 |
| Правая.Ru | Игумен Сергий (Рыбко) | 30.11.2006 |
Правая.Ру: Отче, личность БГ для человека духовно ищущего, который привык воспринимать феномен «русского рока» не просто как культурно-хронологическое явление, а как некий этап в своем интеллектуальном становлении и духовном развитии, всегда была очень значительной. После того, как в последнее время участились разговоры о «духовном возвращении» того Гребенщикова, который писал «Русский альбом» и «Письма капитана Воронина», хочется спросить Вас, как человека сведущего: такое возможно?
о. Сергий (Рыбко): Во-первых, нельзя войти в одну и ту же воду дважды. А во-вторых, любой человек имеет право на поиск истины и право на ошибки. Господь дает ему такое право. В этом смысле и заключается свобода человека. Если бы мы сразу познавали истину непосредственно, у нас не было бы свободы. Это было бы неинтересно и человек как Божье творение, не был бы человеком в полном смысле слова — таким многообразным, как он есть сейчас. Борис Гребенщиков — человек очень неоднозначный, неординарный, но при этом — очень симпатичный. Мне он был всегда симпатичен, тем более, для русских людей нашего поколения он — своеобразный сталкер, ищущий истину, поиски которой всегда отображаются в его творчестве — очень честном творчестве. Все, что он познает, передается и людям, которые его уважают и слушают. Все это естественно и, как я думаю, промыслительно. В его творчестве находят искания нашего времени. Ведь истина никогда не находится в «торжественном состоянии». В этом смысле очень повезло тем людям, которые родились в семье воцерковленной, не в семье атеистов или фанатиков. Это особая милость Божия — если человек видит истину непосредственно, в семье глубоко верующих. Но в основном истину приходится искать, проливать кровь за нее. А по-другому и не может быть. Истина должна быть выстрадана. Еще преподобный Иоанн Лествичник сказал: «То, что легко приобретается, то легко и теряется. То, что приобретается с трудом — хранится всю жизнь». Поэтому говоря об истинах духовных, путь БГ — очень типичный для человека конца 20-го и начала 21 века. Через все эти духовные искания, метания, увлечения восточными культами прошло все наше поколение.
— То есть, пресловутый «буддизм Гребенщикова» можно назвать болезнью поколения?
— Да, это можно так назвать — болезнь поколения, болезнь роста. Я всерьез никогда не воспринимал его увлечение Востоком. Но, как говорится, «спросившему о мудрости — вменится мудрость». Сейчас у Бориса появились некоторые тенденции возвращения к Православию. Он рассказывал, что недавно был у Далай-ламы и спросил его, хорошо ли русскому быть буддистом? На что Далай-лама ему ответил, что каждый должен совершенствоваться в той традиции, в которой родился. Я не знаю, то ли Далай-лама поумнел, боясь пришествия славян в пределы Будды, то ли еще чего? Но Борис его слова воспринял близко к сердцу. Честно говоря, я не понимаю, ну на что нам дался этот Восток? Неужели наше Православие чем-то хуже, чем-то беднее Востока? Христианство — это хранилище величайших тайн, это — глубочайшая мистика и мудрость. Языческий Восток бледнеет по сравнению с Востоком православным, с тем, что может дать человеческой душе Православие.
— Но при этом почему-то для современного человека языческий Восток более экзотичен, более притягателен, чем Православие…
— Да, он более экзотичен, более привлекателен, потому что имеет вид шоу для современного человека. А то, что предлагается человеку в православных храмах, часто недооценивается, или оценивается поверхностно. Человек мечется, кидается куда-то в восточные культы, но потом со временем все равно в них разочаровывается. Я не знаю ни одного русского буддиста, который был бы удовлетворен своим буддизмом. Все равно он ищет, все равно он — русский.
— Но нет ли здесь опасности самого буддистского пути как попытки очень мягкого прививания человечеству формы универсальной персональной религии? Буддисты часто сами говорят: если ты хочешь стать лучшим буддистом — стать сначала лучшим христианином… В итоге человек ищет в своей собственной духовной традиции себя, не замечая, как его поисками уже руководит некий чуждый принцип.
— Если буддисты такое советуют, то, видимо, они уже начинают заговариваться. Если человек станет лучшим православным, он так в Православии и останется. Но человек не может принимать на себя ничего, если это не будет дано ему свыше. Человек имеет право на поиск. И всякий ищущий находит. Не находит только тот, кто не ищет или ищет недостаточно хорошо и удовлетворяется суррогатом. Все очень просто: есть Бог, Вечная Истина, Царствие Небесное, есть путь к Богу, по которому идут люди достойные, сами желающие идти по такому пути. Но в этом заключаются определенные трудности — трудности промыслительного характера. В том числе, это трудности преодоления и встречающихся на таком пути соблазнов и искушений. От преодоления этих трудностей человек растет духовно. Если же не будет соблазнов, человек не будет расти, а будет младенцем или дебилом. Младенец, конечно, симпатичен, но он не может ничего созидать. Это под силу только человеку взрослому, который должен сам через что-то пройти и поделиться своими знаниями с другими. Поэтому не надо ничего бояться. Любящему Бога все споспешествует во благое. Человек, ищущий истину, найдет истину, водимый Богом, даже если он при этом пройдет по каким-то восточным учениям. А как быть человеку, родившемуся в Индии, который тоже ищет истину и хочет при этом спастись? Русскому человеку ведь, на самом деле хорошо — у него есть храм, есть возможность приходить в любой момент к Православию. Как говорил митрополит Антоний Сурожский — «Бог доверяет человеку бесконечно». Потому что человек, ищущий истину, ничем, кроме нее, не удовлетворится. Об этом же говорил и Симеон Новый Богослов: «Сейчас развелись всякие лжеучителя, лжеучения, потому что они востребованы». Но если человек подлинно истину ищет, он не успокоится, пока ее не найдет. Как Ванька-встанька, все равно он будет вставать и устремляться к небу.
— На Ваш взгляд, что сейчас происходит с Борисом Борисовичем?
— Мы давно пытались с ним пообщаться. Он приезжал в Оптину пустынь в начале 90-х годов и искал именно меня, потому что до него, видимо, дошел слух, что я занимаюсь миссионерской деятельностью с неформальными кругами молодежи. Меня тогда только-только рукоположили в иеромонахи. Я тогда очень редко покидал Оптину. И буквально в эти оба раза, когда он приезжал, меня не было в монастыре. Я тогда отправлялся по каким-то хозяйственным делам, исполнял какие-то поручения. И это было на самом деле очень промыслительно, потому что я тогда не мог Борису ничего дать. Мы бы друг друга не поняли. Сейчас я стал не чтоб уж очень духовным зрелым, но более свободным в некоторых вещах. Тогда бы я наверняка стал бы читать ему некие нотации. А это — живой человек, живая душа. И мои нотации оттолкнули бы его от Православия. Возможно даже, насовсем. Борис, кстати, прекрасно помнит, как он меня искал. Его, конечно, тогда слегка попинали какие-то «старцы». Но в нашем деле не без этого. На Кинчева в свое время тоже набросились, как на беса, какие-то старцы с кадилом, когда он приехал в Печоры. А он ведь приехал с благоговением, с уважением и поэтому очень обиделся на такой прием. Но потом Костя все это пережил, пришел к Православию и воцерковился. И сейчас уже с улыбкой вспоминает этот комичный случай.
— Можно ли сказать, что Гребенщиков полностью воцерковился?
— Скажем так: несколько лет назад увидел я интервью одного кемеровского священника с Борисом. Он сидел такой важный, всех поучал. На стене у него вместе с православными иконами висели какие-то языческие маски, стояли буддистские идолы какой-то бабы, видимо очередной богини… И посреди всего этого Борис вещает с таким апломбом. А сейчас я вижу совсем другого Бориса. Его, видимо, смирила жизнь. У него за последний год появились свои скорби, трудности, насколько мне известно. Борис недавно просил помолиться о нем. Он — достаточно простой человек. Когда я к нему пришел в гримерную до концерта, там встретил батюшку Алексея. Борис у отца Алексея теперь всегда спрашивает совета, исповедуется у него, причащается. Он соборовал Бориса в период его болезни.
— То есть, присутствие в гримерной у Гребенщикова православного священника можно считать теперь обычным явлением?
— Скорей всего, да. Например, когда я пришел к нему, ко мне все, кто находился в гримерной, подошли за благословением. Абсолютно все.
— И музыканты Бориса?
— Нет, музыканты тогда, видимо, разминались на сцене. А в гримерной были, скорей всего, его почитатели, его публика. Помню, как он ходил перед концертом и очень волновался, угощал нас бутербродами с кофе. А после концерта это был уже очень усталый человек, который все отдал музыке, полностью выложился. Но я заметил, что у него есть такая христианская черта — он никого не обидел, никому не отказал, всем все подписал, дал всем интервью. А там стояла толпа — человек тридцать. После он закрыл глаза, чуть ли не уснул на столе от усталости. Борис вообще показался мне человеком смирившимся. Я в последнее время познакомился и с Кинчевым, и с Шевчуком. Но Борис — человек более простой. Кинчев, например, присутствие священника на своих концертах называл не совсем уместным. Шевчук хоть прямо так не говорил, но тоже считает, что его публика это не поймет. Особенно их можно понять после одного такого случая в Калуге, когда во время миссионерского рок-концерта на сцене появился православный священник и вместо проповеди начал обличать зал: «Вы — сатанисты! Язычники!». Что публика может вынести после такой «миссии»? А вот Борис отнесся к идее проповеди на его концертах с большим пониманием. Он, правда, извинился, что после концерта устал и не готов сейчас это обсуждать. Но при этом Борис сказал, что находит такое предложение очень интересным. И на ближайший приезд в Москву обещал, что попросит батюшку обратиться со пастырским словом к залу.
— Как вы находите БГ как православного семьянина?
— Супруга его произвела на меня достаточно благоприятное впечатление. Я слышал слухи, что именно она его в свое время и втянула в этот весь буддизм, а до этого он как бы шел к Православию, шли разговоры о венчании и так далее. Но восточных заморочек от нее я не услышал. Наоборот, она нормально подошла за благословением. Думаю, что все это увлечение Востоком у них уже в прошлом.
— А как вы оцениваете нашумевшую историю про то, как Гребенщикова пригласили посадить дерево и про «лопату»?
— Эта история с «лопатой» — чистой воды провокация. Попросили его в Питере «зеленые» посадить дерево, а в итоге на него налетел какой-то мужик, выдрал посаженное дерево с обвинениями нанесения Церкви «кровоточащей раны». От этого мужика Борис вынужден был защищаться лопатой. Журналист, бывший поблизости, заснял все таким образом, что было видно, как будто БГ этого мужика бьет лопатой. Потом подошел отец Владимир Сорокин — один из питерских пастырей и давай ему опять говорить про «кровоточащую рану Церкви». После этого до БГ дошло, что земля «под дерево» — церковная, а все происходящее — провокация со стороны «зеленых». В конце концов он просто ушел оттуда, не раздувая провокацию дальше.
— То есть, эта провокация была неспроста?
— Эта какая-то дьявольщина, сплошное искушение. На самом деле себя не очень хорошо повел себя пастырь церкви, который должен был во всем спокойно разобраться. Но вместо этого он устроил сразу скандал. Понятное дело, люди батюшку перед этим специально «накрутили». Одно слово — сплошные искушения!
— Но Борис сам прошел через эти искушения?
— Прошел и даже нисколько не обиделся ни на кого. Не в первый раз уже, он уже привык. Всегда есть люди, которые пытаются других людей рассорить с определенными кругами. Одним словом — Бог судья тем, кто все это сделал.
— А вы долго общались с Борисом?
— Я имел с ним довольно непродолжительную встречу, но очень приятную. Передал привет от всех хиппи 70-х в моем лице. На этот привет Борис очень порадовался. Потом я поблагодарил его за песню «Серебро Господа моего». В свое время она очень хорошо легла на мое сердце. Я ее услышал, будучи уже православным монахом и не ожидал, что такие песни можно сочинять. Это было тогда подлинное откровение. Это ощущение чем-то напоминает эмоции после фильма «Остров», который сейчас идет и активно обсуждается. Я до «Острова» тоже не ожидал, что средствами кино такие фильмы можно снимать. Я вообще рад, что познакомился с Борисом, это принесло мне большую пользу. Я всегда молюсь за него.
— Вот Вы упомянули про «Серебро Господа моего». А как Вы думаете, именно эта струна в творчестве Бориса вернется к нам или же будет что-то новое?
— Думаю, что будет что-то новое, более серьезное и глубокое. Я вообще заметил, что наши рок-музыканты, наши корифеи, медленно, но верно идут к Православию. «Алиса», БГ, Шевчук, «Воскресение», «Машина времени». Кстати, один из музыкантов «Воскресения» принял сан, сейчас храм в Подмосковье восстанавливает. И все как-то это идет своим чередом. Ведь в России, кроме Православия найти нечего. Мы все прошли через Совок и все изголодались по истине. А эта дерьмократия 90-х ничего не дала. Да, появилась свобода выбора и информация. Но большинство людей этим не удовлетворились. Хотя мы стали свидетелями начала возрождения России. Я вижу, как люди из всех кругов тянутся к Православию — и богатые и бедные. Если Россия снова обратится к Православию, то это станет гигантским импульсом не только для нас, и для всей европейской цивилизации. Через православную Россию исполнятся пророчества и придет новая проповедь благовестия. И наши музыканты — далеко не последние в этом отношении. Их поиски, их находки, их проповедь, наконец, делают свое дело. Это промыслительно, и так должно быть. А то, что их проповедь иногда воспринимается с трудом — естественно, потому что все настоящее воспринимается с трудом. Христианство, если вспомните, тоже начиналось с трудом, чтобы стать базисом для всей последующих ценностей культуры и цивилизации. Борис в этом отношении ближе к Православию, чем когда бы то ни было. Ближе, чем даже 15 лет назад, во времена «Русского альбома», когда его православие было еще очень неофитским. Видимо, он не получил от своих «старцев» то, что люди получают от истинных носителей Духа. Во многом это потому, что ими не всегда бывают те, кто представляются «старцами». Те неофиты, которые тогда были, с их нападками на рок-музыку, разумеется, не могли удовлетворить Бориса. А сейчас Православие в России более зрелое.
— И поколения сменились, появилась какая-то связь между ними, какая-то ниточка…
— Да, это верно. Сейчас появились те люди в Православии, которые могут рассказать Борису все, что они ищет, на его языке. Конечно, остался этот налет «восточности», но ничего не поделаешь — из песни слова не выкинешь. Но, думаю, это временное явление. И, в конце концов, это же — творчество. Борис имеет на это право, как человек поиска. А что будет дальше, трудно сказать. Поживем — увидим. Лично я вижу Бориса в Православии в дальнейшем. Но этот процесс не надо торопить. БГ — бунтарь, как истинный представитель рок-н-ролла и вообще культуры андеграуда. И мы все, как бунтари и как все дети этой культуры, приходили к истине путем отрицания лжи. Тогда к истине прийти было проще. А сейчас все сложней, потому что тебе предлагают слишком много «истин» и слишком много масок. Попробуй, разберись! Заблудиться очень легко. Но я надеюсь, что творчество Бориса будет Бога прославлять и прозвучит с некоторой проповедью для всех людей.
— Как Вы полагаете, слово БГ в деле православной рок-миссии еще прозвучит или это несколько не его тема?
— Оно уже звучит. Если в песни БГ вслушиваться вдумчиво, то они способны привести к поиску истины. Рок-музыкант — это юродивый, который имеет право обличать. Много писали, о том, что Борис на концерте «Рок к Небу» трехлетней давности «прошелся» по Церкви. А он «прошелся» по некоторым священникам. Про Церковь он никогда ничего плохого не говорил. Священник, каким бы он ни был, не может обладать всей полнотой церковной истины. Такой истиной может обладать только вся Церковь. А Церковь едина во многообразии. Протест Бориса — это протест против лжи и ханжества, которые встречаются и в Церкви тоже. Ведь мы, священники на самом деле — не волшебники, мы только учимся. И рок-миссия — это стезя Бориса, на которой он наверняка оставит свой след. Он сможет отказаться от своего пути, только если совсем перестанет петь. Потому что творчество Бориса на самом деле — это богоискательство. Поэзия и проповедь — дело разное. Нужно осознавать, что существует разница между методом Евангелия и методом искусства. Вряд ли творчество БГ привело кого-то к буддизму. А вот к поискам оно подтолкнуло. Лишь бы ты начал Бога искать. Не важно, кто тебе об этом сказал — буддист, баптист или Боря Гребенщиков. В России в конечном итоге ты Православие найдешь.
С игуменом Сергием (Рыбко) беседовал Дмитрий Данилов
