Культура как духовная граница

Неверующих людей, вообще говоря, не существует. Различие между верующими и «неверующими» только то, что верующие верят в Бога — бесконечную жизнь, а «неверующие» верят в смерть. С этой точки зрения, отношения между культом, культурой и небытием одновременно взаимоисключающие и взаимополагающие. В пространстве веры культура как мир символов представляет метафизическую середину, оказываясь тем самым посредницей между Первоначалом и его отрицанием. Мистическим и логическим образом указанных отношений является Крест. Вертикальную основу мирового креста образует божественная энергия — Фаворский свет, исходящий от Абсолюта и пронизывающий весь сотворенный космос сверху донизу — вплоть до тьмы кромешной, до ада.

Со своей стороны, онтологическую горизонталь креста образует тварный мир как таковой, в его относительной завершенности и самоценности, где решающую роль играет различение дел правой и левой руки — правды и кривды. Если к указанной вертикали нетварных энергий и горизонтали тварного бытия прибавить ещё диагональ культуры, постоянно колеблющейся между светом и тьмою, между святостью и демонизмом, мы получим принципиальную метафизическую схему цивилизации: (рис.1)

Еще более наглядно та же схема выглядит в круговом исполнении. В центре цивилизации находится религиозное ядро, включающее в себя веру народа и его священный язык, на котором он говорит с Богом. В русской цивилизации это, соответственно, православная вера и славянский язык. Вокруг указанного ядра располагается цивилизационные оболочки, начиная с интеллектуально-нравственно-художественной /собственно культура/; далее следует государственно-политическая сфера-область соединения священства и царства, духовной и светской власти; наконец, внешнюю форму цивилизации образует её хозяйственно-экономическая и технологическая жизнь, «тело власти», излучающее её сипу на весь остальной космос. Как в качестве креста, так и в форме круга христианская цивилизация являет собой единство, в котором по неисповедимому промыслу Божию борются друг с другом добро и зло. Образы, символы, знаки, стереотипы культуры — это духовно-смысловая иерархия /граница/, одновременно сближающая и разделяющая между собой Сущего и сущность. Применительно к круговой схеме это означает, что некоторые оболочки цивилизации — в частности, культура и искусство — могут иногда значительно отдаляться от её онтологического ядра, или даже вовсе противоречить ему (рис.2):

Итак, цивилизация — это уникальная соборная человеческая сущность, развернутая в истории. В качестве социальной личности цивилизация обладает относительным единством своего духовного и материального бытия, в то время как культура — это преимущественно светская (и уже потому сниженная) ипостась духовного существования соответствующего социума. Из всего сказанного следует один существенный — для нашей темы — вывод: культуре (и, соответственно, этике, эстетике и культурологии) нужно бы держаться скромнее, «знать свой шесток». Культура в метафизическом измерении — всего лишь тонкая колеблющаяся грань между духовными материками бытия, одна из средних (иногда даже «слишком средних») оболочек цивилизации.

Утопические попытки постмодернистов выйти за границы культуры (отрицание любых «длинных» идеологий, в том числе художественных и моральных) являются утопией именно потому, что предпринимаются в границах самой культуры. Судить об Ином — о человеке и тем более о целой цивилизации — только по светским (то есть заведомо условным, секуляризованным) формам его духовной жизни — достаточно поверхностное занятие. Наташа Ростова «не удостаивает» быть умной. Человек, как и народ, может быть духовно высок, но культурно скромен, и наоборот, богат «цветущей сложностью» культуры именно в пору своего увядания («осень средневековья»). В мистическом плане самодостаточная культура не столько раскрывает, сколько скрывает от человека бытие. Если культурная оболочка цивилизации далеко отходит от её духовно-ценностного ядра или даже вовсе противоречит ему, это неизбежно приводит в конце концов к культурной революции. Последнее характерно именно для России, где на протяжении ХVIII — ХХ веков культурная революция происходила по меньшей мере трижды (петербургская Россия, советская Россия, постсоветская Россия), и каждый раз православно-русское ядро нашей цивилизации решительно сбрасывало с себя ставшую для него чужой культурную «кожу» — порой весьма болезненно для обросшей этой кожей интеллигенции.

Отношение Православия к культуре и культуры к Православию, как известно, далеко не однозначны. Корни культуры переплетены с преступлением. В четвертой главе книги Бытия рассказывается о том, что первыми людьми, которые построили города, стали ковать орудия из меди и железа и играть на гуслях и свирели, были именно потомки братоубийцы Каина. Старший сын изгнанных из рая Адама и Евы начал свою земную деятельность с убийства брата, за что был проклят Богом, а его дети и внуки оказались вынужденными изобрести некую замену (эрзац) богообщения. Ею и стала культура, явившаяся на протяжении истории излюбленным местом для хитрого змея, ибо готова была вместить в себя слишком многое — в принципе всё.

Приход на землю Спасителя восстановил порванную связь человека с Богом, но не отменил культуру как поле битвы добра и зла. Подвиг свв. Кирилла и Мефодия — литургическая православная азбука — заложил основы будущего русского просвещения, но он не мог и не должен был оградить его от любых метафизических искушений. Создавая в дальнейшем русскую культуру (философию, музыку, живопись, театр, кино), отечественные художники и мыслители никогда не забывали об указанной двойственности самой идеи культуры, и часто стремились так или иначе преодолеть её. «Чистого искусства», как и «чистой» науки, Россия никогда не любила. Культура, понятая как онтологическая середина («слова, слова, слова» — А. С. Пушкин), не абсолютизировалась ни Пушкиным, ни Достоевским, ни Л. Толстым, ни Леонтьевым, ни Бердяевым, ни Блоком, ни евразийцами. С другой стороны, и православная Церковь неоднократно указывала на недопустимость отождествления религии и культуры (достаточно вспомнить богословское осуждение софиологии В. Соловьева — П. Флоренского — С. Булгакова). Как писал великий немецкий поэт Р.-М. Рильке, «ничто из того, что идет извне, не пригодится России. Тяжелая рука Господа-ваятеля лежит на ней как мудрая отсрочка. Пусть эта страна испытает все, что ей причитается, тогда медленнее и яснее свершится ее судьба» [1].
Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Рильке Р.-М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1971.С.173.