 |
| Радонеж | Наталья Ларина | 01.07.2006 |
Встречал меня сам о. Алексей — очень высокий, широкоплечий, внушительный батюшка с кроткими ласковыми глазами и доброй улыбкой…
Кем только не пришлось быть Алёше Василенко в молодости! И взрывником, и парашютистом, и вальщиком леса, и журналистом… Потом был физико-математический факультет, затем исторический в Новосибирском университете. С дипломом историка оказался он в 1976 году в Соловецком музее-заповеднике. Вот тогда-то впервые ощутил, что небо на земле — это не метафора, а самая что ни на есть реальность. Прожив некоторое время в Соловецком монастыре, неожиданно для самого себя, без всяких внутренних катаклизмов и интеллектуальных терзаний-метаний, приходит к выводу, что жить может только целиком посвятив себя Богу.
В 199О году Алексея рукополагают в священники и направляют в Кафедральный собор Ярославской епархии. Казалось бы, всё устроилось, но душа батюшки всё-таки томилась сердечным желанием жить и служить где-нибудь в тихом месте. «Мне всегда хотелось, — говорит о. Алексей, — быть или смотрителем маяка, или устроиться на каком-нибудь диком пустынном острове в Ледовитом океане, чтобы караван раз в год привозил продукты да книг побольше». Но мало ли о чём человек в своей жизни не мечтает. В реальности же он становится настоятелем храма Святого Духа в селе Новое.
Батюшка размышляет:
— При храме в Петербурге, где вершилась моя духовная судьба, был сплочённый приход, который успешно противостоял всем тяготам мирской жизни. И я считал, что при каждом приходе должна быть община. Но особенности сельской жизни таковы, что община здесь немыслима, ибо на полторы тысячи жителей наберётся, дай Бог, десять верующих, причём далеко не молодых…
Как известно, человек предполагает, а Бог располагает. Попытки обосноваться в селе Новое успеха не принесли: уж очень дорого стоили дома. Директор Глебовского совхоза Вениамин Михайлович Попов предложил поселиться в пяти километрах от села, где когда-то был женский монастырь, от которого остались в руинах храм и два дома, внутри их росла «роща», а к стенам жались кустарники.
— Я с ужасом смотрел на всё это, — вспоминает батюшка, — даже представить было невозможно, что эти развалины можно восстановить. Если бы сегодня предложили начать всё сначала, я бы ни за что не взялся. Но тогда то ли по неведению, то ли по наивности принялся за дело. Постепенно ко мне присоединялись люди, и потихоньку-полегоньку оба дома, как птица Феникс, восставали из пепла.
Постепенно креп и задумал: создать здесь общину, которая будет жить православной жизнью, наладить крепкое хозяйство, открыть приюты для престарелых и детей, хорошую школу.
Начинали с малого. В деревне Василёво жила парализованная баба Дуся с немощным мужем — дедом Сергеем. Решили о. Алексей с матушкой Людмилой взять бабу Дусю к себе, хотя и страшновато было — ответственность всё-таки немалая. Поселили в комнате вместе с матушкой. Всю свою любовь она отдала старушке, ухаживала за ней, как за родной матерью. Прожила баба Дуся у батюшки четыре года, могилка её рядом с тогда ещё не восстановленным храмом.
— Потом призрели бабу Веру из деревни Савельево, — рассказывает о. Алексей. — Сыновья хотели увезти её в город. Но я им говорю: пока вы довезёте — а она тоже была парализованная, — мать Богу душу отдаст. В городе вы целый день на работе, ухаживать за ней будет некому. И предложили мы оставить бабу Веру у себя. Положили её в комнату с нашей дочерью Дашей, ей было тогда восемь лет. Вот она-то вместе с матушкой и ухаживала за старушкой. А потом в наш приют попали баба Тоня, Клава, дед Поликарп…
У отца Алексея с матушкой Людмилой пятеро детей. Двое живут в Одессе, старший, Артём, — с родителями. Он отслужил в армии, закончил ПТУ, в пустыньке работает механизатором да за свиньями ухаживает. Большой книгочей.
Несколько лет назад батюшка побывал в московском интернате для детей с умственным отставанием и семерых взял к себе на летние каникулы. Семья так привязалась к ним, что троих оставила у себя. И стало в Свято-Алексеевской общине-братстве тридцать девять человек. Ежегодно к батюшке приходят несколько десятков «абитуриентов», и он как человек доверчивый не раз обжигался: один надоенное молоко продаст за бутылку и напьётся, другой норовит превратить пустыньку в дом отдыха… Теперь батюшка принимает только тех, кто предъявит ему рекомендацию духовного отца. И пустынька постепенно наполняется людьми. Детей, естественно, надо учить. Батюшка рассказывает:
Прежде всего я определил для себя, какой мне видится наша школа. И сформулировал четыре принципа. Во-первых, она должна быть православной. Но не только потому, что в ней изучают Закон Божий и богословские дисциплины. Она должна быть православной во всех отношениях. Мы пытаемся преподавать в религиозном ключе историю, литературу, языки. Даже дидактические тексты подбираем не безразличного типа, вроде «Маша ела кашу», а имеющие высокий духовный потенциал, ну, скажем, «Бог есть любовь». Такой же подход и к преподаванию физики, химии, ибо это предметы мировоззренческие. То есть, мы хотим воцерковить все области знания.
Второй важный принцип — школа должна быть национальной. Пусть в ней учатся хоть китайцы, хоть папуасы, но в ней не должно быть китайско-папуасской системы ценностей. Если национальная ценность американцев — самодовлеющая свобода во что бы то ни стало, то национальная ценность у русских — это ответственность и служение. Там, где у них свобода, у нас служение. (Кто-то из читателей скажет: спорные утверждения. Возможно. Но, согласитесь, в убеждённости и последовательности о. Алексею не откажешь. -Н.Л.).
Третий принцип — школа должна быть трудовой. У нас у каждого ребёнка есть определённое послушание. Скажем, ухаживать за стариками — это воспитывает в детях сострадание, и, таким образом, восстанавливается разорванная связь между поколениями. Обихаживать живность, полить огород, ну и так далее.
И, наконец, четвёртый принцип — школа должна быть интеллектуальной. На этом пункте я очень настаиваю. Мне говорят: да зачем это вам нужно? Сделайте обыкновенную школу. Я категорически против. Я хочу, чтобы мои дети не стыдились своего образования.
Сегодня четырнадцати ученикам школы преподают десять педагогов — биологию, химию, физику, географию, математику, природоведение. А ещё Закон Божий, основное богословие, историю Церкви, церковнославянское чтение, церковное пение, музыку, (кстати, фонотека о. Алексея насчитывает две тысячи пластинок с классической музыкой). Добавьте к этому, конечно же, русский язык, а также английский, французский, немецкий, латынь, всемирную, библейскую и русскую истории, литературу, изобразительное искусство, античную мифологию, философию. Не забыты черчение и чистописание — причём, с первого по одиннадцатый класс…
В трапезной готовились к обеду. Уютно потрескивали дрова, а мы с ребятами чистили картошку (каждому школьнику выпадает послушание — начистить два ведра) и разговаривали.
— Андрюша, — спрашиваю пятнадцатилетнего подростка, — что тебе больше всего нравится делать?
— За лошадьми ухаживать и чистописанием заниматься.
Подумалось: это мудро — учить детей чистописанию все школьные годы. Ведь почерк связан с характером, есть даже такая наука — графология.
Мечту о настоящем образовании о. Алексею есть с кем воплощать. Матушка Людмила, закончившая Ленинградский горный институт, свободно владеет английским языком. Тонкий ценитель музыки, искусства, поэзии, она даже создала пушкинский кабинет, стилизованный под старину. В нём собраны пушкинские издания разных лет, а также обширное пушкинское литературоведение.
Ирина Валентиновна Кузина — я о ней уже упоминала, — завуч школы, имеет диплом Иркутского пединститута. Жила с мужем и четырьмя детьми в посёлке Лоза, что в пятидесяти километрах от пустыньки. Судьба свела её с о. Алексеем, и жизнь семьи изменилась: теперь она практически постоянно живёт в пустыньке с тремя младшими детьми, преподаёт русский, чистописание, церковнославянский. Надеется, что придёт время, и муж её будет тоже преподавать детям — информатику.
Я спросила батюшку, когда же дети успевают учить такое огромное число предметов. «Ребёнок не должен болтаться без дела, — твёрдо сказал он, — уроки длятся двенадцать часов в день. На вторую половину приходятся более приятные, такие, как музыка, рисование, шитьё"…
Я приехала в пустыньку, как раз когда дети сдавали экзамен по латыни. В комиссии кроме священника был Константин Алексеевич Чебышев. Не могу не сказать о нём хотя бы несколько слов. Кандидат исторических наук, в прошлом преподаватель Новосибирского университета. Ныне директор школы Алексеевской пустыни.
— Как же вы-то попали сюда? — удивилась я.
— Паломничал по российским монастырям, дошла очередь и до Переславского. Увидел красивейший храм в селе Новое и поинтересовался, кто настоятель. Так и познакомился с отцом Алексеем. Привёз он меня в пустыньку, я поближе познакомился с ней, с уставом жизни её обитателей и понял, что это то место, где я хотел бы обосноваться. Вот теперь и тружусь здесь. Пытаюсь вместе со всеми братьями вырастить детей здоровыми, дать им образование более серьёзное, чем в обычной школе.
А главная задача — уберечь их от безумия современного мира. Недавно мы с детьми ездили в город. Вы-то живёте в нём и, может быть, не так остро на всё реагируете. А мы от этого мира оторваны, поэтому сразу всё бросается в глаза. Вот едем в электричке, а кругом мужики матерятся, и наши дети вынужденно слушают…Слава Богу, у нас они от этого безобразия защищены…
Я спросила о. Алексея, где он берёт деньги на содержание колы и приюта?
— Финансовый ручеёк более чем скромный, — ответил он. — Вот сейчас ломаю голову, как заплатить за свет. Может быть, пошлёт Господь какого-нибудь благодетеля.
Я задала ещё один наивный вопрос:
— А где же продукты берёте?
А в ответ услышала такой рассказ.
Однажды кому-то из начальников пришло в голову — земли вокруг обители братства Свято-Алексеевской пустыни продать под дачи различным московским фирмам. Перспектива эта так напугала батюшку, что на семейном совете с матушкой они решают продать свою ленинградскую квартиру, а также дачу и выкупить землю. Но вырученных денег оказалось недостаточно. И тогда батюшка опять обращается к благороднейшему, как он всё время подчёркивает, Вениамину Михайловичу Попову, директору Глебовского совхоза, тот соглашается подождать возвращения долга.
…Сейчас у обители сто пятьдесят гектаров земли. На ста из них они сеют зерновые. Но вот беда — очень туго с техникой. Старая износилась, на покупку новой нет денег. Кредит взять тоже негде, так как на рынок обитель не работает: урожай тратится на собственные нужды да на помощь бедным. Летом сюда приезжают гостить до сорока человек. За стол три раза в день садятся человек восемьдесят.
В голосе батюшки, рассказывающего всё это, нет и тени недовольства.
— Овощам и картошке отведено четыре гектара, — продолжает он. — В хозяйстве полтора десятка свиней, семьдесят овец, сто кур, тридцать пять коров. И всем этим наравне со взрослыми занимаются дети…
К вечеру после многотрудного дня пошли с о. Алексеем гулять. Любо-дорого было смотреть, как дети, ещё несколько лет назад беспризорные, грязные, вшивые, гарцуют на ухоженных, холёных лошадях. Отца Алексея всегда умиляет эта картина, и он с плохо скрываемой дрожью в голосе признаётся:
— Дети наши — это дар Божий. Вот Андрюша Гончаров — инвалид. А какой доброты ребёнок! Да я бы за него дюжину здоровых отдал… А вот посмотрите на Серёжу. Какой он ласковый, к людям расположенный, а ведь детство страшное было: погибли его пьющие родители, бомжевал, прятался у людей, которые его вынуждали воровать…
Наступил час обеда. В столовую вошла дочь батюшки:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистая Твоея Матери и всех святых помилуй нас.
— Аминь, — промолвил батюшка.
Не формальная субординация, а по душевной потребности соблюдается она, внося в жизнь порядок, основательность.
— Даша, — строго обратился к дочери о. Алексей, — ты опоздала на утреннее правило, так что посидишь без обеда.
Девочка смиренно промолчала: лишиться благословения батюшки — самое большое наказание.
…В день моего отъезда у о. Алексея случился приступ — печень у него больная. Матушка нервничала: «Не езжай в Москву, посиди в тепле, дома». И он вроде бы согласился. Но тут вспомнил о каких-то нерешённых делах и засобирался.
Да, казалось бы, так много сделано батюшкой и его сподвижниками. А нерешённых проблем ещё хватает. Он мечтает о том, как в его пустыньке появится профессиональная вспомогательная школа для детей с отставание в умственном развитии. И чтобы здесь можно было лечить немощных стариков…
В общем, замыслы о. Алексея «просятся» в отдельный очерк.
Судя по тому, что уже удалось совершить, мечты батюшки, с Божьей помощью, сбудутся.
Наталья Ларина
Село Новое
Свято-Алексеевская обитель
