Православный Царизм — идеология грядущей России

Часть 2

К сожалению, для сегодняшнего большинства русских патриотов заверения, что сама верность идеалам Русского Православного Царизма является надежным залогом грядущей духовно-политической победы в битве за Россию, представляются малоубедительными и неконструктивными. Попробую если не опровергнуть этот скептицизм, то посеять зерна сомнения в справедливость мнения этого большинства.

Будучи свидетелем и участником бурного возрождения народного православно-монархического движения в России с конца восьмидесятых годов прошлого столетия, хочу отметить, что тогда в наших рядах практически отсутствовали сомнения в том, что Русский Православный Царизм является единственной подлинно патриотической идеологией. Мы осознавали себя прямыми наследниками идеологии Союза Русского Народа и русского черносотенства начала ХХ столетия без всяких оговорок и отсылок на «современные» условия, конечно же, очевидным образом далекие от монархии.

Дело в том, что тогда приобрел почти взрывной характер процесс воцерковления значительных масс русских людей, до того отгороженных от церковной жизни. Для нас — православных неофитов, воспламененных тысячелетней верою своих предков, было совершенно очевидно, что, исповедуя близость Царствия Небесного, мы должны стремиться к Православному Самодержавному Царству земному и совершенно отвергать не только советскую и коммунистическую идеологию, но и разного рода республиканство и демократизм. Слова Святого Праведного Отца Иоанна Кронштадтского «Демократия — в аду, а на Небе — Царство!» — были для нас непреложным политическим догматом, от которого мы ни при каких условиях не хотели отказываться.

Коммунисты патриотического толка, особенно их лидеры и функционеры, в то пору относились к нам с такой же враждебностью, как и демократы, западники и прочие перестройщики и реформаторы. Уже тогда на нас наклеивали ярлыки «русских фашистов», «коричневых», «чернорубашечников», хотя наш ярко выраженный русский национализм принципиально отличался от нацизма Адольфа Гитлера. Русский монархизм и национализм в то время были слитными явлениями, и никакого «языческого» национализма как общественной силы тогда не существовало, маргинальные кружки «язычников» на общественно-политическом уровне собственно великорусского вопроса тогда не ставили, занятые своей квазирелигиозной и этнографической проблематикой. И всё же — требования о немедленной расправе именно над нами, как над «фашистами», раздавались изо всех без исключения политических лагерей, которые являли собой тогдашнюю смуту.

Ситуация стала меняться в Сентябре 1991 года, когда коммунистические патриоты лишились большинства властных рычагов среднего и низового уровня, лишились пресловутого административного ресурса и стали лихорадочно искать себе тактических союзников, в том числе в православно-патриотическом, православно-монархическом движении. И многие из наших рядов поверили в искренность их правого политического «дрейфа». Именно тогда, с Сентября 1991 года, в результате определенной договоренности в демократических и либеральных СМИ появился спецпропагандистский термин «красно-коричневые», где «коричневая» компонента подразумевала нас — русских монархистов и националистов.

На наших пикетах, стояниях, митингах, молебнах и Крестных Ходах безо всякой инициативы с нашей стороны стали появляться небольшие группы поддержки из числа рядовых коммунистов. Участники этих групп приходили даже со своими знаменами — красными, и ещё сами приносили «наши» имперские флаги — черно-золото-белые. Они приходили со своими плакатами «Ельцин, Бурбулис, Хасбулатов — враги Русского Народа». И несмотря на всю внутреннюю противоречивость подобных демаршей, вызывавших насмешки иных прохожих и тем более телекомментаторов, наши соратники никогда не противились таким совместным выступлениям. Мы понимали, что это такие же, как мы, русские люди, которые болеют за Россию, и в этом аспекте русский национализм был основой нашей солидарности, которой у нас никогда не было с появившимися позже русскими «язычниками». Их принципиальное антихристианство было совершенно неприемлемо для нас. Но я знаю немало случаев, когда отдельные участники компатриотических группок под влиянием нашей просветительской деятельности начинали воцеркровляться и полностью отказывались не только от интернационализма, но и от национал-большевизма.

Эта тенденция «сближения» православно-патриотических монархистов и патриотов коммунистического и секуляризовано «государственного» толка ещё ярче себя проявила осенью 1993 года. Государственный переворот Б.Н.Ельцина, полностью ликвидировавший остатки советской власти, перевел всех профессиональных политиков из числа коммунистов и большую часть патриотов-«государственников» в оппозицию реформаторскому режиму. Но именно эта политическая оппозиция постаралась фактически монополизировать российский патриотизм, она узурпировала и право определять в нашей общественно-политической жизни, что является патриотизмом, а что чуждо ему.

Движение православных царистов в этих условиях могло бы совершенно затеряться в общественно-политической жизни России, если бы не ряд факторов, взаимосвязанных межу собой и промыслительно сохранявших достаточно массовое православно-монархической движение в России. Из самых существенных факторов назову не все, поскольку, полагаю, ещё не пришло время окончательного анализа и подведения итогов. Назову лишь те, которые были либо исчерпаны, либо реализованы в той или иной степени.

К числу таких факторов, безусловно, во-первых, относится общественно-политическая борьба за канонизацию Русской Православной Церковью Святых Царственных Мучеников. Мне могут возразить, что это был чисто церковный процесс, не имевший отношения к проявлению русской национальной политики. Это, конечно, не так. В условиях существования советской власти это никак не могло произойти, в том числе и по политическим мотивам. Несмотря на то, что советская власть пала, в 1993—1999 годах у новой гражданской администрации во главе с Б.Н.Ельциным остро стояла задача в общественно-политическом поле всеми правдами и неправдами насаждать «идеалы» западной демократии. А канонизация Царской Семьи самим своим фактом содействовала бы легитимизации именно в политическом спектре идей Русского Православного Царизма и подрывала бы идеологические и пропагандистские усилия демократов-реформаторов. Конечно, и в самой церковной среде такой канонизации противодействовали либеральные группировки и либерально настроенные Архиереи, в том числе и среди высокопоставленных «синодалов». Но не это малочисленное, хотя и влиятельное течение было главной причиной задержки канонизации, например, в 1996—1998 годах. Мне, как православному священнику и верующему человеку, трудно об этом свидетельствовать, но главная причина откладывания этой канонизации была именно политическая: ельциновский Кремль не давал «добро» на подобный соборный акт. Здесь не место подробно разбирать этот фактор, но люди из среды единомышленников, знающие действительное положение дел и расклад церковных и политических сил той поры, полагаю, согласятся со мной.

Второй существенный фактор поддержания общественно-политического Православного Царизма в те же годы тесно связан с первым. Это дело о так называемых «екатеринбургских останках», которые ельциновская администрация пыталась навязать Русской Православной Церкви, верующему народу и России в качестве Священных Мощей Царственных Мучеников. Кстати, и это дело было ещё одной из политических причин, почему кремлевские ельциноиды противились канонизации Августейших Святых. Они хотели жестко увязать канонизацию Царской Семьи и признание нашим Священноначалием лжемощей. Поскольку этого никак не получалось, они через агентов влияния препятствовали канонизации. Если бы их духовно-мистический подлог был принят Священноначалием и церковным народом, им бы нечего было бояться и нарастания в российском обществе православно-монархических общественно-политических идеалов. Подлог сводил бы духовное содержание этого процесса к политической мистификации, к безобидному для них политическому театру и не более того.

Позже ситуация кардинально изменилась. В 2000 году Его Святейшеством Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II и Священным Синодом Русской Православной Церкви была получена не только санкция главы всероссийской администрации на канонизацию Святых Царственных Страстотерпцев на Юбилейном Архиерейском Соборе, но сей же главою было высказано пожелание о необходимости такой канонизации. Поэтому наши переживания в Июне-Июле 2000 года, будет ли официально прославлена Царская Семье на грядущем Соборе, имели только духовно-мистические значения покаянного толка. ГОСПОДЬ уже в Мае склонил жестокие выи части духовенства перед подвигом Августейших Великомучеников Русской Голгофы. Одна Архиерейская выя менее чем через год сломалась, не выдержав напряжения.

Третьим существенным фактором поддержки существования общественно-политического течения Русского Православного Царизма на протяжении всех девяностых годов минувшего столетия была многообразная по содержанию деятельность Его Высокопреосвященства Высокопреосвященнейшего Иоанна (Снычева), Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. Фактически он стал (и остается до сих пор) главным современным идеологом Русского Царизма и Православного патриотизма. Его духовно-политические характеристики России и Русского Народа, его церковно-исторический анализ Русского Православия, Русской Державности и духовно-политический анализ современной России были настолько авторитетны для патриотов всех категорий, что ни патриотически настроенные коммунисты, ни секуляризованные патриоты-«государственники» ничего сколько-нибудь существенного этому противопоставить не могли. И наоборот, они были вынуждены считаться в своей деятельности с теми положениями о русском патриотизме, которые формулировал Старец-Архипастырь. В своих политических предвыборных программах и «красные», и «советские» патриоты, оглядываясь на всё возрастающий многомиллионный церковный «электорат», были вынуждены тогда и вынуждены до сих пор ограничивать себя в пропаганде интернационализма, достоинств «советской демократии» и полностью исключать атеистическую риторику. Хотя многим идеологам, особенно нерусского происхождения, — «серым кардиналам», штабным функционерам политических патриотических лидеров это страшно не нравилось и не нравится до сих пор.

И так происходит по одной простой причине — немеркнущие идеалы русского патриотизма — однозначно и недвусмысленно, современным языком, без налета архаики и «квасной» аргументации были доходчиво и ясно для миллионов соотечественников сформулированы Владыкой Иоанном в трудах «Самодержавие Духа», «Одоление Смуты», «Творцы катаклизмов» и «Русь Соборная».

Кстати, этот явно удерживающий нецерковных патриотов-политиков аспект при жизни Владыки Иоанна позволял без измены своим идеалам участвовать отдельным православно-монархическим течениям, группам и общинам в предвыборной борьбе далеких от церковности патриотических лидеров Г. А.Зюганова, А.В.Руцкого, С.Ю.Глазьева и других. Конечно, ни о какой политической реализации идеалов Православного Царизма в этих случаях речи не было. Но православные патриоты надеялись, что их поддержка неправославных патриотов в случае политического выигрыша может оказать влияние на думскую, президентскую или хотя бы региональную политику. А кроме того, официально участвуя в политической агитации, православные монархисты стремились продвигать свои идеалы в гущу российских обывателей, вовлеченных в предвыборные процессы митингами, собраниями и прочими массовыми мероприятиями. Более того, были неоднократные попытки создания предвыборных блоков, в политические программы которых проникала православно-монархическая идеология.

Насколько плодотворно подобное исполнение православно-монархической миссии, можно, конечно, спорить. Лично мне известен всего один-единственный случай при выборах в местные советы Москвы в 1989 году, когда кандидат в районные депутаты выдвинул в качестве главного для своей предвыборной программы наш лозунг «За Веру, Царя и Отечество» и победил в выборах, стал депутатом, обойдя в предвыборной борьбе довольно известных в начале девяностых годов записных демократов. Думаю, это то самое исключение, которое подтверждает железное правило, что идеи Русского Православного Царизма прямо не применимы для демократической выборной системы любого толка. Хотя предвыборная борьба могла быть поводом для пропаганды монархических идей.

Принципиальная и гласно заявленная позиция Владыки Иоанна по отношению к так называемым «екатеринбургским останкам» позволила за 1993−1995 годы сформировать и ясную позицию по этому же вопросу всего Священного Синода Русской Православной Церкви, который до того фактически не принимал во внимание серьезность угрозы этого мистического подлога. Значительным был вклад Владыки Иоанна и в дело канонизации Святых Царственных Мучеников. И это несмотря на то, что первоначально он относился с некоторым сомнением к возможности канонизации Святого Царя-Мученика Николая, считая, что Его отречение от Престола может быть истолковано как проявление слабости, духовной нестойкости. Впрочем, с таковыми сомнениями Владыка Иоанн никогда не выступал публично. И все же некоторые нынешние церковные «историки» пытаются представить это иначе.

В отличие от некоторых современных высокопоставленных церковных деятелей, свою позицию по тем или иным существенным вопросам Владыка Иоанн никогда не абсолютизировал и был совершенно открыт для церковной полемики и аргументации, которая иначе освещала основание его позиции по тому или иному вопросу. (Увы, такой смиренный, подлинно христианский подход редко встречается у ныне живущих Архипастырей в отношении к раз высказанной ими позиции. Это особенно заметно, например, относительно исторических оценок личности Царя Иоанна Васильевича Грозного. Архипастырская позиция по данному вопросу не терпит никаких возражений и аргументов).

Более того, Владыка Иоанн, будучи постоянным членом Священного Синода и заместителем председателя Синодальной комиссии по канонизации Святых, самолично передавал в комиссию церковно-исторические справки и исследования, которые аргументированно разбирали наветы и клевету на Царя-Мученика и в конечном итоге содействовали делу церковного прославления Государя Императора Николая II. Владыка Иоанн самолично благословил создание в своей епархии в 1993 году Общества ревнителей прославления Святых Царственных Мучеников, объединившего мiрян и духовенство в этом служении БОГУ и Отечеству. Это Общество продолжает объединять таковых ревнителей и ныне, поскольку акт канонизации являет собой только определенный этап прославления, земная же слава Царской Семьи пока далеко уступает Их славе Небесной у БОГА, учитывая, что сама канонизационная формула «Царственные Страстотерпцы» не отвечает действительному духовному значению подвига наших Царственных Великомучеников.

Как профессиональный церковный историк, Владыка Иоанн не побоялся за свою высокую научную и общественную репутацию и, пожалуй, первым из столь значимых фигур в послереволюционной России открыто дал и, главное, обосновал положительную оценку деятельности Союза Русского Народа и русского черносотенного движения в начале ХХ столетия. Конечно, за это он сам в определенных либеральных кругах получил политический ярлык черносотенца. Но после трудов Владыки Иоанна тысячи и тысячи церковных русских людей перестали бояться столь высокого определения в свой адрес из стана врагов и респектабельных доброжелателей. Владыка Иоанн исповеднически не устрашился встать в такой ряд черносотенцев, как Святой Праведный Иоанн Кронштадтский, Святитель-Исповедник Тихон, Патриарх Московский и всей России, Священномученик Иоанн Восторгов, Священномученик Макарий (Гневушев), Епископ Орловский и Севский, Священномученик Гермоген (Долганов), Епископ Тобольский и Абалацкий и, наконец, Святой Царь-Великомученик Николай!

Смерть Владыки Иоанна одиннадцать лет назад — 2 Ноября 1995 года — была страшной утратой для всего православно-монархического движения России. До сих пор помню то горькое чувство сиротства, которое охватило меня при получении известия об успении Владыки. Но его духовно-политическое наследие, сформулированные им основные положения Русского Православного Царизма не были забыты современными монархистами. Они ничуть не устарели. Более того, можно сказать, что пока духовно-политическое наследие почившего в БОЗЕ Старца-Архипастыря в повседневной общественно-политической жизни задействованы едва ли на десятую часть.

К сожалению, в современной официальной церковной политике пока господствует тенденция замалчивания подлинного значения духовно-политического наследия Митрополита Иоанна (Снычева). Порой же некоторые околоцерковные деятели пытаются представить его наследие противоречащим Учению Церкви. Но широкое почитание трудов Владыки Иоанна только ширится. Сейчас в библиотеках большинства православных гимназий, воскресных школ, в приходских книжных собраниях труды Митрополита Иоанна не просто стоят на видном, почетном месте. Они постоянно востребованы церковной молодежью. Именно поэтому можно уверенно говорить о том, что политическая реализация наследия Митрополита Иоанна (Снычева) принадлежит грядущей России, его значение будет осмысливаться нами, нашими детьми и внуками и будет возрастать из года в год.

Тут не надо быть провидцем, когда знаешь, что современные учителя истории не только в приходских школах, православных гимназиях, но и в обыкновенных светских, общеобразовательных школах, раскрывая своим воспитанникам смысл духовных побед Святителя Алексия Московского и Святого Благоверного Князя Димитрия Донского, раскрывая значение Царствования Благоверного Государя Иоанна Грозного и перипетии Смутного Времени начала XVII столетия, обращаются за аргументами к историческим трудам Петербургского Святителя, нашего удивительного современника и всем памятного Духовного Наставника. Идеи Русского Православного Царизма, доходчиво и ясно, последовательно и непротиворечиво сформулированные Владыкой Иоанном, хранят в себе мощный объединительный потенциал.

Что такое политическая идеология как таковая? Это собрание, свод определенных идей, которые могут объединить множество людей в их совместной политической, общественной и иной деятельности. Если в политическую идеологию вкрадываются скрытые или явные противоречия, даже при всей привлекательности для многих заявленных в идеологии тактических и стратегических целей, со временем такая идеология разрушает единство политического действия, оно распадается на течения, которые поддерживают тот или иной аспект старой идеологии и отрицают ценность других её аспектов, которые не согласуются с выбранным направлением.

Особенность православной политической идеологии заключается в том, что она строится на принципах библейского и церковного симфонизма, созвучия, согласия. Её части всегда согласуются, созвучны с целым и не разногласят между собой. Если какая-то из сформулированных идей противоречит Священному Писанию и Преданию, противоречит Соборным канонам Церкви, такая идея «автоматически» отвергается. Тут не нужны долгие политические споры, затяжные дебаты. Достаточно наглядно вскрыть подобное противоречие, и ни один церковный человек в своей повседневной практике и в гражданских чаяниях не станет сознательно руководствоваться такой идеей.

Современная проблема заключается в том, что в политическом срезе уровень нашей церковной сознательности в своем массовом проявлении весьма низок. Относительная «благополучность», «мирность» сегодняшних политических процессов и действие в первую очередь телевизионной пропаганды создают условия для того, что наши даже верующие, даже воцерковленные соотечественники, не только из числа мiрян, но и из числа православного духовенства, как бы раздваиваются в своей церковной и гражданской жизни. Но это до поры, пока пушкинский золотой петушок не прокукарекает… В них пока спит Адамово царственное начало, они забывают о своем достоинстве Венца творения, «царствуют» лежа на боку, в своей бытовой повседневности живут без Царя в голове… И только на молитвенном правиле или в храме вспоминают Царя Небесного, видимо, полагая, что для спасения в современном мiре и этого достаточно. А по сути таким образом в своих делах, которые должны быть, по Апостолу Иакову, делами веры, они от Царя Небесного отрекаются.

Для покаяния другого Апостола — Петра требовалось, чтобы трижды пропел петух в Царском дворце Иерусалима. Мы же не такие твердокаменные в своей вере. И нам, видимо, потребуется 333 раза петушиного пения, чтобы мы, наконец, и уже безповоротно поняли, что разделять свою гражданскую жизнь, жизнь российского подданного и церковную жизнь никак нельзя. Нельзя служить двум господам — Царю Небесному и выборной демократии. Вот тогда-то и будет в полной мере востребована симфоническая, то есть непротиворечивая политическая идеология Русского Православного Царизма, для разъяснения которой столько сделал Владыка Иоанн. Вот тогда-то и вскроются те самые объединительные качества идеологии Царизма, цену и действенность которой мы пока даже ещё не определили.

Четвертым существенным фактором, который обезпечивал развитие значительной части российского православно-монархического движения в годы губительных реформ и медленного опамятования от них, считаю своим долгом назвать общественно-политическую деятельность в 1992—2006 годах в качестве достаточно последовательного цариста — замечательного русского художника Вячеслава Михайловича Клыкова.

Здесь неуместно сравнивать вклад в современный Русский Царизм Владыки Иоанна (Снычева) и вклад Вячеслава Михайловича. Слишком различно было их общественное служение и мера ответственности перед БОГОМ и Церковью. Но, вспоминая ХРИСТОВУ притчу о двух лептах нищей вдовицы (Лк. 21, 2; Мк. 12, 42), должен засвидетельствовать, что и Вячеслав Михайлович всю свою репутацию и высокое положение в художественном истеблишменте положил на алтарь Русского Царизма.

Успешный и востребованный в верхах скульптор, перед которым — после фигуры Гермеса у Хаммеровского центра — широко открывалась карьера с постоянными заказами, карьера не менее благополучная и оплачиваемая, чем, скажем, у самого задействованного в современной Москве скульптора, предпочел этот широкий путь деятельности православно-монархического общественного деятеля. Пусть даже с меньшей перспективой карьерного роста, он мог бы ограничиться позиционированием себя в качестве просто «российского патриота». С середины 1990-х годов, с первой — позорной для её организаторов — чеченской кампании, такой казенный «патриотизм» постепенно начинал приветствоваться в Кремле. А в начале XXI столетия он стал просто расхожим правилом для салонных деятелей культуры. Наконец, В.М.Клыков мог себя позиционировать монархистом, как, например, известный русский художник Илья Сергеевич Глазунов, но не лезть со своими убеждениями в общественно-политическую деятельность, и быть при этом обласканным Кремлем и респектабельными СМИ. Но В.М.Клыков принес в жертву общественно-политическому служению Царской России всё, что имел, — респектабельную репутацию, большую карьеру, свои деньги, силы, здоровье, творческое время и свою искреннюю любовь, свою искреннюю убежденность.

Надо при этом сказать, что открытое обращение В.М.Клыкова к Русскому Царизму на рубеже 1991−1992 годов было настороженно и даже подозрительно воспринято некоторыми видными православными монархистами той поры. Кто-то считал, что за этим стоит какой-то секретный подвох. Иные безапелляционно заявили, что, дескать, В.М.Клыков сам себя прочит в Цари. Третьи говорили, что он собирается быть регентом малолетнего внука Князя Владимира Кирилловича. Большая часть подобных «аналитических» домыслов так и осталась в качестве кулуарных разговоров. Но кое-какие из них в свое время прорвались и в патриотическую печать. И ни один домысел насчет него не оправдался.

Сейчас душа Вячеслав Михайловича уже предстала БОГУ и ЕГО Суду. И земной путь его общественно-политического служения ГОСПОДУ и Отечеству открыт всем в чистоте общего личного замысла и последнего деяния — проведения восстановительного съезда Союза Русского Народа. Последние годы он знал, что смертельно болен. Напряжением всех своих духовных и душевных сил, мощной волей подлинного русского человека он яростно сопротивлялся болезни. Но больше не лечебными процедурами и дорогостоящими операциями, хотя, видимо, мог бы себе позволить лечение в лучших заграничных клиниках и отдалить свою земную кончину ещё на несколько лет. Нет, он продолжал заниматься творчеством и напряженной общественной деятельностью до последних недель своей жизни.

Не хочу сейчас разбирать детально особенности или противоречия его монархических позиций. Он не был идеологом монархического движения. Никогда он не претендовал на теоретические разработки. Если в чем-то иногда ошибался, чаще всего это были чужие ошибки — ошибки людей, которых он приближал в тот или иной период своей общественно-политической деятельности, а не собственные заблуждения. К Русскому Царизму В.М.Клыков подходил как художник. Так, по-своему он трактовал понимание Пресвятой ТРОИЦЫ, когда видел Её проявление, например, в триаде «Православие. Самодержавие. Народность» или в трех полях боевой славы России — Куликовском, Бородинском и Прохоровском. И, положа руку на сердце, как православный священник, могу сказать, в этих художественных «перехлестах» ровным счетом не было ничего еретического. Ведь сама Святая Церковь учит нас всеми своими делами троекратно славить БОГА ТРОИЦУ — трижды осенять себя Крестным знамением, трижды кланяться, трижды на дню принимать пищу, трижды свидетельствовать собрату о его заблуждениях и так далее, и тому подобное. В.М.Клыкову, как художнику, постигающему образный строй тварного мiра, были близки именно тринитарные качества БОЖЬЕГО творения, и он с непосредственностью дитя ликовал, когда обнаруживал такую троичность в русской истории, в окружающем мiре.

Этот художественный размах монументалиста был свойственен и всем его общественным начинаниям. Мне хорошо памятен объединительный монархический съезд осенью 1994 года. В то время, когда политические патриоты нагнетали всенародную скорбь о первой годовщине кровавой осени 1993 года, он арендовал Колонный зал бывшего Дворянского собрания Москвы для проведения монархического съезда. Он созвал туда, помимо всех монархистов любых направлений, толков и оттенков, весь политический истеблишмент, хоть как-то сочувствующий Русской Идее. Там было не меньше трети Государственной думы и более десятка губернаторов. Там были члены Конституционного суда и министры, известные актеры и художники. Попали туда и опереточные «Павел II» и «Николай III». Были там советские маршалы и новые российские генералы. Всех В.М.Клыков заставил слушать речи и доклады о Русском Царстве.

Конечно, эта пестрая толпа кого-то из наших смущала. Но я запомнил, как лидер российских коммунистов Г. А.Зюганов в кулуарах съезда давал интервью центральному телеканалу. Корреспондентша его спросила:

— Признаете ли Вы Русскую Монархию, если она будет восстановлена в России?

И коммунист совершенно неожиданно для всех ответил:

— Да, если такова будет воля всего народа.

Конечно, ответ был не без доли лукавства, поскольку воля народа в категориях советской демократии не может быть столь единой, чтобы её назвать «волей всего народа». Но разве можно было представить такое пусть и компромиссное заявление Г. А.Зюганова в иных условиях, в иной обстановке. Больше никогда и ничего близкого к этим словам Геннадий Андреевич не произносил с экрана телевизора. Но тогда было именно так. То ли пушкинский золотой петушок, то ли Апостолов петель все же вынудил российского коммуниста N 1 публично на всю страну произнести такие слова…

Вовсе не карнавал, вовсе не шоу организовывал тогда Вячеслав Михайлович. Он, как истинный художник, организовал монархический праздник. И не только его. В рамках Первого объединительного монархического съезда он провел Вторую научно-практическую конференцию «Государственная Легитимность» по вопросам дорасследования убийства Царской Семьи в свете криминалистики, государственного права, исторической истины и Евангельского вероучения. В спокойной обстановке «клыковского» центра Славянской письменности и культуры в Черниговском переулке уже второй раз встретились специалисты различных профилей. В первую очередь это были московские и питерские криминалисты, часть которых отрабатывали политический заказ по «доказательству» подлинности так называемых «екатеринбургских останков», а другие очень авторитетные ученые излагали свои веские доводы, что эти останки никак не могут принадлежать Царской Семье. Первая подобная конференция в Марте 1993 года проходила там же, под эгидой В.М.Клыкова.

Праздничным мероприятием в Колонном зале всей стране В.М.Клыков продемонстрировал, что монархическое сознание современных русских людей живо и умножается. А конференцией «Государственная Легитимность» исполнил благословение Владыки Иоанна (Снычева), которого он чтил с сыновним почтением и любовью и постоянно стремился поддерживать связь с ним как напрямую, так и через ближайших сотрудников Владыки.

После съезда в Колонном зале В.М.Клыков больше не устраивал подобных широкоохватных сборищ. На несколько последующих лет его монархической стратегией стало проведение региональных общественных Земских Соборов. Клыковские Земские Соборы с участием местных Владык и других представителей Церкви проходили в Белгороде, Курске, Санкт-Петербурге.

Очень он хотел провести такой же Собор и во Владивостоке. И даже вел переговоры с Владыкой Вениамином, Епископом Владивостокским и Приморским, и получил его благословение. Конечно, он, как художник, хотел духовной переклички с Земским Собором в Приморье летом 1922 года, который организовал генерал-лейтенант М.К.Дитерихс. Тот Собор провозгласил восстановление Монархии в России, и ни один орган советской власти за 70 с лишком лет не удосужился документально отменить результат этого Собора — последней воли свободных русских людей накануне образования СССР.

Выражаясь языком советской эпохи, В.М.Клыков был «романтиком» Православной Монархии, «энтузиастом» Русского Царизма, а обращаясь к современному молодежному сленгу, можно сказать, что он был «упертым» и «крутым» православным монархистом, русским националистом, черносотенцем образца 1905 года.

Неоднократно в преддверии тех или иных думских, президентских (1996 года) или губернаторских выборов он пытался сформировать тот или иной предвыборный блок. Но при этом совершенно не понимал, не по глупости, а по высоконравственному своему устройству, правил демократической игры, безчестных правил политического «пиара» и циничного торга электоратом. Конечно, если бы вдруг Вячеслав Михайлович стал губернатором или депутатом Государственной думы, можно ни на секунду не сомневаться, что он остался бы таким же «упертым» православным монархистом, каким был в своей общественно-политической деятельности. Но мы видим, что до сих пор в креслах Государственной думы не было ни одного депутата, который хотя бы в деликатной предположительной форме исповедовал Православный Царизм и Самодержавие.

Видимо, именно этот очевидный факт подвиг Вячеслава Михайловича к тому, что последний год своей жизни он деятельно, активно посвятил воссозданию Союза Русского Народа, в Уставе которого категорически отвергаются выборные формы власти. И во время проведения восстановительного съезда год назад он самым главным условием воссоздания Союза ставил неукоснительное следование Уставу СРН, утвержденному в 1906 году, где одним из принципиальных положений было — отказ членов Союза от баллотировки в выборах в Государственную думу Российской Империи. Это пожелание было почти единогласно принято участниками съезда.

Попытки воссоздания СРН на моей памяти предпринимались неоднократно. Так, например, хорошо помню, что в Сентябре 1990 года на первом, ещё всесоюзном Съезде православно-патриотических сил, который инициировал почтеннейший Владимир Николаевич Осипов и руководимый им Союз «Христианское Возрождение», была небольшая группа зрелых мужиков из Волгограда — Царицынский отдел Союза Русского Народа. Они вошли в число учредителей Предсоборного Совещания по проведению Всероссийского Земского Собора, и потом на все заседания этого Совещания они неизменно приезжали. Кто-то пытался заново учредить СНР в середине девяностых, об этом были сообщения в монархических изданиях… Но все эти и другие подобные заявки чаще всего были связаны с очередной предвыборной кампанией и кончались ничем. Видимо, мистическая сила уставного слова СНР 1906 года об отказе от баллотировки в выборах в этих случаях решала проблему.

В.М.Клыков же, испытав и опытно определившись со своим отношением к демократическим выборам, перед лицом Жизни Вечной сделал свой выбор и дерзнул перед БОГОМ вместе со своими единомышленниками восстановить Союз Русского Народа на тех духовно-политических началах, на которых он и возник.

Сейчас, осматривая в обратной — иконной ретроспективе православно-монархическое русское народно-освободительное движение 1988−2006 годов, можно безо всякой льсти сказать, что Вячеслав Михайлович Клыков был самой заметной и известной мiру фигурой Русского Православного Царизма за этот период. Конечно, среди лидеров, идеологов и деятелей Православного Монархизма были и есть люди исключительные, уникальные, без которых просто невозможно представить Царское служение нашего Отечества в эти годы.

Здесь я обращаю внимание только на одно качество В.М.Клыкова. Ни одной фигуры — более известной окружающему мiру, более известной политической элите современной России, более яркой и значимой для российской общественности, без учета мiровоззренческих симпатий различных страт этой общественности, более художественно самобытной, кроме В.М.Клыкова, наше православно-монархическое движение не знало и пока не знает.

Он не был в буквальном значении этих понятий — нашим общепризнанным лидером и вождем. Но для мiра он все эти годы был нашим лицом. Лицом характерным, своеобычным, благородным и честным. За одно это мы должны быть благодарны БОГУ в своей памяти о Вячеславе Михайловиче. И не признавать этого, полагаю, было бы погрешительно.
Впервые опубликовано «Русское Знамя» N 2, Ноябрь 2006 года
Продолжение следует