
Весь мир в тишину окунув.

А рядом дремала страна,
Устав от постылых забот,
И в небе грустила луна,
Всё зная о ней наперёд.

Стучали песчинки в часах,
Забыв, что отмерили век,
И время, почив на весах,
Прервало свой медленный бег.

Рождественская мелодия

Рождество…
Святое дело!
Был бы лишь на теле крест!
Чтоб душа, как птица, пела,
Да трещал мороз окрест!
Чтобы зайчики и мишки
С ёлки сыпались гурьбой
И смеялися детишки
Над игрушечной ягой,
А задумчивые старцы,
Позабыв вдруг о летах,
В хороводном дружном танце
В сладких грезили мечтах:
О святой и светлой сказке,
Что волнует в детстве кровь,
Где со всех срывает маски
Правде верная любовь,
Где живут в беспечном мире —
По законам естества —
На природе (не в квартире)
Все живые существа…
Где забыты страх и горе,
Где блаженство и покой,
Где гуляет на просторе
Ветер северный шальной,
Где сбываются желанья
И детей, и стариков,
И прощается сознанье
С тяжестью мирских оков…
Где в ночи искрятся ели
Мириадой снежных бус,
И в небесной колыбели
Спит Младенец Иисус…

Правит детство наше смело
В мире этом торжество.
Был бы крест!
Святое дело!
Наступает Рождество!

Сочельник

Скачет белкой время в клетке
Бесконечных вечеров,
Ставит ангел звёзды-метки
На небес ночных покров.

Пляшут искры золотые
Над заснеженным крыльцом,
Одевая в мягкий иней
Постаревшее лицо.

Тихо дремлет снег пушистый
У седого фонаря —
Здесь моя земная пристань,
В этом мире я не зря…

Грозненское Рождество — 1995

Праздничные свечи
Тают, словно снег,
Ночь сменяет вечер,
Год сменяет век.

Пьяная Россия —
Пир в разгар чумы:
Ангелы седые
В копоти войны.

Просит сытый хлеба,
Храбрым правит трус,
Сходит в каске с неба
Молодой Иисус.

Вопреки канонам —
Весь в зарубках крест:
На святых иконах
Нет свободных мест.

Прокляты, забыты
В пьяной кутерьме
Бродят души чьи-то
По чужой зиме.

В клочья рвут гранаты
Прочную броню:
Русские солдаты
Преданы огню.

Красные метели
Воют на Руси…
Как же мы посмели?
Господи, спаси!

Приглашение к покаянию

Возьми себе его грехи…
К чему бесплодные моленья,
Безумства приступ,
Шёпот злой,
Проклятья,
Слёзы исступленья?
Возьми себе,
И Бог с тобой!
Прими его таким, как есть:
Тот грешный мир судить не в праве,
Кто грешен сам.
В душе, как в храме, гордыни гнёт превозмоги,
Своё слепое лицемерье отбрось,
Не причитай, не вой,
Не обвиняй в том, что глухой
Весь мир к твоим благим призывам,
Что грешен он, а ты — святой.
К чему всё это?
Сам собой не стал бы гнойным он нарывом.
Мы, люди, к Господу глухи.
Мой брат,
Постой!
Не злясь, не руша,
Возьми себе его грехи —
Спаси свою больную душу…

Возьми себе его грехи…
Любви несбывшиеся грёзы того,
Кто сквозь святые слёзы
Узрел пришествие конца,
Кто испытал страданья Веры,
И шёл на крест, не зная меры
В желанье искупить добром
Всё зло твоей безумной воли,
Пойми…
И проявленья боли,
Шипы тернового венца
Встречай с улыбкой у лица.
Возьми себе его грехи…

Эпитафия — 2000

Уходит в путь последний эра,
Льстецами званная златой,
Отброшен жезл, иссякла мера
Злодейств, допущенных тобой.

Конец двадцатого столетья
Стучится в вечность кулаком,
И время подгоняя плетью,
Играет ядерным курком.

Бросает в войны и в распутство,
Из крови делая вино,
В инстинкты превращает чувства,
Мешая с жизнью ложь кино!

Подмяв любовь под плоть сырую,
Вопит о вере в чудеса,
И силу адскую любую
Спешит вознесть на небеса.

Сбирает толпами халдеев
У храмов, выжженных враньём,
И зависть средь людей посеяв,
Их превращает в вороньё.

Замкнув цепочку снов кошмарных
На водружении Креста,
Зовёт насильников бездарных
К бессмертью вновь прибить Христа.

Спешит успеть, пока не поздно,
Задуть последнюю свечу,
Спешит придать, кого возможно,
Растленью, мору и мечу.

За всё цепляется когтями
Антихристов двадцатый век,
Любуясь, как его страстями
На части рвётся человек.

Обманутый «венец творенья»,
Уйдя в науки с головой,
Ты принял ложь за откровенье,
Забыл завет духовный свой.

Подставил под копыта спину,
Воспел подонков и глупцов,
И превратив весь мир в машину,
Давно и сам ей стать готов.

Очнись! Куда бежать уж боле?
От жизни требовать чего?
Двадцатый дьявол на престоле,
А ты всё служишь у него.

Как твой отец служил когда-то
Его напыщенной родне:
Что первый век, что век двадцатый —
Война и люди на войне…

Борьба за власть, грызня «за веру» —
Война за право быть судьёй.
Корысть и гнев не знают меры:
Уж под судом Спаситель твой.

На трупы мантии надеты,
Знаком до боли приговор,
И толпы, как и прежде, слепы:
Им снова приглянулся вор.

Век не оплаканной печали,
Сойдя с библейского листа,
На радость вавилонской швали
Ты вновь послал на казнь Христа.

И вновь надеешься, что силой
Сумеешь Веру преломить…
Но зря мечтаешь у могилы —
Добро не сможешь ты сгубить!

Как не беснуется стихия,
В одно мешая огнь и лёд,
Придёт растерзанный Мессия
И трон антихристов сметёт!

Воскреснет Бог в душе бесшумно,
И зла навек захлопнув том,
Потомок наш сей век безумный
Забудет, как кошмарный сон.

Защемит лапы Люцифера
Могильной каменной плитой,
И сгинет в ад кромешный эра,
Глупцами званная златой!