Русское сопротивление на войне с антихристом

Из воспоминаний и дневников. Глава 19

Паломничество по святыням Русского Севера. — Олонецкий край и Заонежье. — Чудовищные злодеяния еврейских большевиков. — Создание царства антихриста. — Ритуальное сжигание икон. — Осквернение святых мощей. — Святая земля Соловков. — Сийский монастырь

Желание совершить паломничество по святыням Карелии появилось у меня после рассказов Розова на вечере «Памяти». Ужасающие подробности совершенных там зверств, услышанные от него, вызвали у меня сомнения. Однако сведения, которые я собрал, путешествуя по этому краю, превзошли все мои ожидания. Из многочисленных встреч со старожилами, краеведами, музейными работниками сложилась трагическая история этого русского края под властью еврейских большевиков, превративших его в своего рода концентрационный лагерь, где вся жизнь подчинялась тюремной дисциплине, отступление от которой чаще всего каралось смертью.

Мой маршрут по Карелии начался с Олонца, через Петрозаводск, вокруг Онежского озера, Пудож — Вытегра. Далее на Повенец — Медвежьегорск — Сегежу — Выгозеро — Кемь и Соловки. С начала 20-х годов вся территория этого края находилась на особом режиме. И подчинялась скорее начальникам лагерной системы, чем обычной советской власти. Десятки лагерей с сотнями тысяч заключенных, располагавшихся на сравнительно небольшой территории, были своего рода царством антихриста, как называли их жившие здесь старообрядцы-беспоповцы. Число заключенных в этих лагерях значительно превышало население самой Карелии. До сих пор мало кто знает, что в результате чудовищных экспериментов еврейских большевиков на Русском Севере погибло почти все коренное население этого региона, жившего здесь до 1917 года, а ныне живущие имеют свои корни в других регионах России. Первый удар по коренному населению был нанесен в начале 20-х годов после массовых крестьянских восстаний в этих местах. Были расстреляны тысячи человек, а часть сослана в Сибирь. На их место селили крестьян из Тамбовской и Воронежской областей, родственники которых принимали участие в Антоновском восстании. Большая часть населения Карелии погибла при насаждении здесь глобальной лагерной системы. Любые протесты против нее мужского населения заканчивались массовыми расстрелами. Огромная массовая зачистка мужского населения Карелии была произведена еврейским начальником ГУЛАГа в 1936—1937 гг. НКВД по определенному списку арестовывал от 30 до 50% мужского населения. Забирали без объяснений. В порядке профилактики, ибо коренное мужское население этого края было близко к восстанию. Например, в деревнях Великогубского сельсовета в середине 30-х забрали около половины всех мужчин, никто из них не вернулся. Краеведы рассказывали мне, что таким образом пострадала почти каждая карельская деревня. Большую часть репрессированных карельских мужчин определяли в местные лагеря, где вместе с русским населением других регионов она становилась объектом самых зверских экспериментов.

Зверства, которые творились в северных лагерях, трудно поддаются описанию. Здесь совершались все «казни египетские». Заключенных не только расстреливали и морили голодом до смерти, но и топили в проруби, жгли на костре, бросали в топку котельной, отрезали конечности, зарывали заживо в землю. В беседах со мной многие очевидцы тех событий, краеведы, музейные работники в качестве организаторов этих страшных преступлений чаще всего называли имена Матвея Давидовича Бермана, Якова Давидовича Рапопорта, Семена Григорьевича Фирина, Нафталия Ароновича Френкеля.

Но самым главным среди них в этом царстве антихриста был Берман, возглавлявший систему лагерей с 1930 до 1936 г. Именно на этот период приходятся самые беспощадные репрессии против священников и монашествующих (подавляющая часть их была расстреляна), массовые закрытия и сожжения церквей. Берман — сын еврея, сосланного в Сибирь за уголовные преступления, с детских лет был воспитан в ненависти ко всему русскому. За несколько месяцев на посту председателя глазовского Чека он проявил себя как сторонник «беспощадных чисток буржуазии», с ноября 1918 занимался организацией карательных отрядов так называемых особых формирований в Екатеринбурге, Перми и Вятке, занимавшихся бессудными расстрелами всех противников советской власти. Некоторое время он работал в Екатеринбургской ЧК под руководством цареубийцы Юровского. В ЧК, а потом ОГПУ-НКВД у него сложилась репутация специалиста по карательным операциям. Управляя лагерями, Берман с необыкновенной легкостью «разменивал человеческие жизни». Только при строительстве Беломоро-Балтийского канала от невыносимых условий жизни и репрессий погибло более 100 тысяч заключенных.

В этот год я проехал вдоль всего канала. Возле его берега сохранилось множество могил. Заключенных «пускали в расход» при любой попытке к бегству. Расстреливали без суда и следствия и тут же закапывали без креста и даже холмика. На месте могилы через полгода земля оседала и образовывалась ямка, по которой можно было определить место захоронения. Когда таких ямок стало очень много, образовали бригаду, которая приходила и засыпала эти ямки. Одна бабушка из этих мест рассказывала мне, какой переполох начался здесь после войны, когда начали углублять канал. Оказалось, что множество могил был устроено на дне канала, и когда начали рыть дно специальной машиной, она постоянно стала выносить на поверхность обломки человеческих костей и черепов. Роясь в этой земле, можно было найти нательные крестики, маленькие медные иконки, хранившиеся у русских людей, «жидами умученных».

До 1917 года Карелия по количеству деревянных храмов и часовен была совершенно особенным, сказочным местом архитектурных ансамблей, вроде сохранившихся до сегодняшних дней Кижей. После установления здесь лагерного царства антихриста все они были уничтожены. В середине 30-х, скорее всего по указанию того же Бермана, была проведена кампания по разборке деревянных церквей для строительства складов, сараев и бань. Знаменитые Кижи сохранились совершенно случайно. Рассказывают, что в них были устроены особые склады ГУЛАГа.

Наше паломничество по Карелии, древней Олонецкой земле, которую русские люди начали осваивать еще в Х веке, началось с Александро-Свирского монастыря, основанного в 1500 году великим русским святым Александром Свирским (1448−1533).

Александр Свирский в сонме русских святых занимает особое место. Он единственный из них сподобился великого откровения Святой Троицы. Будучи иноком Валаамского монастыря, по особому велению свыше он удалился в Свирские леса, где и произошло явление ему Святой Троицы. Это откровение несло таинственный смысл и знак любви Бога к русскому народу. В лице преподобного Александра Свирского — русского «новозаветного Авраама» — сама Святая Троица избрала русских народом-богоносцем, исповедником истинной веры Христовой. На месте этого события возник чудесный город-монастырь, высоко почитаемый русскими царями и особенно Иваном Грозным. В монастыре служили шесть больших храмов, включая два соборных — Троицы и Преображенский, в котором хранились мощи великого святого. Значение Александра Свирского в русской истории сравнивается со значением Сергия Радонежского. Учениками Александра Свирского были святые Андриан Ондрусовский, Никифор и Геннадий Важеозерские, Александр Куштский, Иона Яшезерский и многие другие подвижники северного края, составлявшие Русскую Фиваиду.

С приходом к власти еврейских большевиков монастыри стали одной из первых жертв злодейского режима. Вооруженный до зубов отряд красногвардейцев захватил монастырь и потребовал от братии выдать им деньги и ценности. Захватив богатства, скопленные братией за столетия, красногвардейцы убили всех монахов во главе с настоятелем. Через год еврейские большевики вывезли из монастыря нетленные мощи святого Александра Свирского и отправили их Военно-медицинской академии в Петроград. Рассказывают, что всеми этими акциями руководил один главный большевик Овсей Герш Аронович Зиновьев (Апфельбаум), диктатор Северной коммуны, фактически всего Северо-Запада России. По его указанию монастырь был превращен в концентрационный лагерь, просуществовавший, по сведениям старожилов, до начала 50-х годов. Все святыни монастыря были уничтожены, включая келью Александра Свирского, деревянные церкви и часовни. Позднее в монастыре разместили психиатрическую больницу для тяжелобольных. Однако к моему приезду монастырь был покинут людьми. Разбитые окна, сорванные двери, ветер в огромных пространствах главных соборов…

Из Александро-Свирского монастыря отправляемся к Задне-Никифоровской пустыни, основанной учеником Александра Свирского Никифором Важеозерским. На пути у нас древний русский город Олонец (упоминается с 1137 года), при большевиках он сильно обезличен, разрушено большинство церквей и колоколен. На месте крепости разбит парк. Возле храма познакомились с монахиней Варварой (в миру Натальей Егоровной Лопской), 81 года. Разрушение города проходило на ее глазах, началось прямо с 1918-го, сравнительная близость к Петрограду сыграла трагическую роль. В отношении к православным сильно лютовал Зиновьев. Когда началось строительство лагерей, то «зачастили комиссии из жидов, одетых во френчи». Всех священников позабирали, храмы закрыли. В окрестных монастырях устроили тюрьмы. Рассказывали о том, как закрывали Андрусову Николаеву пустынь в 30 км от Олонца на берегу Ладожского озера. Основана она была учеником Александра Свирского святым Адрианом (+ 1550), восприемником дочери царя Иоанна Грозного. В пустыне было два храма, в одном из которых, Введенском, почивали мощи святого. Для закрытия монастыря приезжал отряд чекистов. Они собрали монахов и требовали их отречения от Бога. Отказавшихся расстреливали на месте. Все ценности были разворованы, а храмы разрушены. Такая же ужасная участь постигла и другой древний монастырь Олонецкой земли — Сяндебскую Успенскую пустынь. Она была основана в XVI веке учеником святого Александра Свирского Афанасием Сяндебским (ск. в 1550). Святой Афанасий был свидетелем великого чуда явления Александру Свирскому пресвятой Богородицы. В единственном храме монастыря хранились мощи его основателя. По рассказам монахини Варвары, закрывать пустынь приехали также чекисты, которые убивали монахов в Андрусовском монастыре, но на этот раз они только выгнали монахов, заявив, что сооружения пустыни переходят к трудовому народу. В течение года ранее процветающие хозяйство монастыря был расхищено, а поля превратились в пустыню, заросшую сорняками. Матушка Варвара вспоминала, как в первой половине 30-х годов в этих местах начальником НКВД был Карп Соломонович Шершевский. Этот лютый зверь заставлял местное начальство составлять планы закрытия последних церквей. Сам он занимался охотой на оставшихся священников и монашествующих. По его настоянию было расстреляно практически все белое и черное духовенство, некоторых из них он убивал лично…

Продолжаем путь, дорога петляет. Большие селения вдоль дороги не имеют лица, иногда редкое исключение — как в селе Новинка с рядом двужирных северных домов, кладбище с часовней. Сворачиваем на Интерпоселок, так сейчас называется Западно-Никифорова пустынь, расположенная на озере Воже в удивительно живописном месте. Дул сильный ветер… Солнце ярко освещало узкую полосу песчаного берега, усыпанного камнями, покрытыми мхом, под небольшими соснами. Как и все в этих местах, большевики превратили монастырь в тюрьму. Монахов затолкали в грузовые машины, не дав даже собраться, увезли под конвоем. Старожилка тетя Настя рассказывала со слов монахов, что, уезжая отсюда, монахи плакали… После войны в монастыре был лагерь для военнопленных, а позднее интернат для психически больных.

Проезжаем Святоозеро, бывшее когда-то центром округа, на его берегу стояла красивая церковь, уничтоженная большевиками. Обедаем и ночуем у озера в машине. Разговариваем с местными. Корова здесь дает 1200 литров молока в год, а в Финляндии, недалеко отсюда, в сходных условиях — 4000. Есть ли у вас здесь в поселке верующие? Нет. Главная радость в жизни водка. В кустах пьяная парочка, не замечая никого, пытается совокупиться. У молодца по пьяному делу не получается. Недовольная молодка, матерясь, убегает.

Несколько дней проводим в Петрозаводске, посещая оттуда на пароходе Кижи и пытаясь разыскать Клименецкий монастырь, расположенный на одном из островов Онежского озера. Монастырь, основанный святым Ионой Клименецким, был полностью разрушен большевиками. По свидетельству местных старожилов вплоть до начала 1920-х годов на острове сохранялись три больших деревянных храма, обнесенные оградой, обликом похожие на кижские церкви. В одном из них, храме Захарии и Елизаветы, хранились мощи святого Ионы, почитаемого всей округой. Примерно в то же время был уничтожен самый древний в этих местах Палеостровский монастырь на Онежском озере. В конце XVI века основание ему положил святой Корнилий Палеостровский, инок Валаамова монастыря, совершавший здесь чудеса со своим учеником Авраамием. В XVII веке монастырь был захвачен раскольниками, которые пытались в этих местах создать нечто вроде своего государства «древнего благочестия». По легенде, сюда в ноябре 1688 года собралось 2700 человек. Не желая подчиниться царю, раскольники устроили пожар, в котором все погибли. После этой трагедии монастырь был восстановлен и служил до начала 1920-х годов. Большевики превратили его в тюрьму, я же увидел здесь бесформенные руины, отдельные постройки, ограды из неотесанного камня и отсутствие всякой жизни… Мощи святых Корнилия и Авраамия Палеостровских исчезли, но на берегу озера сохранилась скалистая пещера — место подвигов святого Корнилия.

Кроме Палеостровского, вторым по древности монастырем Олонецкого края был Муромский, расположенный на берегу Онежского озера при впадении в него реки Муромки. Места здесь сказочно живописны. Открывающиеся просторы озера, золотой песок, скалы и валуны в воде, огромные сосны и ели.

Во второй половине XIV века сюда пришел для духовных подвигов греческий монах Лазарь (ск. в 1391) из Константинополя. В Россию он был послан просить у святого Василия Новгородского копию иконы Софии Премудрости Божией. Пораженный глубокой верой русского народа, он решил остаться с ним, чтобы служить Христу на северных окраинах России. Рядом с рекой Муром у Онежского озера Лазарю было явление пресвятой Богородицы, которая благословила его на обращение в христианство живших здесь языческих племен. «Неверные станут верными, и будет одно стадо и один пастырь», — рекла Богородица и передала Лазарю икону. На месте явления возник монастырь, к которому потянулись монахи с разных мест, в том числе и со святой Афонской горы. Стараниями святого Лазаря Муромского были обращены в христианство все язычники, жившие вокруг монастыря. Боле 500 лет монахи Муромского монастыря духовно окормляли этот суровый край. К 1917 году среди огромных старых деревьев стояли два высокие храма — Успенский собор и церковь Воскресения Лазаря, а также часовня Лазаря Муромского с мощами святого. Наравне со святым Лазарем монахи почитали и другого своего настоятеля святого Иосифа (XV век).

Муромский монастырь пострадал от еврейских большевиков в числе первых. Сразу же после захвата ими власти все имущество было конфисковано. В стенах древней обители возникла коммуна имени Льва Давидовича Троцкого. Как и в других подобных случаях, коммунары, пропив переданное им имущество, разошлись кто куда. По рассказам, некоторое время здесь было одно из хозяйств ГУЛАГа, а после войны Дом инвалидов.

Как и в древности, попасть в этот монастырь можно только по воде. Я приплыл сюда на рыбацком катере по реке, текущей среди болот в заросших зыбких берегах. От былого величия остались только огромные деревья на старом кладбище и руины храмов и братского корпуса. Сохранявшаяся монахами в деревянном футляре церковь Воскресения Лазаря увезена в Кижи. На месте, где стояла часовня с мощами святого Лазаря, пустота.

Из других поездок по святым местам Олонецкого края, расположенных на его реках и озерах, особенно вспоминаются совершенные творения православного зодчества в Кондопожском погосте (1774 год), в Космозере (1770) и на Лычном острове (1620). Они представляют собой распространенный на Русском Севере тип приходской церкви — монастыря, включающего две церкви, колокольню, окруженные деревянной оградой с красивыми воротами. Из многих сотен таких комплексов сохранились единицы. От комплексов в Кондопоге и Космозере и на Лычном острове сохранилось только по одной церкви, и находятся они в аварийном состоянии. Великолепный вид издалека и чувство жалости вблизи, когда повсюду видны следы разрушений. В этих храмах веками сохранялся русский дух, сегодня ощущаем только пустоту и заброшенность.

Ночевали на маленькой поляне возле Космозера, варили уху на костре, пили чай с рыбаками. Все они неверующие, предлагали продать старые иконы.

До 1917 года храмы в монастыре Карелии сохраняли огромное количество икон так называемого северного письма. Иконы эти были близки Новгородской иконописной школе по яркости и энергичности красок, мужественности и ясности образов и особой декоративности. Свои мастерские были у каждого монастыря, иконы писали даже некоторые крестьяне. Из рук в руки передавались составленные мастерами пособия, как писать иконы и готовить краски. Древние центры иконописи находились в Палеостровском и Муромском монастырях. В северных иконах XV—XVIII вв.еков в первозданной чистоте выражены православные чувства русского человека, сердечность и добродушие в отношении мира. Для русских людей образы иконы были особым символически языком духовного общения, пристрастий, привязанностей, любви к Божьему миру, его гармонии и совершенству. В иконе русский чувствовал себя частью священной истории, искренно поклонялся Христу и его угодникам, он так же искренне ненавидел все, что Христу противостояло. Особенностью оформления церквей в северном крае было так называемое «небо» — сложная система веерообразно расходящихся досок, врубленных одним концом в стену, а другим в замкнутый круг. В центре «неба», в круге — полуфигура Христа или композиция «Отечества» с тремя ликами Троицы (Бог-Отец, Бог-Сын, Бог -Дух Святой). Вокруг — Богоматерь и Иоанн Предтеча, ангелы и святые. Космическая картина завершалась четырьмя летящими и трубящими ангелами, по четырем частям света. Восточную стену занимала икона «Страшный суд».

После страшного погрома 29−30-х годов от десятков тысяч северных икон сохранилось всего несколько тысяч в фондах музеев. Россия лишилась одной из главных форм духовного общения.

Возвращаясь с Лычного острова, мы расположились на ночлег возле когда-то знаменитого на весь мир водопада Кивач, воспетого великим Державиным. Знаменит Кивач был до середины 1930-х годов, когда большевики приказали взорвать его, чтобы сделать лоток для лесосплава деревьев, заготавливаемых заключенными. Из могучего водопад превратился в заурядный, но все равно производит впечатление.

Дальнейший наш путь лежал в места, где в XVIII—XIX вв.еках прятались знаменитые на всю Россию старообрядческие скиты. Хотя с тех пор прошло немало времени, дорог здесь не прибавилось. Проехали древний город Повенец, считавшийся когда-то «концом света». После 1917 из 8 церквей и часовен этого города не осталось ни одной, долгое время Повенец был центром тюремной империи Бермана. Когда-то отсюда по рекам, лесам и болотам лежал трудный путь к Белому морю.

В эти места я ехал с таким чувством, как будто они смогут объяснить мне, почему произошел раскол в Русской церкви, подорвавший духовное единство русского народа. Старообрядцы были моими предками по матери, и это добавляло еще больший интерес к этим местам. Через песчаные таежные дороги и болота мы с большим трудом добрались до реки Выг. Двести лет назад здесь был духовный центр старообрядцев-беспоповцев поморского согласия. Они отрицали священство и царя и подчинялись только своим наставникам. Читая старинные описания их жизни, мне нравилось, что они вплоть до середины XIX века сохраняли здесь древнерусские формы крестьянской жизни. Центр крестьянского царства располагался в селе Данилово, где жил наставник — большак, управлявший всеми скитами, а в 27 скитах на началах самоуправления вели «мирскую» жизнь тысячи старообрядцев. Браки между ними заключались без совершения таинств тоже наставником. Каждое поселение обладало самостоятельностью: общие дела решались на сходах жителей скита. Труд строился на артельных началах и принципах «Домостроя», как святое дело и добродетель. Работали все от мала до велика — расчищали дремучие леса, поднимали целину, строили дома и многочисленные постройки, ловили рыбу, били зверя. Взяв в аренду 13 078 десятин земли в Каргопольском уезде, крестьяне-старообрядцы построили там свои фермы-«пустыни», активно занялись хлебопашеством и скотоводством. Продуктивность скота и эффективность использования земельных угодий у старообрядцев были одни из самых высоких в России. Была у выговцев заведена своя мукомольная фабрика, а также меднолитейное производство, снабжавшее значительную часть России медными крестами. Не гнушались крестьяне и торговлей — хлебом, маслом, рыбой, звериными шкурами, медными изделиями — в крупных городах России: Петербурге, Москве, Архангельске, Казани, Рыбинске, а также за границей — в Норвегии и других странах. Для торговли они имели свои суда и пристани. Торговых представителей крестьянского царства все знали как честных и порядочных купцов, торговавших товарами высокого качества и, как правило, более дешевыми, чем у других продавцов.

В XVIII — первой половине XIX века крестьянское царство на реке Выг достигло поразительных результатов, став одним из самых цветущих мест Российской империи. Достаточно сказать, что доход на душу населения был в Выговских скитах во много раз больше, чем в среднем по России.

Кроме хозяйственных успехов, выговские скиты создали и развивали свои школы, библиотеки, мастерские по переписыванию древних книг, певческое училище и иконописную мастерскую.

Еще в 1694 году на Выге был создан «общежительский» мужской монастырь, основателями которого стали Андрей Денисов и Даниил Викулин. По имени последнего монастырь стал называться Даниловским. Через 12 лет недалеко отсюда на реке Лексе возник и женский монастырь.

В своей основе старообрядчество было движением за сохранение народных православных обычаев, традиций и идеалов, против принятия правящим классом чужеземных порядков и отказа его от родной старины. На первых порах старообрядцы сумели доказать, каких высоких культурных и экономических идеалов можно достичь, следуя идеалам Святой Руси. Однако отрыв старообрядцев от основной части русского народа давал о себе знать с каждым годом все больше, абсолютизировалось старое, отрицалось новое. А самое главное — под влиянием отрицания православного священства и царской власти старообрядцы постепенно превращались в организацию, противостоящую остальной России. Царь и церковь связывали Россию в одно целое, у старообрядцев это было потеряно — вместо царя и священников у беспоповцев был наставник, обладавший абсолютной властью. В результате создавалась структура, сочетавшая в себе в организационном плане что-то от протестантизма, что-то от масонства и в обоих случаях противостоящая основам Православной русской церкви. К середине XIX века некоторые старообрядческие скиты поморского согласия превратились в своего рода подпольную организацию, подобно социалистам и масонам, противостоящим основам русского государства, так как выступали и против царя, и против Церкви. Многих смущал незаконный характер сожительства между старообрядцами — мужчинами и женщинами. По указу Николая II обители наиболее радикально настроенных скитов были выселены из этих мест, а оставшиеся подчинились Церкви, стали совершать таинства крещения и брака. Царь запретил чинить старые монастырские постройки в Данилове, и постепенно они сами по себе рассыпались…

По дороге на Выг несколько раз встречаем огромные лесовозы, проделывающие в песчаной почве большие колеи. Моя машина постоянно застревает в песке, наконец, въезжаем в Данилово. Перед 1917 годом здесь стояло около сотни домов, сейчас гораздо меньше. От знаменитого духовного центра старообрядцев поморского согласия остались только почти сровнявшиеся с землей холмики, кладбище, источник, истлевшие фрагменты бревенчатого частокола, покосившийся амбар и дорожки, ведущие к заболоченному берегу реки Выг с живописно растущими кувшинками и белыми лилиями.

У одного из домов встречаю бабушку Настю. Она рассказывает, что из коренных жителей никого не осталось. Последний свидетель прошлого из старообрядцев некто Гробов умер в 1980. В деревне все приезжие, верующих нет.

Баба Настя со слов прежних жителей рассказывает мне, что частокол из бревен стоял вокруг всей деревни. По преданию, на месте источника было совершено самосожжение раскольников. Раньше к источнику приходили странные люди молиться. Последние годы никто не ходит. В войну в Данилове был военный аэродром и госпиталь. Чтобы отапливать казармы и госпиталь, рощу на древнем кладбище старообрядцев срубили на дрова. Для этих же целей были разобраны часовня и ограда, спилены многие кресты. Пройдя вверх по реке Выг, мы обнаружили остатки старообрядческой мельницы. От монастыря на Лексе не осталось и следа, не сохранилось ни одного из 27 скитов, стоявших в этой округе в середине XIX века. Культура старообрядцев поморского согласия полностью покинула эти места; правда, рассказывает баба Настя, еще в 1950-е годы у некоторых жителей сохранялись литые медные иконы, изготовленные в Даниловском монастыре, их чаще всего клали в гроб, даже неверующим…

Обойдя всю округу, мы зашли в старинное село Челмужи, существовавшее здесь еще в начале XVI века, задолго до раскола. В начале XVII века недалеко от этого села в Толвуе томилась в ссылке мать основателя династии Романовых — царя Михаила Федоровича. Местные жители старались облегчить ее тяготы, и после воцарения ее сына были щедро вознаграждены землями. До 1917 года в селе на берегу Онежского озера стояли две красивые деревянные церкви, окруженные высокой оградой. Погром пережила только одна — Богоявленская (1605). Большевики устроили в церкви склад концлагеря, находившегося в 5 км от Челмужи в Курт-Наволке. Место, которое имело историческое название Боярщина, у заключенных получило название «бабака», рассказывали, что сюда приезжало веселиться со своими наложницами лагерное начальство, оформляя их кладовщицами. Из оскверненной церкви доносились до деревни пьяный визг и выстрелы в потолок и по иконам перепивших начальников…

Заключительным этапом нашего паломничества было посещение Соловецкого и Валаамского монастырей. Для русских людей они всегда были особенными местами.

До 1917 года многие писатели, посещавшие Олонецкие земли и Заонежье, Соловецкий и Валаамский монастыри, чаще всего называли этот край большим сказочным монастырем. Ибо храм для всех живших здесь был центром мироздания, а все, что делалось здесь, совершалось во славу Божию.

Писатели, побывавшие на Соловках и Валааме, да и во многих других северных монастырях, отмечают их удивительную ухоженность, необыкновенное трудолюбие монахов, сумевших в сложных климатических условиях Севера создать настоящие оазисы. Основоположники монастыря — великие русские святые преподобные Герман, Зосима и Савватий — определили духовный образ жизни (моление и богоугодный труд).

«Труд — дело святое», — говорили монахи, создавая настоящие образцовые хозяйства, выращивая на Севере южные фрукты, превращая бесплодную, каменистую землю в цветущий сад, возводя чуть ли не голыми руками сложные инженерные сооружения.

Хочется пересказать впечатление писателя В. И. Немировича-Данченко, побывавшего вместе с богомольцами на Соловках в самом начале ХХ века.

Монахи с гордостью показывают Василию Ивановичу сооружения соловецких доков.

«- Наши из крестьян строили, — говорят они.

 — А кто наблюдал за постройкой?

 — Тоже монашек из мужичков!

 — И техников не было?

 — Зачем нам техники: у нас Зосима и Савватий есть. Чего не поймем, они наставят!

И за границей Василий Иванович не встречал сооружения более прочного и красивого. Бока его обшиты гранитом, все до последней мелочи изящно, несокрушимо и удобно. Своими руками монахи построили канал, соединивший доки со Святым озером.

 — Ведь это Святое озеро может иссякнуть?

 — Нет, Святое озеро у нас связано каналами с другими озерами. Через Святое озеро и резервуар Святого Филиппа в доки идет вода восьми-десяти озер… Мы еще как приспособили: канал, который проводит воду в шлюзы, движет также и машину лесопильного завода!

 — Как строился док?

 — Днем и ночью строили беспрерывно. Днем богомольцы, под присмотром монахов, а ночью одни монахи, сами. А за всеми работами крестьян — монах смотрел!

 — Тяжела работа была?

 — Нет, многим в это время разные явления были. Подкрепляло это. Мы ведь так: как затомимся — сейчас молитву хозяину обители, ну — как рукой и снимет; или псалом хором споем — и опять за работу.

Немирович-Данченко наблюдает за работой монахов, которые в это время устанавливали в доки пароход. Все это время иеромонах и наместники тянули бечеву и работали наравне с простыми богомольцами. Если в других местах поют „Эй, дубинушка, ухнем“, то здесь — псалмы. Понукали ленивых мягко и снисходительно. Не было слышно ни бестолкового крика, ни не идущих к делу советов и замчаний. Все совершалось в строгом порядке.

 — А что, кроме ремонта, в доках делаете?

 — Как же, теперь пароход „Надежду“ сами здесь соорудили. Винты для пароходов делаем. Скоро и машины станем производить. Дай срок — все будет!

 — Ну, а с чего наместник работает там вместе с простыми мастерами?

 — У нас первое дело — пример. Как гостиницу строили — сам архимандрит камни таскал. Кирпичи на тачках возил. Труд — дело святое, всякому подобает. Не трудишься, так и дела не стоишь!

 — Экое богачество, — удивляется рядом крестьянин. — Видимо, что Промыслом Господним все!

 — И что чудно, братец мой, ни кого не приставлено, а все как следовает идет!

 — Вот, монашек, по-ихнему в больших чинах, — а тоже канат тянет!»

Писатель обошел хозяйственные постройки Соловецкого монастыря. Везде чистота, порядок. Работа кипит, но шума не слышно и суеты не видать. Монахи работают рядом с богомольцами, а начальники работ трудятся вместе с ними…

На Соловках мы пробыли восемь дней — достаточно времени, чтобы определить масштабы погрома, совершенного еврейскими большевиками. Спали мы в маленькой келье, в которой стояли вплотную друг к другу четыре узких железных кровати. В этой же комнате во времена ГУЛАГа жило 8 заключенных. Нары стояли в два ряда. Все сохранившиеся на островах здания церквей находились в аварийном состоянии. Дух концлагеря еще не выветрился. Разговаривали со стариками, сидевшими здесь в начале 30-х годов, которые приехали поклониться безымянным могилам, где лежат их друзья и родственники. Они считают, что здесь убиты сотни тысяч лучших русских людей, цвет нации. Трупы закапывали всюду. Стоим у переговорного пункта. Вот здесь, говорит один из стариков, была одна из братских могил. Еще недавно здесь недалеко жил бывший заключенный, случайно спасшийся при массовом расстреле, его закопали живым, а он сумел выбраться. Считал, что его спасли соловецкие святые. Вернулся сюда помолиться им и остался навсегда.

Самые первые могилы заключенные рыли на монастырском кладбище. На этом месте был построен госпиталь. Когда рыли фундамент, вынимали толстые слои костей. Вырыли яму, и бульдозером сбросили кости в нее.

Старички дали мне прочитать переписанные на машинке отрывки из воспоминаний бывшего соловецкого заключенного, описавшего первые свои часы пребывания в соловецком концлагере:

«Нас встретил короткий субъект, напоминавший антисемитскую карикатуру из черносотенного журнала. Мелкокурчавый, рыжий, с оттопыренными ушами, вывороченными губами, над которыми нависал мясистый нос. Это был Абраша Шрейдер. В руках его список этапа и палка — «дрын». Он начал командовать: «По вызову брать вещи и бежать к мачте. Живо!» Первый заключенный со своим мешком поплелся к мачте. Абраша наскочил на него с матерной бранью и ударил дрыном. У последующих прибавилось прыти. Я еле плелся. Но охота пускать в дело дрын скоро прошла. Вслед за перекличкой нас отвели на ровное место, и Шрейдер произнес «приветственное слово». Речь его начиналась потоком изощренной матерщины. Был упомянут рот, печень, пупок, горло, сердце. Кто-то из «урок» улыбнулся. Как коршун, налетел на него Абраша и начал избивать…

После паузы он закричал во всю силу своей жидкой глотки: «Вы думаете, это тюрьма, где у вас там разные фигли-мигли?!» Эффектная пауза и вслед: «Это не тюрьма. Это, — еще тоном выше, — концлагерь!»

Старички показали мне место под колокольней, где проходили расстрелы. Евреев в руководстве концлагеря было много. Старички помнят Эйхманса, Дукиса, Сенкевича, Бухманда. Особенно плохо лагерная верхушка относилась к священнослужителям и «черносотенцам», так они называли всех, стоявших на русских национальных позициях. Множество духовных лиц и русских патриотов было сброшено с лестницы Секирной горы, а также умерщвлено на горе Голгофа. За время существования Соловецкого концлагеря еврейские большевики замучили многие тысячи священников и монахов.

Соловецкий монастырь еврейские большевики закрыли в 1920 — сразу же после упрочения своей власти в этом крае. А с 1923 они превратили его в особую сверхтюрьму, прежде всего для своих политических противников. Неописуемые богатства монастыря были расхищены. Драгоценные древние книги, иконы и убранства соборов и церквей были вывезены для продажи за границу через американского еврея Хаммера. Только небольшая их часть осталась в русских музеях.

С особым кощунством еврейские большевики отнеслись к святым мощам великих русских святых. Из Преображенского собора (1556 г.) вынесли позолоченный ковчег с частицами мощей святого митрополита Филиппа, из Троицкого Зосимо-Савватиевского собора — увезены в Петроград мощи основателей монастыря святых Зосимы и Савватия, а из церкви Германа — мощи святого Германа и святого Маркелла… Я объехал самые отдаленные места, проплыл по соловецким озерам и каналам, посетил скиты, в которых совершали свой духовный подвиг соловецкие святые, и все время меня не покидало чувство, что земля, по которой я иду, соединилась с мощами сонма святых мучеников, а вода, которую я пью прямо из озера — смешана с их святой кровью. Непобедимый дух святых мучеников и высшее торжество Православия выражались в особой энергии, которую источала эта святая земля…

Вернувшись с Соловков на материк, мы прошли по побережью Белого моря. До 1917 места эти были своего рода обрамлением соловецкой святыни, с десятками великолепных деревянных церквей и погостов. Самым значительным здесь был город Кемь (известен с XIV века), древний форпост русского народа на освоенном Севере. Из древностей этого города, сохранившихся в аварийном состоянии, — деревянная Успенская церковь и каменный Воскресенский собор (XIX век). В 30-х годах в Кеми не осталось ни одного священника. С самого начала Соловецкого концлагеря в Кеми находилось его управление и пересыльный пункт. Самые важные еврейские начальники концлагеря жили не на Соловках, а в Кеми. В 30-х годах они разрушили красивую деревянную церковь, а на ее месте поставили памятники борцам за революцию или, как выразилась верующая сотрудница краеведческого музея, «борцам антихриста». В 1937 году были отправлены в лагеря члены семей расстрелянных ранее священников.

В обрамлении Соловков видное место занимал также Сумский посад — богатое поморское село, давшее России множество мореходов. Гордостью Сумского посада был «монастырек» — архитектурный комплекс из двух церквей, колокольни и красивой ограды вокруг всех сооружений. Рядом с «монастырьком» стояло подворье Соловецкого монастыря, а поодаль — пристань и склады. «Монастырек» был местом паломничества к мощам почитаемого на Русском Севере святого Елисея Сумского (XV-XVI вв.), ученика преподобного Зосимы Соловецкого. Почитание святого всеми окрестными крестьянами раздражало еврейских большевиков. Несколько чекистов арестовали и увезли священников, а церковь закрыли. Однако крестьяне продолжали собираться у церкви, стояли на коленях и молились. По решению еврейской власти мощи осквернили, отвезли их в город Беломорск, где под глумливые комментарии показывали комсомольцам-безбожникам. Продолжалось это недолго. Клуб вместе со святыми мощами сгорел. А к «монастырьку» продолжали собираться крестьяне. Местная ячейка безбожников ночью устроила в церквях погром, вытащила и сожгла книги и иконы, хрустальные люстры били об пол, а деревянную церковь разобрали и продали на дрова. Оставалась вторая каменная церковь. В ней уже не было икон, выломаны окна и двери, а крестьяне продолжали идти. Тогда лагерное начальство приказало церковь взорвать, а щебень пустить на строительство дороги. Перед взрывом церкви демонтировали ее мраморный пол, чтобы установить его в одном из зданий управления лагерей. Судно, которое везло этот пол, затонуло.

На месте «монастырька» сколотили бараки для заключенных. От всех древностей в селе остался только старый монастырский амбар да мореходная лодка XVII века. Как выразился один местный старожил, чудом выживший после всех погромов: «Сумский посад сейчас ворона растрелянная».

Иудейский лагерный смерч, пронесшийся над Беломорьем, не оставил после себя ни одного живого священника или монаха (отступников не считаю), ни одной святыни. Все северные церкви и монастыри были закрыты, подавляющая часть их зданий уничтожена. В великом русском городе Архангельске из 18 церквей и часовен еврейские большевики разрушили 13, в перестроенном виде осталось пять. Взорваны до основания оба древних городских монастыря — Михаила Архангела (XII век — он дал название городу) и Николо-Карельский (XIV-XV вв.). Древние иконы этих монастырей еврейские большевики сжигали «показательным судом», ритуально, на глазах молодежи.

Волна еврейских ритуальных костров из христианских икон и книг прошла через Холмогоры на родине Ломоносова (здесь полностью уничтожены монастырь и 6 храмов) к Сийскому монастырю, одному из главных центров православной книжности и иконописи. Основателем Сийского монастыря был святой Антоний Сийский в 1520 году среди лесов и болот на озере, через которое протекает река Сия, впадающая в Северную Двину. Антоний Сийский был иконописцем. В монастыре был создан выдающийся памятник русского иконописания — Сийский иконописный подлинник с 500 изображениями-прописями, ставшими своего рода школой для многих поколений иконописцев, снабжавших своими произведениями монастыри и даже Москву.

Шли пешком через озера и заросшие болота. В лесу много брусники и малины, этими ягодами долго питался святой Антоний, когда поселился в этих местах. К монастырю пришли вечером. Остановились в деревне напротив монастыря, у бабы Маши. Ведем долгий разговор за чаем. Красота здесь была неописуемая, рассказывала она, хозяйство содержалсь в порядке. По праздникам сюда съезжались крестьяне со всех окрестных деревень, некоторые за 100 верст ехали, чтобы поклониться Божьему угоднику Антонию. Много чудес было у его мощей — исцеления, прозрения. При советской власти все изменилось. В начале 20-х годов приехали комиссары, монастырь закрыли, монахов разогнали, а некоторых увезли. Монастырское имущество — книги, иконы — вывозили на телегах в мешках из-под зерна. По ночам по монастырским помещениям «шныряли воры», тащили все.

В числе первых из Троицкого собора пропала главная святыня монастыря — серебряная рака с мощами святого Антония. В пристроенной к южной стене собора усыпальнице в поисках золота вскрыли усыпальницу с мощами местных святых Никанора и Исайи, учеников святого Антония, а также игумена Феодосия и старца Паисия. С соборной колокольни сбросили старинные часы и все колокола. Когда их сбрасывали, земля дрожала. Разграбив монастырь, большевики устроили в нем тюрьму для малолетних преступников, затем дом инвалидов, интернат для психически больных детей, потом дом отдыха, а в последнее время пионерский лагерь. От былого великолепия остались в первозданном виде только собор, трапезная, остатки надвратной церкви. Разобрали на строительство дороги и разные хозяйственные нужды колокольню, настоятельский корпус, внушительные стены монастыря.

Окунувшись в озеро, мы пошли спать на сеновал. На следующее утро, еще раз обойдя все окрестности монастыря, я с утешением подумал, что необыкновенную красоту окружающих лесов и озер большевикам не удалось погубить. Она будет залогом будущего возрождения святой обители.