Когда горит свеча.

Некрополь Никольского кладбища Александро-Невской лавры (7)

Павел Матвеевич Обухов

Если на Никольском кладбище Александро-Невской лавры пройти мимо «демократической площадки» немного вперед, по крайней правой дорожке, то ваше внимание обязательно привлечет надгробный памятник замечательному русскому инженеру — Павлу Матвеевичу Обухову.

Не грех нам вспомнить о его добрых делах, о том, что он был создателем первой стальной пушки в России, членом-корреспондентом Военно-ученого комитета, основателем известного петербургского завода.

Последние годы жизни талантливого инженера прошли в Молдавии, потому что своим равнодушием к судьбе Отечества, светский Петербург стал ему невыносим. Именно поэтому Павел Матвеевич Обухов уехал лечиться в молдавскую деревню Пятра, где и скончался 1 января 1869 года. О личной жизни этого выдающегося человека известно мало.

Он был одинок, рано потерял всех близких. Родился будущий инженер в Вятской губернии, где у отца, капитана в отставке, было имение. По единственному источнику удалось установить, что мать Павла современники считали превеликой умницей, и сын пошел в нее, окончив Институт горных инженеров с золотой медалью. Тогда же молодой специалист Павел Обухов снял две комнаты в корпусе этого института, где в одной из них поселил старушку Архиповну, нянчившую его в детстве и разделившую с ним его дальнейшее одиночество.

Молодой инженер начал работать на уральских заводах, а в 1846 году уехал в Германию, затем в Бельгию, где изучал горное дело. Через два года он вернулся в Санкт-Петербург и заключил договор со Штабом корпуса горных инженеров о службе у них в течение шести лет. Он вернулся на свой завод, а затем стал управителем Кувшинского завода и получил чин штабс-капитана. Здесь у Обухова родилась идея сделать литую сталь. Вокруг себя изобретатель собрал талантливых людей, но это были не просто помощники, получавшие от него жалование, а помощники, преданные его делу. Он умел ценить хороших русских мастеров, потому что не встречал таких ни в Германии, ни в Бельгии, к тому же Обухов подбирал себе людей, с которыми хорошо было не только работать, но и дружить.

Получив перевод на Юговский завод, неутомимый труженик продолжал свои опыты. В это время о молодом талантливом инженере заговорили в столице. У него появились завистники. К тому же, как мы знаем, они всегда были и у России. Недруги пристально следили за всеми успехами в стране, и поэтому у гонца, посланного в столицу с отчетом Обухова о проделанных опытах по изготовлению прямо из чугуна литой стали, немцем в гостинице был украден конверт. П. Обухов имел большие неприятности по этому поводу.

— Русская сталь будет лучше иностранной? — спросил Государь, вникший в дело Обухова. Получив утвердительный ответ, он приказал выделить средства на работу, и вскоре начались испытания.

Они прошли успешно в 1860 году. Из этой инструментальной стали изготавливали орудия со стальными стволами.

Россия имела свою сталь и новые пушки, а Обухов — чин полковника. После испытаний Обухов вернулся в Санкт-Петербург и поселился на Мойке, в своей старой квартире.

Морское министерство намеривалось построить в столице сталепушечный завод, а Обухова назначить строителем, поручив ему составить смету, план и приступить к строительству завода. Он загорелся новым делом, вызвал своих мастеров с Урала, но началась волокита с бумагами, нехватка денег, равнодушие чиновников. По способу Обухова уже изготовляли пушки, а он был никому не нужен, с ним перестали считаться, и он подал в отставку. Кольцо одиночества сомкнулось, Павел Матвеевич тяжело заболел: сердце могло остановиться в любую минуту, начала развиваться чахотка. Он уехал в Молдавию.

Незадолго до кончины П.М.Обухов получил письмо от друга, который писал: «Ура, тебе, русскому мастеру стального оружия! Ты победил! Твоей первой пушке присуждена медаль на Лондонской выставке. Русские войска будут бить из них по врагам. Пушку решили сохранить в Артиллерийском историческом музее… Заводу присвоить твое имя».

Художник М.О.Микешин

1836−1896

Надгробный памятник русского живописца и рисовальщика М.О.Микешина находится справа от Никольской церкви Александро-Невской Лавры, почти на самом берегу пруда. Он уже значительно обветшал.

Михаил Осипович Микешин родился в 1836 году в бедной семье. Родина его — Смоленская губерния. Отец Михаила, Осип Егорович, был участником Отечественной войны 1812 года. Израненный, он попал в плен к французам, но через три месяца бежал, как раз в тот час, когда Наполеон входил в Смоленск на обратном пути из России. После войны Осип увлекся сельским хозяйством, занимался медициной, имел репутацию старца и дожил до глубокой старости.

В 10 лет будущий живописец уже писал красками под руководством иконописца и зарабатывал на жизнь, а впоследствии стал полностью содержать обедневших и престарелых родителей. Один из смоленских помещиков взял молодого человека с собой в столицу, где он в 1852 году поступил в Академию Художеств. Начинающий студент-художник много работал, но бедствовал. Вскоре одну из его картин купил Великий князь Николай Николаевич, а затем последовали и награды от Академии: две золотые и две серебреные медали. Микешин стал стипендиатом императора Николая I. У талантливого художника брали уроки рисования Великая княгиня Мария Николаевна и Великий князь Николай Николаевич. Именно в его свите живописец совершает путешествие в Польшу, Крым, на Кавказ.

Окончив в 1858 году Академию Художеств с большой золотой медалью, Микешин получил право учиться шесть лет за границей с полным содержанием, но воспользоваться им не смог, так как одержал победу в конкурсе на проект памятника «Тысячелетие России», победив 57 конкурентов. Успех был очевиден. Памятник был торжественно открыт в Новгороде в 1862 году, и автора наградили орденом св. Владимира 4 степени. В дальнейшем им были выполнены и другие памятники: Нахимову, Корнилову, Истомину в Севастополе, Ермаку в Новочеркасске, Минину в Нижнем Новгороде. В 1868 году он поехал в Сербию для переговоров по поводу установки памятника освобождению Сербии. Политические интриги сорвали эти планы. Однако в его квартире часто бывали славяне: сербы, болгары, черногорцы, так как Микешин сочувствовал славянскому движению. Бывали здесь и великие князья, музыканты, художники. Микешин жил на казенной квартире в здании Адмиралтейства, где у него были две комнаты — одна жилая, а вторая — мастерская, где он лепил Морскому ведомству фигуры для носовых частей кораблей.

Михаил Осипович был молод, очень красив и статен, а по характеру — добродушен, деликатен, искренен и очень часто во вред себе. Однажды его увлекли идей коммерции. Какие-то евреи побудили его купить старые казенные корабли, которые продавали недорого оптом, чтоб разобрать и продать их части, особенно ценились медные. Микешин заинтересовался и отдал свои деньги евреям, поскольку ничего не понимал сам, а те под его именем производили различные гешефты. Из песни, как говорится, слова не выкинешь, и дело кончилось тем, что он еще и задолжал казне 80 тысяч рублей. Положение было безвыходное и ничего не оставалось, как поехать в Царское Село к Государю и рассказать все Александру II.

«Не стыдно ли, тебе, — сказал Царь, — марать свое имя какими-то предприятиями в компании с жидами». Он простил ему долг за прежние заслуги и взял обязательство никогда не заниматься коммерцией. Художник держал слово до смерти.

В 1873 году в Петербурге торжественно открыли памятник Екатерине II. По форме он напоминает огромный колокол, на вершине которого возвышается фигура императрицы. Девять фигур окружают постамент — Державин, Суворов, Потемкин, Румянцев, Орлов, Безбородко, Бецкий, Дашкова, Чичагов, — придавая памятнику значимость и пышность.

Работы Микешина стилистически близки русской академической скульптуре 2-й половине XIX века и взывали к патриотическим чувствам, что не всегда нравилось критикам, ориентированным на западноевропейское искусство. Так, например, известный критик В. Стасов не мог простить Микешину его выступлений против обличительного демократического жанра в начале 60-х годов. Современники упрекали Микешина в приемах классической скульптуры и излишней, как им казалась, аллегории. Их раздражал его патриотизм. Этим, наверно, и объясняется замалчивание заслуг перед Отечеством скромного, замечательного и несправедливо забытого русского мастера и равнодушие искусствоведов к его трудам. В живописи Микешин часто обращался к русским былинам, иллюстрировал произведения Пушкина, Гоголя и Шевченко, с которым его связывала личная дружба.

«Правда, тем более в искусстве, для меня дороже всего, — сказал он однажды Великому князю Николаю Николаевичу. — Таким был я в колыбели, таким сойду в могилу». Он сошел в нее в 1896 году, оставив о себе добрую память в столь малых воспоминаниях. Но его замечательные памятники уже пережили века. Интересно, что его помощниками в работе над памятником Екатерине II были тогда никому неизвестные простые русские люди — скульптор Опекушин и совсем молодой скульптор Чижов. Они тоже стали достойными представителями отечественных талантов, в которых, благодаря Господу, у нас нет и никогда не будет недостатка.

Афанасий Федорович Бычков

1818−1899

Великим постом 5 апреля 1899 года на Никольском хоронили Афанасия Федоровича Бычкова — директора Императорской Публичной библиотеки, археографа, академика. Позже рядом с ним был погребен его сын — Бычков Федор Афанасьевич, библиограф, скончавшийся в 1909 году.

Совершал отпевание известного русского ученого А.Ф.Бычкова митрополит Антоний. Здесь же присутствовал президент императорской академии наук, Великий князь Константин Константинович, известный всем как поэт К.Р.

А.Ф.Бычков был русским человеком, любившим русскую старину, из которой он черпал материал для своих исследований. Афанасий Федорович являлся другом министра народного просвещения и сам поддерживал молодых ученых. Он был товарищем председателя братства Пресвятой Богородицы и верным сыном Православной Церкви, а по слову апостола Иоанна, дела наши идут вслед за нами.
«Блаженни мертвии умирающие о Господи».

Алексей Суворин

1834−1912

«Я люблю свою газету больше семьи своей, больше жены своей», — признался однажды известный издатель Алексей Сергеевич Суворин. Современники сравнивали его деятельность с трудами Ивана Федорова.

А.С.Суворин был убежденным сторонником всего русского. Писатель, историк, журналист, газетчик, театральный деятель, художественный критик, редактор, издатель, предприниматель, репортер, общественный деятель — все это в Петербурге называли государством Суворина.

Он дружил с Н.А.Некрасовым, А.П.Чеховым, И.Н.Крамским, Н.С.Лесковым, писателем и философом В.В.Розановым, известным знатоком Петербурга М.И.Пыляевым, который стал членом его редакции. Он радовался успехам русских ученых Д.И.Менделеева, В.М.Бехтерева и привлекал их к совместной работе, знал почти всех известных людей того времени, а сам для многих остался загадкой. Высказывания о нем были самые разные, порой даже оскорбительные. Это личность необычайно яркая и вместившая в себя целую эпоху русской жизни. Об этом говорит и библиотека А. Суворина: она была огромна, и в ней было немало книг духовного содержания.

Отец Суворина — штабс-капитан, участник Бородинского сражения, мать — дочь протоиерея. Учился Алексей в Воронеже, в кадетском корпусе, а с 1863 года стал жить в Петербурге. В 1876 году совместно с В.И.Лихачевым он купил газету «Новое время». Его трудолюбие сделало газету самой популярной не только в Петербурге, но и в России. Тираж доходил до 60 тысяч, и выходила газета каждый день двумя изданиями — утром и вечером.

Он создал издательство и типографию, наладил книготорговлю, издал «Русский календарь», тщательно подготовленные фундаментальные уникальные справочники «Весь Петербург», «Вся Москва», «Вся Россия». Хорошо известен и его журнал «Исторический вестник», переживший 147 томов и закрытый только в 1918 году. Какой пример добросовестности и объективности для современных издателей!

А. Суворин держал около 70 человек сотрудников издательства, 350 человек работали в его типографии, но при этом часто ощущал одиночество, терзался разногласиями и уходом некоторых авторов, был недоволен собой, раздражался на те склоки, которые возникали в редакции, и понимал, что его характер портится. Тогда издатель запирался в своем кабинете один и не хотел никого видеть, называя это «болезнью духа».

В 1890 году к А. Суворину приходил о. Иоанн Кронштадтский, но о чем они говорили, мы не знаем.

У Алексея Сергеевича был великий дар — он умел находить людей, которые расцветали в его руках своими талантами. В своей газете он публиковал самые разнообразные мнения, и в его редакции часто сходились люди, давно избегавшие друг друга. Естественно, что его неприятно поражали нападки на газету, но, выбрав однажды путь компромисса, он уже не мог повернуть назад. В одном из своих писем он писал: «меня упрекали в том, что я флюгер. Я совсем не флюгер. Но, будучи человеком, не получившим солидного и серьезного образования, принужденный постоянно учиться, постоянно читать и на лету схватывать знания, давал свободу мнениям и заботился, главным образом, о литературной форме"…

Сейчас изданы дневники А.Суворина. Это лучший роман его жизни, который закончился тяжелой болезнью и кончиной в 1912 году.

Его упрекали в национализме, а он был патриотом. Дела наши — судьи наши, свидетельствующие о прожитой жизни, — уходят в вечность. У известного издателя было особое чувство Родины, что и определяло его жизнь: «Мы все относительны сравнительно с Россией, наше дело — служить ей, а не господствовать над нею».

Иван Павлович Щербов

1873−1925

Сюда, в самый отдаленный, юго-западный уголок Никольского кладбища не заглядывают даже постоянные посетители. Какой-то особой печалью веет от этого заброшенного места с едва сохранившимися могильными бугорками. Я обошла все кладбище и не нашла могилу Ивана Павловича Щербова, так как не могла даже себе представить, что она находится в этом забытом всеми уголке. Помог Божий Промысл.

После первой публикации материала об отце Феодоре Андрееве в редакцию газеты «Православный Санкт-Петербург» с откликом на эту статью позвонили дочери отца Феодора — Анна Федоровна и Мария Федоровна Андреевы. Они-то и подсказали, где надо искать могилу И.П.Щербова. Оказалось, что эти подвижницы не только хорошо знают жизнь Ивана Павловича, связанного тесной дружбой с их отцом, но единственные, кто ухаживает за этой могилкой.

Иван Павлович Щербов родился в селе Кресты Витебской губернии в 1873 году. Окончил на родине Духовную семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию. В 1898 году, когда впервые состоялось присуждение премии митрополита Макария лучшим выпускникам Академии, Иван Павлович был удостоен этой премии и окончил Духовную академию вторым по списку.

В июне 1900 года он был назначен преподавателем основного и нравственного богословия в Санкт-Петербургской Духовной семинарии и, кроме того, преподавал Закон Божий в женском Исидоровском училище. В официальных документах его труд оценили так: «преподаватель усердный и знающий свой предмет». Впоследствии он был награжден орденами Анны второй и третий степени и орденом св. Станислава третьей степени.

В этом же училище преподавала Надежда Романовна Миллер (1872−1912) — его первая жена. Она была дочь банковского служащего и помимо преподавания сотрудничала в журналах, где публиковала историко-религиозные очерки. В.В.Розанов писал, что она вся была прекрасна.

После кончины первой жены Иван Павлович женился второй раз. Вторая жена Ивана Павловича, Вера Васильевна Щербова, урожденная Грабовская, была врачом и находилась в далеком родстве с Натальей Николаевной Андреевой, будущей супругой отца Феодора Андреева. Когда после смерти И.П.Щербова она овдовела, то через несколько лет уехала в Муром, и, по некоторым сведениям, приняла тайный постриг. Скончалась Вера Васильевна в 60-е годы.

С молодых лет Иван Павлович стремился к живой философской мысли и участвовал в составлении нескольких выпусков религиозно-философской библиотеки. К этому времени установилась связь Духовной академии с обществом распространения православных знаний среди народа.

Весной 1918 года Санкт-Петербургская Духовная семинария сделала свой последний выпуск. В тот же год, 30 сентября, Иван Павлович на чрезвычайном собрании был выбран заведующим Богословским Пасторским училищем и сразу утвержден митрополитом Вениамином. Владыка Вениамин предоставил для училища помещение в Александро-Невской лавре, у северо-западной башни.

«Вот отсюда и возродилось в 1918 году богословское образование в Петрограде», — вспоминала об этом времени жена о. Феодора Андреева, Наталья Николаевна. Их дочери бережно хранят в своей памяти все воспоминания родителей о тех временах, и сейчас только благодаря им мы знаем, как выглядел Иван Павлович Щербов: он был среднего роста, полный, с красивыми глазами и роскошными прядями седых волос. Главной же чертой его характера Н.Н.Андреева считала смирение. Все скорби, посылаемые Господом, он переносил удивительно спокойно. В тяжелые годы петроградского голода он писал о. Феодору Андрееву, что так ослабел от недоедания, что едва передвигает ноги и подняться даже на лаврские ступеньки ему представляется большой сложностью.

Когда в Петрограде была закрыта и Духовная академия, Иван Павлович выступил с инициативой организации высшей духовной школы. 9 апреля 1919 г. он подал митрополиту Вениамину об этом докладную записку, после чего сразу последовала резолюция и благословение владыки. И.П.Щербов разработал положение об институте и стал его идеологом. Второго января 1920 г. митрополит Вениамин утвердил И.П.Щербова в звании преподавателя, а 23 — он избран проректором.

Находился Петроградский Богословский институт на Фонтанке, рядом с особняком Белосельских-Белозерских, в доме подворья Троице-Сергиевой лавры.

Главным помощником И.П.Щербова в организации такого сложного дела как создание Богословского института стал отец Феодор Андреев. Они вместе устремили всю щедрость душ на создание института и преподавания в нем. «Я слышал, — писал отец Феодор Андреев о. Павлу Флоренскому, — что Иван Павлович послал тебе безумное письмо с приглашением читать лекции в Богословском институте, выше которого мы с ним никого, кроме Бога и Церкви, не почитаем». К поступающим в этот институт проректор был весьма строг. В 1923 году институт сделал свой первый и последний выпуск.

Пять лет своей жизни Иван Павлович Щербов отдал этому институту.

Заболел он неожиданно, как и его первая жена, такой же болезнью желудка, и, как она, через несколько дней скончался. Это было на Страстной седмице, 31 марта 1925 года. Речь у его гроба произнес протоиерей Николай Чуков, сказав: «Всю жизнь он служил Церкви, отдавая всего себя распространению, уяснению и укреплению евангельских начал и в тесном кругу своих питомцев, и среди широких масс. Это служение было основным стремлением его жизни».

Имена многих мучеников и подвижников веры стали нам близкими и дорогими. Были они связаны и здесь, в этой земной жизни, вплетаясь в судьбы друг друга.

Такими друзьями были Михаил Александрович Новоселов, впоследствии епископ Марк, убиенный в 1937 году, о.П.А.Флоренский, о котором написано уже несколько книг, и Иван Павлович Щербов, память о котором мы обязаны восстановить.

Кончину Ивана Павловича Щербова отец Феодор Андреев воспринимал как большую утрату и посвятил ему эти строки:

Но это — соль и светильники мира,
Гости почетного брачного пира,
Мудрые девы в полуночный час.

Из книги: Лидия Соколова. Когда горит свеча. Никольское кладбище Александро-Невской лавры. Вып.1. СПб, 2003
(Продолжение следует)