 |
| Русская линия | Дарья Мусиенко, Светлана Римская-Корсакова | 24.11.2006 |
— В какой семье вы родились, кем были ваши родители, что именно из вашего детства повлияло на формирование вас как личности?
— Я родилась в 1938 году в городе Горьком. Годы говорят сами за себя. Родители мои ушли на войну, а меня отправили к бабушке с дедушкой в поселок Первомайка под Балахной. Анна Владимировна и Матвей Алексеевич Сухонины (так звали бабушку с дедушкой) были беспартийными. Много работали. Бабушка была сельским врачом, дедушка бухгалтером. С ними жила моя прабабушка Дарья Андреевна Юрьева.
Наши отношения были особенными, очень теплыми, без дистанции. Мы с ней жили в общей комнате. По сути именно она меня воспитывала. Бабушка Дарья являлась настоящим воплощением кротости и смирения. Прабабушка была «золотой» матерью — героиней, она родила 18 детей. (Она имела золотую звезду «мать-героиня»). Четырнадцать из них имело потомство. В моей детской памяти отчетливо запечатлелся момент, когда бабушка Дарья молилась. Утром и вечером, она отодвигала занавесочку с вышитым образом Божией Матери и тихо молилась, а потом снова завешивала икону. У нее было две любимых настольных книги — Псалтырь и Робинзон Крузо, которую она просила меня читать ей вслух. С точки зрения современного человека она была малограмотной, непросвещенной женщиной, но зато у нее был необыкновенный внутренний стержень. Она была простым, жизнелюбивым и светлым человеком. С бабушкой Дарьей мы общались днем, а вечером и в выходные дни моим главными воспитателями становились Анна Владимировна и Матвей Алексеевич. Их-то я звала сначала мама-баба и папа-деда, а потом и просто — мама и папа. Если с бабушкой Дарьей мы были «на ты», то маму-бабу я любила благоговейно и очень боялась ее огорчать. Чего она не сделала для меня…. При этом не было никакого баловства. Бабушка Аня всю свою жизнь служила людям — днем и ночью. Где только она не бывала… И на эпидемиях страшных болезней в голодном Поволжье спасала людей в самых недоступных селах, и принимала роды в невероятных условиях, и боролась с грязью и предрассудками. Помню, как мне, пятилетней, переболевшей всеми детскими болезнями и едва стоящей на ногах, больничная повариха подала из форточки пару оладышков, а бабушка увидела из другого окна. Как попало и мне, и благодетельнице, которую чуть не уволили с работы!..
Конечно, время было жесткое вдвойне, но другого детства у меня не будет и оно все равно наполнено светом и добротой окружающих людей! Они для меня живые, я с ними мысленно советуюсь. Я переняла у них многое и стараюсь им подражать. Мудрая моя бабушка Аня не всегда бы одобрила меня, а добрейший дед Матвей все бы простил. Они похоронены на уютном сельском кладбище «У Егория». Я стараюсь регулярно ездить туда в далекий Пестяковский район, куда доехать можно только на могучем джипе, и мне это, с помощью Божией, удается.
После войны родители меня забрали в Ленинград. Послевоенные годы в городе было очень голодно. Нас, детишек, будили в три часа ночи, для того, чтобы показать людям, которые стояли за мукой, что мы не «мертвые души». Те серые батоны я запомню на всю жизнь, тогда мне казалось, что вкуснее ничего на свете нет.
Родного отца я своего не помню, воспитывал меня отчим Александр Аркадьевич Яковлев, (я называла его папой), который и занимался моим воспитанием. Меня считали упрямой, несговорчивой, угрюмой девочкой, поэтому меня воспитывали в строгости. Все мои права и обязанности были прописаны в правилах поведения. В рукописном виде я сохранила их у себя, но сейчас я не смею читать их своим внукам. Они этого не поймут. За любые провинности наказывали старинным образом — ремнем. Мамочка работала бухгалтером в Гостином дворе, а ночами подрабатывала шитьем, чтобы прокормить семью: ведь папа вернулся с войны инвалидом первой группы. Он прошел и финскую и Великую Отечественную войны.
— Помните ли вы свое первое посещение храма?
— Еще бы не помнить… Мы жили рядом со Спасо-Преображенским собором, который не закрывался. У папы была двоюродная сестра Шура, жившая с нами вместе. Она была глубоко верующим человеком. Тетя Шура и взяла меня, 9-летнюю, на ночную Пасхальную службу в соборе. Мы стояли с ней в первом ряду у самого помоста, где облачали архиерея (им был, оказывается, будущий патриарх Алексий I).Потрясающее торжество, пение, сияние паникадил поразили мою детскую душу навеки. К сожалению, папа более не разрешал тете Шуре водить меня в церковь.
— У вас известная фамилия. Она имеет отношение к композитору Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову?
— Мой муж, Александр Андреевич Римский-Корсаков, — правнук композитора. Мальчика, родившегося в 1936 году, с детства не мучили требованиями идти по тропе знаменитого прадеда, композитора Николая Андреевича. Конечно, как и все его юные родственники, он учился играть на фортепиано, но поскольку явной тяги к этому виду творчества ребенок не выказывал, от него постепенно отстали. Кроме того, время было военное и послевоенное, люди жили тяжело, нужно было думать и о куске хлеба. Так что Александр Римский-Корсаков стал физиком-атомщиком и до недавнего времени возглавлял Радиевый институт им. Хлопина.
В редкое свободное время он рисует, и это увлечение является важной составляющей его жизни. Он очень ревниво относится, если я в дом приношу чью-то другую картину.
Александр Андреевич родился от венчанного брака и был крещен в Никольском соборе. Нас обоих воспитывали бабушки с дедушками. Когда у нас был юбилей — двадцать пять лет совместной жизни, мой муж спросил меня, что мне подарить. Я сказала, что лучшим подарком для меня будет венчание. Он с радостью согласился.
— Когда произошла ваша встреча с Богом?
— Я помню свое Крещение. Мне было восемь лет. Там, где жили мои бабушка и дедушка, в округе не было ни одной церкви. Они были либо разрушены, либо закрыты. В один прекрасный день нам соседи сказали, что по округе ходит батюшка и спрашивает, не надо ли кого окрестить. Бабушка его пригласила к нам домой, и он меня крестил. При крещении мне было дано имя София. Праздную именины 30 сентября. Я прекрасно помню и весь обряд Крещения, и крестных своих. Они были старообрядцами. Крестик бабушка спрятала в сундучок, и многие годы он пролежал там. На этом моменте моя детская религиозная жизнь и закончилась.
Я выросла. Закончила технический вуз. Вышла замуж. Родила двоих детей. Работала по специальности в телевизионном институте. Летом 1970 года в отпуске с детьми я была у бабушки Ани в Ивановской области, а наш папа остался в Ленинграде ухаживать за дедушкой Володей (Владимиром Николаевичем Римским-Корсаковым — младшим сыном великого композитора). Дедушку сбила машина, и он лежал в больнице с переломом шейки бедра. Ему было уже далеко за 80 и такая травма редко заживает. И вот мне снится сон, что дедушка Володя спрашивает меня: не хочу ли я пойти работать в какое-нибудь более приличное место (он терпеть не мог телевидения и считал его врагом семьи и государства). Я спросила: «Куда бы, например?» — А он и говорит: «Например, в Эрмитаж или еще лучше — в Русский музей».
Утром пришла телеграмма, что дедушка умер ночью, я приняла свой сон как завещание и решилась его исполнить. Не секрет, что в те времена в Русский музей без связей было трудно попасть, невзирая на то, что зарплаты были мизерные. Я пришла без всякой протекции, не знаю, как меня пропустил милиционер… И меня взяли на работу с условием, что я организую рентгеновскую лабораторию. Впоследствии я закончила Академию Художеств.
За время работы в музее у меня было много разных и интересных встреч. Особенно знаменательна для меня было встреча с отцом Алексеем Макриновым. Он пришел в музей по личной просьбе еще жившего тогда архиепископа Иоанна Сан-Францисского (в миру кн. Дмитрий Алексеевич Шаховской). Владыка Иоанн попросил найти в музее изображения его родителей — Шаховских. Отец Алексей обратился за помощью ко мне, однако поиски не увенчались успехом. В процессе нашей беседы он меня спросил, если у меня духовник и как часто я исповедуюсь и причащаюсь. Я честно ответила, что у меня нет духовника, и я не причащаюсь вовсе, хотя в храм хожу. Своим ответом я повергла его в состояние шока. В глазах священника я увидела неподдельный ужас и глубокое ко мне сочувствие. Наш разговор был накануне Великого четверга Страстной седмицы. Он мне сказал, чтобы я обязательно пошла на следующий день в храм, исповедалась и причастилась. Я выполнила просьбу батюшки. В то время я жила на улице Школьной, и близлежащий к дому храм был преподобного Серафима Саровского. Господь Бог все устроил так, что на исповедь я попала к тогда еще совсем молодому отцу Николаю Конькову, и с тех пор он стал моим духовником. Вот уже более двадцати лет я его духовное чадо. Он из меня сделал хоть какое-то подобие православного человека. Всем известна его строгость. Он требует исполнения всего на все сто процентов, а если мы сделаем хотя бы на пятьдесят, уже будет хорошо, но я этого не знала. Я старалась изо всех сил. В первый год моего воцерковления я летала как на крыльях, а потом начались суровые будни…
Позже мы с семьей переехали в другой район Санкт-Петербурга, и я стала активной прихожанкой храма Покрова Божией Матери у Политехнического института, в который вожу и младших внуков.
Была еще у меня Богом подаренная встреча. Посетил наш город проездом в Североморск игумен Георгий Ильин. Он пришел посмотреть наш музейный храм, так мы с ним познакомились. Отец Георгий известен тем, что воздвигал в Антарктиде крест на месте храма, который сейчас там стоит. Сейчас батюшка принял схиму.
Однажды я была на службе в Спасо-Преображенском соборе. Ко мне подошла монахиня в миру Надежда и попросила помочь в восстановление храма Покрова Божией Матери в поселке Дедовичи Псковской области. Так я познакомилась с архимандритом Павлом (Г.П.Кравец). Мы с ним вели долгую и продолжительную переписку в течение десяти лет. Этим летом, наконец-то, познакомились. Каждая подаренная Господом встреча внесла свой плод в мою духовную жизнь.
— Как отнеслись к вашей религиозной жизни родственники и коллеги?
— Коллеги в музеи знали, что я верующая. В советское время меня все время агитировали вступить в партию, я не знала, как от этого мероприятия отвертеться. Один умный человек мне подсказал, как отказаться. Я стала говорить всем, что я не материалист, а идеалист. Впоследствии многие мои друзья, коллеги по работе стали воцерковляться. Господь нам послал нам в утешение священника Георгия Мицова из наших рядов. Мы вместе с ним учились в Академии Художеств, сначала он работал в соседнем отделе реставратором. Отец Георгий бросил доходную по тем временам работу, и уехал с семьей служить в село Теребени Опочецкого района Псковской области в храм Воскресения Словущего. Многие наши реставраторы, сотрудники разных отделов музея либо у него венчались, либо крестились. Он хорошо знает художника Михаила Шемякина, заочно был знаком с писателем Сергеем Довлатовым. Когда писатель умер в США, то к батюшке приехали друзья писателя, с которыми он дружил, когда жил в Пушкинских горах, и попросили отслужить панихиду.
— Кто оказал на вас наибольшее влияние в религиозной жизни?
— Образовывал меня в религиозно-православном духе отец Георгий Мицов. Сильное влияние на меня оказали Брянчаниновские чтения. Я прочла Святителя Игнатия Брянчанинова, Оптинских старцев. Очень люблю четырехтомник старца Паисия Святогорца. Им утешаюсь.
— Считается, что дети, воспитанные в культурной среде, более восприимчивы к вере. Что вы думаете по этому поводу?
— Я так не считаю. Приход к Вере происходит каким-то мистически-духовным путем. Вера — это дар и он дается даром, но почему и кому он дается, мне не понять. У меня двое детей и трое внуков. На мой взгляд, старший мой внук Петр гораздо глубже и сильнее верует в Бога, хотя в храм давно не ходит. Сын попросил, чтобы его окрестили в семилетнем возрасте, но дальше этого дело не пошло. Дочка крестилась в зрелом возрасте, когда родила сыночка. Она не была воцерковлена до тех пор, пока в ее жизни не произошло несчастье. Приход к Вере — это Таинство, неведомое нам.
— Расскажите о домовой церкви Русского музея.
— В Русском музее есть домовая церковь во имя Святого Архангела Михаила. Церковь была построена в центральной части здания дворца по чертежам и под наблюдением строителя дворца Карла Ивановича Росси. Дворец строился для великого князя Михаила Павловича, младшего сына императора Павла I. В 1825 году церковь была освящена. В работах по внутренней отделке и украшению церкви, и по написании образов для ее иконостаса участвовали живописцы Д. и П. Скотти, А. Виги, Б. Медичи, Ф. Брюлло, скульпторы Н. и С. Сапегины, И. Дылев, резчики В. Захаров и В.Бобков. Запрестольный образ «Положение во гроб» принадлежал кисти живописца Монти. На шпалерной фабрике для церкви был выткан большой образ Богоматери с Предвечным Младенцем. После того, как в 1895—1899 годах Михайловский дворец был приспособлен для размещения в нем коллекции Музея русского искусства Императора Александра III, его внутренние помещения были отремонтированы и перестроены под руководством архитектора В.Ф.Свиньина. Помещение церкви также было отремонтировано и вновь открыто в 1899 году.
В 1918—1919 годах церковь в здании музея была закрыта: при реставрации музея ее помещение подвергалось перестройке. Вот краткая история нашей домовой церкви. Многие годы там был склад. В один прекрасный день православные сотрудники музея написали письмо в Санкт-Петербургскую епархию с просьбой о возвращении храма верующим. Ответ был дан положительный. 29 января 1993 года мы считаем вторым днем рождения нашего храма.
— Кто вам помогает в восстановлении храма?
— Помогает дирекция музея. Мы создали православную общину, которая состоит из сотрудников музея. Костяк общины — десять человек. Ее возглавляет заведующий отделом живописи XVIII-пер.пол.XIX веков Русского музея Григорий Наумович Голдовский. Он человек энергичный и деятельный, а я его помощница. С каждым годом наша община пополняется новыми единомышленниками, регулярно на богослужениях у нас бывает около пятидесяти человек. Мы живем и работаем как единый организм. Любим, терпим, уважаем, заботимся друг о друге.
Настоятель храма — отец Олег Скобля. Он окончил театральный институт, позже закончил Санкт-Петербургскую Духовную Семинарию. Уже более десяти лет он еще настоятельствует в храме свв. правв. Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. Батюшка занятой. Его стараниями на глазах петербуржцев эта — одна из старейших в городе церковь из «развалин» советских времен преобразилась в замечательно чистый и красивый храм Господень. Отец Олег сам пишет музыку и стихи, сам играет на гитаре (зачастую вместе со своими друзьями, известными рок-музыкантами), и его песни своей высокой духовностью и художественными достоинствами привлекли огромное количество почитателей. Наша церковь открыта только для сотрудников музея. Батюшка служит литургии по большим праздникам, кроме субботы и воскресенья, потому что в эти дни музей для сотрудников закрыт. А когда к нам в гости приезжает наш псковский батюшка отец Георгий Мицов, то он с разрешения нашего настоятеля служит у нас молебны и панихиды.
— Чем занимается отдел, который многие годы вы возглавляете?
— В 1990 году исполнилось 20 лет со дня образования в Русском музее физической лаборатории как постоянно действующей службы. Образцом-примером для подражания послужила лаборатория Эрмитажа, работавшая еще с довоенных лет. Ее сотрудники — Т.Н.Сильченко, а затем Л.В.Сиверсков и помогали Русскому музею по мере надобности, чаще всего — реставраторам-иконникам. И архив рентгенограмм, доставшийся нам в наследство, в основном состоит из снимков икон.
Помещение, которое в 1970 году было решено оборудовать под рентгеновскую лабораторию, перешло к нам от предшественников, проводивших в нем специальную съемку. В 1950-е годы фотограф Д. А. Лапшин-Соколов занимался и рентгенографированием, и съемкой в ультрафиолетовой и инфракрасной областях спектра, а также снимками фактуры. За десять лет его работы с возможностями этих видов исследования познакомились и реставраторы масляной живописи. Таким образом, поначалу физические методы исследования «работали», в основном, для отдела реставрации ГРМ.
Инициатором создания нашей лаборатории был тогдашний главный хранитель Е.К.Кроллау. Он считал, что нашей основной задачей должно быть изучение собственной коллекции музея, таившей, по его предположению, множество загадок и открытий.
Отдел технологических исследований Русского музея использует физические неразрушающие методы в основном для изучения картин и икон из своего собрания, реже — из собраний других музеев города и страны. Богатые фонды музея, включающие произведения русских и западноевропейских художников, работавших в России, позволяют собрать данные о том, на чем и как писали в XVII, XVIII, XIX и XX веках. Изучение техники и технологии живописи, накопление материалов об эталонных — бесспорных произведениях является генеральной задачей отдела. Определение сохранности картин и икон, проверка подлинности подписей, обнаружение скрытых изображений и тому подобные простые экспертные задачи решаются либо с помощью рентгеновского и микроскопического исследования, либо при изучении в ИК- и УФ-области спектра.
— Православный человек, сходив на какое-нибудь светское мероприятие, после идет в ужасе к священнику на исповедь, потому что в кино, на выставках всегда имеется то, что человека шокирует. Так что же его шокирует?
— Я не очень одобрительно отношусь к новейшим течениям в искусстве. К сожалению, Русский музей поощряет выставки такого рода, которые лично на меня действуют угнетающе. Возможно, это кого-то возбуждает, питает умственно. Я не хожу на открытия этих выставок, особенно в Мраморный дворец. Я очень люблю классическое искусство, потому что я верю в то, что художники, которые писали эти картины, творили их с ЛЮБОВЬЮ! Никакой любви в современной живописи я не вижу. Я с удовольствием сходила на выставку, посвященную Императору Александра III и Марии Федоровне. Ни на Малевича, ни на Филонова не пойду ни за что. С людьми, которые работают с искусством такого рода, часто случаются несчастья: кто сошел с ума, кто повесился и т. д. Это тяжелые художники. Господь все управляет: существует школа замечательного православного художника Владимира Васильевича Стерлигова, которая возникла как бы в противовес всем этим направлениям. Это уже совсем другое дело, хотя они не совсем реалисты. Владимир Стерлигов был учеником Казимира Малевича. Судьба художника Стерлигова, человеческая и творческая, сполна отразила судьбу XX века со всеми его потрясениями и противоречиями. Арест, ссылка, война, тяжёлое ранение, десять лет отлучения от профессии, преданность учеников… Он покупал книги любимых авторов с плохими картинками, закрашивал эти картинки, делал на их месте свои иллюстрации и дарил необыкновенные книжки друзьям. Так появились в единственном экземпляре «издания» Андерсена, Лермонтова, Тургенева. В конце 1920-х годов Владимир Стерлигов сближается с обериутами, создаёт рисунки к детским рассказам Хармса и Введенского, сотрудничает с журналами «Чиж» и «Ёж». В 1960-е годы стремится не просто украсить текст «видом из окошка», но создать изображение, которое подвижно, которое продолжается и живёт за пределами бумажной страницы. Вообще работ этого мастера в детской книжной графике осталось не очень много, но искусствоведы уверенно говорят о том, что художественные идеи Стерлигова серьёзно повлияли на творчество Трауготов, Митурича, Спицына и многих других известных иллюстраторов детской книги. Между прочим хранителем нашей домовой церкви является один из учеников художника — Алексей Николаевич Гостинцев.
Беседовала Дарья Мусиенко
В дополнение к сказанному
«Изучение собственной коллекции стало нашей генеральной задачей, а каталожная работа — самой важной и ответственной. Все же работы по экспертизе принудили нас к совершенствованию методики исследования, а главное, к внедрению новых методов, например, рентгенфлуоресцентного анализа, а главное, к внедрению новых методов, например, рентгенфлуоресцентного анализа пигментов. Выбор метода не случаен: он позволяет определять элементный состав пигментов красочного слоя и грунта картины без взятия пробы. Нам кажется, что в музейных лабораториях должны применяться только такие методы исследования: ведь к картине или иконе можно снова вернуться, если появляется новая аппаратура или новый метод, способный дать новые сведения о памятнике». («Технологические исследования в Русском Музее за 20 лет». Сборник научных статей. СПб 1994)
«У нас в гостях на приходском собрании был наш бывший сотрудник, а ныне священник Псковской епархии о. Георгий Мицов. Это была замечательная встреча. Отец Георгий предложил нам каждый день (в обеденное время) в очередь читать Псалтирь, и этим как-то разрешить томительное состояние нашего ничегонеделания в церкви. Потом мы томились и спели». (9 марта 1994 года. Из приходского дневника храма Архистратига Михаила).
«В начале марта началось нашествие моли и жуков.16 марта обратились за помощью к нашим биологам и микологам.18 марта главный хранитель И.И.Карлов поручил Н. Завертяевой связаться с СЭС и провести сухим методом обработку храма. Причина — в коровьей и овечьей шерсти, которая находится в колоннах, а т.к. многие из них открыты (либо в базе, либо в капители) — разрушены, то только ремонт покончит с этим бедствием.
После двух обработок порошком была сделана предпасхальная уборка.(15 февраля 1999 года». Из приходского дневника)
«300-летие Петербурга мы смогли отметить водружением креста над нашим храмом. Бронзовый золоченый крест по проекту Е. Куприяновой был закончен в феврале, а водружен до праздника св. Пасхи после освящения о. Олегом Скоблей.
Я же, многогрешная р.Б.София, в это время лежала дома со „сломанным“, как думали врачи, правым бедром (Слава Богу, только с поврежденными связками).
Вообще же вся забота, хлопоты и делание креста легли на плечи Зои Александровны Перскевич. Мы же только принимали работу поэтапно».
«Престольный праздник предполагали служить в церкви Михайловского замка и долго к этому готовились. Но, увы, в самый предпоследний день обнаружилось, что кроме царских врат ни одни двери в алтарь открыть нельзя (заперты, а ключи…).
Е. Я. Кальницкая к тому времени уехала. Поплакали и пошли на литургию в церковь Симеона и Анны. Батюшка был совсем больной и благословил нас без него всем приходом во время обеденного перерыва прочитать Акафист Архистратигу Михаилу в нашей церкви. Т. к деньги кончились, то ремонт остался неоконченным, а именно — в алтаре».
«В этом же году были приобретены в Софринском магазине Престол и Жертвенник цвета слоновой кости. Сделали подставку, заказали стекло».
«Царские врата, перенесенные еще до ремонта в фонд к Григорию Наумовичу Голдовскому чувствуют там себя плохо, т.к. стоят в помещении, где открывают и двери и форточку». (2003 г. Из приходского дневника).
http://rusk.ru/st.php?idar=110818
Страницы: | 1 | |
