Дивеевские встречи

1

По дивеевской дорожке идет схимница — маленькая, старенькая, согнутая, лица не видно. То один, то другой прохожий, завидев ее, догоняет, семенит рядом, и, пытаясь заглянуть лицо, спрашивает.

Я не слышу вопросов, слышу только ответы, и они поражают меня своей простотой.

— Ты знаешь свои грехи — старайся с ними бороться. И сподобишься Царства Небесного!

— Соблюдай заповеди — и все будет хорошо.

Низко склоняется к схимнице мужчина с редеющими волосами:

 — Помолитесь за нас!

 — Я молюсь за весь мир. А ваши имена Господь знает!

Идет схимница по дорожке, идет, удаляется…

Почему мне страшно подойти?

2

Две совсем юные девушки сидят на траве в палаточном городке. Одна из них, Оля, так и не повернулась ко мне лицом, молча слушала подругу. Другая же, длинноволосая, красивая и простая, по имени Саша, рассказывала, срывая листики клевера и собирая их в букетик.

— Мы приехали сюда… ну, как сказать, зачем… Просто иногда город очень сильно утомляет, и хочется душой успокоиться, понять, что, вообще тебе в жизни надо. В такие моменты хочется уехать из дома, даже от родителей. У нас с ними большой конфликт был, мы им по записке оставили и уехали.

Тут само место святое, оно успокаивает, освящает тебя каким-то образом. Благодать — она ведь все равно здесь присутствует, даже если ты грешен, даже если у тебя своих грехов столько, что… - она засмеялась. — Поэтому мы пока что уезжать отсюда не собираемся, будем здесь столько, сколько выдержим.

— Говорят, в палатках холодно ночью?

— Холодно очень. И еще доски… Когда лежишь, они весь позвоночник, все ребра тебе считают. Да ничего, нормально!.. Мы вообще, когда ехали сюда, не знали, что здесь есть такой лагерь. Взяли с собой палатку, котелок, думали, сейчас где-нибудь в лесу остановимся, будем жить, как отшельники, — Саша опять смеется. — Взяли с собой два одеяла… Мы собирались в волнении большом, чтобы дома не заметили, потому что был бы скандал: «Зачем это надо, тра-ля-ля…»

— Преподобный Серафим на камень голову клал, когда спал, так что вы, в каком-то смысле, ему сейчас подражаете… А причаститься не собираетесь здесь?

— Собираемся. Просто еще на исповедь надо… ну как, это такой серьезный все-таки шаг, надо готовиться… У меня это чаще всего получается по настроению. Вот иногда бывает такое настроение, что проснешься в три часа ночи, и тебе хочется идти на исповедь. Ты ощущаешь, что ты грешен, что ты грязен, и тебе хочется все-все сказать священнику. Но пока… не собрались еще.

— Девушки, а вы давно в Церкви?

— Оля… ну, наверное, года два. А у меня папа священник, я в Церкви давно.

— Ну, я не думаю, что ваш папа будет ругаться, узнав, что вы поехали в Дивеево!

— Нет, не будет, но просто… знаете, ведь вообще-то надо было со взрослыми ехать, в это все упирается. А со взрослыми ехать — они никогда не соберутся. И еще часто мы не находим с ними общий язык, и тогда такое начинается!.. Но папа, конечно, не против, наверное, вот так сильно-то. Я маме звонила, у них все нормально, только собака скучает. И мама немножко опечалилась.

Здесь все очень хорошо. Только вчера, когда мы пошли в поселок звонить, то были в шоке, если честно. Я думала, здесь так все тихо, спокойно… А нас чуть не побили даже.

— Как это?

— Мы пошли, сели на лавочку, там лавочка такая около магазина. Устали страшно, ноги натерли. Подошли две девушки. Сказали: «Че вы сюда приехали, че вам здесь надо?» Но они, конечно, не совсем в нормальном состоянии были, чуть-чуть «подшофе», вот. «Че вы здесь вообще делаете, мы здесь без вас жили!..» А потом… а потом, — весело завершила рассказ Саша, — они сказали, что бить нас не будут! Мы были в шоке!

3

Голубоглазый, седой, в нарядной розовой рубахе, он сильным и радостным ветром вошел в монастырь. На груди — черно-белая ксерокопия иконы преподобного Серафима. На плечах — больная девочка в роскошном белом платье, девочка лет пятнадцати с раскосыми глазами, которая вряд ли умеет ходить.

Владимир сказал, что сочиняет о святом Серафиме Саровском стихи, и я попросила его прочитать хотя бы одно стихотворение.

 — Да, сейчас! Как же у меня там?.. Подождите, подождите, подождите, сейчас вспомню… Память дырявая! Есть у меня о батюшке много стихов, тема, понимаете, неисчерпаемая… Есть удачные.

 — Неужели ни одного четверостишия не вспомните?

 — И грянул свет Христовой силы,
Благоухание неся,
И распростерся над Россией…

Ой, ну надо же — забыл!

 — Может быть, вы тогда прозой о преподобном Серафиме расскажете?

 — Ну, прозой… Прозой лучше о себе рассказать.

 — Так расскажите же!

 — О себе — вот. Как я к вере пришел.
Значит, родился я в тридцать пятом году, в Новосибирской области, рос в деревне до семнадцати лет. Закончил училище ремесленное, где учился Александр Покрышкин, трижды Герой Советского Союза, летчик. Советский Союз внешне не признавал Бога, но по весям, по деревням в каждом углу стояли иконы и молитвенники. Это же сила потрясающая! Спасительная сила! Она неуничтожима!

Тут ударили колокола, и несколько фраз Владимира утонуло в их гуле.

-… И однажды, когда я исколесил две трети Союза, Среднюю Азию, Заполярье, Дальний Восток, Запад, и к Средней Азии приехал, — я понял, что иду в ад. Нужно идти в храм. И я крестился, исповедовался, причастился. Господь мне послал жену с тремя детьми, мы крестили их, обвенчались. Я оказался в Сарове, и Господь мне ответил здесь на все вопросы. Нам дана свобода. Хочешь — веруй, хочешь — спасайся. Хочешь — не веруй! И в этой абсолютной свободе я полюбил нашего Господа Иисуса Христа всей своей сущностью, и кричу всем, а прежде всего — детям: «Возлюбите Господа Иисуса Христа, и только Его одного, а Он любит ближних такой любовью, какой нет на земле!» Преподобный Серафим Саровский убедил нас в том, что Пасха — Пасха живет в православном человеке, в праведнике, в каждом его вдохе и выдохе. Мы христосуемся здесь с каждым встречным, каждому встречному говорим: «Христос Воскресе!»

 — Воистину Воскресе!

 — Воистину Воскресе! — повторил Владимир. — У меня трое детей, и они уже принесли мне четырех внуков. Они, значит, с трудом, но к Богу идут, идут, слава Тебе, Господи! Хвалиться, говорят, грешно: похвалил — с ног свалил, а поругал — с ног поднял. Я их больше ругаю! — засмеялся Владимир. — Они идут к Богу с большими искушениями, но преподобный Серафим на нашей стороне! Аминь.

4

Оказывается, во время путешествия можно найти новых знакомых, не только среди ныне живущих, но и среди усопших. Так произошло со мной во время последней поездки в Дивеево.

Ехала я на празднование двухсот пятидесятилетия со дня рождения преподобного Серафима Саровского, но так получилось, что первый дивеевский вечер провела на монастырском кладбище. В сгущающихся сумерках я разбирала надписи на могильных крестах и на одном из них, стоящем на самом краю погоста, прочитала:

«Инокиня Людмила. Григорьева Людмила Павловна. Род. 19 апр. 1975 г. — ум. 30 сент. 1998 г.»

Родилась она на два года раньше меня, а умерла двадцати трех лет отроду. Сейчас я старше ее на четыре года. Можно сказать, одно поколение. Но вот духовный возраст… Сможем ли мы когда-нибудь сравняться в нем? Она умерла в двадцать три года, но я в свои двадцать семь могу ли дотянуться хотя бы до ее рукава, черного рукава дивеевской инокини?

Я совсем ничего не знаю о ней, но нет-нет, да и впишу имя инокини Людмилы в заупокойную записку. Таинственным образом мы познакомились с ней, и я дивлюсь и печалюсь, вспоминая о нашей встрече, и благоговею перед ней.