Похищение имен

История о том, как и зачем Русь превратили в Украину, а русский язык — в «iноземну росiйську мову»

Вместе с тем события августа-декабря 1991 г. поставили под вопрос исторический выбор, олицетворением которого является Переяславская Рада. С тех пор многие наши сограждане живут с тревожным ощущением того, что в их личной судьбе и в судьбе Украины вот-вот случится нечто необратимо-непоправимое. Пытаясь понять, что их ожидает в грядущем, люди пристально вглядываются в прошлое своей страны — далекое и не очень. И находят там объяснение того, что и почему с ней происходит в настоящем и чем это чревато в обозримом будущем. Причем разгадку всех волнительных загадок гарантирует лишь по-настоящему честный ответ на вопрос о том, в силу каких таких причин, при каких обстоятельствах и когда на месте изначальной Руси водворилась иная реальность — Украина.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУСИ

В самом начале «Правды Русьской» — сборнике норм древнерусского права, древнейшая редакция которого создана в Киевской земле при Великом князе Ярославе Владимириче Мудром (г.р. — 987, годы правления — 1019−54) — есть интересное свидетельство того, что еще в первой половине XI в. понятия «русин» и «словенин» обозначали представителей двух разных этносов (фотокопия первой страницы «Русской Правды» — в 1-м томе «Iсторii Украiнськоi РСР». К., изд-во АН УССР, 1953, с.71). «Повесть временных лет», которая в последний раз подвергалась редакторской правке в 1118 г. при Мстиславе Великом, сыне Владимира Мономаха, тоже четко различает их. Вот, к примеру, описание войны 6526 (1018) г. за великокняжеский стол в Киеве: «Ярослав же, собрав русь, и варягов, и словен, пошел навстречу Болеславу и Святополку…» (Цит по: сб. «От Корсуня до Калки». М., «Молодая гвардия», 1980, с.489).

Согласно все той же «Повести…» (точнее, ее вводной, наиболее ранней части, именуемой «Начальной летописью»), словене — это жители Новгорода и его окрестностей, а русь — это новое имя полян («поляне, яже ныне зовомая Русь») — племени, жившего на правом берегу Днепра в районе и ниже Киевских гор. При этом летописец настойчиво, в нескольких местах подчеркивает, что они — тоже славяне, только сменившее свое первоначальное имя — надо полагать, вследствие расселения в лесостепной зоне (в полях).

Впрочем, изрядную путаницу в определение этногеографических пределов изначальной Руси вносят сами же авторы и редакторы «Повести…». Особенно когда утверждают, будто свое имя Русская земля получила от варяжского племени, выходцами из которого были конунги (военные вожди) Рюрик, Синеус и Трувор (Hroerekr, Signiutr, Thorvardtr), призванные чудью, словенами и кривичами «княжити и володети» собою. Во-первых, ни письменная история, ни северогерманский фольклор не знают скандинавского этноса с таким именем. Во-вторых, если составители «Повести…» правы, то тогда непонятно, почему этноним «русь» легко и прочно закрепился в Полянской земле (не с подачи ли конунга Helgi, известного нам как князь Олег, который в 882 г. повелел считать Киев «мати градомъ Русьскимъ»?), зато в земле приильменских словен — там, где, по утверждению летописца, первой осела вся варяжская русь — это имя не прижилось даже при Ярославе Мудром, т. е. в период наивысшего могущества державы Рюриковичей.

Все встанет на свои места, если знать, что в состав полянского племенного союза, сложившегося к началу IV в. в Среднем Поднепровье, входило и племя приднепровских русов — потомков северогерманского племени росомонов, которых Л.Н.Гумилев наряду с причерноморскими готами называет «осколком великого переселения народов, застрявшим в Восточной Европе» («Этносфера». СПб., ООО «Издательский Дом «Кристалл», 2002, с.434). По мнению этого ученого, в VI—VIII вв. заметно ославяненные русы распространились и на Левобережье, «где ими были построены Чернигов и Переяславль» (там же, с.433).

В то же время русы оказали влияние на полян, передав им не только свой этноним, но и ряд чисто германских традиций — «утренний дар» (Morgengabe) жениха невесте, трупоположение, а не сожжение, и т. д. (А.Г.Кузьмин, А.Ю.Карпов. «Златоструй. Древняя Русь Х-ХШ веков». М., «Молодая гвардия», 1980, с.42). Не случайно поэтому первоначальной территориальной локализацией терминов «Русь», «Русская земля» являлся условный треугольник Киев — Переяславль — Чернигов, причем его южная граница проходила по реке с характерным названием Рось. Кроме этих городов, в состав Русской земли входили Вышгород, Белгород, Васильев, Заруб, Треполь, Богуслав, Корсунь и Канев, частично племенные территории северян и радимичей. «Границы Руси свидетельствуют о том, что она была не племенным и не этническим, а политическим государственным образованием», — констатирует в связи с этим М.М.Коринный («Украiнська радянська енциклопедiя», т.9. К., 1983, с.524).

В пользу того, что этноним «русь» присутствовал в окрестностях Киева задолго до призвания новгородцами варягов в 862 г., говорят и другие факты. Под 839 г. Бертинская летопись сообщает, что с послами византийского императора Феофила в Ингельсхайм прибыло несколько человек, «qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant». Находясь в 860 г. с ответственной миссией в Херсонесе Таврическом, св. равноапостольный Кирилл (Константин) обнаружил здесь Евангелие и Псалтирь, «русскими письмены писано», а также человека, «глаголюща тою беседою» (т.е. говорящего по-русски). Наконец, окружное послание Константинопольского патриарха Фотия от 866 г. говорит о крещении племени руссов.

Ученые сходятся во мнении, что в связи с возрастанием роли Киева как великокняжеской столицы термины «Русь», «Русская земля» уже к началу ХП в. распространились на территорию расселения большинства славянских, ряда финских и балтских племен, подконтрольных династии Рюриковичей. Об этом ясно свидетельствует все та же «Повесть…», полное название которой, между прочим, звучит так: «Сэ повЬсти времянныхъ лЬтъ, откуду эсть пошла Руская зэмля, кто в КиэвЬ нача пэрвЬэ княжит и откуду Руская зэмля стала есть» (фотокопия первой страницы Лаврентьевской летописи — в «УРЕ», т.8. К., 1982, с.433).

К началу ХШ в. название «Русь» стало прилагаться также к северо-восточным и северным землям Киевской державы — Ростово-Суздальской и Новгородской. Становление полиэтничной древнерусской народности, обладавшей единым протонациональным сознанием, сопровождалось затуханием самосознания племенного. Во всяком случае, названия отдельных славянских и неславянских племен вышли из широкого употребления еще до монгольского нашествия 1237−41 гг., о чем ясно говорят исторические документы.

Так, согласно резолюции знаменитого съезда в Любече в 1097 г., дело Великого князя Киевского — «думать и гадать о Русской земле», удельных князей — «блюсти Русскую землю и иметь рать с погаными», а ежели кто ослушается, то «да будет на него Крест Честный и вся земля Русская»; Романа Мстиславича (г.р. — ?, годы правления — 1199−1205), князя Галицко-Волынского, местная летопись 1205 г. величает «самодержцем всей Русской земли» (а не тиверцев, уличей, дулебов и белых хорватов).

ДВЕ РУСИ — ВЕЛИКАЯ И МАЛАЯ

Разгромив удельные русские княжества, монголы, говоря современным языком, создали «санитарный кордон» на участке Рыльск — Воргол (т.н. «Ахматовы слободы»), который на долгие годы вперед перерезал прямые пути сообщения между Русью Приднепровской и Русью Залесской, лежащей за брынскими (т.е. брянскими) лесами. В итоге получилось как бы две Руси. Поскольку же митрополит Киевский и всея Руси пребывал в иерархическом подчинении у Константинопольского патриарха, византийцам пришлось найти способ их различения. При этом греки воспользовались хорошо известным им географическим термином: страна Малая или Меньшая, т. е. коренная, изначальная, и страна Великая или Большая, т. е. присоединенная к историческому центру путем колонизации.

В пределах Малой Руси находились Киев (до 1299 г. — резиденция митрополита), Галицкая, Владимир-Волынская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская епархии. Обращаясь к Великому князю Литовскому Любарту Гедиминовичу с просьбой не добиваться создания в его владениях отдельной митрополии, император Иоанн Кантакузен в письме от 1347 г. обосновал свою позицию следующим образом: «Ты знаешь, что так было установлено и узаконено с той поры, как народ русский познал Бога и просветился святым крещением, дабы был один митрополит — Киевский, для всей России — как для Малой, так и для Великой» (цит по: А.В.Стороженко. «Малая Россия или Украина?». Сб. «Украинский сепаратизм в России». М., 1988, с.282).

Существует несколько научных версий того, почему в слове «Русь» византийцы заменяли звук «у» звуком «о». На мой взгляд, все дело в том, что в греческом языке нет чистого «у». При его передаче в словах иностранного происхождения используется буква «омега», обозначающая долгое «о» — возможно, потому, что этот звук наиболее близок к дифтонгу «оу». Что до окончания «-иа», то в греческом языке оно всегда служит для обозначения отдельных стран и государств. Отсюда второе, параллельное имя Руси — Россия, постепенно (особенно в эпоху Петра I) вошедшее в повсеместный оборот.

Надо сказать, деление Руси на Великую и Малую прижилось достаточно быстро. Например, в грамоте к Великому магистру Тевтонского ордена Дитриху от 20 октября 1335 г. Галицко-Волынский князь Юрий II именует себя «Dei gratia natus dux totius Russiae mynoris» («Божьей милостью прирожденный князь всей Малой Руси»). Но, с другой стороны, простой народ Малой Руси сам себя никогда не называл канцеляризмом «малороссы». На вопрос о том, какого ты рода-племени, ее житель без запинки отвечал: «Я русин!». Вот, к примеру, фрагмент «лямента» (плача) Львовского ставропигиального братства, датированный 1609 г.: «Утяжелени естесмо мы, народ Русский, от народа Польского ярмом., чим бы толко человек жив быти могл, того неволен русин на прирожоной земли своей Русской уживати, в том-то русском Лвове» (там же). И так было вплоть до конца Х1Х — начала ХХ вв., когда, использовав в своих целях реальные этнографические различия между великорусской и малорусской народностями, накопившиеся за века их раздельного существования, внешние и внутренние враги Русского государства ввели в действие долгосрочный план его расчленения и уничтожения. План, осуществляемый и по сию пору.

ТЕРМИН «УКРАИНА»

В летописных памятниках Древней Руси слово «украина» (точнее, «оукраина» — с ударением на первом «а») впервые встречается под 1187 г. Повествуя о походе на половцев, который предприняли князья Святослав Всеволодович, Рюрик Ростиславич и Владимир Глебович, составитель Ипатьевской летописи (конец Х1У — начало ХУ вв.) сообщает, что на обратном пути «разболэся Володимэръ Глэбовичъ болэстью тяжкою, ею же скончася. О нэм же оукраина много постона». Смысл последней фразы совершенно ясен: «много постона» не вся Русь, а лишь пограничная Переяславская область, в которой правил умерший князь и которая больше других страдала от набегов степных кочевников.

Под 1213 г. та же летопись сообщает о том, как Галицкий князь Даниил Романович вернул себе пограничные русские города, отобранные перед тем польским королем Лешком Казимировичем. Даниил «еха с братомъ и прия Бэрэстий, и Угровэскъ, и Вэрэщинъ, и Столпье, Комовъ и всю оукраину». Отсюда ясно, что тогдашняя Русь имела два пограничья, две «украйны»: на востоке — от половцев, на западе — от ляхов.

Изрядное число «украин» — мещерских, мордовских, рязанских, смоленских и даже сибирских — было и в Московском государстве. В Новгородской летописи под 1517 г. читаем: «По королеву совету Жигимонтову приходиша крымские татарове на Великого князя украину около города Тулы». В 1580 г. государь отдает распоряжение о том, «как быть воеводам и людям на берегу (т.е. по Оке — авт.) по украинским городам от крымские украины и от литовския» (цит. по: А.М.Волконский. «Историческая правда и украинофильская пропаганда». Сб. «УСвР», с.29).

В Речи Посполитой термин «украина» в значении «пограничье» утвердился для обозначения территории Киевского, Брацлавского и Подольского воеводств, соседствовавших с Диким Полем. Недаром в 1578−80 гг. король Стефан Баторий рассылает своим подданным универсалы с характерным обращением: «Всем вообще и каждому в отдельности старостам, подстаростам, державцам, князьям, панам и рыцарству, на украине Русской, Киевской, Волынской, Подольской и Брацлавской живущим». Самуил Грондский, автор изданной в 1660 г. на латыни истории польско-казацких войн, поясняет: «Margo enim polonice Kray; inde Ukrajna, quasi provincia ad fines Regni posita» («Margo по-польски Край; отсюда Украйна — как бы провинция, расположенная у края Королевства»).

Первой топографической фиксацией термина «Украина» стала изданная в 1650 г. в Руане книга «Description d’Ukraine», принадлежащая перу военного инженера и картографа Гийома Левассера де Боплана, который по приглашению короля Сигизмунда Ш в 30−40-х гг. ХУП в. служил офицером польской армии, а по поручению короля Владислава IV и коронного гетмана Конецпольского составил подробную карту пограничных земель Речи Посполитой. Примечательно, что, озаглавив свой труд «Описание Украины от пределов Московии до границ Трансильвании», автор называет коренной народ этой страны не иначе как «русским, русскими» (см. сб. «Страна казаков». К., «Радуга», 2004).

К этой же эпохе относится и Освободительная война 1648−54 гг. под предводительством Богдана Хмельницкого, который сам себя именовал «гетманом славного войска Запорожского и всее по обеим сторонам Днепра сущей Украины Малороссийской». За 2 года до Переяславской Рады он обратился к царю Алексею Михайловичу с письмом, в котором есть такие примечательные слова: «Уже 6 лет молим» принять Малую Русь, «дабы имя русское не помянулось (т.е. не исчезло — авт.) в земле нашей».

УКРАИНЦЫ КАК ЭТНОНИМ

Впервые мысль об изначальной национальной отдельности украинцев высказал граф Ян Потоцкий в «Очерке историческом и географическом Скифии, Сарматии и Славян», изданном в 1795 г. на французском языке. Правда, этот польский ученый не пошел дальше утверждения, что-де украинцы произошли от полян, древлян, волынян и бужан, как если бы эти племена развивались в отрыве от остальных восточнославянских субэтносов. Другой польский граф — Тадеуш Чацкий — в псевдонаучном труде «О названии «Украина» и зарождении казачества» (1801 г.) уверял, будто украинцы произошли от укров — особой варварской орды (в действительности никогда не существовавшей), которая якобы в VII в. прикочевала из-за Волги в Среднее Поднепровье и передала ему свое имя. Из фантастических польских теорий выходило, что-де в украинцах нет ничего собственно русского, стало быть, участвуя в разделах Речи Посполитой 1772−95 гг., Екатерина II присвоила изначально чужое, а не вернула России ее историческую колыбель.

Центром пропаганды подобного рода идей в начале XIX в. стал, как это на первый взгляд ни странно, Харьковский университет. Дело в том, что его попечителем был граф Северин Потоцкий, родной брат Яна Потоцкого, привлекший к преподаванию целый ряд профессоров польского происхождения. Они-то и стали распространять вымыслы об «изначальной отдельности украинцев» на территории Слобожанщины и Малороссии. Характерный факт: против подобных фальсификаций гневно протестовал анонимный автор «Истории Руссов» (предположительно Г. А.Полетика либо его сын В.Г.Полетика), появившейся в тогдашнем «самиздате» сразу же после выхода в свет писаний великодержавных польских националистов, засевших на русской государственной службе (при Александре I Ян Потоцкий служил в российском МИДе, а Фаддей Чацкий был ревизором народных училищ Волынской, Подольской и Киевской губерний, основателем и покровителем Кременецкого лицея).

Вообще Александр I — этот венценосный либерал-«перестройщик» на троне — проводил такую национальную политику, результаты которой все мы с вами расхлебываем до сих пор. Под влиянием своего друга юности Адама Ежи Чарторийского (из рода ополяченных волынских князей) император не только оставил за поляками руководящую роль в западнорусских областях, возвращенных Екатериной Великой, но и заметно укрепил их позиции, передав в польские руки всю систему народного образования Правобережной Малороссии. Здесь воздвиглись такие духовные твердыни полонизма, как Кременецкий лицей и Уманское базилианское училище, а весь край покрылся густой сетью польских поветовых школ. В результате эти земли подверглись такой свирепой полонизации, каковой они не знали даже во времена Речи Посполитой. «Развитие русского национального самосознания и пробуждение русских национальных чувств сделались совершенно невозможными», — констатирует в связи с этим глава дореволюционного Переяславского земства А.В.Стороженко, который в эмиграции писал под псевдонимом А. Царинный («Украинское движение». Сб. «УСвР», с.145).

Появление украинства как политического движения, имеющего цель национальное обособление народа Малой Руси от остальной России, прямо связано с борьбой польских националистов за воссоздание их колониальной империи «од можа до можа» («от моря до моря»). Методы этой борьбы исчерпывающе выразил генерал Мерошевский: «Бросим огни и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси; возбудим ссоры в самом русском народе, пусть он разрывает себя собственными когтями. По мере того как он ослабляется, мы крепнем и растем» (цит. по: М.Б.Смолин. Предисловие к сб. «УСвР», с.11).

Итак, поначалу это движение оформилось в Уманском кружке польской молодежи — ученых и поэтов, воспитанников Базилианского училища (Северин Гощинский, Богдан Залесский, Михаил Грабовский и др.). Свою родную Киевщину они считали неотъемлемой частью Польши, себя называли «украинцами», однако, будучи чистопородными ляхами, изъяснялись и писали все-таки по-польски.

После разгрома Польского восстания 1831 г., в котором самое активное участие приняли не только уманские «украинцы», но и экс-министр иностранных дел Российской империи А.Е.Чарторыйский (был председателем Польского национального правительства), кружок прекратил свое существование. Однако его эстафету подхватили другие — в частности, тайное Кирилло-Мефодиевское братство, созданное в Киеве в декабре 1845 г. Главными его деятелями были педагог Н.И.Гулак, историк Н.И.Костомаров (в 1836 г. закончил Харьковский университет), драматург П.А.Кулиш (с детства находился под идейным влиянием М. Грабовского), художник и поэт Т.Г.Шевченко, влюбленный в польскую революционную поэзию и дружный с рядом польских националистов. Именно отсюда — откровенно антирусские мотивы в творчестве Тараса Григорьевича («Кохайтеся, чорнобривi, та не з москалями, москалi — чужi люди, лихо роблять з вами…»; «Ой Богдане, Богдане, нерозумний сину! Подивись тепер на матiр, на свою Вкраiну… Якби була знала, у колисцi б придушила, пiд серцем приспала!..»; «Кайдани порвiте, i вражою злою кров-ю волю окропiте!..»).

При этом уместно подчеркнуть, что деятели Кирилло-Мефодиевского братства уже вовсю оперировали термином «украинский» не в географическом, а в этнонациональном его смысле. Об этом ясно говорит и программный документ братства — «Книга буття украiнського народу».

Очередным этапом украинского движения стала «Громада», организованная в Киеве приват-доцентами университета св. Владимира М.П.Драгомановым (русский полтавец), В.В.Антоновичем (поляк) и автором гимна «Ще не вмерла…» П.Г.Чубинским (русский полтавец). Многие члены «Громады» впоследствии участвовали в создании «Просвиты» в Киеве, Полтаве, Екатеринославе, Одессе, Чернигове и других городах. Определенную роль в становлении украинского национального самосознания сыграли также такие, безусловно, талантливые литераторы, как Леся Украинка и Михаил Коцюбинский, политологи и публицисты Вячеслав (Вацлав) Липинский (поляк), Дмитрий Донцов (русский) и др.

В целом же до крушения Российской империи в ходе обеих революций 1917 г. украинское движение как движение национальное было делом сравнительно узкого круга интеллигенции, проникнутой идеями народофильства, социализма, республиканства и демократии. Основная же масса населения Малороссии, Слободской Украины и Новороссии оставалась абсолютно равнодушной к этому движению, которое, в свой черед, было всего лишь одним из отрядов всероссийской революционной смуты. Недаром по итогам выборов в Государственную Думу всегда формировались национальные депутатские курии — польская, еврейская, армянская, грузинская, татарская и т. д., но никогда — украинская. Более того, партия «самостiйникiв», которая в январе 1918 г. на выборах в украинское Учредительное собрание выступила под лозунгами «незалежностi», «потерпела во всей Малороссии самое жестокое поражение и собрала совершенно ничтожное количество голосов» (А.И.Савенко. «К вопросу о самоопределении населения Южной России». Сб. «УСвР», с.293).

Вспомним, наконец, горькое признание одного из лидеров Центральной Рады В.К.Винниченко, сделанное им уже в эмиграции: «Я в то время уже не верил в особые симпатии народа к ЦР. Но я никогда не думал, что в нем может быть такая ненависть. В особенности среди солдат. И особенно среди тех, которые даже не могли говорить по-русски, а только по-украински, которые, значит, были своими, украинцами. С каким презрением, злобой, как мстительно они глумились над Центральной Радой, над генеральными секретарями (министрами), над их политикой. Но что было в этом действительно тяжело и страшно, так это то, что они вместе с тем осмеивали все украинское: мову, песни, школу, газету и украинскую книгу… И это были не одна или две случайные сценки, но всеобщее явление от одного конца Украины до другого» («Вiдродження нацii», ч.3. Вена, 1920, с.295−261). И еще: «Часто среди крестьянства, до того не слыхавшего имени Петлюры, раздавались такие речи: «Ага, теперь Петлюра идет на гетмана. Она ему покажет! Слава Богу, больше не будет этой Украины» (В.К.Винниченко. «Из истории украинской революции». Цит. по: сб. «Революция на Украине». М.-Л., Госиздат, 1930, с. 278. Репринт 1990 г.).

УКРАИНСТВО В ГАЛИЦИИ

Совершенно иным путем шел украинский этногенез в Галиции. Как известно, она стала первой из русских земель, которую оккупировала Польша: первая попытка аннексировать ее была предпринята в 1349 г., вторая, более успешная — в 1387 г. С тех пор и вплоть до первого раздела Речи Посполитой в 1772 г. Галиция была колонией Польши, затем до 1 ноября 1918 г. она входила в состав Австро-Венгрии. Если не считать более чем кратковременной власти правительства Западно-Украинской Народной Республики над частью территории Червонной Руси (с 9.11.1918 по 16.11.1919), то до середины сентября 1939 г. Галиция вновь пребывала под юрисдикцией Варшавы (согласно вердикта Совета послов Парижской мирной конференции от 14.03.1923). Впрочем, в составе империи Габсбургов русский народ Прикарпатья фактически находился под игом все той же католической шляхты: в 1849 г. край получил административный статус Галицкого наместничества, которым руководил назначаемый кайзером наместник — исключительно из числа польских аристократов.

Дело в том, что до 1848 г. венское правительство вполне признавало за галичанами их русское происхождение и национальное единство с русскими в Российской империи. Однако после похода русской армии в Венгрию, подавившей тамошний масонский путч (т.н. «революцию»), и особенно при явном желании Николая I обменять Галицию на Царство Польское (автономное государственное образование с центром в Варшаве, созданное на этнических польских землях решением Венского конгресса 1815 г.), которое его отец Александр I непонятно зачем присоединил к России, австрийская монархия резко изменила свою политику в отношении русских галичан. В том же 1848 г. губернатор Галиции граф Стадион поставил перед правительством вопрос о том, что называть их «русскими» опасно для государственного единства империи, после чего власти стали официально именовать их «рутенами» (Ruthenen). Известны и слова графа, сказанные им в связи с этим депутации русинов: «Вы можете рассчитывать на поддержку правительства в том случае, если захотите быть самостоятельным народом и откажетесь от национального единства с народом государства, именно в России, т. е. если захотите быть рутенами, не русскими. Вам не повредит, если примете новое название для того, чтобы отличаться от русских, живущих за пределами Австрии» (цит. по: М.Б.Смолин. Предисловие к сб. «УсвР», с.11).

И действительно, русины представляли собой потенциальную опасность для лоскутного колониального рейха германской династии Габсбургов. Под влиянием «весны народов» «с 1848 г. русины в Австрiи проникнулись русским национальным духом. А вскоре они поделились на две партiи: старорусскую и молодорусскую, последняя также назвалась украинофильской. Старорусская партiя держалась идеи общности всего русского народа, как в Россiи, так и в Прикарпатской Руси… Австрiйцы и поляки поддерживали молодороссов», — свидетельствуют исторические хроники на живом русинском языке, приведенные в изданной в 1970 г. в США книге Федора Степуна «Прикарпатская Русь под владенiем Австрiи» (цит. по: «Любовь и споры». «Литературная газета», 20.02.1991).

Примерно в этот же период правящие круги Австро-Венгрии обратили внимание на зарождавшееся украинское движение в России. Именно тогда у Вены и ее союзника Берлина возник соблазн использовать его для дестабилизации Русского государства изнутри, с тем, чтобы при определенном стечении обстоятельств оторвать от него весь юг вплоть до Кавказа (а если получится, до Каспия) и под видом «Королевства Украина» включить в состав своей империи. Косвенным образом об этом свидетельствует откровенно антироссийская позиция Австрии в Крымской (Восточной, как ее тогда называли, войне), прямым — географические карты, обнаруженные у австрийских и германских солдат, плененных в начале Первой Мировой.

Разумеется, для достижения подобных целей Габсбургам нужны были свои собственные, доморощенные «украинцы», люто ненавидящие само имя «Русь», зато по-собачьи преданные Вене и Ватикану. В рекордно короткие исторические сроки они и были созданы. Какими средствами?

25 ноября 1890 г. в Галицком Сейме депутаты Юлиан Романчук и Андрей Вахнянин (оба — учителя русских гимназий, т. е. государственные служащие) выступили с заявлением, что-де «население Галиции не имеет ничего общего ни с Россией, ни с русским народом, но свято хранит верность императорскому дому Габсбургов и Католической Церкви». Именно с этого момента этнические мутанты начинают усиленно пропагандировать свое новое самоназвание, и уже в 1895 г. в ходе новых выборов в Сейм Коронного края Галиции и Лодомерии (от нем. «Владимирщины» — авт.) место русских депутатов занимают «украинские».

«Новые украинцы» получают места в администрации, лучшие церковные приходы. «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, а лишь украинцем и только украинцем», — такую расписку под давлением властей вынуждены были писать те выпускники духовных семинарий, которые не желали мыкаться без дела. Издания «украинцев», их библиотеки, клубы, учебные заведения, кооперативы щедро финансируются из госбюджета. Иуды отрабатывают свой «тридцатник» по полной программе. «Каждый украинец должен быть добровольным жандармом, следить и доносить на москвофилов», — призывал один из таких иуд, депутат Барвинский.

Доносами дело не ограничивается. Русские подвергаются политическим преследованиям и экономическому давлению. Предоставление ссуд нищим, малоземельным крестьянам было обусловлено опять же их согласием признать себя «украинцами». Многие, находясь на грани разорения и голодной смерти, соглашаются. Над упрямцами устраивают образцово-показательные судебные и внесудебные расправы с типовым обвинением в «подрывной антигосударственной деятельности».

Особое внимание, как всегда, молодежи. Доступ к среднему, а тем более высшему образованию, к занятию соответственных должностей в госструктурах и частных предприятиях — исключительно для «украинцев». Русских откровено опускают на социальное дно, выдавливают на маргинес. Это действует. Во многих семьях неожиданно появляются детки-«украинцы». Разделением охвачены целые села, и чем дальше, тем чаще оно выливается в кровавую резню. На чьей стороне полиция, войска и гражданская власть, абсолютно понятно.

Пик же прямого физического истребления русских галичан пришелся на Первую Мировую войну, когда их стали безнаказанно убивать прямо на улицах. Сотни тысяч русинов были зверски умерщвлены в концлагерях Терезин и Талергоф. Инициаторами и самыми активными исполнителями этого жуткого, до сих пор официально не признанного и не осужденного геноцида были вожди и актив галицийского «украинства», они же прямые предтечи бандеровщины. Забегая несколько вперед, отметим: несмотря на беспрецедентный террор, по результатам переписи населения, проведенной в Галиции в 1936 г., русскими назвали себя 1 196 885 человек, украинцами — 1 675 870. И это при том, что в условиях межвоенной польской «демократии» открыто объявить себя русскими требовало немалого мужества.

Окончательно же галицийские русины, поголовно записанные в украинцы, исчезли с этнической карты мира лишь после 1945 г. в результате очередного торжества «ленинской национальной политики», то бишь шулерских махинаций официальной советской статистики.

ИДЕОЛОГ УКРАИНСТВА МИХАИЛ ГРУШЕВСКИЙ

Русский дворянин М.С.Грушевский, выпускник историко-филологического факультета университета св. Владимира и лучший ученик тамошнего профессора истории В.В.Антоновича, неожиданно для всех в 1894 г. занял кафедру истории Восточной Европы во Львовском университете (до 1914 г.) и одновременно возглавил общество «Просвiта», которая на субсидии венского правительства вела бурную издательскую деятельность.

Свою войну против русскости Михаил Сергеевич вел под лозунгом «Долой славянщину!». Именно поэтому в сконструированной им косноязычной «мове» все русские и церковнославянские слова (в т.ч. строго научные термины) безжалостно заменены польскими, произносимыми на манер галицко-русской сельской речи. Вот лишь краткий перечень полонизмов, внесенных Грушевским в сочный язык Котляревского и Шевченко: время — час (czas), час — година (godzina), впечатление — враження (wrazenie), любопытство — цiкавiсть (ciekawosc), стража — варта (warta), крыша — дах (dach, нем. der Dach). Он же ввел фонетическую орфографию (т.е. правописание по выговору), положив в его основу пресловутую «кулiшiвку» (уродливый волапюк, изобретенный П.А.Кулишом), а также добавив три новых буквы <…> и знак «апостроф», выбросив «ы» и «ъ», а ряду других букв («е», «и») придав иное звучание, чем в русском языке.

Вот типичный образец того лингвистического уродства, которое Грушевский вывел путем скрещивания галицко-русской сельской мовы со стилем манерной польской учености: «Ся книга була задумана давно… Одначе рiжнi пригоди знеохотили мене потім до сього дiла, i тiльки минулого року, бажаючи подякувати украiнському громадянству, що привитало мене з двадцяти-пятiлитiэм моэi письменськоi дiяльностi, вернувсь я до отсього дiла i випускаю тепер отсю книжку. Не знаю, чи треба толкувати, як я ii завданнэ зрозумiв, бо поглянувши в сю книжку кождий тямущий сам то змiркуэ» («Iлюстрована iсторiя Украiни». Киiв-Львiв, 1913. Репринт: К., 1990). Читая подобные тексты, невольно вспоминаешь выступления по ТВ униатского кардинала Любомира Гузара: язык и стиль один к одному.

Таким образом, усилиями Грушевского и его «однодумцiв» было достигнуто и внешнее различие между искусственным новоязом, который его творцы назвали «украiнською мовою», и языком русским. Этим чудовищным новоделом пользовались деятели как русофобской «украинской партии» в подавстрийской Галиции, так и Центральной рады, Директории и даже вполне умеренной в национальном вопросе Гетманской администрации. После образования УССР в границах самопровозглашенной УНР этот язык был узаконен в качестве нормативного — правда, с некоторыми не слишком существенными поправками, внесенными в 1927−28 гг. в бытность Мыколы Скрыпныка наркомом просвещения Украины. На него тут же перевели не только работу всех официальных учреждений, средних школ и вузов, но и написанные до большевистской революции произведения классиков малороссийской литературы. Наиболее одиозные фонетические, лексические и орфографические жаргонизмы «грушiвки-скрипникiвки», из которой слишком уж явно торчат польско-австрийские «уши», были устранены лишь в мае 1945 г. под руководством тогдашнего наркома народного образования Павла Тычины. Последние коррективы, сближающие украинский язык с современным и древним русским, внесены в 1960 г.

ЛОЖЬ КАК MODUS VIVENDI

О том, каким образом и с какой целью термины «русские» и «Русь» были подменены терминами «Украина» и «украинцы», без обиняков разъяснил сам М.С.Грушевский. «Литературное возрождение XIX в. принимает название «украинского» для обозначения… новой национальной жизни» («Иллюстрированная история украинского народа». СПб., 1913, с.4). Но и это еще далеко не все. Противореча самому себе, Михаил Сергеевич тут же утверждает, что-де «в последнее время» термины «Украина», «украинский» прилагаются «не только в применении к современной жизни, но и к прежним ее фазисам». И так как употребление понятия «русский» в значении «великорусский», «восточнославянский» и «украинский» создает, по словам Грушевского, «путаницу», дающую «повод к постоянным неумышленным и умышленным недоразумениям», то «это обстоятельство принудило украинское общество в последнее время твердо и решительно принять название «Украины», «украинского» (там же, с.5).

В свете подобных откровений весьма своеобразно выглядят потуги украинских националистов доказать, будто ненавистная им Россия украла у «рiдноi неньки» ее исконное имя. «Назва «Украiна» поступово витiсняла приносну, сарматську назву «Русь», яку до того ж почала привласнювати Московiя», — морочит голову читателям один из них (Володимир Эвтушенко. «Що в iменi твоiм, моя Вкраiно?». Газета «Суббота плюс», 30.11.2000). «Назва «Русь» — це стара назва Украiнськоi Держави зi столицею в Киэвi. Коли опiсля «русским» народом почали неправильно звати себе завойовані нашими князями Москвини — наш народ назвався украiнським, а наш край Украiною» («Iсторiя Украiни. Короткий огляд». Тернопiль, видавничо-полiграфiчний комбiнат «Збруч», 1991, с.9). Увы, весь этот клинический бред, выпускаемый «у дар школярам Украiни», тиражируется в миллионах экземплярах.

Но вернемся к нашим академикам. Метода, примененная Грушевским, называется экстраполяцией, т. е. переносом последующих реалий в прошлое с целью решить определенные задачи в настоящем и будущем. Несмотря на то, что метод этот антинаучен, схема «президента УНР» в общем и целом легла в основу двух официальных концепций отечественной истории — сперва советский, с 1991 г. — украинской. Но если советская хотя бы именовала Киевскую Русь «колыбелью трех братских народов», то нынешняя уверяет, что-де «у трех народов не бывает общей Родины».

Нынешний подход, возведенный в ранг официальной государственной идеологии, уже повлек и еще повлечет за собой серьезные политико-правовые и исторические последствия. Именно он является первоисточником перманентных проблем, которые время от времени ввергают нашу страну в пучину острейших политических кризисов.

Начать с того, что в полном соответствии с воззрениями украинских националистов чисто лингвистический термин «русский язык» у нас еще с советских времен переводят не как «руська», а как «росiйська мова», этноним «русские» — как «росiяни», а не как «руськi». И это при том, что даже в 4-томном «Словарi украiнськоi мови» Б.Д.Гринченко, изданном в 1907−9 гг. в Киеве, слово «руський» трактуется как «великорусский», «великоросс» (репринт: К., «Лексикон», 1996, с.566).

Смысл данных манипуляций заключается в том, чтобы закрепить в общественном сознании следующие идеологемы: «росiйська мова» и «росiяни» — это феномены, производные от России (к тому же усеченной большевиками-иудеями до этнографических пределов Великороссии — РФ); на Украину они якобы привнесены извне — в результате, как сейчас принято выражаться, колониальной экспансии московского империализма; стало быть, русские Украины не вправе претендовать на статус, равный статусу титульного государствообразующего этноса; будет с них статуса «нацменьшинства» — наряду с цыганами, евреями, поляками и т. д.

Изначальная порочность подобных подходов становится вдвойне очевидной, если опять-таки обратиться к историческим фактам. А они таковы. Русскоязычный и русскоментальный Юго-Восток Украины — Восточная Слобожанщина, Донбасс, Новороссия, Таврия — это зона совместной колонизации со стороны как малороссов, так и великороссов, которые до революции в массе своей обладали единым национальным сознанием. Эта огромная территория практически полностью совпадает с контурами Донецко-Криворожской Республики, которая возникла как естественная реакция на сепаратистский IV Универсал Центральной Рады. Ликвидировав ДКР, большевики без каких-либо референдумов и прочих формально-демократических процедур включили ее земли в состав ими же созданной УССР.

Это во-первых. Во-вторых, националисты всячески замалчивают тот факт, что проклинаемые ими ныне большевики проводили в Малороссии, Новороссии, Донбассе и Слобожанщине политику тотальной и притом насильственной украинизации системы образования и госаппарата. С этой целью сразу же после XIII съезда РКП (б), утвердившего принцип «коренизации» в нацреспубликах (17−25.04.1923) и в очередной раз заклеймившего «великодержавный русский шовинизм», ВУЦИК и Совнарком УССР приняли совместное постановление «Про украiнiзацiю…» (1.08.1923). Соответственно при получении новых паспортов — «серпастых и молоткастых» — миллионы граждан с изумлением узнавали, что в одночасье, помимо собственной воли превратились в украинцев. Посему не будет напраслиной сказать, что крестными отцами украинства как национальности являются не только поляки и немцы, но и евреи, а его материнским лоном — неохазарская Совдепия ульяновых-бланков и троцких.

В-третьих, на Украине до сих пор проживает немало людей, чья родословная не выходит за пределы этой земли, однако они упорно продолжают именовать себя не просто русскими — малороссами (Николай Яременко. «Чайка». Газета «Русская культура Украины», N 4, 2006). Да и многие великороссы, которые переехали на ПМЖ в УССР, никогда не чувствовали здесь (по крайней мере, на Юго-Востоке) национального антагонизма. К примеру, мои родители переехали в Запорожье из Владимирской области в 1970 г. (отца как эксклюзивного специалиста по электромузыкальным инструментам с большим служебным повышением пригласили на завод «Преобразователь»). Здесь я пошел во 2-й класс СШ N 61. Моими закадычными школьными друзьями были паспортные украинцы Игорь Стафийчук (Царство ему Небесное!) и Саня Осипенко. Единственное, что отличало нас друг от друга — это произношение звука «г». Да, и еще: свеклу мои кореша «вперто» называли «буряк», тыкву — «гарбузом», арбуз — «кавуном». Конечно, иной раз мы ссорились и даже дрались между собой. Но никогда, ни единого разу в этих мальчишеских стычках «до первой крови» не было национального подтекста, не было грязных, оскорбительных кликух типа «укрюк» или «москаль».

Разумеется, из всего сказанного выше вовсе не следует, будто украинской нации «не существует» или что она локализована лишь в Галиции, на Волыни и в Подолье. Просто она прошла (и до сих пор продолжает проходить) свой особый путь становления — во многом уникальный и даже тернистый. Утверждения о том, что-де украинцы — это «фикция», не выдерживают критики. Помнится, в ходе одного из «круглых столов», проведенных 18 мая 2004 г. в Запорожье в рамках Собора славянских народов, один общественный деятель из Крыма посвятил теме мнимого «небытия» украинцев целую речь. На что ведущий «круглого стола» академик П.П.Толочко с неподражаемым малороссийским юмором заметил: «Странно, как это я до сих пор не заметил, что меня, оказывается, никогда не было и нет!»

Столь же неверно утверждать, будто русский язык и культура в принципе не могут быть родными для носителей украинского национального самосознания. Таких людей — особенно на Юго-Востоке — десятки миллионов. Или что такие люди — денационализированные «янычары», «манкурты», «пятая колонна», «перевертнi» и т. п. Подобного рода пропаганда, к тому же осуществляемая за счет бюджетных средств государства, как раз и порождает напряженность между регионами, то и дело ставящую нашу страну на грань полномасштабного гражданского конфликта. Те политиканы и творчески бесплодные «митцi», которые превратили русофобию в свое основное занятие, едва ли понимают, что своими провокационными «заявами» лишь вредят самим себе. «За 13 лет мы не смогли «украинизировать» Украину», — жалуется в связи с этим заслуженный националист Мыхайло Горынь (газета «День», 24.09.2004). И еще долго, добавлю от себя, не смогут. Если смогут вообще. Ибо то, что они норовят обстругать под свой галицийский стандарт, стало Украиной сравнительно недавно — всего лишь 85 лет назад. Фактически же — с 1991 г.

Но даже если предположить, что им это однажды все-таки удастся, кратковременный триумф неизбежно обернется катастрофой. Украина, превращенная в один сплошной русофобский «Пьемонт», никогда не сможет стать по-настоящему успешным, внутренне стабильным государством, с которым бы считались во всем мире. Доказательством тому — ситуация в регионах западнее реки Збруч. При тотальном господстве на Волыни и в Галиции политических сил, которые начинают бесноваться при одном лишь упоминании федерализма, регионального статуса русского языка, ЕЭП и партнерства с Россией, там царит затяжной экономический спад — гораздо более глубокий, чем на Юго-Востоке. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе демографическими, криминогенными и т. д.

И сколько бы ни засоряли молодому поколению мозги баснями типа той, что-де первыми украинцами стали Адам и Ева, что-де «Iсус теж був гуцулом», а «рiдну неньку» вечно душила «азиатская Московия», при любом, даже самом тираническом режиме непременно найдутся пытливые умы, горячие сердца и бесстрашные, честные души, которые таки докопаются до истины, сами поймут и популярно разъяснят всем остальным: государство, построенное на обмане и лжи, античеловечно и потому обречено. Ибо все давно знают, кто такой «лжец и отец лжи», он же «человекоубийца от века» (Ин. 8,44). И тогда альтернативой такой «украинской Украине» может стать всеобщая мечта о возрождении русского, истинно славянского духа на Руси, об отказе от польского колониального наследия в названии народа и страны, которое (название) несет в себе, к тому же, пренебрежительный оттенок, внушает на подсознательном уровне невротические комплексы ущербности, манию преследования etc. Идея же, овладевшая сознанием масс (особенно свежая национальная идея), становится, как известно, вполне осязаемой материальной силой.
Сергей Владимирович Григорьев,
член Союза русских журналистов и литераторов Украины