Пикуль и Распутин: взгляд из Нижнего Новгорода

Беседа с вдовой художника Дмитрия Арсенина, однополчанина Валентина Пикуля

6/19 мая — память праведного Иова Многострадального, день рождения Государя Императора Николая II

В настоящее время по мере дальнейшего исследования и анализа исторических источников все более очищается от клеветы образ Григория Ефимовича Распутина, о котором один из членов Синодальной Комиссии по канонизации царственных мучеников сказал: «По сути, мы занимаемся уже вопросом о канонизации Распутина».

В свете этого особенно интересным представляется проследить, как же происходил этот живой поиск истины через конкретные судьбы простых русских людей, ведь искушения вокруг царской темы подчас оборачиваются трагедией для излишне беспечных историков и художников, занимающихся ею без должного благоговения.

Об одном из самых первых популяризаторов темы взаимоотношений Царской Семьи и Распутина в новейшее время — В.С.Пикуле — мне довелось узнать из беседы с вдовой нижегородского художника Дмитрия Дмитриевича Арсенина, ,Лидией Николаевной Воскресенской.

Беседа шла о картине Д.Д.Арсенина «Семья Николая II», и вдруг в результате разговора выяснилось, что в годы Великой Отечественной Арсенин служил вместе с Пикулем юнгой на Северном флоте.

Мы сознательно не вырываем рассказ о Пикуле из контекста рассказа о Д.Д.Арсенине, его семье, в которой причудливо переплелось «красное» и «белое», поскольку, таким образом, восстанавливается главное: прерванная в феврале 1917 г. связь времен.

Арсенинская школа для детей инвалидов и замысел картины «Семья Николая II»

-Лидия Николаевна, ваш супруг известен в Нижнем Новгороде как основатель Школы искусств и ремесел «Изограф» для детей-инвалидов. Почему дети так любили Дмитрия Дмитриевича ?

— Когда Д.Д.Арсенин организовал свою школу, то решил, что ее должны посещать ребята-инвалиды. Дело в том, что в его мастерскую к тому времени уже ходили инвалиды — Дима Огородников и Женя Вдовин, сейчас они — наши педагоги, в этом году заканчивают исторический факультет Нижегородского государственного университета по специальности культурология вместе с другими нашими выпускниками — Катей Кузнецовой, Аленой Тиманиной. Они были первыми нашими учениками.

Мужа я в этом начинании, безусловно, поддержала, ведь для здоровых детей дорога и так везде открыта. А вот инвалидам — слабовидящим, слабослышащим, больным детским церебральным параличом, астматикам, желудочникам, колясочникам гораздо труднее устроиться в жизни.

Конечно, мы не ставили перед собой задачу, чтобы все у нас будут художниками. Дмитрий Дмитриевич создавал такую школу, которая была бы не казенным учреждением, а семейным домом. Примером для него был Ступин и его школа в Арзамасе, в которой жили молодые люди из крепостных. Уже при входе в арсенинскую школу ощущается атмосфера домашнего уюта, доброжелательности. Ребенок чувствует защиту, а это очень важно, потому что инвалидов очень легко ранить, обидеть в жизни. Поэтому Дмитрий Дмитриевич хотел, чтобы они всегда ощущали доброту и помощь. Устраивал обязательный чай с бутербродами, конфетами и печеньем, кормил всех до единого. Потом с удовольствием расходились по классам, поскольку он необычайно интересно рассказывал.

Был у нас класс маринистов, поскольку сам Арсенин бы юнгой Северного флота. И ребята — слабовидящие, слабослышащие, с упоением слушали его. И хотя они никогда в жизни не видели моря, но делали такие великолепные произведения, что можно было подумать, как будто они всю жизнь только на море и жили, и моряками и были.

- Так Арсенин умел их зажечь?

— Окунуть мог, можно сказать, в эту стихию морскую. Учил песням моряков. Бывало, слышишь, из класса раздается хор мальчиков, поющих гимн юнг Северного флота. Ну а, когда его не стало, то, конечно, класс маринистов стал разрушаться. Но у нас остался один ученик, который море будет писать долго. Это Дима Огородников, он не только изучил Айвазовского, но и вообще чувствуется, что Арсенин вложил в него свою душу юнги, много с ним занимался индивидуально. Ему уже 28 лет, с 13 лет он в нашей школе. На будущий год мы будем отмечать юбилей — 15 лет пребывания наших ребят в школе, юбилей тех, кто остался и продолжил тему моря и тему Пушкина.

- А как Дмитрий Дмитриевич пришел к замыслу картины «Семья Николая II»?

— В 1994 г. у нас в Нижнем Новгороде тогда еще ничего про канонизацию Царской семьи не было слышно. Было известно только, что Царскую Семью канонизировала Зарубежная Церковь. А Арсенин задумал большую картину «Семья Николая II». И вот почему. Он говорил, что в эмиграции оказались сливки русской культуры, целые классы, которые разрушены были у нас — дворянство, купечество, священство. И хотя они оказались за границей, но работали все равно для России, остались верующими людьми. Раз они канонизировали Императора Николая II, значит, это и у нас когда-нибудь обязательно будет.

Когда он начал делать парные портреты, я его спрашивала: «Зачем ты такие большие эскизы делаешь?» А он как чувствовал, что ли, говорит: «Вдруг, я не успею, может, ребята, Вдовин или Огородников, по моим эскизам доделают». И такие мысли мрачные у него мелькали часто, но я всегда обрывала: «Прекрати этот разговор».

— А чем он болел ?

— У него четыре инфаркта было, один микро-, и на фоне их — осложнение на сосуды головного мозга, склероз. Он иногда багровел, зажмет руками голову и не двигается. Я спрашиваю: «Что такое?» — «Не разговаривай со мной!» Потом отходил. Я тогда ему говорю: «Расскажи-ка мне лучше свой любимый фильм про Чапаева». Он его наизусть знал и как бы играл за всех героев. Говорил, что это совершенно не большевистский фильм. Хотя он вроде бы моряк был, юнга Северного флота, но за Сталина никогда не кричал, только — «За Родину, за Русь!» У него это было в крови что ли.

 — Государственник был?

— Он очень любил генерала Брусилова — образ Первой мировой войны. Говорил, что это полководец гениальный, не хуже, чем Суворов. Он много читал и сопоставлял, говорил, что мы бы обязательно выиграли Первую мировую. Так нет же — появилась измена, которая направила Россию по совершенно другому, революционному руслу.

Помню, он как-то он воскликнул: «Господи, дай мне немножко, хотя бы до восьмидесяти лет дожить. Ведь к восьмидесяти годам какой у меня будет праздник: дети мои закончат университет, получат образование. Что может быть радостней?! Это не праздник, это что-то сверхъестественное. Наши, глухие, ребята получат диплом высшего образования — это раз. А второе, что я им в этот праздник сделаю, — картину о семействе последнего Императора нашего, Николая II, напишу. Это будет подарок всей четверке нашей — Огородникову, Вдовину, Вдовиной (урожд. Кузнецовой ) и Тишаниной».

…А ведь 16 марта этого, 2006 года, ему как раз и исполнилось 80 лет, в июне ребята наши получают дипломы о высшем образовании, и уж работу он бы, конечно, закончил.

Семья Арсенина

- А откуда у него были корни такого искреннего монархизма?

— У него была очень интересная мать, Мария Васильевна, человек высокой культуры и христианка. Она имела прекрасный голос и в 17 лет поступила в Императорский Большой театр, где училась у знаменитого тенора Собинова, дружившего с Шаляпиным. А муж ее, Дмитрий Семенович Арсенин, был крестьянин из Рязани. Он закончил в Москве кадетский императорский корпус по медицинской отрасли, а когда учился, то, случайно увидев ее в толпе, влюбился до безумия и ходил за нею по пятам, добиваясь ее всеми силами. Был военным врачом широкого профиля, даже роды мог принимать. В 1930-х годах его послали главным санитарным врачом на строительство Горьковского автозавода. Вот тут они и обосновались, появилось четыре сына.

—  Крепкая семья была?

— Дмитрий Семенович до конца своих дней безумно любил Марью Васильевну. Но он был коммунистом до мозга костей, и не приветствовал ее веры. Мы вместе с ней втихомолку ходили в одну из двух открытых в советское время в Н. Новгороде церквей — в Высоковскую. У нас неподалеку была квартира и Марья Васильевна частенько у нас ночевала, а он звонил: «Куда ты исчезла?!» Жить то без нее не мог ни часу.

Он ее очень часто ругал за веру: «При мне чтобы никогда!» А я защищала ее: «Ну что вы, Дмитрий Семенович, на такую-то красавицу-жену голос повышаете?» На что Дмитрий-старший сразу улыбался довольный, любил ее очень.

- Да, находили вы нужные слова…

— Я очень бедовая была. Как-то говорю: «Марья Васильевна, что же вы Дмитрия-то моего не спросите, как он к Богу относится?» — «Это же сын его, отпрыск», — отвечала она мне, показывая на Дмитрия Семеновича. Она просто не предполагала, что он мог верить, быть христианином, только я могла знать об этом. И действительно, однажды Дмитрий в споре так схлестнулся с братом своим и с отцом, защищая Царя, что мне пришлось их разнимать, а ведь его брат Николай здоровенный был, два метра ростом — красавец, как и вообще все их дети, в Марью Васильевну пошли, а не в деда.

— Да, природа у бабушки-то была истинно женская, поперек мужу не говорила ничего, но свою линию при этом гнула .

— Никогда не спорила с ним, просто уходила.

— А о Царе Марья Васильевна как-нибудь отзывалась?

— Да, она говорила, что видала Царскую Чету очень часто, когда пела в хоре Большого оперного театра. Телевизоров тогда не было, и все в театр ходили. И вот она среди других девочек стояла в первом ряду, она ведь такая красотка была, как кукла, чудо просто. Царская Семья, естественно, сидела в первом ряду: Николай II, Александра Федоровна и дочери, а маленький Цесаревич Алексей почему-то (она не знала) — у матроса на руках. И слушали как-то оперу Глинки «Жизнь за Царя». Была премьера, и Царь раздал каждому актеру по цветочку, и Марья Васильевна свою розовую розу засушила в книжке и хранила. К Царской Семье все с благоговением тогда относились.

Кстати, на Северном флоте Арсенин служил вместе с известным писателем Валентином Пикулем. Они оба были юнгами Северного Флота и, когда снимался фильм «За морем солнце» по сценарию Виталия Гузанова, тоже юнги Северного флота, о троих юнгах — Зорине, тогда капитане, Пикуле и Арсенине, то они все и встретились. Причем режиссер Семенов устроил им всем такой сюрприз. Арсенина со мною к Пикулю в гости в Ригу позвал, а о Зорине ни того, ни другого не предупредил… Ох уж, Пикуль нас тогда поводил по Риге и ночью, и днем. А потом В. Гузанов и говорит, что сейчас ему надо к поезду пойти, встретить одного друга. Что это была за встреча, когда Зорин вышел из вагона, и они все втроем после стольких лет увиделись, — неподдельные трогательные кадры были — у всех троих взрослых мужчин полились слезы…

Дружба с Пикулем и споры о Распутине

— А не обсуждались ли в разговорах с Валентином Пикулем вопросы, связанные с Царем?

— Как же, обсуждались. Вообще, надо сказать, что он был прекрасный рассказчик, про которых говорят: театр одного актера. Заслушаться можно было.

В это время Пикуль писал книгу «Слово и дело» о бироновщине и Анне Иоанновне, бездарной царице. Все свои гонорары он посылал за границу, а оттуда ему присылали документы. Так он писал и «Нечистую силу», и «У последней черты» в роман-газете, после чего у него спалили дачу, квартиру и даже милиционер был приставлен из КГБ, чтобы только Пикуля больше не трогали. А что за нечистая сила? Это, по его мнению, был Распутин. Тут я с ним была совершенно не согласна. И хотя он мне лично показывал те документы, на которые он и в книге своей опирался, о том, что Распутин был развратником, но я ему все равно говорила, что неправда это. Мне тогда кто-то, как будто в пику ему, дал накануне небольшую книжечку Николая Козлова о Распутине. И в ней автор задавался вопросом: как мог Распутин быть развратником, если его Святая Чета выбрала? И отвечал, что клевета была масонами спровоцирована. И Распутин для них был только мелкой пешкой, поскольку целью было скомпрометировать Царя и Его Семью. Тогда же ведь назревала партийная система, и каждый тянул другого в свои ряды. В этой книге Козлова приводились воспоминания о встречах Распутина со священниками, старцами, и даже с архиепископом. Такие духовные встречи, такие разговоры и вдруг — разврат? Не могло быть такого никак. Ну, не сходилось. И я сразу подумала: «О, какие враги-то были у нашего Царя — через Распутина пошли». И Пикулю все это я тогда и сказала.

«Так что же тебе, моя красотка, все-таки у меня нравится?» — не унимался он. Я говорю: «Миниатюры» («Из шкатулки исторических миниатюр»). Вот это гениальные ваши произведения. Они маленькие, но настолько емкие, лаконичные. В каждой — целый роман. И образы, и сюжеты. Совершенные произведения". «И не одного романа?» Я молчу.

В общем, не сошлись мы с ним во мнениях. А вообще, он забавный очень был и человек, и писатель. Поначалу, когда мы только познакомились, он просил меня называть его Валентином. А потом, после споров стал «Саввич». Ну да ладно, Саввич, так Савич. Но все равно, мы простились хорошо, и он Арсенину потом писал в письмах: «Привет мой красотке — твоей жене».

И все-таки он, судя по всему, призадумался, и в одном из писем написал Арсенину, что взял материалы из более достоверных архивов и перепроверил: «Передай своей красотке: и тот документ я получил, и в нем те же обвинения на Распутина». А я говорю: «Арсенин, дай я ему припишу». И приписала: «Надо же, как далеко эти сплетни проникли, аж до сегодняшнего дня. И все-таки это сплетни ».
— А как Арсенин относился к вашему спору?

— Он говорил: «Мать, замочи лучше, чего не знаешь». А я ему говорю: «Отец, приедем, я тебе покажу эту книжку». Пикуль к тому времени уже сбегал в библиотеку, но моей книжки там не оказалось. Я говорю: «И не окажется — ведь вы в какое время живете, мальчики? При советском строе живете и все думаете, что вам такие книжки дадут свободно в библиотеке читать? Ждите, придет другое время, будет столько книг для вашей исторической литературы — не укупите». «Нет, мы уже до этого не доживем», — сказал Пикуль, как в воду глядел.

Арсенин, когда приехал домой, потребовал у меня эту книжку, и от корки до корки прочел. «Какая ты дурочка, — говорит мне, — давай пошлем Пикулю ее». Я говорю: «Ведь до него же не дойдет, у него милиционер стоит, и все проверяет».

Обидно, что так вот и умер Валентин Пикуль, а правды не узнал. Это теперь уже стало много книг выходить, в которых о Распутине совсем другие документы стали публиковаться. Все их я у себя собираю.

Неизвестные страницы духовной биографии Пикуля

— А как, на ваш взгляд, Пикуль относился к Богу, к вере?

— Конечно, несмотря на то, что он о царях всю жизнь писал, в душе Пикуль до конца жизни оставался коммунистом. К тому же и жена его вторая, Антонина Ильинична, была директором библиотеки и пламенной, можно сказать, коммунисткой.

Но верой, я думаю, что в душе он все-таки проникся, прочувствовал, ведь он же умнейший человек был, да и белорус, из простой крестьянской семьи, в которой и дед, и бабка, и прадеды — все были верующими. Не мог он эти корни в своей душе не чувствовать. Но вслух этого никому не высказывал и, наверное, поэтому в воспоминаниях о нем, изданных Антониной Ильиничной, я нигде не нашла упоминаний о его вере.

Однако Арсенину в одном из последних писем он написал не больше, не меньше как следующее: «И все-таки Арсенин, может быть, вы и правы, что Бог мне дал этот писательский дар, я ведь недоучка, и потому не обижаюсь на тех, кто говорит, что я бездарь — я, действительно, сделал очень мало. Да и в том, что я сделал, меня водила рука Отца Небесного…»

Действительно, как только Пикуля не ругали, мне даже жалко было его. И бульварным романистом обзывали, и физически даже уничтожить угрожали, обвиняли в неграмотности, в том, что он бездарность, ничего не кончал, кустарь-самоучка, который неизвестно откуда появился. Он ведь закончил всего два курса литературного факультета. Но он боролся — сильный был мужичок. Юнга все-таки. Ведь аврально созданная в начале войны школа юнг исход сражения на море решила. Не сдавались юнги и после войны. И все-таки сердце его не выдержало, и в 63 года он умер.

В общем, согласна я была с его версиями о Распутине или не согласна, а все-таки я любила его и как гениального исторического писателя, и как человека.

Пути Господни

И что еще интересно — однажды Пикуль как-то говорит Арсенину: «Как было бы обидно, Дмитрий, если твои знания, твое мастерство, твой опыт накопленный ты оставишь при себе… А нельзя ли создать какую-нибудь школу, чтобы молодому поколению все это передать?» Дмитрий эту мысль сразу подхватил тогда… Они очень часто говорили по телефону. Тогда с Ригой можно было разговаривать часами.

Вот так Пикуль подстегнул Арсенина искать судорожно дом для школы, а домов свободных было тогда как раз очень много. Почта, географические какие-то архивы, дома освобождались, он как раз попал на те процессы, которые шли в 1991—1992 гг. Хотя побороться все равно пришлось, поскольку дом этот хотели разделить между инвалидами, клубом телефонистов и дельтапланеристов.

Когда же вопрос с помещением разрешился, Пикуль прислал нам из Риги для создания этой школы денег.

Потом в Нижний с концертами приезжал Штоколов, бас из Питера, и тоже юнга. Когда он узнал, что Пикуль Арсенину на школу 50 тысяч дал, то и он 100 тысяч пожертвовал. Это, конечно, тоже была символическая сумма, 10 тысяч новыми, хотя и более тяжелыми, чем сейчас, но важно, что дело сдвинулось с мертвой точки, благодаря друзьям фронтовым. Да и сама идея школы, как я уже сказала, с легкой руки Пикуля появилась.

Жаль только что ни Пикуль, ни Штоколов так и не посетили и уже не посетят эту школу, очень жаль…

— Благодарю, Лидия Николаевна, своим рассказом вы прекрасно воссоздали тот дух, в котором воспитаны были юнги Северного флота, и Арсенин, и Штоколов, и Зорин, и Пикуль. Своей любовью к родине они зажгли сердца своих учеников и поклонников. Надеюсь, что теперь их воспитанники продолжат их дело. И уже продолжают.

Так, в 2004 г. именно ваши ученики разработали эмблему торжеств в честь 100-летия со дня рождения Цесаревича-Мученика Алексия, написали его икону, список с которой прошел крестным ходом Нижний Новгород-Дивеево и явил зримые чудеса…

Будем же поминать воинов Димитрия и Валентина, и верить, что за все те неправды против инвалида Цесаревича Алексия и его земного Ангела-хранителя Григория Распутина, которые в неведении описаны были Пикулем, покаяние было принесено им тогда, когда он вдохновил своего друга на создание школы для детей-инвалидов. Будем надеяться, что Дмитрий Дмитриевич в работе над своей картиной «Семья императора Николая II» — венцом дела его жизни — воплотил то лучшее, о чем мечтал его фронтовой товарищ Валентин Пикуль, и теперь Царственные Мученики отмаливают всех их однополчан…
Записал Сергей Чесноков