 |
| Русская линия | Юрий Сухарев | 30.12.2006 |
На четвертом году жизни, 28 мая 1192 г. княжич Георгий прошел обряд постригов — посвящения в воины. «Того же дни и на конь его всади. И быс радость велика в граде Суждали». Отец, надо думать, широко отмечал переход своего чада в новую, мужскую жизнь, по традиции выставив горожанам угощенье. И никто из веселившихся Суздальцев тогда и помыслить не мог, что в воинское седло сел, вероятно, самый несчастливый из русских полководцев.
Впервые после этого княжич Юрий упомянут в 1200 г., одиннадцатилетним, когда вместе с отцом и братьями провожал в Новгород брата Святослава. На следующий год — аналогичное сообщение об отправке в Переяславль Южный брата Ярослава. Юрий же неотлучно находится при отце. Он упоминается в 1202 г. по случаю освящения храма Успения Богородицы в Княгинином монастыре и после регулярно участвует в различных торжествах и церемониях, находясь рядом с отцом. В 1207 г. Юрий Всеволодович участвует в походе против Рязанцев и осаде Пронска, ничем здесь не отличившись.
Самостоятельных поручений, в отличие от младшего брата Ярослава, он не выполняет вплоть до 1208 г., когда его посылают против рязанских князей, разорявших окрестности Москвы. Здесь Юрию, или его воеводам, удалось разбить рязанцев и захватить пленных. Таким образом он первым из сыновей Всеволода Большое Гнездо не отличался на поле брани. В следующем году великий князь посылал своих сыновей во главе с Константином против Мстислава Удатного к Торжку. В походе, скорее всего, участвовал и Юрий. До столкновения не дошло. Мстислав отступил — слишком неравны были силы.
В 1211 г. Всеволод Юрьевич женил сына Георгия на дочери главы черниговских князей Всеволода Чермного. Венчание состоялось в Успенском соборе во Владимире, при огромном стечении народа. Этот брак должен был закрепить недавно заключенный мир с Ольговичами. Очевидно решение на сей счет было принято годом ранее, когда во Владимир из Киева приезжал в качестве посредника митрополит Матфей, с просьбой о заключении мира. Черниговцы возвращали ранее захваченный Переяславль Южный и обязывались Во всем соблюдать интересы великого князя на юге.
Этот год принес много перемен. Поскольку старший сын Константин отказывался выполнить отцовскую волю, и намерен был столицей государства непременно сделать Ростов, то еще загодя Всеволод, почувствовавший приближение смерти, вынужден был собрать земский собор, на котором преемником великого князя на владимирском столе был утвержден Юрий.
14 апреля 1212 года, на память Мартина исповедника, папы Римского, скончался Великий князь Всеволод Большое Гнездо, восстановивший величие Владимира и его главенство среди русских земель. На престол вступил двадцатидвухлетний Юрий Всеволодович.
Первым шагом молодого государя было помилование рязанских князей и епископа Арсения, уже пять лет томившихся в плену. Все они были прощены и с миром отпущены домой. Однако вслед за мирной акцией в отношении соседей-вассалов последовал поход вместе с Ярославом к Ростову, против старшего брата, настаивавшего на своем старшинстве. Фактически же это была борьба Ростова и Владимира, старого и нового центров Залеской Руси. На сторону старшего брата перешел Святослав и усилившийся Константин вознамерился отобрать у Юрия Владимир. Под стенами Ростова был заключен мир, но он оказался коротким.
Вскоре к Ростову отъехал еще один брат — Владимир. На новые переговоры братья съехались к Юрьеву Польскому, где Святослав вернулся под власть Юрия. За это он получил в удел этот город. Константин же наделил Москвой державшего его сторону Владимира.
Менее, чем через год Юрий, вместе с братьями Ярославом, Святославом, Иваном и Давыдом Муромским подошел к Ростову. Здесь, на р. Идше, произошла ожесточенная битва, не принесшая победы ни одной стороне, однако войска коалиции, вынуждены были уйти, разорив окрестности. В отместку Константин напал на Кострому и всю ее погромил и выжег, пленив жителей. Тем временем Юрий и Ярослав с войсками пришли к Москве и «вывели» оттуда Владимира. Тому пришлось отправиться на юг — княжить в Переяславль «Русский».
Противники с трудом помирились, сохранив то, что имели. Однако баланс сил был нарушен в следующем году изгнанным из Новгорода Ярославом, поднявшим против себя новгородцев и собственного тестя Мстислава Мстиславича Удатного. Юрий Всеволодович поддержал Ярослава. На стороне Мстислава выступил его брат Владимир Псковский. Противников Мстислава, естественно, поддержал Константин с ростовцами и ярославцами. На зов владимирского князя пришли младшие братья, муромские вассалы, наемные отряды бродников, полки опольских и поволжских городов, а когда война подступила к центральным районам Суздальщины, то в ополчение призвали и смердов. Усилившись подмогой из Смоленска, антивладимирская коалиция встретилась с войсками младших Всеволодовичей на Липицах — под Юрьевом Польским.
Юрий и Ярослав, не рискуя напасть первыми, укрепились на Авдовой горе, но Мстислав Мстиславич сумел обратить сильные стороны их позиции в ловушку для неопытных военачальников. Грандиозная битва была проиграна. Только убитыми Всеволодовичи потеряли более 9 ысяч человек. Братья бежали в разные стороны. Ярослав — к Переяславлю, Юрий — к Владимиру.
Горожане встретили побежденного князя неласково. Его впустили в город, но защищать не стали. Едва неприятели окружили Владимир, как в нем начались пожары. В первую очередь загорелся княжеский двор. В результате Юрию пришлось сдаться и уступить столицу, отправившись в Городец. Победивший Константин остался во Владимире, однако власть его была слаба и уже через год, он был вынужден вызвать брата из ссылки и дать ему Суздаль с обещанием, что после его смерти тот унаследует великий стол.
Это обещание исполнилось неожиданно скоро, князь Константин Всеволодович умер 2 февраля 1218 г., успев закрепить за своими сыновьями Васильком и Всеволодом Ростов и Ярославль.
К 1220 г. относится первая крупная военная акция нового великого князя. Юрий Всеволодович послал в поход на болгар войско в лодьях, под командованием брата Святослава. Высадившись под городом Ошелем, 14 июня, владимирсцы вступили в битву с болгарами и загнали неприятелей в крепость, которая вскоре была взята. Других целей, кроме как подвигнуть болгар на переговоры, видимо и не преследовали.
Причины похода, несомненно, носили экономический характер. Он, скорее всего, являлся реакцией на какое-то ущемление русских интересов (или русской общины) в Волжской Болгарии. Это государство контролировало волжский торговый путь — один из важнейших в мировой торговле Востока и Запада, где даже кратковременная задержка транзита или нарушение условий, ранее установленных договорами, грозили убытками, «кризисом» финансовых операций на всех рынках Восточной Европы, на что столь болезненно реагировали владимирские купцы, а с ними и князья. По мнению Ю.А. Лимонова, «поход Святослава Всеволодовича преследовал именно возобновление торгового договора с болгарами и защиту традиционных торговых сделок». Летописец подчеркивает это в заключение своего повествования о походе, где говорится о переговорах Юрия Всеволодовича с болгарами: «и управишяся по прежнему миру, яко же было при отци его Всеволоде и при деде его Георгии Володимеричи, и посла с ними (послами Ю.С.) мужи свои водити в роту князеи их и земли их по их закону».
1221 год для великого князя был отмечен посылкой старшего сына Всеволода на княжение в Новгород, а также закладкой на устье Оки новой крепости — Нова города Нижнего. Строительство этой важнейшей в стратегическом отношении крепости, быстро превратившейся в один из крупнейших и богатейших русских городов, как показало время, стало главным положительным вкладом князя Юрия Всеволодовича в укрепление отечественной государственности.
События следовали своим чередом. На следующий год великий князь приказал разобрать ветхую церковь Богородицы в Суздале, строенную еще при Мономахе и на ее месте заложил тот храм, что и ныне стоит в центре суздальского кремля. Год спустя новгородцы показали путь юному Всеволоду Юрьевичу, предпочтя ему Ярослава Всеволодовича Переяславского. Это могло осложнить отношения братьев.
В том же, 1223 г., Юрий, в ответ на просьбу из Киева о помощи против монголов, направил на юг войско под командой Василько Константиновичем, но те не успели на Калку и от Чернигова вернулись назад. На следующий год Юрий посылал вернувшегося из половецкого плена брата Владимира со Стародубским и ярославским полками (летопись не сообщает куда), по-видимому, на помощь новгородцам, для похода к Юрьеву, осажденному орденским войском. Как известно, новгородская выручка опоздала.
Власть Юрия Всеволодовича над своими братьями и племянниками, как видно, не слишком отличалась от власти киевского князя на юге. Во всяком случае Ярослав не слишком считался с братом. Залесье раскололось на полусамостоятельные уделы, и Юрию Всеволодовичу, как до него и Константину, приходилось лавировать между интересами родственников, давая им возможность по очереди княжить в Переяславле Русском. Гасить недовольство удавалось не всегда и в 1229 г. Ярослав с Константиновичами едва не начали усобицу. В 1232 г. Ярослав снова поднялся на брата. Дошло даже до военных действий, которые, правда, к кровопролитию так и не привели.
При этом великое княжество еще и сохраняло способность проводить активную внешнюю политику в отношении других русских земель и соседей на востоке. В эти годы Рязань, ослабленная страшной междоусобицей, окончательно утратила независимость. Вновь вынужден был признать определенную зависимость от «низовской земли» и Новгород. Особенно после небывалого разорения от литовцев в 1225 году, когда отличился разгромивший их Ярослав. В 1226 г. Юрий с племянниками Константиновичами лично водил войско на помощь Михаилу Всеволодовичу Черниговскому против Олега Курского. Вмешательство Владимирской силы быстро привело к миру.
Наиболее активной была владимирская политика в мордовских землях, ставших ареной противоборства Руси и Болгарии. Зимой того же года Юрий послал в мордовские леса Святослава и Ивана с дружинами. Не встречая большого сопротивления юрьевские и стародубские дружины разорили мордовские села.
«Вряд ли можно, — пишет Ю.А. Лимонов, — представлять русско-мордовские отношения только как набеги с обеих сторон. Уже в начале XIII в. существовали определенные союзы, вассально-даннические отношения между великим князем владимирским и мордовской знатью. Причем эти отношения носили весьма развитой характер». К тому же владимиро-суздальские князья оказались втянуты в междоусобную войну мордовских правителей — Пургаса и Пуреша, поддержанных соответственно Болгарией и Русью. В борьбу включились и половцы, страдали от нее и русские колонисты в мордовских землях — «русь пургасова». Усобица в Мордовии продлилась до самого монгольского нашествия.
В 1227 г. Юрий Всеволодович вновь отправил старшего сына Всеволода княжить в Переяславле Южном, а вскоре женил племянника Василька Ростовского на дочери Михаила Всеволодовича Черниговского.
Новый поход на мордву состоялся в январе 1228 г. Великий князь выступил лично, вместе с братом Ярославом, Константиновичами и Юрием Давыдовичем Муромским. Население спасалось в лесных «твердях», уничтожая в засадах мелкие отряды княжеских «молодых». Возможно, главной его целью было не разорение волости Пургаса, державшегося болгарской ориентации, а защита своего вассала Пуреша. Во всяком случае болгары, одновременно разорявшие его волость в результате появления русских вынуждены были бежать. Среди участников похода не указан Святослав, возможно, что он еще ранее (чем об этом появилась запись Ю.С.) был послан в Переяславль Южный.
В апреле следующего, 1229 г. последовал ответный набег Пургаса на Нижний Новгород, успешно отбитый. В том же году, впервые после Калки, во владимирской летописи вновь появляются сообщения о монголах («татарах» — Ю.С.): из заволжских степей и с низовий Итиля в Волжскую Болгарию прибыли беженцы — саксины и половцы. Следом появились выбитые монголами с линии р. Яика болгарские «сторожа». Перед лицом монгольского нашествия правители Болгарии вынуждены были искать союза с северными соседями. Был заключен мир на шесть лет.
Во Владимире внимательно следили за событиями, разворачивавшимися в Средней Азии, а теперь уже и в Поволжье, однако они еще не влияли на жизнь Руси, где в 1230 г. канонизировали нового святого — купца, пострадавшего за веру от болгарских мусульман, а затем Великий князь женил сына Всеволода на дочери Владимира Рюриковича Киевского.
Грозным предвестием надвигающейся катастрофы стало землетрясение, разразившееся третьего мая, во время литургии. Если во Владимире лишь закачались светильники и иконы по стенам, то в Киеве и Переяславле некоторые храмы растрескались, раскололись на части, обрушивались своды; на молящихся падали камни. Следом наступило затмение. Солнце превратилось в серп, подобный лунному, а по сторонам его встали красные, зеленые и синие столбы, точно огонь сходил с небес на Киев, где отчаявшиеся люди начали прощаться друг с другом.
В 1232 г., когда великий князь вновь воевал северные, вятические окраины Черниговщины, а Ярослав сжег здесь Серенск, татары появились на Средней Волге, оставшись зимовать в непосредственной близости от болгарских рубежей («Придоша татарове и зимоваша не дошедшее Великого града Болгарьского»). Источник же В.Н. Татищева продолжает: «поплениша и покориша многу нижнюю землю Болгорсую и грады разориша». Используя бедственное положение Болгарии Юрий Всеволодович послал на покорение мордвы сына Всеволода, а с ним молодого Федора Ярославича, а также рязанских и Муромских князей.
Юг и Запад Руси бурлили в непрерывной усобице, отягченной участием в ней половцев, в Залесье же царила тишина. Один за другим во Владимире и удельных столицах строились и украшались храмы. В 1235 г. просто «мирно бы (сть)».
Между тем, война была рядом. Именно в 1235 г. судьба народов Восточной Европы была окончательно решена очень далеко от их границ, на реке Онон, где собравшийся курултай чингизидов постановил продолжить поход «к последнему морю». Для усиления войск улуса Джучи, которым руководил хан Бату, каан Угэдей приказал всем улусам империи выделить значительную часть воинов. Помимо пяти сыновей Джучи, еще семь чингизидов, были привлечены к участию в походе. В качестве советников молодым принцам в походе приняли участие лучшие и опытнейшие полководцы Чингис-хана, в прошлом уже изучившие будущий театр военных действий — Субэдей-Баатур и Джэбэ-нойон, а также недавно выдвинувшийся Бурундай. Все они также командовали тумэнами. Получив приказ. царевичи и темники разъехались по своим ордам, готовить войска к выступлению и вскоре, опережая друг друга, двинулись на запад.
Всю первую половину тридцатых годов монголо-татарские отряды ограниченными силами одного Улуса Джучи (ок. 4 тыс. собственно монгольских воинов) продолжали нападать на окраины Волжской Болгарии. Теперь наступил финал. Осенью 1236 г. монгольские полчища соединились в степях Нижней Болгарии и изготовились для последнего удара. Их численность, по наиболее объективным оценкам, достигала 120 — 140 тысяч человек, но едва ли сами представители монгольских племен превышали треть этой армии.
По соединении войско завоевателей разделилось на две части. Северную группу тумэнов Бату лично повел на завоевание Булгара. Южную, меньшую по численности, направил на покорение восточных половцев и племен Поволжья (мокши, буртасов и «арджанов»?).
Неприступная столица Волжской Болгарии была взята штурмом после отчаянного сопротивления. Жители были по большей части перебиты «для примера». Остальных ждало рабство. Биляр, «Великий» город русских летописей, был взят штурмом, несмотря на шесть (!) рядов стен, а все население уничтожено. Сопротивление булгар было сломлено быстро. Пали все их города, были сожжены практически все села. Небольшая страна оказалась просто затопленной валом нашествия. То же происходило и в полосе наступления Южной группы монгольских войск. К осени 1237 г. половцы были оттеснены на запад, аланы искали спасения в горах, а марийцы и мордва в большинстве своем признали над собой монгольское господство. Осенью командующие монгольскими соединениями собрались на курултай, на котором приняли решение о вторжении на Русь и обсудили план зимней кампании.
Сообщения русских летописей о гибели Волжской Болгарии зимой 1236−37 гг. дышат сочувствием к жертвам нашествия и тревогой за будущее. В них звучит явное предупреждение своим правителям, отказавшимся помочь соседям. Предупреждение это было оценено. Не случайно в ту зиму Юрия Всеволодович женил сразу двух младших сыновей, Владимира и Мстислава.
По сообщению венгерского монаха Юлиана, расположение монголов накануне нашествия и их планы в общих чертах на Руси были известны. Причем владимиро-суздальские источники выглядят куда более информированными о приближении монголов, чем южнорусские или новгородские. Со слов русских информаторов путешествующего доминиканца, силы вторжения были на тот момент разделены на четыре части. Одна подступила из разоренной Болгарии к восточным границам Руси. Другая, летом уже нападала с востока на рязанские пограничные посты. Этому известию, возможно, соответствует сообщение о взятии некоей Нузы на рязанской границе (или к востоку от нее), в районе которой «татары» остановились становищем. Отсюда к рязанским князьям ими было направлено посольство с требованием покориться. Третья часть стояла к югу от «замка Воронеж», бывшего, по-видимому, в то время столицей удельного княжества в составе Рязанской земли. Местонахождение четвертой Юлиан не уточняет. Оно «осаждает всю Русь». Возможно, оно какое-то время (к началу осени) составляло стратегический резерв или угрозу половцам, находясь далее к югу. Ни у кого тогда уже не оставалось сомнений в том, что все эти силы только и «ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего… легко будет разграбить всю страну русских».
Письма-отчеты Юлиана содержат уникальную информацию, в том числе о состоянии умов. Из них видно, что все в то время на Владимирщине повторяли странную легенду, о том, будто бы «татары» избегают штурмовать крепости, а лишь разоряют их окрестности. Может быть, такое мнение сложилось у русских и их князя из-за того, что практически всю массу беженцев из Болгарии составляли сельские жители, в то время как из защитников городов не спасся никто. Эти разговоры накладывались на давние воспоминания о Калкском погроме, оставившем впечатление о новых завоевателях, как о типичных степняках, которые не стали углубляться в русские земли. Массовое сознание выдавало желаемое за действительное и, как оказалось, лица, ответственные за анализ ситуации и организацию обороны страны, в своих оценках и решениях нисколько не возвышались над этой, традиционной точкой зрения.
Рязанские князья отправили татарских послов-соглядатаев к Юрию Всеволодовичу, своему сюзерену, заявив пришельцам, что не могут сами решить вопрос о переходе под иную власть, а еще раньше во Владимир отправился гонец с просьбой о помощи. Пока же в Рязани готовились к бою.
А что же Великий князь Владимирский, от решения которого зависела теперь судьба как минимум половины Руси? Летопись объясняет его отказ помочь рязанцам желанием «особь створити брань». Ю.А. Лимонов видит здесь повторение психологической ситуации 1223 года, когда князья соперничали из-за славы будущей победы.
При самом беглом рассмотрении такое сравнение не выдерживает критики. На Калке собрались целых три равноценных лидера, ни в чем не желавших уступать друг другу. С кем мог у себя дома «соперничать» Великий князь? К тому же после Калки и погрома Болгарии было уже «не до славы». Какая слава в отказе помочь своим вассалам? Скорее можно говорить о моральной подавленности будущих жертв нашествия.
Представляется, что куда ближе к истине Д.Г. Хрусталев, объяснивший бездействие Юрия Всеволодовича с одной стороны реальной угрозой нападения «татар» со стороны Нижнего Новгорода, которую он, безусловно, вынужден был парировать значительной частью своих сил, а с другой — элементарным стремлением «отсидеться» от грозного врага, уже продемонстрированное им в отношении союза с болгарами. Как видно, главным для Владимирского князя стало стремление не ввязываться в войну, чтобы не вызвать «ответного» вторжения.
Великий князь, имея исчерпывающие данные о стремлении монголов завоевать русские земли, действительно надеялся, что ему удастся переждать нашествие за рубежом Оки и за лесами, а в худшем случае — за стенами городов. Следует признать, что некоторые основания для таких надежд у него были. Первая битва с монголами на Калке была проиграна в степи. следовательно теперь, по мнению Великого князя и его советников, надо было избрать оборонительную стратегию. Никогда еще степняки самостоятельно не проникали, ни летом, ни зимой, вглубь Залесья. Живя опытом прошлого, и имея только приблизительную информацию о силах противника, организаторы обороны Владимиро-Суздальской Руси недостаточно хорошо представляли себе, на что тот способен; не осознавали степень грозящей опасности. Вольно или невольно Юрий Всеволодович готовился повторить гибельный путь несчастного Хорезмшаха Мохаммеда…
У сторонних же наблюдателей подготовка великого княжества к войне в начале зимы 1237 г. воодушевления не вызывала. В то время как монголы обладали изрядным резервом лиц, обладавших знанием сразу нескольких европейских языков, Великий князь в своей земле даже не смог найти переводчика, чтобы прочесть перехваченное письмо Батыя к венгерскому королю, отдав его непрочитанным Юлиану, который оказался расторопнее. Доминиканец, познакомившись с Юрием Всеволодовичем, передавшим через него предупреждение королю Бэле, о планах монголов завоевать Венгрию, поспешил уехать обратно, «…видя, что страна занята татарами (вторжение в рязанские пределы уже началось? Ю.С.), что области укреплены и успеха делу не предвидится…».
Под «успехом дела» можно, конечно, понимать миссию к венграм-язычникам, которая волновала автора более, нежели состояние обороноспособности Восточной Руси. Тем более, что обратный путь из Владимира монахи проделали «среди многих войск и разбойников». Войска в юго-западном направлении, по-видимому, стягивались к Коломне, а под разбойниками, возможно, следует видеть владимирских смердов, которые, не будучи включены в состав княжеского войска, образовывали отряды самообороны против небывалой угрозы и по ночам сторожили дороги.
Ход последующих событий известен достаточно хорошо. Злосчастное посольство рязанцев к Батыю, выиграло время для сбора сил ценой своих жизней. Быстрое скрытно произведенное выдвижение к границе и внезапная атака небольшого рязанско-муромского войска на становища ближайших к ней туменов в начале декабря, поставили-было монголов в сложное положение. Ничего подобного их полководцы и представить себе не могли. Однако силы были слишком не равны. С подходом других монгольских соединений рязанцы потерпели закономерное поражение. Большая часть рязанского благородного воинства — «господства» — полегла где-то на берегах р. Воронеж, «сражаясь один с тысячей, а два — с тьмою», хотя какой то его части с князем Романом удалось выйти из боя и отступить к Коломне, а Юрий Ингваревич, возвратившись в Рязань, возглавил ее защитников. Городки на верхнем Дону горели один за другим. Затем наступил черед Пронска, Белгорода, Ижеславца, и героической шестидневной обороны Рязани. 21 декабря туменам семи ханов, осаждавших Рязань, удалось, сбив со стен последних защитников, ворваться в город. Ярость завоевателей не знала пределов…
К этому дню, по-видимому, уже были взяты все остальные рязанские города, в том числе и к северу от столицы. Уцелели пока лишь оказавшиеся в стороне, укрытые лесами Муром и Городец Мещерский.
Под Коломной, что, скорее всего, принадлежала тогда Рязани, врага встретили далеко не все силы Великого княжества. Как минимум треть из них должна была стоять в районе Нижнего Новгорода, сторожа волжское направление, считавшееся первоначально главным, однако именно здесь произошла крупнейшая битва первой зимней кампании монголов на Руси.
Есть сведения, что воеводу Еремея Глебовича к Коломне первоначально послали в качестве «сторожи» — для контроля ситуации и наблюдения за событиями за Окой. Великий князь все еще надеялся на обещания мира, в обмен на отказ помогать рязанцам, привезенного монгольскими «бездельными» послами? Лишь после встречи владимирского воеводы с князем Романом и получения от него соответствующей информации, к Коломне, как к обозначившемуся месту появления главных монголов, был срочно направлен Всеволод Юрьевич со всеми наличными силами. Такой ход событий объясняет как отсутствие под Коломной полков остальных Всеволодовичей и Константиновичей, так и надежды собрать их позднее за Волгой. Для организации обороны Москвы, ополчение которой ушло к Коломне, были присланы княжич Владимир Юрьевич и воевода Филипп Нянька.
Невольно объединившиеся владимирско-рязанские силы под командованием Всеволода Юрьевича, Романа Ингваревича и воеводы Еремея Глебовича. дали бой монголам под стенами крепости. Помимо ослабленных коломенского полка и дружины князя Романа сюда входили полки Владимира (до 5 тыс.) и Москвы (до 1 тыс.), собственный двор князя Всеволода Юрьевича (ок. 0,5 тыс.), отряд Еремея Глебовича (как минимум из нескольких сотен воинов) и, скорее всего, большая часть боярских отрядов и дворян из Костромы, Суздаля, Подмосковья и окрестностей Владимира — домена великого князя. Этого наверняка было больше, чем смогли выставить рязанские, пронские и муромские князья, однако численность собравшихся у Коломны войск едва ли могла превышать 10 — 12 тысяч человек, однако лишь меньшинство из них были профессионалами. В отличие от жителей городов других русских земель, горожане великого княжества того времени крайне редко имели возможность принять участие в военных действиях, которые, к тому же, не носили интенсивного характера. На них же надвигались семь туменов, несколько поредевших после битвы на Воронеже и взятия Рязанских городов, но еще достаточно полнокровных. Вопреки сложившемуся в литературе мнению о качестве монгольских доспехов, следует признать, что у русских в этом вопросе не было заметного превосходства, зато противник обладал мощными дальнобойными луками, каких не знали русские. При наличии соответствующих наконечников, их стрелы пробивали не только кольчатую броню, но и щиты.
Тем не менее, победа далась монголам нелегко. Бой носил ожесточенный характер, длился довольно долго и был в некотором роде уникальным. В ходе него получил смертельное ранение единственный за весь поход, да и вообще, за всю эпоху, крупный военачальник — самый младший из сыновей самого Чингис-хана — Кюлькан. Известно, что монгольские полководцы никогда не приближались к месту непосредственной схватки. Как же такое могло произойти? Д.Г. Хрусталев считает, что в ходе боя тумен Кулькана был разгромлен т. е. русские прорвались к ставке командующего обратив вспять его соединение. Того же мнения придерживается и В.В. Каргалов, считая, что оно проходило с переменным успехом. Иное в принципе предположить трудно, хотя на войне возможны самые непредвиденные случайности.
В летописи сообщается, что с началом боя «татары» «обошли» русское войско, т. е. оно приняло бой в окружении, что не удивительно при 6−7 кратном численном превосходстве. Естественно, что у противоположной стороны возникло желание прорвать растянутые боевые порядки противника, особенно, если ориентиром прорыву служил бунчук кого-либо из вражеских полководцев, расположившегося на возвышении.
В отличие от русских, вложивших все силы и надежды в первый и единственный натиск, монголы не вводили в сражение всех сил сразу, искусно эшелонируя свое построение и придерживая крупные резервы. Тумены, как и более мелкие части, направляемые различными сигналами своих командиров, в бою постоянно и тесно взаимодействовали. Прорыв был своевременно парирован, введены свежие силы и москвичи, не выдержав вражеского напора, побежали первыми. Остальные русские оказались «притиснутыми» к надолбам — деревянным заграждениям, врытым заблаговременно, вероятно с целью ограничения маневра конницы противника. Здесь погиб князь Роман, оставивший по себе добрую память не только на Руси, но и во враждебном стане. 70 лет спустя, в сочинении персидского автора Рашид-ад-Дина лишь он, один единственный из русских князей, упомянут как мужественный воин (!). Погиб и воевода Еремей Глебович, а вместе с ними, — множество великокняжеских «мужей» и простых «воев». Лишь Всеволоду Юрьевичу «в мале дружине» удалось вырваться из нового кольца. Коломна, потерявшая в поле своих защитников. пала практически сразу же. Все источники отмечают большие потери с обеих сторон. Можно считать, что они были приблизительно равными — тысяч по десять. Точная дата битвы у Коломны неизвестна, но предполагают, что она произошла в самом начале января 1238 г.
Дорога вглубь Руси была открыта. Полки удельных княжеств, что вполне можно было бы держать во Владимире, а в нужное время отправить к Коломне, все еще не были собраны. Впереди у монгольских всадников была Москва. Вероятно, не многие из московского полка добрались до нее, но Филипп Нянька сумел так организовать оборону, что город продержался пять дней. Не так уж мал и весьма многолюден он был. Завоевателям пришлось и здесь строить метательные машины. 20 января монголы ринулись на штурм его полуразрушенных укреплений. Кровь Кулькана взывала к мщению, и в Москве были перебиты все, включая и воеводу. Только молодого княжича победители повели с собой дальше.
Преодолев лесистый водораздел, монголы, где-то в районе современного Болшева, спустились на клязьминский лед и с максимально возможной скоростью устремились по накатанному санному пути к Владимиру. Они вышли к столице Залеской Руси 2 февраля, покрыв за 43 дня, прошедших после взятия Рязани, не менее 450 километров. При этом, при подсчете суточных переходов следует выбросить дни осады Москвы и Коломенского сражения. Получается все равно очень немного. Но не прогулочным шагом двигался враг к Владимиру. Что-то, или кто-то его задерживал. Способов для этого предки знали немало. К сожалению, перипетии этого марша не попали на страницы летописей.
Примчавшийся из-под Коломны Всеволод рассказал отцу о гибели лучшей части его войска. Это была катастрофа, крах всей предшествующей политической линии «невмешательства» и пассивной обороны, проводимой Юрием Всеволодовичем. Оставаться далее во Владимире ему не было никакого смысла. Хотя бы теперь, когда почти все уже было потеряно, следовало переходить к активным действиям и собирать все, что еще можно было собрать для новой битвы с уже слабеющим врагом. До сих пор неприступные укрепления Владимира, превосходили по мощи даже рязанские и князь, решив оставить здесь семью, несомненно, все еще надеялся, что кочевники не сумеют их преодолеть. Сам же он решил ехать за Волгу. Местом сбора сил удельных князей была выбрана речка Сить — место одновременно и достаточно глухое, и расположенное не слишком далеко от дороги на Новгород, откуда он ждал брата Ярослава с двадцатью тысячами новгородского войска. Решение Великого князя действовать вне своей осажденной столицы имело давнюю традицию, позднее так же станут всякий раз станут действовать и московские великие князья, когда враг сумеет застигнуть их врасплох.
Оставив Владимир на попечение Всеволода, Мстислава и своего главного воеводы, Петра Ослядюковича, Юрий Всеволодович выехал на отправился на север через Суздаль, Ростов и Углич. Возможно побывал он и в Ярославле. Дружины юрьевского князя Святослава Всеволодовича, ростовского и костромского Василька, ярославского и угличского Всеволода, а также белозерского Владимира Константиновичей оттягивались за Волгу. В Переяславле, вотчине Ярослава, отсутствовала почти вся его дружина, одна из наиболее многочисленных и профессиональных в то время. Она находилась вместе со своим князем где-то на пути между Киевом и Новгородом (о судьбе переяславского городового полка информации нет). Решение принятое Великим князем было в принципе верным, на Сити можно было собрать еще до 10 — 15 тысяч воинов, удвоив это число в случае прихода Ярослава, а тогда сил бы хватило для новой битвы. Для этого требовалось лишь время. Однако центральные районы великого княжества оставались на произвол победителя безо всякой защиты.
Подойдя к стенам Владимира, монголы пытались договориться с горожанами, надеясь, как всегда обманом склонить их к капитуляции. Для этого использовали пленного Владимира, вид которого должен был разжалобить или напугать владимирцев. Когда этого не произошло, княжич был убит перед Золотыми воротами, и враги стали готовиться к штурму. Для осадных работ требовалось множество рабочих. Для их захвата часть войска была направлена на ловлю местных жителей в окрестностях столицы, а другая направилась к Суздалю и через два дня вернулась, гоня толпы умирающих на морозе пленных горожан. Еще через сутки были сооружены метательные машины и деревянный палисад вокруг обреченного города, а утром 7 февраля начался штурм. За несколько часов обстрела стены в намеченных местах были разрушены, ров был завален сырым лесом и по примету «татары» устремились на приступ. О том,. кто и в каком количестве защищал Владимир свидетельствует тот факт, что завоевателям удалось сразу с трех сторон, в четырех местах преодолеть стены Нового города. Уцелевшие защитники вынуждены были отойти к воротам старого или Печернего города, но там не удержались и откатились к каменному детинцу, в соборах которого духовенство исповедовало и постригало в монашеский чин готовящихся к смерти горожан.
К сожалению, наряду с примерами мужества и героизма источники донесли до нас и примеры иного рода. Так, Ипатьевская летопись сообщает. Что еще до начала штурма князь Всеволод пытался умилостивить Батыя, явившись к нему с богатыми дарами, но тот более не желал переговоров и приказал его зарезать. Вне городских стен, по видимому при попытке бегства, погиб и князь Мстислав.
Когда с сопротивлением последних защитников было покончено, монголы выломали двери Успенского собора, где с владыкой Митрофаном укрывались женщины и дети великокняжеской семьи, но прорваться внутрь им не удавалось. Тогда они разломали окружающие постройки и обложив храм бревнами подожгли. В дыму задохнулись все, кто находился в соборе. Затем, как в Рязани и Москве, последовала тотальная резня.
С падением столицы победа достигнута не была, поскольку глава государства все еще был жив и готовился продолжать борьбу. Найти и уничтожить его как можно скорее становилось теперь главной задачей завоевателей. Согласно русским летописям, от Владимира монгольские войска разделившись двинулись по разным направлениям. Более достоверными современные исследователи считают информацию Рашид-ад-Дина, из которой следует, что после столицы Юрия Всеволодовича еще один город, в котором усматривают Переяславль Залесский, был монголами взят сообща. Это была мощная крепость, ее осада длилась пять дней, а штурм которой повлек новые потери. Здесь захватчики разделились, начав свою знаменитую традиционную «облаву» туменами. Взяв за оставшиеся дни февраля четырнадцать городов. Относительно небольшие монгольские отряды брали эти города, включая и Дмитров с его достаточно мощными стенами, удивительно легко, «с ходу», «наворопом» или «изъездом», как тогда говорили. Однако причина такой легкости была не только в уходе защитников. Монголы очень торопились и теперь, от тактики массового террора вынуждены были обратиться к милости и порядочности по отношении к тем, кто готов был откупиться. О массовых убийствах населения и сожжении взятых городов нет сообщений вплоть до осады Торжка. Со всей определенностью можно сказать о капитуляции Ростова и Углича, однако так, несомненно, было не везде. В схватках с вооруженными горожанами и поселянами продолжала таять монгольская сила.
Нашествие распространялось стремительно и уже 22 февраля один из монгольских отрядов оказался под стенами Торжка, проделав от Владимира путь длиной не менее, чем в 350 км. за две недели (за вычетом осады Переяславля), с переходами по 40 км. Занять пограничный Торжок было очень важно. Именно в этот пункт должно было подойти войско Новгорода, если бы его жители отважились идти на помощь столько раз выручавшей их Суздальщине. К тому же монгольские полководцы могли предполагать, что именно в этих местах мог скрываться владимирский князь, рассчитывавший на новгородскую подмогу. Однако нашел убежище Юрия Всеволодовича другой монгольский отряд, а именно, тумен Бурундая, что перед тем пленил Ростов и Углич. Среди не пострадавшего населения этих городов энергичный темник, вероятно и выведал необходимые ему сведения о примерном или точном местонахождении лагеря Великого князя.
К тому времени, на Сити Юрий Всеволодович находился уже около месяца. Достаточно быстро должны были там собраться и силы четырех удельных князей, названных выше, отсутствовали войска Ивана Всеволодовича Стародубского, возможно до середины января находившегося в районе Нижнего Новгорода, но силы которые он мог привести были невелики. Ждали же, в первую очередь Ярослава с новгородцами. Ожидание затягивалось. В конце февраля пришла к Великому князю весть о страшной гибели его столицы и всей семьи. Можно себе представить, чего стоил ему теперь каждый день промедления, но без новгородских полков рассчитывать на разгром захватчиков не приходилось. Великий князь и его окружение понимали, что навязать более подвижному противнику свой план войны невозможно. Стоит выйти из лесов, как стремительные «татары», уклоняясь вступать в бой по частям, в короткий срок соберут в кулак свои огромные силы и Коломна повторится. Одолеть такого врага можно лишь в генеральном сражении, при условии, что он на него согласится, а значит, грядущая битва все равно будет неравной.
Условия местности не позволяли крупному войску противника незамеченным приблизиться к русскому стану, но эти же условия отрицательно влияли на условия расположения прибывающих своих частей, затрудняя управление ими. Стан вытянулся на много верст вдоль Сити. Войска расположились вокруг маленьких деревень. Основная часть ратников вынуждена была ютиться в шалашах из елового лапника и землянках.
Удивления достойно, что даже скрывшееся в лесах войско Юрия Всеволодовича было, практически, застигнуто врасплох. Бурундай нагрянул не с той стороны, откуда его ждали? Азбукой военного дела во все времена является организация боевого обеспечения, в первую очередь разведки и охранения, тем более, после недвусмысленного предупреждения, прозвучавшего вместе с известием о падении Владимира: «…а к тобе идут». И то, и другое, как можно заметить, присутствовало. Великий князь узнал от разведки, что монголы вышли к Волге и находятся недалеко. Именно этим можно объяснить посылку отряда воеводы Дорожа на угрожаемое направление в достаточно крупных силах — три тысячи человек Однако было поздно. Стремительный Бурундай опередил неповоротливых лесовиков, он уже был рядом.
Единогласно подчеркивающие внезапность появления противника, источники все же достаточно противоречиво описывают этот момент. Официальная ростовская летопись сообщает, что внезапно пришедшие «татары» застали Юрия Всеволодовича за молитвой, и он выступил с братом и племянниками им навстречу, после чего произошло организованное столкновение: «сступишася обои». Близка ей в этом и новгородская летопись. Однако непредвзятый южнорусский источник настаивает на отсутствии должных мер предосторожности со стороны военачальника: «…и не имеющоу сторожи, изъеханъ бысь безаконьным Боурондема. Весь город (укрепленный лагерь — Ю.С.) изгна и самого князя Юрья оубиша».
По тверской, самой подробной и объективной летописи получается, что Дорож, совсем недавно отправленный из лагеря (на запад, занять дорогу от Кснятина), вдруг прибегает, чуть ли не сам по себе с криком: «А уже, княже, обошли нас около Татары!». В данном случае «обошли» следует понимать, как «появились не с той стороны, откуда их ждали» и сам Дорож, идя в данном направлении, этой встречи не ожидал. Потому и не прислал связного, оставшись с отрядом сдерживать неприятеля а, похоже, уже лишился своих подчиненных. Враг нагрянул не со стороны Углича, откуда его ожидали, а, фактически, с тылу, от верховий Сити, откуда ожидали подхода новгородцев. Далее тверской источник сообщает, что Юрий Всеволодович «постави полки около себе, но не успеша ничтоже». Силы, на этот раз, были примерно равны, но фактор военного искусства был решающим всегда.
Можно себе представить, как люди, выскакивавшие на звук трубы из шалашей и землянок, окружавших занятое великокняжеской дружиной сельцо, хватали в руки оружие и бежали к стягу, но ни толком «доспеть» т. е. вооружиться, ни занять место в строю не успевали. Тем более и воеводы князя Юрия не успели толком «урядить» т. е. построить собиравшуюся толпу. Всадники Бурундая уже мчались на них, растягивая до уха тетивы своих ужасных луков. Наверняка не успели подойти и войска его родственников. Возможно, это удалось только ростовцам. Исследовавший еще в XIX веке эти места Н.П. Сабанеев сделал вывод, что основная масса войска, застигнутого врасплох, бежала вдоль долины Сити, устилая ее трупами до самого устья, о чем свидетельствуют захоронения. Не задержали монголов ни засеки, ни отряд самого Юрия Всеволодовича, как можно предположить, оказавшийся первым на пути нападавших. Однако князья успели, как обычно, «утечь». Один верный Василько рубился так, что даже свирепые монголы, пораженные его доблестью, постарались взять его живым. Никуда не побежал и Великий князь. Ему некуда и не к кому было больше бежать. Он все для себя решил и остался на поле Божьего суда, ставшего не полем русской славы, но скорби.
Источники, описывавшие поход монголов этой битвы не упоминают. В глазах завоевателей, видевших столько регулярных сражений, этот эпизод и не заслуживал такой памяти, как, например, штурм Владимира. О правителе Руси Рашид-ад-Дин сообщает лишь то, что тот бежал в лес, но был найден и убит. В принципе, так и было.
Народ простил Юрию Всеволодовичу его искупленные кровью ошибки, вспоминая время его княжения как счастливый золотой век. Благочестивые люди подобрали его тело, разыскали вскоре и честную главу, которую Бурундай представил Батыю, а тот бросил как надоевшую игрушку. Поскольку этот правитель, несомненно, был человеком положительных душевных качеств, очень быстро сложился культ местночтимого святого, и ныне святые мощи благоверного Великого князя Юрия почивают в гробнице в том самом «златоверхом» соборе, который он так любил украшать.
Юрий Валентинович Сухарев, научный сотрудник Центра военной истории России при Институте Российской истории РАН
http://rusk.ru/st.php?idar=110988
Страницы: | 1 | |
