Камень раздора из-за пазухи старого предателя

Итак, 25 августа (в тот самый день, когда под чутким присмотром князя Голицына Мазепа был избран гетманом Левого берега Днепра) в селе Коломак Харьковской области (где все это и случилось) собралось около 100 человек, включая Петра Ющенко, Ярослава Ющенко и Арсена Авакова, с десяткок-другой чиновников рангом пониже, нескольких зевак, бутафорское казачье подразделение, а также милицию, призванную охранять их всех от местных жителей.

Закладка камня сопровождалась салютом из казацких пушек. «Казаки», правда, оказались ряжеными курсантами (как выяснил журналист Геннадий Макаров из «Вечернего Харькова», координационная казачья рада и Харьковский казачий полк отвергли предложение Ярослава Ющенко участвовать в «увековечении» Ивана Мазепы).

Не обошлось и без торжественных речей. Все их можно было свести к следующим заклинаниям:

— Мазепа — верный сын и патриот украинского народа;

— Мазепа отдал жизнь и «всю собственность» за свободу от Московского ярма;

— В сознании людей Иван Мазепа остается предателем и это нужно исправить;

— Слава Украине!

Попробуем разобраться, насколько эти положения справедливы. Итак,

«Мазепа — верный сын и патриот украинского народа»

Общеизвестно, что Мазепа получил иезуитское воспитание и был постельничим у польского короля Яна Казимира. Насколько способным учеником оказался королевский паж?

Обратимся к свидетельствам крупнейшего исследователя казачества XVIII века Дмитрия Яворницкого, чей авторитет не подвергается сомнению ни одной из исторических школ.

«Воспитанный и выросший при дворе польского короля, известного эпикурейца и любодея Яна Казимира, где господствовало тонкое, изысканно вежливое, с виду вполне сердечное, в действительности фальшивое и бессердечное к людям отношение…, Мазепа приобрел светский лоск и латинское образование, усвоил польский образ мыслей; в то же время, имея кривую душу, лживое сердце, он мог усвоить тонкое, но бессердечное и фальшивое к людям отношение; мог развить в себе инстинкт стяжания и презрительного отношения к людям, и все это прикрывать наружным благочестием, кажущейся преданностью своим патронам и благодетелям, видимой во всем откровенностью, напускной веселостью и природным юмором.

Вся беда для Мазепы состояла в том, что он хотел ввести в Малороссии польские порядки и при управлении Украйной старался брать за образец государственное устройство в Польше. Раз ступив на такой ложный путь, Мазепа пошел дальше и, потеряв веру в осуществление своего идеала через Польшу, пошел навстречу шведскому королю.

И предшественники Мазепы, и сам Мазепа раздачей земель чиновно-административному сословию Малороссии, а также введением откупной системы так называемой „оранды“ шинков сильно восстановили против себя и простой народ, и малороссийское казачество. Многие из украинских жителей, недовольные заведенными на родине порядками, стали бросать села, деревни и хутора и убегать на вольные земли и воды. Прибыв на Запорожье, они говорили, что на Украйне жить невозможно; что там завелись новые, из малороссийской же братии, паны, закрепостившие за собой множество народа; что там нельзя заниматься свободно промыслами и торговлей; что там, наконец, уже давно ничего нет малороссийского, а все повелось панское.

Мазепа не мог быть истинно национальным деятелем. Не мог быть потому, что по воспитанию и по понятиям он был более поляк, чем малороссиянин, и его натуре противны были все простонародные стремления и традиции малороссиян. Скрывая, однако, до поры до времени свои настоящие инстинкты, Мазепа, как ловкий, воспитанный и превосходно образованный человек, прекрасно подделался под тон Москвы и старался казаться поборником великороссийских интересов и монархических начал в Малой России. Русские цари безусловно верили искренности Мазепы и предоставляли в его руки все средства (русские войска и наемные компанейские полки) для обороны против его зложелателей и против мнимых врагов Великой России. Таким образом, Мазепа, прикрываясь силой и правом, дарованными ему Москвой, выступил против стремлений низшего класса людей Малороссии и, вместе с тем, против массы запорожского войска. Но малороссийская масса и масса запорожского войска, понимая настоящие стремления Мазепы, всеми мерами противилась ему, и эта борьба, то усиливаясь, то ослабляясь, смотря по времени и обстоятельствам, длится целых двадцать лет (1687 — 1708) и составляет сущность отношений между Мазепой и запорожским Кошем…

Как представитель польско-аристократического и бюрократического начала в малороссийском крае, Мазепа встречал страшную оппозицию со стороны запорожского войска, которое искони веков своего существования считало себя хранителем народно-козацких начал не только в одном Запорожьи, но и во всей Малороссии. Отсюда вражда Мазепы к запорожцам и запорожцев к Мазепе».

Действительно, взаимная вражда Мазепы и «хранителей народно-козацких начал всей Малороссии» (напомним, мы выясняем, насколько Мазепа «патриот украинского народа») имела давнюю историю. Еще в 1660-х, направляясь в Крым с даром для союзного хана — православными рабами, отряд Мазепы был застигнут в дороге кошевым атаманом всего низового войска Иваном Сирко. Только лишь иезуитские навыки лжеца спасли тогда Мазепу от казни.

Но как же так случилось, что в самый драматический момент русско-шведской войны две тысячи запорожцев, в отличие от всего остального казачества, выступившего «за царя московского, Православного», оказались на стороне Мазепы?

Дело в том, что как раз в тот момент запорожцы были настроены против Москвы. В немалой мере, стараниями того же Мазепы. Обратимся вновь к Яворницкому: «… и если перед царем злословил запорожцев, перед запорожцами хулил царя…». Но и те две тысячи казаков, которых Мазепа привел в шведский лагерь, не были его сообщниками. И об этом знал Петр ?, когда сообщал белоцерковскому полковнику Михаилу Омельченко, что Мазепа заявил казакам, «будто он идет по нашему, великого государя, указу за Десну против шведского войска. И когда их привел к шведам, то, велел их окружить тем шведам и потом им объявил свое изменничье намерение и отдал тако в руки неприятельские, из которых от него отданных уже многие верные к стороне нашей паки возвращаются».

Даже самый последовательный противник Москвы кошевой Гордиенко, крепко засомневался в «шведской» авантюре: «Разглядел я этих шведов; полно при них служить! Мне теперь, кажется, что лучше нам по прежнему служить царскому величеству».

«Мазепа отдал жизнь и всю собственность за свободу от Московского ярма»

Сначала о собственности. Еще за время своей службы при Дорошенко и Самойловиче Мазепа скопил столько, что буквально золотом проложил себе путь к булаве. А за то время, пока владел этой булавой, собрал и вовсе несметные богатства и признавался богатейшим помещиком Европы. При бегстве в Бендеры, подвластные султану, Мазепа успел захватить с собой такие богатства, что имел возможность в изгнании дать взаймы 240 000 талеров Карлу XII. Петру, как известно, очень хотелось добиться выдачи Мазепы, для чего он готов был пожертвовать крупными суммами на подкуп турецких властей, но гетман оказался богаче и перекупил турок на свою сторону.

После смерти гетмана при нем найдено было 100 000 червонцев, не считая серебряной утвари и драгоценностей.

Теперь о «свободе от московского ярма». «И тот и другой, — писал о Самойловиче и Мазепе Яворницкий, — шли вразрез с требованиями народной массы: при них власть московских воевод на Украйне все более и более расширялась, местная старшина порабощала и козаков, и простую чернь, простые канцеляристы получали грамоты на владение маетностями и на обладание людьми, подати и всякие сборы повсеместно увеличивались и вызывали ропот со всех сторон. По всему этому имена Самойловича и особенно Мазепы стали произноситься на Украине с омерзением. Не находя никакого исхода, малороссийский народ толпами бежал из городов и селений на Запорожье и совещался с сичевым товариством, как быть, чтобы ввести новые «справы» в Гетманщине. И не раз запорожцы вступали по этому поводу в переписку с Самойловичем и с Мазепой и делали им различные угрозы. Но оба гетмана были сильны покровительством со стороны Москвы, которая позволяла им охранять свою особу татарами или так называемыми компанейцами, или же присылала в их распоряжение русские отряды стрельцов. Оба гетмана поставляли себе задачей, так или иначе смирить Запорожье. Для этого они хотели поставить на границе Гетманщины и Запорожья постоянные царские войска, чтобы прекратить сношения украинских козаков с запорожскими и держать в своих руках привоз хлеба в Сичу. Но когда эта мера не удалась, то решено было построить при самом входе в Запорожье московские крепости. С этой целью возведены были так называемые самарские городки. Запорожцы сколько могли противились этому и открыто восставали против такого натиска со стороны Москвы и ненавистных им гетманов, то, имея против себя соединенные царские и гетманские силы, временно смирялись, затаив в себе страшную ненависть против небывалых порядков на Украйне и в Запорожье.

Так или иначе, во всяком случае запорожцы стояли за свои вольности мужественно, вели свою линию открыто и не лукавили так, как лукавил гетман Мазепа, извиваясь с одной стороны между запорожцами и русским царем, с другой между шведским и польским королем. В то время, когда гетман Мазепа, выступивший в качестве бескорыстного патриота Малороссии, выговорил для себя у польского короля титул князя Белой Руси, запорожцы не думали ни о каких «приватных» выгодах, а радели единственно о благе «матки-отчизны».

«В сознании людей Иван Мазепа остается предателем и это нужно исправить»

В 1687 году царевна Софья отправила князя Голицына в авантюрный поход на Турцию и Крым. Первым, кто предупреждал о его политической бессмысленности и военной бесперспективности, был гетман Самойлович. Тем не менее, его не послушали, за что поплатились позорным поражением. Нужно было срочно найти крайнего, поскольку фаворит Софьи Голицын на эту роль не подходил. Тут то наш герой понял, что настало время применить иезуитские приемы. Интригами и наветами Мазепы в провале похода был обвинен и сослан в Сибирь… его же благодетель Самойлович. Путь к гетманской булаве был открыт. Осталось лишь обосновать свои претензии на булаву «весомыми доводами», которые, как мы знаем уже были в достаточном количестве накоплены. Крупная взятка самому Голицыну позже будет раскрыта самим ее дателем. Когда Петр I отправит сестриного фаворита в ссылку, Мазепа в письме царю будет просить того взятку вернуть из конфискованного имущества князя, перечисляя детально все ее составляющие. Падению Голицына поспособствовал, кстати, тот же давний его подельник, оперативнее сориентировавшийся в изменяющихся дворцовых раскладах.

Так что совершенно не обязательно спорить о том, изменял ли Мазепа Петру, чтобы говорить о нем, как о предателе. Приведем лишь мнение Н. Костомарова: «Мазепа не был представителем никакой национальной идеи. Это был эгоист в полном смысле этого слова. Поляк по воспитанию и приемам жизни, он перешел в Малороссию и тем сделал себе карьеру, подделываясь к московским властям и отнюдь не останавливаясь ни перед какими безнравственными путями. Самое верное определение этой личности будет сказать, что это была воплощенная ложь. Он лгал перед всеми, всех обманывал — и поляков, и малороссиян, и царя, и Карла, всем готов был делать зло, как только представлялась ему возможность получить себе выгоду или вывернуться из опасности».

Конечно, «исправить сознание людей» можно. Этим вот уже пятнадцать лет занимаются авторы учебников истории, дизайнеров десятигривенных купюр и «ген?альних митц? в», варганящих «поэтические шедевры» под личным патронатом Ющенко-главного (кстати, авторы этих фильмов, в полном соответствии с нравственными установками своего героя, в свое время также «сдавали» своих благодетелей — великих художников без кавычек).

Но как исправишь сознание современников Мазепы? Сам-то он очень хорошо знал, какую всенародную ненависть вызывал своей ненасытной жадностью, кознями и казнями несогласных.

Для защиты от собственного народа он выпросил у Петра I стрелецкий полк, а за свой счет содержал несколько тысяч поляков-сердюков. Малороссийские казаки в силу понятных причин сей чести не удостоились.

Петра и прочих российских вельмож Мазепа очаровал своими европейскими манерами и знанием языков. Не оставался невостребованным и многолетний опыт молниеносной оценки придворной обстановки с последующим завязыванием «нужных» связей и плетением интриг. Не зря запорожцы его прозвали «хитрый лис и махиавель».

Заметим, что и Церковь предала гетмана анафеме не за предательство Петра и Самойловича, а за клятвоотступничество (принимая булаву, он дал клятву верности Царю, целуя крест) и выступление на стороне иноверцев.

Представляется, перед массовой закладкой памятников подобным историческим персонажам, нам все же следует всесторонне оценивать их роль и чаще прислушаться к мнению таких «столпов» национального духа, как Яворницкий: «Мазепа,… по своим симпатиям и по всем своим замашкам был более поляк, нежели малороссиянин… От того он не знал истинного духа малороссиян, и в этом его главнейшая ошибка: свернуть массу с проторенного ею исторического пути не могут даже гениальные люди, а тем менее люди посредственных умов и дарований».
Дмитрий Скворцов , УРА-информ