«Венец для мужа своего»

Жизнь жен репрессированных священников по архивным документам и воспоминаниям современников

7 мая/24 апреля — Неделя 3-я по Пасхе, святых жен-мироносиц

Жены-мироносицы и матушки репрессированных священнослужителей — это звенья одной христианской цепи, и прервать ее никакими человеческими законами не возможно. На Руси всегда были, есть и будут жены-мироносицы. Они тихо и незаметно для других освещали жизнь своих близких, разделяли нелегкую ношу изгнания, а иногда и мученическую жизнь. В гонениях, скитаниях, искушениях они смиренно, по-христиански принимали страдания. Жена священника всегда должна быть готова разделить любую его участь. Невольно напрашивается сравнение их с женами декабристов, о которых известно всем. Хотя и там, и здесь имеет место свойственная женщинам жертвенность, подвиг матушек, несомненно, выше, поскольку помимо человеческой верности мужьям, он совершался еще и во имя Христа. А об этом почти ничего не знает молодое поколение, да и в церковной литературе эту тему необходимо освещать шире. В отличие от священнослужителей, матушки не всегда бывали репрессированы. Их называли лишенками. Это значило, что они, лишенные гражданских прав, не могли устроиться на работу. Путь к выживанию был один — развод с батюшкой. Это правило распространилось на многих несчастных, и некоторые предпочитали фиктивный развод. Известны случаи, когда сами священники благословляли отказаться от них, если близким и родным грозила смерть. Были случаи, когда и дети священников, захваченные впоследствии вихрем советской жизни, отказывались от своих родителей. Много тягостного и трагического хранит наша история, в которой при всех временах в душах людей оставался свет Христов. Многие сохранившиеся документы и воспоминания говорят о том, что жены священников прекрасно понимали свой путь, предназначенный им Богом, и несли свой крест. У этих женщин была особая судьба — служение Богу через служение мужу-священнику. И таких судеб много. Достаточно взять жизнь практически любого репрессированного священника, чтобы убедиться в том, что его матушка достойна нашего почитания. Расскажу лишь о некоторых.

Матушка Наталья и отец Феодор Андреевы

Матушка Наталья — Наталья Николаевна Флоренская — родилась 14 декабря 1897 г. в Санкт-Петербурге. Она была правнучкой знаменитого архитектора К. Тона. В 1917 г. Наталья окончила петербургскую гимназию. Ее глубоко верующая семья находилась в родстве с Василием Дягилевым (известным врачом, сейчас он живет в Костроме и возглавляет Дворянское собрание, а в 1930-е гг. вся семья Дягилевых была репрессирована) [1]. Окормлял эти две семьи протоиерей Казанского собора Тимофей Налимов, тогда еще профессор Петроградской Духовной Академии (репрессирован в 1924 г., после чего вскоре скончался) [2].

В 1921 г. Наталья стала слушательницей известного в то время в Петрограде Богословского института. Основан был институт по благословению Священномученика митрополита Вениамина Петероградского. Ректором и основателем его был митрополит Григорий (Чуков), ближайшими помощниками которого являлись Иван Павлович Щербов (похоронен на Никольском кладбище) и Федор Константинович Андреев, который прибыл в Петроград после закрытия Московской Духовной Академии, где он заведовал кафедрой систематической философии и логики. В городе на Неве он начал свою новую просветительскую деятельность. В Богословском институте и произошла встреча Натальи и Федора Константиновича. В июне 1922 г. они обвенчались, договорившись до свадьбы, что Федор Константинович примет сан, при этом невеста встретила решение жениха с радостью. Молодых обвенчали в Троицкой церкви, которая находилась на Стремянной ул., но до нашего времени не сохранилась. Свадьба была пышная, с огромным количеством гостей, среди которых были православный издатель Михаил Александрович Новоселов, известные русские философы — Николай Лосский и доктор исторических и богословских наук Лев Платонович Карсавин (в 1922 г. выслан за границу, затем жил в Литве, в 1949 г. арестован и получил 10 лет лагерей, где и скончался в 1952 г.) [3].

Наталья Андреева поселилась у мужа на Загородном пр., где жили ее свекровь и сестра мужа. В декабре 1922 г. епископ Николай (Ярушевич) рукоположил Федора Андреева в сан священника и назначил служить в Казанском соборе, но через год Казанский собор захватили обновленцы, о. Феодора уволили, а у матушки Натальи родились две дочери-близнецы. Для семьи начались испытания. Наталья Николаевна продолжала работать реставратором в Русском музее. В это время в одном из своих писем о. Федор писал: «Провожу дни в томительном безделии, заполненном лишь заботами о дочках и самообразованием. Господь материально поддерживает, но трудно сладить с какой-то тоской по настоящей церковной работе… В жене, по милости Божией, нашел совершенного друга. Много я с ней видел радости и утешения, и благодарю Бога за чудесный его выбор» [4].

Это было духовное соединение душ. Дополняя друг друга, Андреевы стали опорой для многих людей, разобщенных в 20-е годы вихрем революционной вражды, а их квартира на некоторое время стала одним из духовных центров Ленинграда. В 1925 г. арестовали брата матушки Натальи, которому исполнилось 30 лет, Михаила Флоровского — члена Александре-Невского братства. Он был отправлен на Соловки, затем в Кемь, после освобождения арестован в 1941 г. и вскоре скончался. Наталья Николаевна переписывалась с братом, но свидеться им не было суждено. Всю жизнь матушка Наталья занималась благотворительностью и помогала ближним. Из показаний следственных других дел видно, что у нее постоянно кто-то жил, многих она поддерживала, некоторым давала различные поручения. После ареста брата она приютила и поселила в его комнате молодого филолога Николая Александрова. Николай — крестник о. Иоанна Кронштадтского (хорошо всем известен снимок, где о. Иоанн Кронштадтский сфотографирован в саду с мальчиком в матросском костюмчике. Этот мальчик и есть Николай…)

Была дружна Наталья Николаевна и с братьями Егоровыми — архимандритом Львом, расстрелянным в 1937 г., и о. Гурием, который был духовником Натальи Николаевны и ее матери. Архиепископ Гавриил Воеводин, о. Павел Флоренский, Иван Михайлович Андреевский (арестованный по делу братства Серафима Саровского в 1928 г. и сосланный на Соловки), филолог Бахтин, пианистка Мария Юдина — все эти люди хорошо знали друг друга и дружили с четой Андреевых. В начале 1927 г. о. Федор получил сан протоиерея. 14 июня 1927 г. он был арестован первый раз, а в сентябре 1928 г. — второй. В это время была написана знаменитая Декларация митрополита Сергия, и в противовес ей в Русской Православной Церкви началось иосифлянское движение (по имени возглавившего движение митрополита Иосифа (Петровых). Протоиерей Федор Андреев примкнул к этому движению, но вскоре, в 1929 г., скончался и был погребен на Никольском кладбище. Рядом с ним находится могила митрополита Иоанна (Снычева).

После его кончины матушка стала известной общественно-церковной деятельницей и продолжала свой скорбный путь уже одна. Она дважды ездила в ссылку к митрополиту Иосифу (Петровых), что было небезопасно, и была арестована 21 сентября 1930 г., в день Рождества Богородицы. Она проходила по сфабрикованному делу ИПЦ. Следствие шло год, а затем Наталью Николаевну перевели в московскую тюрьму. К ней приезжала мать. Свидание было тяжелым: матушка Наталья смотрела на мать, плакала и молчала. Вот как о ней вспоминала Мария Николаевна Юдина: «Наталья Николаевна была красива, одарена, очаровательна и многострадальна. И мужественна — год сидела на Лубянке, во внутренней тюрьме. И когда от нее не добились искомого ответа, ей кричали: „Посидишь в одиночке — вспомнишь!“ Но ее не били, к счастью. Она, Наташа-то, никого и ничего не предала…» [5] Только благодаря хлопотам друзей приговор удалось изменить: пять лет концлагеря на три года поселений в Алма-Ату. Наталью Николаевну освободили в 1933 г. и матушка поселилась в Толмачево, поскольку жить в Ленинграде ей было запрещено. После убийства Кирова поднялась новая волна репрессий. Появилось понятие «социально опасный элемент», под который попадали тысячи людей и, конечно, имевшие уже судимость. Наталья Николаевна с дочерьми уехала в Брянск к брату. Годы скитаний закончились, когда она после жизни в Куйбышеве вернулась в родной город в 1955 г. Матушка сняла комнату на ул. Блохина, близ Князь-Владимирского собора и стала его прихожанкой. Наталья Николаевна Андреева скончалась 7 марта 1970 г. Погребена на Северном кладбище. Последние два года она снимала комнату у Покровской церкви в Мариенбурге.

Здесь матушка особенно сблизилась с протоиереем Петром Белавским и его матушкой, о которой и пойдет следующий рассказ.

Матушка Ксения и отец Петр Белавские

В Санкт-Петербурге хорошо известен исповедник протоиерей Петр Белавский. Он родился в п. Тайцы близ Петербурга и Гатчины, с этими местами связана его исповедническая судьба. Окончив Петроградскую Духовную семинарию в 1921 году, он был рукоположен в сан священника митрополитом Вениамином (Казанским) и назначен на служение к церкви св.блгв.кн. Александра Невского в Тайцах. Он же благословил о. Петра на брак с девицей Ксенией.

Ксения Васильевна родилась в Ревеле в 1900 г. и была моложе своего жениха на восемь лет. Она окончила гимназию и имела хорошее воспитание. Ее отец — Василий Павлович Бондарев, родом из потомственных дворян, окончил Александровское училище в Москве, служил в чине подполковника. В 1906 г. он сменил погоны офицера царской армии на рясу священника и был рукоположен во иерея. До Первой мировой войны служил настоятелем Владимирской церкви Николаевского военного госпиталя, затем стал полковым священником, получил сан протоиерея. Его арестовали в 1929 году, и почти сразу, 21 мая, расстреляли. Лишившись отца, Ксения Васильевна тревожилась за мужа, и не напрасно: 28 ноября его забрали в ОГПУ. Он привлекался по делу иосифлян, по которому всего проходило 44 человека. Двое из них, протоиерей Сергий Тихомиров и иерей Николай Прозоров, были расстреляны в августе 1930 г. (оба канонизированы Русской Зарубежной Церковью).

У матушки Ксении в то время было на руках две дочери — Ксения, шести лет, и Александра, которой исполнилось полтора года, а также овдовевшая мать Ксении Васильевны.

На допрос о. Петра вызывали несколько раз. Из протоколов этих допросов видно, сколь была отлажена слежка за священниками, каждый шаг которых был известен чекистам, ожидавшим удобного случая для ареста как можно большего числа людей. В деле о. Петра Белавского, кстати сказать, часто упоминается имя Натальи Николаевны Андреевой как активной участницы церковной жизни того времени и ее уже покойного мужа о. Федора. О. Петр Белавский открыто признал свое неприятие советской власти, не мог смириться с тем, что «радости советской власти — есть радости Церкви» [6]. Во время следствия матушка Ксения приходила на свидание к супругу. Он сумел сказать ей, чтобы она уничтожила его бумаги, хранившиеся за дровами в сарае, что она и исполнила. В это время она жила в постоянном страхе за детей и мужа. 5 марта 1930 г. [7] ее вызвали на допрос. Это практиковалось — когда не удавалось добиться нужной информации от арестованного, на допрос вызывали его жену, которую запугивали, уговаривали, обещали, что от ее правдивых показаний зависит будущее ее мужа и детей. К тому же большевики распустили слух, что, дескать, попы очень богаты, и поэтому народ иногда злобно смотрел в сторону своих бывших духовников; а их матушки подвергались гонениям, поскольку у них искали якобы сокрытое золото, хотя многие из них жили впроголодь. Это делалось сознательно: с одной стороны — озлобляло народ против духовенства, а с другой — запугивало население и гарантировало полное изъятие церковной утвари, богослужебных книг — буквально всего, что было связано с Православной Церковью. Эти вещи часто прятали прихожане, что тоже было небезопасно в то время, и что не должно было укрыться от глаз молодой Советской республики.

Отец расстрелян, муж в тюрьме, на руках маленькие дети, а сама мать-матушка, которая более двух месяцев терпела пытки и издевательства тюремного режима, что надломило ее здоровье. Она никогда не могла забыть тюрьму и оправиться от пережитого. Матушке Ксения исполнилось тогда тридцать лет. Ксении Васильевне советовали развестись с батюшкой, но она понимала, что если Господь дал ей такой крест, то его надо нести и, более того, надо поддерживать мужа. О. Петр после первого ареста был отправлен в Соловецкий монастырь, превращенный советской властью в концлагерь. Матушка поехала к нему. Эти поездки тогда были опасны, во-первых, потому что трудно было устроиться где-либо на ночлег, поскольку люди боялись предоставлять жилье лишенцам, а во-вторых, проводились постоянные облавы на тех, кто приезжал к заключенным и тех, кто помогал приезжим. Этому всеобщему явлению помогал закон о паспортизации, согласно которому человек должен был жить и находиться только согласно своей прописке. Но, несмотря на все опасности, матушка Ксения добралась до мужа, привезя ему драгоценный сверток — кусок сливочного масла, который после их свидания забрал себе конвоир.

Непосильная жизнь, голодные дети, слезы разлуки и тоски — все это пришлось пережить женам священников.

Вскоре матушку Ксению выслали на сто первый километр, где в горе и тревоге проходила ее жизнь. Ей повезло: муж вернулся, и они благополучно поселились в Гатчине, где о. Петр начал служить в Павловском соборе. Затем времена переменились и его отправили за штат. В последние годы жизни ему вновь разрешили служить, но уже в Мариенбургской церкви Покрова Богородицы, близ Гатчины. Здесь о. Петр Белавский и обрел свое последнее пристанище — рядом с могилой матушки Ксении, которую он похоронил у стен Покровского храма, успев ей сказать, может быть, самые главные слова: «Единственная, верная моя, всегда, во всем…»

Интересно, что когда о. Петр получил назначение в Покровскую церковь, все скорбели, поскольку не хотелось покидать налаженную приходскую жизнь Павловского собора, но только матушка Ксения не унывала, убеждая, что они идут под покров Божией Матери. [8]

Диву даешься: как будто это была одна семья — так невидимой нитью связал Господь судьбы репрессированных православных между собой: родственными узами или служением, тюрьмой или ссылкой и всех — страданиями за веру Христову. Поэтому неудивительно, что именно к отцу Петру Белавскому приехала после ссылки матушка о. Григория Сербаринова, которой о. Петр приходился двоюродным братом.

Матушка Антонина и о. Григорий Сербариновы

Матушка Антонина Ивановна была женой о. Григория Сербаринова, сына разорившегося помещика, впоследствии известного в Санкт-Петербурге священника. Он закончил Рязанскую Духовную семинарию, затем, в 1905 г., — Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Сначала он преподавал в Духовном училище города Вятки, а затем стал священником в Петропавловской церкви при больнице в невской столице. В царское время, благодаря своей эрудиции (он владел восемью иностранными языками), был избран членом Комиссии по сближению Русской Православной Церкви с Англиканской и даже опубликовал отчет о работе этой комиссии в 1910 г. Десять лет о. Григорий прослужил в церкви во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» на Шпалерной. Кстати сказать, именно о. Григорию Сербаринову мы обязаны сохранением здания этой церкви: когда ее хотели снести, именно он обратился к Луначарскому, которому сумел доказать, что здание церкви, построенной известным архитектором Руска, следует сохранить как памятник архитектуры.

В церковном доме находилась тогда квартира священника. Здесь жила семья о. Григория, родились его дети. Одна из его дочерей жива и хорошо помнит эту квартиру. У о. Григория и Антонины Ивановны было две дочери и сын.

Четыре ареста своего мужа-священника пережила матушка Антонина, поддерживая его во всем: арест 1918 года в Трубецком бастионе ППК длился около четырех месяцев; второй арест 1922 г. закончился ссылкой в Оренбург, Уральск, Джамбет, где он сидел вместе с архитектором Журавским и философом Пищулиным. [9]. Арест 1933 г. завершился для него концлагерем на Колыме.[10] В 1937 г. батюшку освободили, чтобы расстрелять 8 января 1938 г., в Рождество Христово, в Казани. [11] Мы запросили архивные документы и получили протоколы всех его допросов, из которых видно, что он остался верен Церкви и пострадал за Христа как мученик. В этих архивных документах весьма скупые сведения о его матушке, но и родственники, к сожалению, мало что могли поведать о ней, поскольку печать молчания того времени легла на всех пострадавших в годы гонений. Почти все люди, пережившие эти тяжелые годы, уносили свои воспоминания в мир иной и, как правило, не делились воспоминаниями с родными. Однако в епархиальном архиве сохранились письма-прошения матушки Антонины, обращенные к ленинградским митрополитам. Из них мы знаем, что после ареста о. Григория в 1934 г. его матушку выслали в Казахстан. В 1937 г. выслали и их дочь Нину. Там, в ссылке, им удалось соединиться и жить вместе. Но их жизнь в изгнании трудно поддается описанию. Пытаюсь и не могу себе представить, как они неделю жили на камнях, у реки, под открытым небом. Никому не нужные, брошенные всеми в прямом смысле слова, лишенки из Ленинграда, больные (обе имели инвалидность), они были обречены на мучительную голодную смерть в чужом краю, и только потому, что одна из них была женой священника, а другая — его дочерью. Причем сына, который впоследствии тоже был репрессирован, матушка оставила в Ленинграде на попечении у близких людей, так как взять его с собой было невозможно. Но милость Божия велика, и Господь послал добрых людей, которые подобрали мучениц, помогли устроиться на первых порах, но платить за квартиру было нечем, а на работу их не брали. Находясь в безвыходном положении, матушка, обращаясь за помощью к митрополиту Григорию (Чукову) пишет: «В чужом городе, без работы, жилья, голодные, что терплю — один Господь ведает» [12]. Ни один митрополит никогда не отказал ей в помощи, а в 1955 г. ей была назначена пенсия, но не от государства, а от епархии, как вдове священника, послужившего столько лет Господу и имевшего награды.

В Государственном Историческом архиве нашего города находятся документы, рассказывающие о том, что районные власти не знали, как поступать с семьями репрессированных, и несколько раз делали запросы в ЦК с просьбой разъяснения, поскольку выдавать справки о расстреле означало не только дискредитировать советскую власть, но и дать право на пенсию и льготы в связи с потерей кормильца. Поэтому родным часто выдавали ложные справки о том, что их близкий скончался от болезни в лагере или на поселении. Такие справки вносят иногда определенную путаницу в некоторые дела.

Только помощь митрополитов, ни разу не отказавших в помощи матушке о. Григория Сербаринова, позволила выжить в Казахстане и вернуться на родину, но она долгое время оставалась в неведении о расстреле мужа.

Так ничего не узнала об истинной кончине своего батюшки матушка Зинаида Васильевна Богоявленская.

Матушка Зинаида и о. Леонид Богоявленские

…Своей дочери Нине она говорила, что он скончался в годы войны, где-то в ссылке. Так и пошли эти сведения в наш Синодик, пока не стали мы уточнять эти данные, и перед нами не открылась жизнь этого замечательного пастыря и его семьи во всей полноте их подвига.

Дочь о. Леонида рассказала, что их мама, Зинаида Васильевна, не хотела выходить замуж за Леонида Богоявленского: он показался ей некрасивым и, увидев жениха в первый раз, она выбежала из зала, бросилась в своей комнате на кровать и зарыдала. В комнату вошел с ремнем отец. Этот символ послушания напомнил, что слезы напрасны. Отцом Зинаиды был священник Василий Архангельский. Эта традиция — выдавать замуж и женить детей на людях из своего сословия — была очень крепка в России. Зинаида полюбила своего мужа, который оказался очень добрым, сердечным и умным человеком и прекрасным отцом. Его хорошо знали в городе как настоятеля крупнейших городских храмов: Князь-Владимирского, Исаакиевского, Измайловского. Соборов. Несколько лет до этого он служил в храме в «Крестах». Протоиерей Леонид был членом различных комиссий, епархиального совета и некоторое время его секретарем, служил в Финляндии, бывал в Англии как член Комитета по сближению Англиканской и Русской Православной Церквей. Матушка о. Леонида соответствовала положению супруга: она была образована и тактична, прекрасная хозяйка и мать. У них было четверо детей (младшая дочь родилась, когда о. Леониду было 50 лет). Четыре ареста мужа пережила матушка, оставаясь с детьми на руках. В 1922 г. он проходил по делу митр.Вениамина. Смертный приговор ему заменили на пять лет тюрьмы, как и протоиерею Николаю Чукову, впоследствии митрополиту Ленинградскому и Ладожскому, с которым они были дружны.

Матушка Зинаида поехала в ссылку с о. Леонидом после его третьего ареста в 1935 г. Они поселились на краю казахского села, испытывали страшную нужду и холод. Нечего было есть, не было одежды, работы, денег. Видя истинное христианское смирение, люди удивлялись этим русским и начинали им помогать. Постепенно жизнь немного наладилась, если не считать чужбины и болезней. Матушка Зинаида вернулась в Ленинград только тогда, когда о. Леонида арестовали последний раз. Больше они не виделись. Она долгие годы жила надеждой, что он жив, как говорится в Писании: «Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его»(Песн: 3;2). Теперь мы знаем, что протоиерей Леонид Богоявленский был расстрелян за веру Христову 23 ноября 1937 г. в Казахстане. Матушка Зинаида скончалась через пять лет от кровоизлияния и была похоронена на Большеохтинском кладбище.

Матушка Мария и о. Петр Чельцовы

Протоиерей Петр Чельцов — уроженец Рязанской губернии, окончил Киевскую Духовную Академию. После первого курса он вступил в брак с Марией Ивановной Стародубровской. Она закончила Женское епархиальное училище, а затем курсы сестер милосердия. Ее супруг блестяще заканчивает Духовную Академию и назначается преподавателем Священного Писания в Смоленской Духовной семинарии. В 1922 г. — арест, дело прекращено за недостатком улик. Матушка очень плакала, но потом вдруг успокоилась и сказала «Он придет. Придет!»

В 1923 г. Патриарх Тихон наградил его крестом с украшениями, а в 1927 г. — митрой. В этом же году его вновь арестовали, но виновным себя он не признал. Его отправили на три года в концлагерь на Соловки, где он окончил курсы фельдшеров и работал фельдшером. Матушка в это время окончила курсы вышивания и продавала свои вышивки, чтобы все деньги отправлять о. Петру на Соловки. Она сама поехала туда, чтобы повидать любимого батюшку. Напекла пирожков и добилась свидания. Они так обрадовались встречи и так заговорились, что не заметили, как кто-то съел пирожки, которые матушка оставила рядом на пенечке. Его матушка была достойной спутницей. Они нежно любили друг друга, но не имели супружеских отношений, воспитали приемную дочь. Мария Ивановна часто ездила к старцам и побуждала к этому своего супруга.

После досрочного освобождения в 1929 г. священника отправили в Вологодскую область. Матушка поехала с ним. В 1933 г. он снова был арестован и получил три года лагерей: валил лес, работал фельдшером. «Моя жизнь — чудо» — говорил он, имея в виду силу Божию, хранившую его. В 1936 г. он освободился и начал служить во Владимирской епархии. В 1941 г. — четвертый арест. В 1949 г. — пятый арест, десять лет ИТЛ. В 1955 г. его, уже инвалида второй группы, старого и больного, выпустили на попечение матушки Марии, у которой взяли подписку, что она согласна взять его на иждивение. Известно, что после его последнего ареста матушку выгнали из дома, отобрали дрова, но, по милости Божией, люди помогли ей тогда выжить. В 1956 г. он стал служить в небольшом храме владимирского села Пятница. Народ, который не обманешь в отношении чуткости, шел к батюшке. Однажды он упал в алтаре от усталости. Благодарные люди приносили им продукты, а они с матушкой отдавали одежду, деньги нуждающимся. Матушка была приветлива, но когда надо, могла проявить и строгость. Батюшка почил мирно 12 сентября 1972 г. Гроб с телом обносили вокруг храма, а за ним несли носилки, на которых лежала матушка: она не могла сама идти и плакала так сильно, что ее невозможно было утешить. Через три месяца она скончалась. О. Петр прославлен Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 2000 г.

Один благочестивый родословный корень имеет о. Петр и священномученик протоиерей Михаил Чельцов.

Матушка Анна и о. Михаил Чельцовы

Протоиерей Михаил Чельцов был прославлен по представлению Санкт-Петербургской епархии летом 2005 года. Его расстреляли в праздник Рождества 1931 года. Этот пастырь хорошо известен в городе на Неве. Мы знаем его мученический подвиг, знаем его и как настоятеля Измайловского собора, и как духовного писателя и известного проповедника, проходившего по делу митрополита Вениамина, когда смертную казнь ему заменили тюремным заключением. Шесть раз батюшка был арестован в годы советской власти. Знаем мы и о том, что последний его арест был связан с делом дочери принца Ольденбургского, графини Е.К.Зарнекау. Не перестаешь удивляться, вдумываясь в жизнь этого пастыря, той силе духа и любви ко Господу, которая дала ему такую благодать, чтобы идя на расстрел петь тропарь Рождеству Христову!

Но сегодня хочется воспеть тихий, незаметный подвиг его матушки.

Они познакомились, когда Михаил Чельцов в 1898 году по представлению епископа Нарвского Иоанна, был переведен на должность противораскольнического миссионера Санкт-Петербургской епархии. Уже позади была Духовная семинария и учеба в Духовной академии. Летом Михаил отправился в отпуск, к отцу на родину. Семья Чельцовых была большой и дружной. Здесь-то и увидел Михаил Анечку Агламазову, подругу его сестры Александры, с которой она училась в женском епархиальном училище. Аня была родом из потомственной семьи священников, и с детства мечтала о монашеском подвиге. Встреча с умным и обаятельным Михаилом изменила ее жизнь: летом 1902 г., они обвенчались.

Впоследствии у Чельцовых родилось семеро детей. Молодая семья поселилась в Петербурге. Брак не просто был удачным, он был счастливым.

Об этом говорят письма, которые отец Михаил писал своей жене из-за точения, и которые промыслом Божием дошли до нас. Эти письма написаны после 20 лет совместной жизни. Вот некоторые строки из них.

«…Как хочется в такие минуты быть около тебя. Твоя близость, твои простые, всегда задушевные слова на меня действовали самым успокаивающим, благотворным образом. Твоя крепкая вера в Господа, несомненная надежда на Его промысел, так меня всегда подымала и ободряла… Я не раз задавал себе вопрос о том, в чем счастье в жизни? И обычно на него отвечал одинаково: оно в том, что я живу с тобой. Мне не нужна жена ученой, этого много и у меня… А что если бы она была, что называется с характером? И это при моей раздражительности и вздорности? Вот где был бы воистину Содом. Только твоя всепрощающая любовь, успокаивающая ласка, терпеливая кротость, молчаливое перенесение моих грубостей и т. п. твои добрые свойства — все это сглаживало угловатости моего характера, смягчала мою вздорность, вносило в нашу семейную жизнь мир и тишину. Мне около тебя бывало как-то всегда тепло, уютно, и от тебя я шел на работу почти всегда в мирном и добром настроении. Господь послал тебе такой ужасный крест: ходить по тюрьмам к мужу- арестанту и совершенно одиноко нести все хлопоты и заботы о большой семье и расстроенном бедственном положении. Я всегда полагал: это тебе как бы в успокоение за твое желание монашеской жизни…. Скажи мне, или лучше напиши: не согрешаю ли я, что люблю тебя больше, сожалею горячее и вспоминаю чаще, чем детей — всех вмести и каждого порознь?» [14]

Родные рассказывают, что в 1931 году, тяжело переживая гибель мужа, Анна Федоровна подолгу сидела на улице, ждала его.

 — Матушка, уже вечер, холодно, идите домой, — говорили соседи, сопереживая ее горю.

 — Не отдали мне в тюрьме батюшкин гребешок. Хороший такой гребешок, оловянный.

 — Да купите другой!

 — Нет, о. Михаил его очень любит. Придет домой, а головку его причесать нечем.

После этого она перестала радоваться жизни, хотя прожила еще долго. Она уже никогда не смеялась, даже улыбалась редко. Она долго и тяжело болела, обварилась кипятком, почти ослепла, но никто не слышал от нее ни жалоб, ни упреков. Спокойная и всегда доброжелательная, она любила читать Новый Завет. Она растила детей и внуков. Два ее сына сражались за Родину, а два других сидели в лагерях. Один погиб на войне, другой — на лесоповале. В последние годы она грустила, ждала встречи с мужем… Она скончалась в 1958 году и похоронена на Богословском кладбище.

В тюрьме, ожидая смерти, отец Михаил всецело подвел итог их семейной жизни: «Не нахожу слов, чтобы дорогая ты моя мученица, мне, преклонившись перед тобою, просить у тебя самого искреннего прощения. Что я тебе дал за все годы семейной жизни? Правда, много и часто бывали у нас с тобой и радостные и счастливые дни и недели, но своим вздорным самолюбивым характером, сколько страданий и горя, даже слез я причинил тебе! Ради Господа, прости меня за все это прошлое. Готовясь в тюрьме к смерти и глубоко проникая в свою душу, я одно сознал: я тебя все время любил искренне, глубоко, всецело и нераздельно, за все эти двадцать лет даже каплю любви не отдал ни одной женщине…» [14]

В заключение хочется отметить, что духовная связь многих супругов была иногда настолько сильна, что даже смерть не могла разрушить ее. Известно, что когда Музей городской скульптуры предложил матушке Антонине Николаевне Скипетровой перенести останки ее убиенного мужа с Тихвинского кладбища Александро-Невской Лавры, она не знала, как поступить, и он явился ей во сне, сказав: «Мы никуда не поедем». После чего она не стала забирать его, могилу сравняли с землей и, как известно, могила его была найдена и восстановлена в 1991 г., а протоиерей Петр Скипетров причислен к лику святых в 2001 г. и является первым Священномучеником нашего города.

Как похожи судьбы матушек, сколь велик их подвиг, достойный преклонения! Как умели они понять тот долг, который исполняли их мужья-священники, и свою подчас незаметную роль, помогая им нести нелегкий крест. Одни из них пережили своих мужей, другие ушли раньше, но все они, можно смело сказать, были верны им и Господу до самой смерти, жертвуя всей своей жизнью для мужа своего. Жизнь этих, казалось бы, обыкновенных женщин является образцом такого высокого мужества, такой любви, которая и нас назидает умению быть верными, опираться на молитву, веровать и терпеть все, что пошлет Господь.
Лидия Ивановна Соколова, секретарь Комиссии по канонизации новомучеников, исповедников и подвижников веры и благочестия СПб епархии

СНОСКИ

1 — Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших. СПб, 2002, с. 102.
2 — Там же, с. 171.
3 — Там же, с. 121.
4 — Воспоминания дочерей о. Феодора, рукопись.
5 — Воспоминания дочерей о. Федора, рукопись.
6 — АУ ФСБ СПб П- 78 806 т. 1 л. 233.
7 — Там же л. 245.
8 — Вальковы О.И., К.И. Слово об отце Петре. СПб, 1999.
9 — Рукопись А.Г. Сербаринова.
10 — АУФСБ СПб П- 66 773 л. 556.
11 — Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших. СПб, 2002, с. 211.
12 — Архив СПБ епархии.
13 — А.В. Чельцов, рукопись.
14 — А.В. Чельцов, рукопись.